Текст книги "Дорога под солнцем"

Глава V
Детство Артема. Часть вторая

За окном падал большими, крупными и пушистыми хлопьями снег. Урок русского языка в 6-м «А» классе тянулся мучительно долго, учительница рассказывала какие-то правила. Артем иногда что-то записывал к себе в тетрадь, а так в основном слушал и, наконец, не выдержав, предложил Кольке-соседу:

– Колян, давай «таки» считать? Чувствую, сегодня рекорд будет, еще 20 минут до конца урока.

Учительница русского языка и литературы Тамара Николаевна была полная женщина, невысокого роста, лет пятидесяти. Она очень любила повторять после каждого предложения или фразы слово «так», особенно это было заметно и часто, когда кто-нибудь из учеников отвечал у доски. Артем это давно заметил и иногда считал про себя, и получалось временами до 70–80 раз за урок. Это совсем не означало, что Артем недолюбливал учительницу или насмехался над ней – он просто всегда обращал внимание на нечто необычное, нехарактерное, такое ему сразу же бросалось в глаза или резало слух.

– Давай, – хихикнул Колька. Как раз в тот момент Тамара Николаевна сказала «так» два раза подряд. При количестве 25 «таков» у них вспыхнул спор.

– Я тебе говорю, 27 было, – настаивал Артем, который очень чутко следил за каждым словом, – ты писал в то время, когда она говорила.

– Да ничего я не писал, 25, тебе говорю.

– Репкин, Федосов! Так, в чем дело? – громко спросила Тамара Николаевна.

Спор резко прекратился, и оба ученика сделали лица сосредоточенными и внимательно слушающими урок.

– Так, почему разговариваем на уроке? – продолжила Тамара Николаевна.

– Я у Коли ручку попросил, моя не пишет, – ответил Артем.

– Сейчас пишет?

– Да.

– Так, продолжаем урок, – сказала Тамара Николаевна.

– Вот тебе еще три, – шепотом сказал Артем, но Федосов был уже серьезен и не играл больше, на том считалочка прекратилась. Но Артем еще какое-то время продолжал считать один.

В этот момент дверь учебного класса отворилась и вошла завуч Евгения Васильевна – небольшого роста, полная женщина, – а с ней вместе девочка.

– Здравствуйте, ребята, садитесь, – ответила она на приветствие учеников. – Я займу у вас три минутки, – обратилась она к Тамаре Николаевне, последняя кивнула головой в знак согласия и понимания. – Ребята, я хочу вам представить новую ученицу, ее зовут Дана Богданова. Она из Болгарии, ее родители приехали к нам в Союз работать, и она будет учиться у вас в классе до конца учебного года. Дана понимает и говорит по-русски, но немного, надеюсь, вы ей поможете в освоении русского языка. Все, Тамара Николаевна, я закончила, можете продолжать урок. А вы, ребята, не обижайте новенькую, – добавила строго завуч, после чего не спеша, величественно удалилась.

В классе воцарилась полная тишина, только на задней парте кто-то цокнул языком. Все внимательно смотрели на новенькую. Девочка была их возраста, среднего роста, с правильными, чуть крупноватыми чертами лица, с черными, пышными, вьющимися до плеч волосами и большими карими газами. Одета она была, в отличие от ребят в классе, не в форму – на ней было светло серое платье, ослепительно белые гольфы, бирюзового цвета водолазка и вязаная кофточка под цвет платья. Она смотрелась очень контрастно на фоне всех, как белая птица в смешанной, черно-серой или темно-синей стае.

– Проходи, пожалуйста, Дана, садись, – сказала Тамара Николаевна и обратилась к классу: – Где есть свободное место, ребята?

– У меня свободное место, – вызвалась Лена Сорокина, с готовностью убирая со стула портфель.

Артем, не отрываясь, смотрел на новую ученицу. Она казалась ему необычной, уникальной и непохожей на остальных, даже смотрела она как-то по-особенному, ее взгляд был более открытым и мягким, что ли. С первого мгновения его почему-то потянуло к ней. Конечно, она была первая иностранка, которую он видел в своей жизни так близко, но дело было не только в этом. Ему захотелось пообщаться с ней, дотронуться до нее. Объяснить себе он это не мог. Девочка была милая и приветливая. Она успела всем, кто сидел рядом, улыбнуться и произнесла пару слов с небольшим акцентом.

Она сидела недалеко от Артема, всего через две парты, и он время от времени посматривал на нее со странным и непонятным чувством. Он больше не играл, не считал «таки», но и не был занят уроком. Дана ему понравилась. Чем? Он ответить на этот вопрос себе не мог. Он только почувствовал, что внутри него появилось такое волнительное, новое ощущение.

Как уже упоминалось ранее, у Артема в силу характера сложились непростые отношения с противоположным полом, и теперь он сидел, задумчиво поглядывая на Дану, и не знал, что ему делать, даже готов был расплакаться от бессилия, найти какой-то ответ или решение. Ему впервые самому захотелось подойти к девочке, поговорить, познакомиться, но как? Когда он представил себе, что все будут смотреть, шушукаться, пойдут разговоры типа «посмотрите-ка, наш драчун втюрился», косые взгляды, насмешки… нет, это немыслимо, неприемлемо. О том, чтобы задирать, толкать ее, даже не было и речи.

До конца урока Артем думал только об этом. Когда прозвенел звонок, выведший его из тяжких раздумий, он против обыкновения стремглав лететь к выходу некоторое время сидел неподвижно и затем стал не спеша собирать свой портфель, уже, когда класс заметно опустел. Только возле стола новенькой собралась группа из семи – восьми девочек, которые засыпали ее вопросами. Дана отвечала как могла и спрашивала их тоже со своей стороны.

Вопросы были простые, типа большая ли семья, давно ли она здесь, далеко ли живет, давно ли в Союзе, есть ли отличие в учебе у них и у нас. О том, чтобы сейчас Артему присоединиться к разговору, не могло быть и речи. Он встал и молча вышел в холл, смотря на Дану и думая обо всем этом. На перемене он был неразговорчив, задумчив и грустен. Даже когда ребята, Савощук и Шкундяев, предложили присоединиться к игре в фантики от жвачек, он отказался, хотя всегда с огромным удовольствием играл в нее, так же, как и в пробки.

Фантики, как и сами жевательные резинки, были редкостью и доставлялись в основном приезжающими из-за границы. В СССР жвачки не было. Сами фантики были очень разнообразными и имели разную стоимость по редкости. В эту игру обычно играли на ступеньках лестничного пролета. Фантик клали на ладонь, били по ступеньке, кидая его как катапультой. Целью было попасть, накрыть фантик соперника, и в случае попадания фантик забирался. Этой игрой была занята половина всех ребят в школе.

Два последующих урока пролетели также в грустных мыслях. Артем мало думал об учебе, а в перерывах так и не подошел к новенькой и не сделал попытки познакомиться, таким он уж был стеснительным и замкнутым мальчуганом. Последним уроком был труд, на котором девочки занимались вышиванием или кулинарией, а мальчики возились с железяками и деревяшками. На труде Артем наконец отвлекся от гнетущих мыслей и занялся любимым делом, так как ему одному разрешили заниматься не по теме урока. Он был занят постройкой макета корабля.

Учитель труда был очень увлеченный человек и однажды показал ребятам, как он делает макет старинного парусного корабля. Артему одному из всего класса это понравилось, и он проявил неподдельный интерес. Видно, Юрий Иванович это заметил и разрешил ему делать макет парусного судна «Санта-Мария» Христофора Колумба, тогда как остальные занимались по общей программе. Макет был большой, примерно 70 сантиметров в длину и столько же в высоту. Уже был сделан корпус, мачты, реи, смотровые мостики, оставались еще лестницы, канаты, паруса и покраска. Дело с помощью Юрия Ивановича продвигалось быстро.

– Ну вот, Артем уже может через два урока заняться покраской корабля, – сказал Юрий Иванович, обращаясь к ребятам, крутя в руках макет корабля и показывая его.

Ребята косились издали и, возможно, завидовали Артему, который весь урок клеил, шпаклевал, шлифовал и делал замеры, а им приходилось стоять у станка и вытачивать ножки для табуреток.

После школы, так и не решившись подойти к Дане, он поехал на тренировку. Взвалив на плечи тяжелую сумку, где лежали коньки, спортивная одежда, термос с чаем и бутерброды, побрел на троллейбусную остановку. Спортивная секция находилась недалеко от метро «Водный стадион», и пока он туда ехал в течение получаса, Дана все время не выходила у него из головы, хотя первые эмоции уже улеглись. Далее разговоры с товарищами в раздевалке его отвлекли от раздумий, а когда он вышел на лед, обутый в черные кожаные коньки с длинными ножами-лезвиями, подгоняемый тренером, то ледовая стихия его захватила полностью.

Ему нравилась скорость. Он старался как можно сильнее вжиматься в лед, отталкиваясь изо всей силы, и проходить повороты не заваливаясь и доставая рукой лед. Все вокруг мелькало, и он скользил по блестящей ровной поверхности и наслаждался этим, стараясь все делать так, как говорил тренер, и еще так, как он прочитал в книге, про Якова Мельникова. После разминки он долго вместе с группой нарезал круги по стадиону, находясь где-то в середине цепочки, а всего в группе было двенадцать человек. Погода была не слишком морозная; падал мелкий пушистый снежок; настроение у Артема постепенно пришло в нормальное состояние.

После тренировки он, усталый и довольный, приехал домой уже как ни в чем ни бывало. Родителям он рассказал, что в их класс пришла новая девочка-иностранка, но про свои эмоции и ощущения не стал рассказывать. На следующий день, заметив входившую в двери школы Дану – о чудо! она была одна, без свиты, окружающих ее девчонок, – Артем решился и поздоровался с ней.

– Привет, Дана, меня зовут Артем, – сказал он, улыбнувшись как можно естественней, и протянул ей руку, при этом сильно волновался, потому что никогда раньше этого в своей жизни не делал.

– Добрый дэнь, – ответила она и слегка сжала его руку в своих пальчиках, посмотрела на него внимательно своими карими и, как ему показалось, немного грустными глазами, также улыбнулась в ответ.

Артем смутился под взглядом этих необычных глаз, а рука дрогнула, ему стало не по себе, к тому же он не знал, как продолжать разговор. Он, глядя в сторону, быстро сказал:

– Ох, извини, Дана, мне надо кое-что перед уроком передать Пашке из 5-го «Б», я побегу. – И Артем убежал. Сердце его бешено колотилось, но не от бега, а от волнения. Знакомство, по его мнению, состоялось, и все прошло замечательно.

На уроках он несколько раз замечал взгляды Даны и очень смущался каждый раз, а сам посматривал на нее тайком, якобы глядя в другую сторону.

Дни побежали чередом, их общение было только в пределах привет – пока. На переменах Дана была окружена девочками из его и соседних классов, а после школы за ней приезжала машина – черная «Волга» – и забирала ее домой. Артем уже привык к ней, и у него всегда при ее появлении было хорошее настроение, а при встречных взглядах он улыбался непроизвольно, и Дана это замечала. Он относился к ней как, наверное, к произведению искусства, как к картине в Третьяковской галереи. Она всех восхищает, вызывает эмоции, но трогать ее нельзя. Следуя своему характеру скрытости, Артем стал писать записки, чего раньше никогда не делал, и это ему нравилось.

Записки были анонимные, без подписи, в которых он писал, что она очень красивая и привлекательная, а также что она ему очень нравится. Слово «любовь» он не использовал, но это было и так заметно в этих коротких посланиях. Эти записки Артем незаметно на переменах – или в конце уроков– подкладывал в портфель, учебник, тетрадь или пенал с ручками. После получения и прочтения этих записок Дана испытующе посматривала на ребят и на него тоже, но он всегда принимал самый невозмутимый и нейтральный вид. Это продолжалось долгое время. Вот только Артем все чаще стал замечать, что после прочтения очередной записки Дана смотрит строго в первую очередь в его сторону, и очень испугался, что будет разоблачен.

Он стал писать записки реже и более осторожно их подкладывать. Однако почему-то внутреннее чувство его подталкивало выражать на письме свои ощущения все чаще и чаще, хотя большая часть этих записок шла либо в письменный стол, либо в ведро. Все, что было известно о ней Артему, по информации от ребят и девочек, это то, что Дана в Союзе несколько месяцев, живет с родителями на ст. м. «Водный стадион», в квартире, которую предоставляет фирма, в которой работает ее семья. Ее отец сотрудник торгового представительства и занимается поставкой в Союз свежих и консервированных овощей и фруктов.

Когда подошел праздник 8 Марта, Артем решил сделать Дане подарок от себя лично. На сэкономленные на завтраках деньги он купил – правда, долго искал – игрушку: пушистую маленькую собачку серо-белого цвета с челкой, которая была сделана из кроличьего меха. По традиции девочек в этот день запускали в класс только после того, как мальчики разложат на столах подарки, которые одобрены были классным руководителем и куплены централизовано, но допускались частенько и личные подарки в дополнение к основным. Артем во всеобщей суете поставил на стол Даны подарок, однако его действие не осталось незамеченным.

– Ого, Репкин! Ты что, втюрился, что ли, в новенькую? – крикнул Андрей Оцып с пятой парты, который увидел этот момент.

Артем покраснел до корней волос и занервничал, однако ответил:

– Ничего ты не понимаешь, это дань уважения к девочке из братской нам страны. – После чего сел за свою парту. На том вопрос и был замят.

Девочки, как всегда шумно и с радостными возгласами, вошли в класс и устремились к своим партам. Дане собачка очень понравилась, и это было видно, так как она не выпускала ее из своих рук весь урок. Артем был счастлив, а также радовался, что остался неразоблаченным.

Через несколько дней он опять написал записку и подложил ее в учебник, там он изобразил что-то наподобие стихов, в которых сравнивал ее с розой в саду. Дана через некоторое время пришла, нашла записку, без удивления прочитала ее, лишь легкий румянец выдал ее эмоции, но в этот раз она не смотрела испытующе по сторонам – это было необычно. Артем занервничал и заерзал на стуле, но к концу урока уже забыл о ее такой реакции и был спокоен.

Прозвенел звонок, ребята с шумом собирались, громко разговаривали и выбегали из класса. Артему пришлось задержаться, по причине того, что он не успел записать домашнее задание. Когда он уже заканчивал писать, то боковым зрением увидел, как Дана подходит к его парте. В классе в этот момент оставалось несколько человек, которые были заняты своими делами и тоже уже уходили. Он оторвал глаза от своих записей и увидел, что Дана стоит прямо над ним и смотрит в его тетрадь.

«Ну вот и все, конец, разоблачен», – пронеслось в голове, и сердце быстро-быстро забилось от волнения.

– Артэм, – произнесла Дана, внимательно и строго на него посмотрев.

Он густо покраснел и – поскольку он сидел, а она стояла – смотрел на нее снизу вверх, но не в глаза, а на ее галстук.

– Это ты мне записки пишешь? – спросила Дана негромко и, как ему показалось, не сердито.

«Может, еще не все потеряно», – размышлял Артем, хотя сильно испугался, а вслух сказал:

– Какие записки? Я не понимаю, ты о чем?

– Вот эту, напримэр. – И она положила на стол, рядом с его открытой тетрадью его собственную записку. – Смотри, и почэрк твой.

Артему сделалось дурно. Он то краснел, то бледнел и не знал, что отвечать. Ему хотелось провалиться сквозь пол или испариться, в общем, исчезнуть. Казалось, что наступил для него конец света. Он молчал как рыба.

– И собачку тожэ ты мне подарил, да? – И, не дожидаясь ответа, она добавила: – Она мне очэнь понравилась, я ее в своей комнатэ поставила. Ну что ты все молчишь, Артэм?

Артем нашел в себе силы выдавить чуть слышно:

– Да, это я подарил.

– Я тебе нравлюсь, ты влюбился в мэня?

После этого вопроса Артем с трудом понимал, почему мир еще стоит, а не рухнул вместе с ним. Он собрался и, посмотрев впервые ей в глаза, впервые в своей жизни в глаза девчонке, сказал, ожидая в ответ что-то ужасное, вплоть до удара учебником по голове:

– Да, – выдавил он, кивнув головой.

– А почему я тэбе нравлюсь? – ее голос звучал нежно, но строго.

– Ты такая, такая необычная, уникальная, красивая. – Артем был рассеян и не знал, что должен говорить и отвечать, но он вдруг почувствовал в себе силы для продолжения этого непростого разговора, внимательно на нее посмотрев.

Ее большие карие глаза были открыты больше обычного и внимательно смотрели на него, а легкий румянец покрыл ее пухленькие щеки. Артем встал со стула; они стояли друг против друга очень близко; он не знал, что делать дальше и что говорить. Комок подступил к горлу, и он слышал биение своего сердца. Так они стояли некоторое время, пока Дана первая не нарушила молчание:

– Давай дружить. – И она протянула ему руку.

– Давай, – долго растягивая это слово, как в оцепенении, ответил Артем и неловко пожал ей руку, а она в ответ чмокнула его в щеку, чего он никак не ожидал и стал пунцовым.

– Ну ладно, я пойду, скоро перемена заканчивается, – сказала Дана.

– Хорошо, – ответил Артем. Он был в шоке и как под гипнозом.

В этот момент дверь скрипнула и вошла учительница русского языка и литературы:

– Так, что это вы тут делаете? Опять Репкин девочек обижаешь, да еще новенькую?

– Вовсе нет, Тамара Николаевна, я тут по домашке объяснял Дане. – Он замялся, но был рад, что учительница появилась вовремя, так как он чувствовал себя все более и более неловко.

Дана, взяв свой портфель, удалилась из класса, а он стал машинально и медленно собирать свой.

– Репкин, непривычно тебя видеть задерживающимся после занятий, – улыбнулась учительница.

– Так получилось, я домашнее задание записывал. Да я все уже, побежал. До свидания, Тамара Николаевна.

Он выскочил из класса и помчался вниз по лестнице. Добежав до первого этажа, он забился под лестницу, взобрался на стол, не выпуская портфеля, и только тогда перевел дух. Последние десять минут для него были минутами позора и сродни марафону. Он весь вспотел от волнения и переживания.

«Как теперь быть? Она все узнала! Что же теперь делать? Какой позор для меня! Теперь и другие узнают. Что будет дальше и, главное, как себя теперь вести с Даной?» – мысли лихорадочно крутились в голове. Он просидел так еще некоторое время, пока его внезапно не отвлек грубый голос:

– Э, ты че тут сидишь? у тебя сигарет нет, случайно?

Артем посмотрел, кто это пробасил. Оказалось, долговязый Игорь из 9-го «Б», у которого блестела красная повязка на рукаве, означавшая дежурного по школе.

– Че, оглох, что ли? – не получив ответа, пробасил вновь Игорь.

– Нет у меня сигарет, живот вот чего-то прихватило, – ответил наконец Артем.

– Живот прихватило, так скачи в медкабинет. Че тут сидеть.

– Да, я, наверное, пойду уже. – Артем медленно слез со стола и поплелся наверх; уже скоро начинался урок биологии.

Пока он поднимался, он решил, что надо будет себя вести как ни в чем не бывало, как будто ничего не произошло. Когда он достиг двери кабинета биологии, то прозвенел звонок и все уже входили. Артем быстро проскользнул на свое место, стараясь не отыскивать глазами Дану и ни на кого не смотря вообще. Урок начался, однако произошедшее так потрясло Артема, что тема урока совсем не усваивалась в его голове. Мысли были очень далеко от учебы. Он пытался разобраться во всем этом, и еще его тревожило и беспокоило, что думает о нем Дана.

«Наверное, если она не устроила скандал и не оттаскала меня за волосы, а предложила дружить, я ей нравлюсь тоже? А если она специально так сказала, чтобы меня обмануть и не обижать? А может, у них так принято, у иностранцев: в лицо одно говорят, а делают другое. Ладно, в конце концов, то, что произошло, не воротишь и пусть так все и идет», – сдался он наконец и стал вникать в то, о чем говорила учительница.

После урока – а биология была последней – он, стоя на лестнице уже одетый, перед входом в школу, смотрел, как Дана садится в черную «Волгу». Она помахала ему рукой, он в ответ тоже, однако покосился предварительно по сторонам. Машина уехала, а он смотрел ей вслед. Ему вдруг стало тоскливо ото всего этого, он подумал: «А что дальше и к чему все это может привести?» От предложения ребят сгонять за пробками к «Союзу» он отказался и пошел домой. На улице уже пели птицы, журчали ручьи и по-весеннему ярко светило солнце.

Весь день Артем просидел в квартире, не выходя, что бывало с ним крайне редко, и был один. Он размышлял, разговаривал сам с собою вслух и все более убеждался, что его отношение к Дане уже переросло в нечто большее, чем просто заигрывание. Может, это и есть любовь, о которой все поют по радио и по телеку – в этом разобраться было сложно, чувство явно было незнакомое. По своей замкнутости он не хотел доверяться никому, и даже когда поздно вечером пришли родители, он им ничего не сказал. В переживаниях его еще согревала мысль о том, что Дана, может быть, к нему тоже не равнодушна, хотя она иностранка и вообще живет в другом измерении. Ночью он плохо спал и все время ворочался с боку на бок.

С произошедшего события прошло пару недель; буря эмоций, захлестнувшая Артема, улеглась; они просто общались как хорошие знакомые, улыбались и он, и она, когда здоровались или прощались. Он подарил ей брелок для ключей в виде белки, а она ему открытку с видом Софии и надписью: «Артему от Даны». При всем этом Артем не забывал со своей стороны про конспирацию и старался все это делать незаметно ото всех. Но, видимо, шила в мешке не утаишь, и изменения все же стали бросаться в глаза со стороны, даже учителя говорили:

– Репкин, что с тобой произошло? Ты больше не дерешься на переменах, не обижаешь девочек, стал просто примерным учеником, только осталось поднять успеваемость.

При этих словах он скромно сидел, наклонив голову, уткнувшись взглядом в парту. Среди ребят тоже ползли противные для Артема слухи, которых он так боялся, но он твердо отнекивался и отшучивался. Однажды, после урока истории, который проходил на 4-м этаже, Артем, будучи дежурным по классу, задержался, чтобы поправить и расставить стулья и протереть доску. Все уже вышли, кроме Даны, которая долго собирала свой портфель.

– Давай я тебе помогу, Тёма, – сказала она деловито и подошла к нему, взяв в руки губку.

Артем оглянулся с чувством беспокойства – в классе никого кроме них не было. Дана стояла напротив него так близко, что чувствовалось ее дыхание. Она была восхитительная в розовой новенькой кофточке, поверх которой был повязан пионерский галстук. Они встретились глазами и несколько секунд смотрели, не отрываясь, друг на друга неподвижно. Неожиданно для себя, скорее повинуясь инстинкту или эмоциям, чем разуму, и не в силах сдержаться, Артем вдруг сделал шаг вперед и поцеловал Дану в уголок ее губ.

Губы были мягкими, теплыми и немного влажными. Артема в этот момент охватило странное чувство, и мелкая дрожь заструилась по всему его телу. Он отпрянул назад, ожидая неизвестной ему реакции Даны. А она стояла неподвижно, смотря на него широко раскрытыми, удивленными глазами, не сделала ни одного протестующего движения. Затем подошла близко-близко, обвила его шею своими руками и прильнула к нему, подарив глубокий и долгий поцелуй.

У Артема все потемнело в глазах и все закружилось как в водовороте. Он куда-то проваливался, стоя на месте, он ощущал ее губы, тело, ее запах, волосы. Он приобнял ее за талию, слегка касаясь. Так прошло несколько секунд, а может, минут. Затем Дана высвободилась из его объятий и с веселым смехом, схватив свой портфель, выбежала из класса, оставив растерянного Артема в оцепенении, одного у доски, которую он так и не успел вытереть. Артем в изнеможении опустился на стул, он вспотел и был потрясен, на своих губах он все еще ощущал вкус ее губ.

– Что это сейчас было? – спросил он сам себя вслух, и тут же, как молния, пронеслось: «Что, если это было все подстроено, и кто-нибудь наблюдал в это время, например, в замочную скважину или через неплотно закрытую дверь?»

Он метнулся к двери и широко ее распахнул, ожидая увидеть ликующую толпу – за дверью никого не было. Заглянул в лестничный пролет – никаких удаляющихся шагов, ничего.

Он медленно вернулся обратно в класс.

– Тёма, ты целовался первый раз в жизни! Это так необыкновенно, ничего подобного раньше не было, – сказал он сам себе вслух. – Дана умница, я бы сам ни в жизнь такой поцелуй не позволил бы, – продолжил он.

После этого случая он вдруг почувствовал, что внутренне изменился. С ним что-то произошло, он влюбился в Дану, наверное, это была любовь, так ему казалось. Артем все время думал о ней, кровь приливала к голове, а сердцебиение учащалось при ее появлении. Он хотел быть с ней не только в школе, во время уроков, но знал, что это вряд ли возможно.

Жизнь ему стала казаться какой-то иной, более яркой и интересной, что ли, а может, этому еще и способствовала весна с сочной зеленью листвы на деревьях и ярким солнцем. Артем написал еще одно уже большое стихотворение и, сложив лист блокнота треугольником, аккуратно вложил в ее тетрадь; стихотворение он подписал своим именем. И хотя он все также был скрытен и осторожен, ловил себя на мысли, что ему теперь все равно, знают об этом или нет, будут что-либо говорить или нет, будут ли шептаться за спиной и показывать пальцем или нет.

Артем и Дана теперь часто целовались, улучив удобный момент или уединившись в укромных местах. Артем был счастлив от всего происходящего в его жизни, тем более что приближались майские праздники, а это для Артема было одним из самых важных событий в году, наряду со встречей Нового года.

Май для Артема начинался всегда радостно. Сначала наступало 1 Мая – в этот день, особенно в раннем возрасте, он почти всегда с отцом ходил на демонстрацию, которая начиналась в районе ст. м. «Пушкинская». Там ото всех предприятий Москвы собирались так называемые делегаты, демонстранты, которые в дальнейшем организованными группами двигались по Тверской улице и дальше следовали через Красную площадь. Там можно было увидеть и посмотреть на членов правительства и генерального секретаря, если повезет, которые стояли у мавзолея.

Настроение у Артема, впрочем, как и у всех, было праздничное с самого утра, по радио играла бодрая музыка соответствующей темы. Все демонстранты заранее снабжались плакатами, транспарантами – обычно с лозунгами или с тезисами очередного пленума ЦК КПСС – и флажками. Флажком Артем очень любил махать, сидя па плечах отца, когда они проходили по Красной площади. Пока они проходили, в громкоговоритель раздавались лозунги, которые произносил диктор, и все потом повторяли за ним и кричали громкое ура, а после этого снова играла музыка. Народу на первомайской демонстрации было очень много, несколько сот тысяч, а может и миллион человек.

После возвращения домой Артем прятал красный флажок в шкафчик как очередной трофей и ждал до следующего года.

А второй и наиболее значимый праздник был для маленького Артема День Победы. Потому что в этот день они с мамой и папой после завтрака и просмотра парада Победы на Красной площади всегда приезжали к дедушке, папиного папы.

В этот день там собирались все папины сестры и их семьи, родственников было очень много. Было праздничное, радостное настроение, и все искренне поздравляли деда, который прошел почти всю Великую Отечественную войну, участвовал в финской, имел много орденов и ранений.

Дед Артема был человек железный, так говорили все родные. Он родился в 1910 году в Рязанской области, в Кораблинском районе, в селе Пехлец, в крепкой крестьянской семье, где насчитывалось четырнадцать детей. После известных событий их причислили к кулацкой семье, так как на каждого члена семьи давали земельный надел. У них было очень много земли, которую они все обрабатывали и занимались выращиванием табака. Своих рабочих рук не хватало, чтобы обработать такие площади, и им приходилось нанимать людей со стороны.

После Октябрьской революции маленького Павлушу – так звали деда – отдали в кадетское военное училище, по специальности «артиллерист», которое он почти окончил. Во время раскулачивания и продразверстки произошел эпизод, из-за которого его исключили из училища. Комиссар во главе отряда собирал «излишки» по сельским домам, и когда пришли к ним, то мать деда, бабушка Дуня, которая тогда была беременна, встала у амбара и сказала, что не пустит туда, так как ей надо кормить четырнадцать детей. Тогда комиссар грубо ее оттолкнул, и она упала. Павел стоял неподалеку и видел это и со словами «подлец эдакий, ты что творишь!» ударил комиссара, и тот упал.

Раздувать конфликт комиссар не стал, так как Павел был при оружии, у него был табельный пистолет, а написал на него заявление. Деда забрали через пару дней и посадили, а из училища исключили. Дед, отбывая срок, написал письмо товарищу Ворошилову, и, к великому удивлению, это сработало и его выпустили, но целый год к тому времени он уже отсидел.

После этого Павел поступил в техникум, который окончил и отправился после этого в Москву к старшему брату Федору, который служил в военно-воздушных войсках и был в чине капитана. А семью, которая осталась жить в Рязанской области, раскулачили полностью, забрали все имущество, выселили из их большого и старинного кирпичного родового дома, и все разъехались кто куда, по просторам РСФСР. Старший брат помог Павлу адаптироваться в Москве и устроил его работать в Московский авиационный институт. Пока он там работал, женился, родился папа Артема, а вскоре, через пару дней, началась война.

Дед, как и многие, пошел добровольцем на фронт. Там учли его военное обучение, зачислили в артиллерийский полк и поставили на Волоколамское направление. Столько эпизодов, сколько с ним произошло на фронте, хватило бы на отдельную книгу, многие были просто невероятные, иначе их назвать и объяснить невозможно, но для примера можно привести всего один, зато какой.

Дед был тяжело ранен в 1944 году, в боях под Вильно (современный Вильнюс) и после этого комиссован по инвалидности, в чине капитана. После войны вернулся в МАИ, где стал работать в транспортном отделе. Потом знакомый ректор института, который к нему хорошо относился, устроил его начальником кремлевского гаража, где дед лично подавал автомобиль таким людям, как Маленков, и другим. Однако проработав там некоторое время, он понял, что не может работать в этой системе, так как от него требовали писать доносы на тему, куда товарищ такой-то ездил и что там делал. Поэтому дед уволился, вернулся снова в МАИ и там проработал начальником производственного цеха до самой пенсии.