Текст книги "Дорога под солнцем"

Глава VIII
Жизнь в Буэнос-Айресе. Продолжение

Через пару дней в Буэнос-Айресе была сильная гроза. Дождь так сильно лупил по крыше, что Артем, несмотря на то, что было пять часов утра, вышел на балкон – то, что он увидел, его потрясло. Дождь шел такой сплошной стеной, что соседнее здание, находящееся в тридцати метрах, не было видно. Воздух был такой сырой, что запершило в горле при его вдыхании, а по полу балкона текли потоки воды. Артем поспешил юркнуть обратно в комнату и опять лег, вслушиваясь в звук дождя.

«Это и есть, наверное, знаменитый тропический ливень, в прямом смысле как из ведра. Хотя здесь не тропики», – подумалось ему. После чего он опять заснул, звук его убаюкал.

Когда он проснулся, уже в 10 часов, то ярко светило солнце в маленькое окошечко и был виден краюшек абсолютно голубого неба, а от дождя даже не осталось и следа. Он встал, оделся и спустился вниз, собираясь сходить в магазин. Внизу он встретил жену Александра, она убирала пол на первом этаже, с помощью палки типа швабры с резиновой полоской на конце, чтобы смахивать воду.

– Привет, Лена, – сказал Артем.

– Привет. Куда собрался-то?

– Пойду в магазин за хлебом, может, еще чего возьму к чаю.

– Думаю, тебе лучше в отеле посидеть, – сказала она вполне серьезно и потом еще добавила: – Если, конечно, у тебя нет резиновой лодки или водолазного костюма.

– А при чем здесь костюм, шутишь, что ли?

– Вовсе нет, пойди посмотри, сам увидишь.

Артем открыл дверь, вышел на площадку и встал как вкопанный. Только сейчас он понял, почему в этом районе все двери, ворота и входы в здания расположены на высоте не менее полутора метров. Все улицы и переулки, не говоря о тротуарах, в обозримом пространстве превратились в реки, глубиной от метра до полутора, и вода плескалась у крайней ступеньки отельной лестницы, которых было около десяти. Из-за сильного дождя ливневые стоки не справлялись с возросшим потоком воды, и поэтому вода достигала такого уровня.

Никогда раньше Артему не доводилось видеть ничего подобного. Машины, припаркованные на тротуаре, стояли в воде по стекла. Немного вдалеке проезжал городской автобус, и его огромные колеса были полностью под водой; он ехал, благо выхлопная труба была выведена на крышу. Много людей толпилось у своих дверей, которые, по всей видимости, обсуждали эту проблему, но уныния или горя на их лицах не было, видно, что они привыкли уже давно к такому.

Справа от отеля появилась деревянная лодка, в которой несколько человек плыли, видно, по своим делам. Бродячие собаки жались на островках суши и на высоких подъездных площадках. Артем аж присвистнул от увиденного. Вслед за невиданным ливнем его ждало очередное удивление, ведь это не Венеция и не бунгало на Мальдивах.

Он вернулся к себе в комнату, а оттуда спустился к Лене, на урок испанского. Естественно, разговор начался с обсуждения увиденного. Лена объяснила, что сейчас сезон дождей и это обычное дело, а через 3–4 часа вода спадет и снова будет сухо. Она сказала, что такое не везде, а конкретно в районе Бока, так как он расположен в низком месте, в излучине реки, практически на одном с ней уровне.

Изучение языка проходило успешно. Артем быстро и легко усваивал все темы, чем удивлял Лену, для которой испанский был первым иностранным языком в ее жизни. Через несколько занятий он уже подумывал поменять педагога, жену Александра на настоящего преподавателя испанского, носителя языка Ольгу Ивановну, дочь русских эмигрантов, с похожей историей, как у случайного знакомого в кафе, Евгения. Она приходила иногда в отель, давать уроки всем, кто этого хотел, и брала за урок 3 доллара, меньше, чем жена Александра, естественно, создавая конкуренцию, поскольку качество преподавания было намного выше. Александр со временем ей запретил вести уроки в отеле, и пришлось ездить на занятия к ней домой в уже знакомый район Бажестер, где проживало много выходцев из России.

Вообще жизнь в отеле постепенно вырисовывалась и становилась Артему все понятнее. Александр образовал вокруг себя что-то наподобие клана, или группу единомышленников для поддержки. Кто в него входил: семья, которая жила на первом этаже, рядом с комнатой Александра, муж с женой лет сорока пяти и с двумя сыновьями семнадцати и девятнадцати лет, из которых никто и нигде не работал. Жили они в отеле уже месяцев семь и проедали деньги, привезенные из России после продажи квартиры.

Александр, что называется с барского плеча, иногда находил какую-нибудь разовую работенку для сыновей, типа покрасить что-либо. Жена семейства, крупная простая женщина, все дни напролет готовила, стирала, мыла Ее муж – наоборот, худенький, небольшого росточка мужичок – целыми днями проводил время за телевизором. Они приехали, кажется, из Киргизии, какого-то мелкого городка. Они держались за Александра как за спасителя и всегда были на его стороне.

Еще одна семья из пяти человек – муж с женой лет тридцати пяти – тридцати семи и три сына семи, десяти и четырнадцати лет – жила на втором этаже. Они были в Аргентине шесть месяцев, тоже нигде не работали, хотя супруг иногда куда-то ходил, видимо, на разовую работу. Дети все дни проводили в отеле, они приехали из Кургана.

Была еще пожилая супружеская пара. Пара старичков, как их определил Артем, непонятно, что делали. Жили в отеле в течение трех или четырех месяцев, брали уроки испанского у жены Александра и всегда были тоже на его стороне, а он, получая с них деньги, естественно, за них. Они жили, видимо, на свою пенсию, которую получали из России. Также там, на первом этаже, жила еще супружеская пара с ребенком лет пяти. Глава семейства был моряком, в свое время сошел на берег в Аргентине, да и остался, а потом к нему приехала жена с ребенком. Они жили в отеле полтора года и ждали документы, гражданство, а затем уже намеревались поехать с ними дальше, например, в Штаты. Он работал в порту грузчиком, жена иногда где-то что-то убирала. Видимо, на жизнь хватало.

Они дружили с Александром семьями, часто вечерами болтали вместе за телеком и пили пиво, которое Александр притаскивал из супермаркета большими сумками. Кстати, аргентинское пиво Артему понравилось, было очень вкусное, с насыщенным ароматом, делалось оно на основе природной горной воды с Анд. Самое лучшее для Артема было пиво марки «Кильмес», он только его и покупал. Это, конечно, сильно сказано, но литр в неделю или в десять дней, может быть, выходило.

Остальные постояльцы отеля были самые разноплановые, да и была здесь представлена почти вся территория бывшего Советского Союза. Семья из Харькова с мальчиком лет семи, кореец из Алма-Аты лет тридцати семи, жил один и особо ни с кем не разговаривал. Две молодые женщины из Череповца лет двадцати семи – двадцати девяти, семейная пара из Челябинска с сестрой жены. Одна женщина, лет тридцати, приехала из Владивостока с целью найти себе мужа в Аргентине и т. д.

Жильцы, или, если можно так сказать, обитатели отеля, иногда менялись. Раз в две – три недели обязательно кто-нибудь съезжал, а заселялся новый жилец. Все эти люди приехали в Аргентину по разным обстоятельствам. Кто-то бежал от разных неприятностей, в том числе этнических, кто-то пытался спасти своих сыновей от службы в армии, кто просто устал от безысходности там и приехал в поиске лучшей жизни или каких-то перемен. В общем, здесь были люди из Якутии, Магадана, Новосибирска, Минска, из Молдавии и Крыма. Из Москвы был только один Артем.

В отеле жили еще и аргентинцы, но не только. На четвертом этаже, на котором в последнем номере проживал Артем, жили еще по порядку от лестницы. Молодая парочка аргентинцев лет двадцати. Они практически не выходили из своего номера и все время кувыркались в постели, судя по звукам, доносившимся из их комнаты, тем более что двери были тонкие, металлические, с витражами из непрозрачного стекла и закрывались неплотно. За ними сразу жила семья из Боливии из трех человек, муж с женой и ребенком, девочкой лет десяти. Муж работал в овощной лавке и уходил с утра на работу, а жена сидела дома с ребенком, причем девочка в школу не ходила.

Непосредственно с номером Артема жил негр преклонных годов, наверное, ему было около пятидесяти пяти, но точно нельзя было сказать. Он был здоровенный бугай с круглым лицом, начинающей седеть шевелюрой и небольшой лысиной на самом затылке. Днем негра никто не видел в отеле; он появлялся под утро, а уходил поздно вечером, в промежутке, видимо, спал. Он был молчалив, ни с кем не здоровался и не разговаривал, иногда, впрочем, днем разговаривал вполголоса сам с собой, в общем, был странный недоброжелательный тип.

Артем однажды уловил несколько выражений, исходящих из его комнаты, через стену. Смысл их был в том, что негр не был рад, что он негр, имел какие-то проблемы на работе из-за этого, по всей видимости, к тому же он еще и был сильно выпившим, судя по тому, как он произносил и растягивал слова. После данного монолога послышался удар об пол и звон разбитого стекла, как видно, раздосадованный постоялец метнул бутылку в угол комнаты. Артем увидел его в то утро: он шел по коридору и ловил плечами стены. Жена Александра, чертыхаясь и кляня постояльца на чем свет стоит, долго убирала номер, коридор и балкон возле его комнаты.

Так все и жили в так называемом «русском отеле», как его окрестили местные жители. Однажды Артем невольно чуть не стал виновником разборки, а причиной всему были несовершенные системы водостоков, которые от рукомойников и раковин для мытья посуды и стирки с верхних этажей вели вниз, в канализационные люки, а также повлияла природная скрытность Артема. Но об этой системе Артем тогда ничего еще не знал. Все сливные трубы в местах стыков не были проварены или соединены каким-либо патрубком, а просто вставлялись одна в другую под углом, и между ними было пространство в три пальца шириной. Когда вода текла без напора, слабым потоком, то не было проблем; она перетекала из одной трубы в другую. Но когда поток усиливался, то все это устремлялось мимо трубы в эту щель и падало вниз. Придумать такое нарочно нужно было бы постараться, но незамысловатые аргентинские сантехники сделали так, даже не задумываясь.

Так, в один прекрасный солнечный денек Артем решил вымыть всю скопившуюся за неделю посуду, для чего он заткнул слив в раковине, свалил туда всю посуду, залил в нее моющей жидкости и воды. После мытья он вынул затычку, собрал посуду и преспокойненько пошел к себе в номер. Спустя минуты три или пять с первого этажа прибежали сыновья Крученых – это была их фамилия, – Артем в это время вышел и стоял на балконе.

– Слушай, – сказал старший, которого звали Стас, пристально с прищуром глядя на Артема, – ты не знаешь, кто сейчас на нас воду вылил, жирную? – последнее слово он произнес с особенным чувством отвращения.

– Нет, понятия не имею, я не видел, – простодушно и искренне ответил Артем. – А что, тут такое бывает?

– На нас вылили целое ведро грязной воды, всю одежду постиранную залили и стол, за которым в домино играли, что за сволочь? – взвизгнул младший.

– Кто бы это мог быть. Если не ты, то, может, ты видел кого-нибудь? – допытывался старший.

– Да нет, ребят, я только что вышел. А может, с третьего или второго этажа? – отвечал Артем, но у него стали закрадываться первые подозрения.

– Нет, я точно видел, как капала с четвертого, – добавил младший.

– Тогда не знаю. Когда я вышел, в коридоре никого не было, – ответил Артем.

– Слушай, я знаю, кто это сделал, – шепотом сказал Стас.

– Кто? – одновременно спросил Артем и младший брат.

Стас покосился глазами на соседнюю с номером Артема дверь и произнес:

– Негр! Это точно он, сволочь такая, только он может, пойдем с нами вниз.

Они спустились все вниз. Артем увидел внизу огромную лужу, валяющиеся на полу вещи, слетевшие под напором воды с бельевой веревки, и разбросанные костяшки домино, плавающие в жире, а также стол и стулья все мокрые и грязные. Сверху со стыка продолжала капать еще вода. Артем только сейчас понял, в чем дело и кто всему этому виной, но признаваться не стал, счел это глупым, к тому же он это сделал не нарочно и не знал, что такое вообще может быть.

– Вот это да, чья-то злая шутка или кто-то по незнанию, – тем не менее он сказал вслух, поглядев на это все.

Внизу собралось уже много народа и все обсуждали эту тему.

– Может, аргентинцы вылили, мы им всем не нравимся?

– Нет, скорее боливийцы.

– А ты, Артем, не видел никого, там, на четвертом?

– Нет, я только из номера вышел, когда ребята ваши прибежали.

– Все, точно, – орал Стас, – это негр, он нас всех ненавидит, сволочь, давно пора с ним разобраться, мне его рожа не нравится.

Собравшиеся одобрительно закачали головами.

– Точно негр. Он, может, сделал гадость и заперся у себя в номере.

– Пора с ним разобраться давно.

– Негр виноват, точно, давно его надо на место поставить, постоянно с ним стычки какие-то происходят.

В итоге толпа из семи человек – два брата, причем Стас прихватил скалку для раскатки теста, кореец, матрос, два молдаванина и Артем – поднялась наверх и стала ломиться к негру в номер. Дверь долго не открывалась, затем скрипнула задвижка, и на пороге появился хозяин номера в рваной майке и с бутылкой пива в руке. Увидев сию делегацию, намерения которой не вызывали сомнения, он попытался быстро закрыть дверь, но Стас просунул в щель ногу и ее сильно прищемило.

– Гад, – заорал Стас, – он мне ногу сейчас сломает, вышибайте дверь.

Все дружно налегли на дверь; негр ее держал как мог, но силы были неравны. Он отскочил вглубь комнаты и, схватив табурет, встал в оборонительную стойку, не понимая хорошо, что все-таки происходит. Все ломившиеся встали в дверях, возникла некоторая пауза.

– Подождите, давайте его спросим все-таки, – сказал матрос.

– Так он тебе и скажет, посмотри на его рожу, – возразил Стас.

– Ты воду лил на нас сверху? – спросил матрос.

Негр молчал, вращая глазами, которые стали злыми, и крепче сжимал ножку табурета, создавалось впечатление, что он сам сейчас бросится на вошедших, ведь он был здоровенный детина.

– Может, он не понимает тебя? – спросил кореец.

– Да все он понимает, на испанском свободно говорит, хоть и бразилец.

– Хорошо, вода, воду лил сверху? – повторил матрос.

– Что, какая вода, что вам нужно? – прохрипел негр.

– Ты нас всех водой грязной окатил сверху, – завизжал Стас.

– Ничего не понимаю, какая вода? Проваливайте отсюда, – заорал негр, который был в сильном подпитии.

– Врет, сволочь, сделал гадость, не признается никогда, – послышалось сзади.

Артему эта сцена вообще не нравилась, как бы он ни относился к негру. Он понимал, что тот, по всей видимости, спал и воду мог вылить только он, Артем, вряд ли кто-либо еще мыл посуду после него в такой короткий срок.

– Может, действительно не он? – спросил кореец.

– А кому еще в голову придет такую пакость сделать?

– Значит, ты не лил воду? – спросил еще раз матрос и сделал жест, как будто из кувшина воду на голову льют.

– Проваливайте отсюда, живо, – негр все более озлоблялся.

– Ладно, нечего тут делать, не он это. Пошли, извиниться, наверное, надо, – сказал молдаванин.

– Вот еще, да он это сделал, я в этом уверен, извиняться еще надо! Он же врет, сволочь, посмотри на рожу, – не унимался Стас.

– Ладно, пошли уже, – сказал матрос.

Они высыпались из маленькой каморки негра в коридор.

– Идите, идите отсюда, пошли вон, плохие люди, – ворчал негр им вслед, закрывая дверь.

В коридоре долго еще обсуждали эту тему и вину негра, который шел в отказ, стучались в номер к боливийцам и аргентинцам, но двери им никто не открыл. Так, кроме домыслов и догадок ни к чему не пришли и в конце концов разошлись, ругаясь, по комнатам. Артем в спор не встревал и свои соображения не высказывал, отговаривался, что сам он был в номере и ничего не видел. Но с тех пор он мыл посуду подстраховываясь, лил осторожно воду и спускал ее частями, ругая местных умелых сантехников. Таким образом, то спокойно, то вот с такими неожиданными, бурными событиями, протекала жизнь в отеле в районе Бока.

Артем, как обычно, жил замкнуто, в своем стиле, общался со всеми по необходимости, но дружбу не завязывал, а сосредоточился на изучении языка и питании, которое ему очень нравилось, учитывая очень хорошее качество местных продуктов, особенно мяса и спелых фруктов. Его питание свелось к определенному рациону. Он готовил мясо; оно получалось наполовину жареное, наполовину вареное, так как он его сначала варил, а потом обжаривал, и стоило оно очень не дорого. Затем он делал себе салат из зелени – она называлась лечуга – со свежими томатами. Крупно их нарезал и заправлял все это соком лимона, половину которого он целиком выжимал в салат, который получался кисленький и очень сочный. Также он употреблял по бокалу в день красного вина, которое также было дешевое и очень хорошего качества. Ну и, конечно же, сладкое, которое он обожал, конфеты или свежая выпечка, а на десерт фрукты, которых было в изобилии, естественно, все недорого.

Артем был в отеле единственный москвич, и он приехал сюда не из-за экономических соображений и не по этническим гонениям, да и жил он всю жизнь в идеальных условиях с самого детства. Для него, после московской отдельной квартиры, вся эта жизнь была в диковинку, каким-то экстримом, он наблюдал как бы со стороны за всем этим. Что-то его удивляло или восхищало, а что-то расстраивало и давало повод к размышлениям. Жильцы вроде бы жили дружно и коллективно, всегда охотно общались, но это была только видимость, особенно это стало отчетливо видно поле одного случая.

Когда у одной семейной пары ребенку стало плохо, было подозрение на аппендицит, и мать ребенка попросила жену Александра помочь, сходить в госпиталь «Архерич», который находился в пешей доступности от отеля, быть переводчиком при общении с врачами. Лена, видимо, пользуясь ситуацией, запросила за свои услуги «всего» 100 баксов, и в итоге матери пришлось обратиться к услугам другого жильца, который хорошо говорил на языке. И случаев, подобных этому, было достаточно.

Артем постепенно стал задумываться о вещах, о которых раньше не думал или не замечал. Например, о том, что он, русский, принадлежит к великой нации и из самой большой страны мира, и что все русские люди должны это чувствовать и жить единым целым народом. Ан нет, такого в реальности, к сожалению, не происходило, а происходило в точности до наоборот. Русские люди – по крайней мере, заграницей или вдали от дома, – в отличие от армян или евреев, а также других малых народов, которые жили и живут диаспорами и которые стараются помочь своим собратьям, наоборот, вели и ведут себя как в стае волков. Они стараются не только заработать на ближнем, но еще и поиметь его, если предоставлялся такой шанс.

Все старались жить обособленно, но не это беспокоило, а то, что поддержки, помощи или совета было не дождаться, у каждого были только свои интересы. Про грубость и хамство можно даже не говорить в такой ситуации, это было обычным делом. Получалось, что все, кто приехал, вместо того чтобы жить единым кланом или хотя бы помогать друг другу, не имея в виду материально, упаси бог, а просто словом или делом, напротив, стали чуть ли не врагами друг другу. А может быть, это не жизнь вдали от своей страны так влияет, а и в России тоже люди имеют такое общение, может, это просто в русском человеке так заложено издревле. Откуда иначе возникло такое изречение: моя хата с краю, я ничего не знаю. Или еще: когда пришли за соседом, то я промолчал.

Он вспоминал службу в армии, где уже с этим сталкивался. Все эти размышления расстраивали и огорчали Артема, но когда он выходил на улицу, то все эти тягостные раздумья оставались в стенах отеля, а за ними текла совсем другая жизнь.

Глава IХ
Служба в Советской Армии

Внимание! Рота, подъем! – послышалось сквозь сон, и далее сквозь затухающие обрывки сна начался грохот и гул прыгающих со своих кроватей ребят, бросающихся к своей одежде. – Форма одежды номер два, – продолжал командир роты, капитан, стоящий на центряке.

Артем тоже вскочил и, как на автопилоте, натянул штаны, гимнастерку, намотав портянки, воткнул ноги в сапоги и, застегивая на ходу пуговицы, побежал в строй.

– Рота, стройся! Налево, бегом марш, – пробасил капитан.

Все побежали вниз по лестнице. Казарма была двухэтажной, и их рота располагалась на втором этаже. Внизу также было общее построение.

– По направлению к стадиону бегом марш, – скомандовал стоявший внизу прапорщик.

Все с топотом побежали по направлению к стадиону, который располагался примерно в пятистах метрах от казармы. Они обежали плац, обогнули здание библиотеки и побежали по аллеи с пирамидальными тополями. Впереди бежал капитан роты Калогулов, киргиз по национальности, человек исполинского роста и телосложения. Было довольно прохладно и темно, солнце еще не взошло, было около пяти утра. Топот, сопение и кашель слышались со всех сторон. В основном все бежали молча, изредка слышались недовольные бурчания, в основном от старослужащих.

– Опять ему не спится или снова кто-нибудь в самоволке пойман, а мы, как всегда, крайние.

– Не, все нормально, – отвечал какой-нибудь знающий, – никого в самоволке, это просто тренаж, не более. – Слышались облегченные вздохи.

Сделав кругов пять по стадиону, около трех километров, все построились для зарядки.

– Руки вытянули, ноги на ширине плеч, – слышался голос капитана, – махи ногами, двадцать раз, выше ноги. Раз, два, раз, два, веселей.

Такие забеги были большой редкостью в военно-строительном отряде и зачастую происходили в основном в случае, если отряд проштрафился из-за кого-то или в чем-то.

– Рота, стройся! в казарму бегом марш, – командовал Калогулов.

Впереди всех побежал прапор Сидоренко, а Калогулов пошел в штаб.

– Сейчас водные процедуры, вольно, – скомандовал Сидоренко по прибытии в казарму.

В умывальнике мест на всех не хватало и приходилось ждать. Кто-то из салабонов-новичков попытался протиснуться первым, но получил увесистый пинок и встал в сторонку, ждать, вместе с остальными. Умывались все с голым торсом, водичка была скорее прохладной, чем теплой. В итоге, переждав основной наплыв, удалось умыться, после умывания оставалось немного времени до построения на завтрак.

Завтрак в отряде протекал следующим образом. За столами сидели по шесть человек: три, как правило, старослужащих, отслуживших по полтора года, и три новичка из последнего призыва. Перед тем как приступить к еде, старики всегда спрашивали, сколько дней осталось до приказа, и это надо было знать, иначе можно было получить затрещину. После правильного ответа довольные старики отдавали салабону свою порцию масла.

Кормили, как правило, на завтрак так: ставили большой котелок с какой-нибудь кашей, в основном пшенной, и каждый с помощью половника накладывал себе в тарелку. Также стоял чайник с уже заваренным чаем и был хлеб с круглыми порциями масла, лежащими на тарелке, о которых уже шла речь выше. После завтрака опять было общее построение, после которого всех развозили на работу, на объекты. Так начиналось каждое утро в ВСО 0006 в феврале месяце, 1988 года в далеком узбекском городе Навои. Туда Артема перебросили с десятком других москвичей из учебки в городе Кзыл-Орда, куда он попал 12 декабря предыдущего года.

Артема в районном военкомате Ленинградского района г. Москвы определили к нестроевой службе по причине здоровья: аллергия, астма, плохое зрение, в общем, целый букет. Знакомый врач помог задержать призыв на полгода, чтобы его не послали служить на Север или Дальний Восток, куда и шел весь призыв, и где ему с его здоровьем пришлось бы туго. Поэтому его не призвали в мае, а призвали в декабре, дав предварительно от военкомата окончить курсы вождения на категорию С (грузовики).

Сам призыв проходил в кинотеатре «Варшава», что на ст. м. «Войковская». В этот день шел сильный снег; все новобранцы пришли с родителями. В зале по алфавитному порядку всех вызвали на сцену, набралось человек двадцать, после чего майор поздравил всех стоящих на сцене со службой и затем через боковую дверь всех посадили в автобус. Артема пришли провожать мама с папой и бабушка, мамина мама. Родственники выбежали – именно выбежали, так как все было сделано очень быстро – тоже через ту же боковую дверь, но автобус уже рванул с места, и Артем только успел рукой помахать всем, кто пришел его провожать.

Автобус их привез сначала в районный военкомат, где они быстро прошли медкомиссию, и после отвез их в центральный, где-то на востоке Москвы. Из центрального военкомата на следующий день в том же составе их посадили на самолет в Домодедово и отправили в г. Кзыл-Орда. В учебке сошлись несколько потоков призывников: из Москвы, Кемерово, Новосибирска и Гурьева, что в Казахстане.

Артем впервые оказался в такой ситуации. Он и раньше-то дальше пионер лагеря не ездил один, да и то единственный раз и проболел почти всю смену, лежа в лазарете. Так далеко от дома, в совершенно чуждой обстановке он чувствовал себя, мягко говоря, неуютно, да и дома он не бывал в больших компаниях и впервые оказался в большом, чужом ему коллективе, но твердо решил, если что, в обиду себя не давать. Дело осложнялось еще и тем, что он не знал, как в такой обстановке себя вести. Являясь чисто домашним мальчиком, он понятия не имел, что и как делать. Что считалось нормальным и правильным на гражданке, здесь было неприемлемым и не годилось, а посоветовать было некому.

В первый день в умывальнике к нему подошел казах и попросил, именно попросил, помочь постирать рубашку, вдвоем. Артем ему помог, и после вместе ее выкручивали. Затем к нему подошел сержант, русский парень, и сказал, что если еще раз он так сделает, то будет чмо. На что Артем пожал плечами и сказал, что, если нужно, он пойдет и побьет того казаха, но на том все и закончилось. С тех пор он стал задумываться над каждым своим действием.

Днем у них были теоретические занятия и физическая нагрузка, ночью все отдыхали, так как уставали за день. Пробежки были почти каждый день, а один раз пришлось бежать в противогазе, но в нем Артему тяжело было бежать, не хватало воздуха, потому как объем его легких был ниже нормы. Он его снял, за что получил наряд по кухне, чистил картофель. Вообще Артем был спокойным и тихим парнем на гражданке, никогда не ввязывался ни в какие разборки и дрался за всю жизнь несколько раз. Это несмотря на то – а может, именно из-за того, – что занимался боксом в последних классах школы в течение двух лет в секции ДЮСШ, что находится недалеко от той же станции метро «Войковская».

Почти в самом начале, после их прибытия в учебку, в казарме произошло целое побоище, каких Артем никогда не видел. Началось все с того, что двое парней из Новосибирска что-то не поделили с группой казахов из Гурьева. Слово за слово, и началась потасовка. Сержант, который хотел их разнять, получил стулом по голове и упал. Увидев это, другой сержант свистнул стариков из соседней казармы. Казахи, которых было человек тридцать пять, встали все за своих и с криками «бей их» бросились на всех, кто был не казах. Ребята, что были рядом с Артемом, схватили что могли: один намотал ремень с медной пряжкой на руку, другой схватил табурет, третий кирзовый сапог.

На Артема накинулся высокий казах с квадратным лицом со зверским выражением, размахнувшись на 180 градусов, он ударил со всей силы. Артем, сидя еще на кровати, тем не менее успел без труда увернуться от этого удара, чуть-чуть пригнув голову. Кулак казаха рассек пустоту и поймал на излете железную спинку кровати. Лицо его скривилось от боли, а Артем дал ему ногой в сапоге по коленке и правой приложил в районе уха, не попав в челюсть, но противник рухнул за кровать.

Тем временем драка набирала обороты. Дралась уже вся казарма, человек восемьдесят. Кто-то кинул в гущу дерущихся табурет, попав кому-то в голову, кто-то выломал перекладину из кровати и махал ею как палицей, кругом стоял крик, шум ломающейся мебели, стоны и все такое. Все это происходило в полутемноте, так как уже стемнело, а свет лампочек был тусклым.

На Артема еще налетел какой-то казах, было не разобрать. Несколько ударов просвистело мимо, Артем хорошо уклонялся. Тогда нападавший, чтобы удержать его на месте, вцепился в рубашку левой рукой, а правой начал лупить. После первого Артем увернулся и обрушил на нападавшего град ударов, даже по счету сбился, после чего рука на рубашке ослабла и тот упал под ноги дерущихся. В этот момент Артем сам получил сбоку сапогом в голень, а затем еще по голове сзади и отлетел в угол, вдогонку получив еще пару ударов, но сознание не потерял, прополз между тумбочкой и стеной и снова встал.

Драку затем удалось прекратить. Минут через двадцать комендантское отделение, в котором были почти все спортсмены, в полном составе прибежало вместе с дежурным по отряду и расчищали поле боя. После этой потасовки голова у Артема болела несколько дней, а тело все ныло. По словам сержантов, это было здесь обычное дело и периодически такие беспорядки возникали, когда шел новый призыв. Через пару недель всех, кто был в казарме, развезли кого куда. Артем попал в Навои, другие поехали в Бухару, третьи – в Ташкент и дальше.

В принципе ему повезло: климат был теплый, летом жаркий, теплая погода длилась с апреля по ноябрь, он как раз такую и любил, а зимой температура редко опускалась ниже двух – трех градусов мороза. Слово «повезло» здесь уместно, так как климат климатом, а некоторые призывники попали куда-то в горы, как говорили, на урановые разработки, что находились в 80–90 километрах от Навои.

Военно-строительный отряд располагался на окраине Навои и занимал территорию в пару квадратных километров, окруженную забором с колючей проволокой. Он был расположен между полковой частью и военным госпиталем. На территории располагались две казармы, штаб, здание комендантского отделения, магазин, столовая, клуб, библиотека и стадион. Большинство в ВСО 0006 работало на двух предприятиях: это «Навоиазот» и цемзавод, основополагающие предприятия города, работать на них тоже было небезопасно, тем более с его заболеваниями.

Первые два месяца Артем все-таки проработал на цемзаводе – впечатления не были приятными. Работали вместе с зэками через сетчатый забор, и цементная пыль висела в воздухе. Благо была зима, воздух был влажный и не так тяжело дышалось. Работал он там до тех пор, пока случай не позволил ему перейти в хозвзвод, что по обслуживанию самой воинской части на территории. На хоздворе собирались открыть новый продуктовый склад, а при нем холодильник, большую морозильную камеру, и нужно было собрать холодильную установку для ее работы. Зам по тылу, майор Федоркинов искал людей, кто мог бы это сделать. Оказалось, что во всем отряде это сделать мог только Артем, который окончил техникум общественного питания по специальности «холодильно-компрессорные машины и установки». Он собрал все за пару дней, и зам по тылу только вызвал сварщиков, так как сварки своей в отряде не было, которые заварили все стыки за час. Артем был тут же принят в хозвзвод, где и проработал до конца службы.