Текст книги "Не было бы счастья"

– Выпить, – не просыпаясь, совершенно трезвым голосом сказал синяк.

– Ага, – возмущенно заявил Ёрш, – вот только из лаптей флаги сделаем, чтоб сразу в руки и побежим.

– Нехорошо, – сказал Ждан, – надо отблагодарить за труды.

– А чё он такого сделал? – возмутился Ёрш. – Рукой махнул? Да если бы за это платили, я бы стал самым богатым в мире. К тому же неизвестно, туда ли он указал.

– Да, – поддержал его Шекельман, у которого от источаемого ведуном перегара в желудке началась чехарда, – надо проверить, и если указал правильно, потом вернёмся и отблагодарим.

– А я чё говорю? – сказал подросток.

Доводы оказались железобетонными, особенно если учесть, что половину Недомыка не понял. Поэтому решили ведуна прокатить. К тому же из имущества в карманах лишь ничего. Не отдавать же последнее. Правда есть подарки лесовика, но Ёрш и Шекельман о них мудро умолчали. В смысле тупо зажали.

Троица отправилась в указанном ведуном направлении. Шекельман почему-то всё время ёрзал, натирая спину Недомыке, пыхтел, будто сам тащил товарища, и даже разговаривал сам с собой, что вызвало у Ерша приступ сильнейшего раздражения.

– Чё ты дёргаешься? Блохи кусают или придавил что-нибудь?

– Меня терзают смутные сомнения, – промямлил Шекельман. – Травница сказала, что ведун живёт в пещере, расположенной в Чёртовом Холме. Но мы нашли его не в пещере.

– И чё? – удивился Ёрш. – Чувак перебрал лишку, до дому не дошёл, прикорнул где сон застал.

– Хм… похоже на то, – с сомнением сказал Изя.

– Чудной ты человек, чернец. Постоянно сумлеваешься, думаешь, и ладно бы только себе голову морочил, а то ведь и другим житья не даёшь.

Шекельман проглотил обиду, замолчал, зато о менталитете тех, кто понаехал, долго рассуждал Ёрш. Изя не возмущался, пропуская колкости мимо ушей, зато возмущался Чернобог. Идея с буреломом прошла на ура, но встреченный синяк спутал все планы. Сам того не ведая, он указал неудачникам правильное направление. Причём если разложить последовательность событий на элементы, то получалась следующая картина: если бы Недомыка сотоварищи вернулись от лесовика тем же путём, которым и подошли к нему, тогда они дошли бы до развилки, от которой идут дороги в северном и южном направлении. В том, что они выбрали бы направление, противоположное правильному, и попёрлись по южному тракту, нет сомнений. Более того, если бы они и пересеклись с синяком, то не на холме, а гораздо позже. Отсюда вывод: синяк воспринялся бы как синяк, холм оказался незамеченным, и неудачники продолжали бы шкондыбать на юг, всё дальше и дальше от цели. Но произошло то, что произошло. Чернобог ругался, припоминая и придумывая самые обидные и тяжёлые выражения. Теперь надо опять вмешиваться, потому как троица продолжает упорно идти к цели.

К тому времени, как Большой Лжец пришёл к столь потрясающему выводу, мир погрузился в темноту ночи, освещаемую полной луной и кокетливо подмигивающими звездами. Троица неудачников вышла к развилке. Одна дорога поворачивает на запад, то есть в ту сторону, с которой они должны были прийти к развилке, а другая идёт прямо, на север. Недомыка тяжко задумался над смыслом бытия и сложностью выбора. Но поскольку уважаемый ведун указал именно на ту дорогу, по которой идут, выбор пал на северный тракт. Остальные товарищи настолько вымотались, что им всё равно куда идти, лишь бы поскорее дойти. Даже Шекельман дышал так, будто всю дорогу шёл сам. И – О чудо! – где-то к часу ночи они достигли деревни.

Дома высокие, смотрят окнами гордо, даже несколько высокомерно. Дворы слегка запущены, зато в каждом – злая псяка. Троица остановилась у первого, наиболее благоустроенного. Здоровенный кобель забрехал на всю окрестность, показывая круть и злобность. Ему ободряюще ответили соплеменники из других дворов. Поскольку время недетское, из дома никто выходить не спешил.

– Надо бы хозяев позвать, – сказал Изя и слез с Недомыки.

– Иди, позови, – вякнул Ёрш, косясь на зверюгу за забором.

У псины из пасти потекло в три ручья. Явно не кормят для злости. Такая целиком заглотит и не поперхнётся.

Недомыка, услышав сказанное Шекельманом, спокойно открыл калитку и попёрся к двери. Пёс от такой наглости даже лаять забыл. Только от удивления глаза вывалились как у переболевшей базедовой болезнью камбалы. Ждан спокойно дошёл до двери, пару ударов и на пороге возник могучий хозяин, килограммов эдак на сорок пять. Мощное костлявое тело прикрывают штаны, подпоясанные кушаком. В руках вилы, на лице решимость самурая, выбирающего между сходить в туалет или баюшки.

– Чё надо? – спросил он.

В воздухе запахло пивом и луком.

– Э-э-э! – позвал товарищей Ждан, поскольку не знал с чего начать.

Его други безбоязненно пересекли двор. От такой наглости пёс бухнулся задом на землю.

– Нам бы попить чё, – сказал Шекельман.

– Ага, – поддакнул Ёрш, – а то так в желудке бурчит, что ноги от сна подкашиваются.

Мужик окинул гостей пристальным взглядом. Опасение внушает только самый здоровый, но, судя по роже, он безобиднее пьяной бабочки.

– Хорошо, – сказал он, – я староста этой деревни. У нас недалеко есть поле. Там овин. Поговаривают, что какая-то банда грабит их. Мы на каждую ночь выставляем охрану, но вчера гуляли свадьбу, выдавали дочь моего брата замуж, поэтому сегодня охранять некому. Я дам вам немного еды и воды, а вы там переночуете.

– Идёт, – согласился Ёрш.

Ему вдруг так захотелось спать, что хоть сейчас с хозяйским псом в будку. Староста кивнул.

– Ладно.

Он метнулся в дом и через пару минут вернулся. Недомыке выдали продуктовый набор и запить. Хозяйский пёс вышел из ступора только когда гости со старостой достигли противоположного конца деревни. Он забрехал во всю мощь лёгких, стараясь вернуть утраченное доверие.

Как Ёрш доковылял до овина, не помнил. Староста давал ЦУ, требовал какие-то документы или хотя бы читательский билет в залог, но Ждан отвечал односложно, в смысле мычанием, а Шекельман, висящий за плечами, прикинулся горбом, а горб говорить не умеет. В конце концов староста плюнул и ушёл. В качестве пастели товарищам досталась копна сена, лавка и мешки с зерном. Да они так устали, что уснули бы и на голом полу.

Но какое же все-таки скотство! Стоило Ершу лечь на копну, как сна ни в одном глазу. Точнее спать хочется, только заснуть никак не удаётся.

– Очевидно, – пришла мысль Ёршу, – в головном мозге появился очаг возбуждения, так называемая доминанта, подавившая центр, который ответственен за отход ко сну. Твою маму, даже жрать не хочется!

Ёрш крутился, вертелся, считал овец, которые постоянно кривлялись, поворачивались задом и показывали… В общем показывали. А вскоре совсем обнаглели и начали блеять на разные оскорбительные мотивы частушечного типа. Шекельман заснул, как только зашли в овин. Он даже не проснулся, когда его словно чурку на лавку аккуратно швырнул товарищ. Недомыке тоже много времени на отход в мир грёз не понадобилось: голова коснулась мешка с зерном и наступила приятная темнота. Послышался храп.

– Сволочи, – подумал Ёрш, – дрыхнут без задних ног в то время, как товарищ в беде. Ну я вам сейчас.

И вдруг… Чу, кусты слегка затрещали, что-то забормотало, донесся шорох одежд. Под окном застыла страшная чёрная тень.

– Убивцы, – пронеслась в голове Ерша страшная догадка. – Теперь нам конец. А эти сволочи дрыхнут на посту.

Он кинулся будить товарищей, одновременно затыкая им рот, чтобы не заорали. Первым проснулся Шекельман. Несчастный долго не мог понять где находится. Поначалу Изе показалось, что опять в узилище, отчего взвыл не своим голосом. Благо рот закрыт, а то бы выдал засадный полк с потрохами. Память вернулась как аллергия по весне, и всё встало на свои места. Недомыка пришёл в себя быстрее, потому что понять ничего не пытался. Нечем. Ёрш в двух штрихах обрисовал картину сложившейся ситуации. Шекельман наметился в обморок, но подросток объяснил, что это медведь не трогает прикинувшегося мёртвым, а вот люди как раз режут, мало ли, может спит. Наступила тишина. Зашуршало у самого окна. Послышался шёпот. Шекельман побелел всем телом и даже одеждой, а Недомыка едва не бросился приветствовать дорогого (-гих) гостя (-тей). Благо от волнения все слова забыл. Ёрш осторожно выглянул в окно. Видение едва не вызвало паралич, рот открылся чуть ли не до пупа, рука с указующим перстом ткнула во что-то на улице. Блин, а ставни то закрыть забыли. Два других товарища с разными чуйствами посмотрели наружу. У обоих возникло сильное удивление, отвращение и…

– Овинник-родимчик, суждено ли мне в нынешнем году замуж выйти? – раздался с улицы грубый девичий голос. Ну как грубый? Представьте себе, что пароходная сирена долго курила, а потом переболела фолликулярной ангиной.

– Овинник-родимчик, суждено ли мне в нынешнем году замуж выйти? – снова раздался трубный глас.

В те далёкие времена бытовало мнение, будто овинники могут предсказывать будущее. Девки, чтобы узнать выйдут они замуж в этом году или прилетит птичка обломинго, совершали следующий ритуал: ориентировочно в полночь, они подходили к овину, задирали юбку и становилась спиной к окну. Затем следовал вышеназванный вопрос. Считалось, что если овинник прикоснётся к… э-э-э… девичьему заду мохнатой рукой, то она выйдет за богатого, если голой – за бедного, а ваще не прикоснётся – ижели хирувима, житие мое. Этот ритуал можно было сделать проще, например, просто положить руку на подоконник овина и ждать прикосновений. Но, очевидно, вся прелесть во втором случае терялась, и девки предпочитали первый способ. Во-о-от. На этот раз к окну подошла девушка… как бы это сказать… слишком большая, да еще во всем черном. А если учесть, что в это время луна ушла за тучи, то в темноте оказалась видна только её филейная часть, что в совокупности с размером вызвало некоторое замешательство в стане проснувшихся. Да и видеть говорящую задницу никому не доводилось.

Девушке надоело ждать ответа, и она задала вопрос снова:

– Овинник-родимчик, суждено ли мне в нынешнем году замуж выйти?

Ёрш, словно желая убедиться в реальности происходящего, ударил себя по морде. Видение не исчезло. Девушка, услышав звук затрещины, обрадовалась: значит овинник почтил её своим присутствием, стало быть результата осталось ждать недолго. Чтобы как-то ускорить процесс она решила втиснуться в окно. Надвижение женской прелести необъятных размеров привело проснувшихся в бодрое состояние с начинающимися предпосылками к панике. Ёрш, наконец, не выдержал и, будучи наполовину хохлом, которому нужно не только увидеть, но и пощупать, а по возможности даже укусить, притронулся к самой массивной мышце человеческого тела. Снаружи раздался удивлённый возглас.

– Настоящая, – прошептал Ёрш. – Потрогайте.

– Срамота-то какая, – проронил Шекельман

Он кривился от отвращения, пыхтел как готовый взорваться котёл, но всё таки прикоснулся к тому, чем думает подавляющее большинство народных избранников.

Недомыка, будучи во всех делах первым (с конца) повторил его действие. Поверхность оказалась тёплой, упругой и пышущей жизнью.

– Ух ты, сколько женихов! – радостно заявило филе. – Да какие ласковые.

Собравшиеся товарищи отдёрнули конечности, потому как никому не захотелось жениться мало того, что на… э-э-э… да к тому же ещё таких нескромных габаритов. Назрела острая необходимость избавиться от приближающегося семейного рабства. И тут Ёршу, как самому главному противнику женитьбы, пришла в голову дикая идея. Рука поднялась и с силой опустилась. Теперь след от мощной оплеухи останется на всю жизнью. Уши от переходящего в ультразвук вопля заломило даже с учётом того, что их руками прикрыли. Хруст веток и шуршание травы быстро затихли, но вопли слышались ещё очень долго.

Товарищи закрыли окно. Но весёлая ночь только началась. Вскоре послышались многочисленные голоса.

– Нашествие задниц! – закричал в отчаянии Шекельман.

Да, это тебе не казни египетские, а что-то покруче. Но Род миловал. Хотя с какой стороны посмотреть. Пришли родители травмированной девицы, а с ними – вся деревня. Стоит ли говорить, что папой ушибленной оказался староста. Ёрш, как более опытный в предвосхищении событий человек, а именно в умении предсказывать надвигающиеся люли, выскочил из овина первым. Недомыка с Шекельманом за спиной последовали за ним спустя мгновение. Благо ночь выдалась тёмной, и их никто не заметил.

Бежали так, будто преследователи наступали на пятки. Лишь часам к четырём сон взял своё. Их сморило прямо на дороге.

Чернобог снова нарушил все законы словесной парадигмы, придумав несколько замечательных, но очень тяжеловесных выражений. Дело в том, что Великому Спорщику удалось уломать одного маньяка на то, чтобы проник в овин, соблазнил троицу и выпил из них жизнь до капли. Кстати, маньяками на Руси называли привидение или духа, способного принимать вид падающей звезды. В этом облике маньяки летали к любовницам или носили деньги хозяевам. Естественно и человеческий вид они тоже принимать умели. Зачем летали к любовницам – понятно, но не совсем. Маньяки не просто летали к ним дабы… но в процессе выпивали всю жизненную энергию. После чего любовница того. Именно этим свойством и решил воспользоваться Чернобог. Но дух долго не соглашался, ведь главный бог предстал не в своём настоящем виде. Маньяк мотивировал отказ тем, что является порядочной нечистью и групповушка не по его части. К тому же мужчины не его епархия. Это лучше к суккубам. Но за ними нужно в Европу тащиться, ждать добро сначала от посольства на выдачу визы, потом от погранцов и ПВО на пересечение границы, а времени на это нет. Другого же маньяка пришлось бы искать долго, в смысле поблизости как назло только один оказался. Пришлось немного отслюнявить от душевных щедрот. Нечистый дух долго ворчал, упирался, словно набивал цену. Размер гонорара пришлось увеличить в десять раз по сравнению с первоначальным. Сделка состоялась. Деньги уплочены, дело пошло. Но за минуту до того, как маньяк должен был залететь, в смысле в овин, постояльцы оттуда поспешно слиняли, а поскольку в договоре явно упоминался овин и определённые условия, маньяк даже не стал преследовать троицу, а полетел по своим делам.

Чернобог рвал и метал. Он настолько вымотался, что едва не вмешался в ход событий напрямую. Это привело бы к проигрышу. Но это невозможно! Невозможно! Неудачнику никогда не победить любимчика фортуны.

– И я это докажу! – в который раз сказал он.

Шекельману снова приснился кошмар о налоговой. Он убегал в темноте, продирался через кусты, перепрыгивал широкие канавы, огибал кордоны, но огромная рука настигла, схватила за шиворот, ноги оторвались от земли.

– Конфискация, – прогрохотал могучий голос.

Затем раздался сатанинский хохот, его затрясло как в падуче. Шекельман заорал и проснулся. Оказывается, это его Ёрш теребит.

– Слышь, – спросил малец товарища, – у тебя пожрать чё-нить есть?

Изя энергично замотал головой из стороны в сторону.

– Бородатую бабу тебе в жёны, – ругнулся малец. – Ну почему никто кроме меня не заботится о наших желудках? Я ведь даже последним убежал, надеясь, что в темноте отыщу оставленный Жданом продпакет.

– Разве последним? – с сомнением спросил Изя.

Глаза Ерша неприятно сузились.

– Ты сомневаешься? Сомнение – грех.

– Нет-нет, не сомневаюсь, – поспешно сказал Изя. – Просто…

– Пошли, – скомандовал Недомыка.

Шекельман хотел сказать, что ещё рано, солнце едва выползло из-за горизонта, в лесу сумрачно и холодно, но его закинули за спину как рюкзак и мнения не спрашивали. Пришлось принять судьбу такой, какая есть. Спустя часа полтора до него дошло, что они могут идти не совсем в верном направлении, поскольку куда бежали вряд ли кто-то из них понял. На всякий случай он решил проверить свои измышления.

– Куда мы идём?

– Туда, – ответил Ждан.

Для доходчивости даже пальцем показал.

– Вы уверены?

– Что мы идём вперёд? – спросил Недомыка. – Да.

Славянская логика нанесла рациональному уму Изе новый удар. Он был готов к этому, поэтому стоически выдержал новое интеллектуальное потрясение и нити рассуждения не потерял.

– Как вы можете быть уверены в правильности направления? Кто-нибудь помнит, куда мы бежали? – спросил Шекельман.

– Куда надо, – вступил в разговор Ёрш.

– Откуда знаешь?

– Ты что, дурак? – возмутился Ёрш. – Ты на солнце посмотри!

Изя честно посмотрел, и его недоумение только возросло.

– И чё? – спросил он.

– Совсем дебил, – авторитетным тоном психиатра заявил Ёрш. – Оно же вон сверху. А значит тень указывает точное направление.

– Направление куда? – обалдело спросил Изя.

– Туда, – сказал Ёрш, и для особо бестолковых указал пальцем вперёд.

– Ага, – буркнул Шекельман.

Сын жаркой Иудеи попытался объединить услышанное хоть в какое-то подобие логической цепочки. Мозги от напряжения заскрипели, как старый диван во время оргии. В интеллектуальном пазле явно не хватает множества частей, поэтому пришлось додумывать. Дело сдвинулось с мёртвой точки, и Шекельман изобрёл бы новый вид неевклидовой геометрии, если бы чудовищно не разболелась голова. Мысли полезли одна на другую, начали словно когтями цепляться за извилины, что усугубило муку. К горлу подступила тошнота, и решение поставленной задачи пришлось отложить на неопределённое время.

Шли долго. Ёрш, поначалу радостно шествующий впереди аки Наполеон по Москве, как-то «сдулся». В движениях появилась нервозность и раздражительность, что проявлялось в пинании попадающихся на дороге куртинок трав, обрыве нависающих над обочиной ветвей деревьев и постоянным бормотанием, будто он с кем-то внутри себя разговаривает. Недомыка пёр так, будто только что начал поход, а Шекельман помалкивал. Ему вдруг снова забрела в голову идея определения правильности выбранного направления. По расчетам получалось, что они идут… идут… короче идут и это уже хорошо. Возрадуемся же сему, братья и сестры! Аллилуйа!

Впереди показался перекрёсток. Ёрш пересёк проезжую часть, даже не посмотрев направо и налево. Недомыка тоже не заморачивался, особенно если учесть, что о праве и леве не слышал. Шекельман решил притормозить товарищей.

– Погодите, – сказал он, – вы точно знаете, что нам нужно идти вперёд?

Ёрш развернулся, глаза метнули молнии, отвратительно запахло горелым. Настроение на нуле, желудок с голодухи воет как мужской хор после обрезания, а тут ещё какой-то чернец мозги вопросами выносит.

– Если хочешь, можешь идти в зад, – рявкнул он.

– Нет-нет, – поспешно сказал Изя. – Я это к тому, что может повернуть стоит?

Ёрш злобно сплюнул и попёрся дальше по дороге. Остальным пришлось за ним тащиться.

Спустя некоторое время лес расступился, показалось небольшое село, окруженное небольшими полями. День выдался на удивление солнечным, оставшиеся после покоса ости пшеницы выглядят в лучах как разлившееся по земле золото. Недалеко от околицы девушка убирает пшеницу, но только ведёт себя как-то странно: во-первых, в одиночестве, а во-вторых, после того, как срезала последние стебли, сняла с косы ленточку, перевязала сноп, а после накинула на него мужскую рубаху и шляпу, лежавшие до этого у её ног.

– Чё это она? – спросил Недомыка.

– Дура! – поставил диагноз Ёрш.

Действо, за которым застали девушку, называлось «Последний сноп». Такому снопу в народе придавали особые почести, связывали с ним множество обрядов и примет. Если последний сноп срезала девушка, то должна была делать это молча, иначе жених будет слепой. Нести его домой тоже надлежало держа язык за зубами, иначе с любимым может приключиться хворь какая или хрень неизвестная.

Девушка нарядила сноп и вышла на дорогу. С ней как раз поравнялась наша «удачливая» тройка. Особь женского пола оказалась на удивление миловидной: фигурка, как у преподавательницы фитнеса, уже приобрела нужные округлости. Личико такое чистое, что с него можно пить. Глазки словно небеса, губки – чистый коралл и длинная коса до пояса. Облачена красавица в простой серый сарафан без украшений и оборок, да и в чём ещё ходить на поле? Но такая неприглядная одежда не только не умаляла, а наоборот подчеркнула её красоту и удивительную нежность. Ёрш тут же до неё докопался.

– Девушка, а девушка, а как вас зовут?

Девчушка бросила на него недовольный взгляд, губы сжались в узкую полоску.

– А меня Ёрш.

Девушка прибавила шагу, малец не отставал.

– А что вы делаете сегодня вечером?

Ножки под сарафаном задвигались быстрее, но от наглого домогальца уйти оказалось непросто.

– Куда же вы, девушка? У нас только разговор завязался, а вы бежать. Нехорошо.

– Да, – поддержал товарища Недомыка.

Шекельман о чём-то задумался и даже на тряску – на закорках ведь едет – внимания не обратил. Как, впрочем, и на девушку. Ёрш обогнал красавицу, и встал перед ней как белочка перед синяком. Девчушка в него чуть не врезалась. Губы побелели, так сильно она их сжала, глазки сузились, щечки полыхнули от праведного гнева. Но с Ерша как с депутата налоги.

– Потанцуем? – эротично с придыханием спросил он.

– Я подержу, – сказал Недомыка и попытался отнять сноп у девчушки.

– Да отвалите вы, козлы, – крикнула девушка и тут же её чудные небесные глазки расширились до предела. Она поняла, что совершила ошибку: теперь её суженый будет слепым, глухим, кривым, косым, хромым и даже где-то горбатым. На всю жизнь. До скончания времён. На веки вечные. Личико красавицы исказилось от горя, губки задрожали, рыдание вырвалось из груди, слезы хлынули Ниагарским водопадом, затапливая щёчки, губки и примыкающее к ним пространство. Руки разжались, теперь уже осквернённый сноп упал на землю и прекрасное существо кинулось в деревню.

– Точно дура, – убедился в правильности диагноза Ёрш.

Вдруг раздался душераздирающий вопль. Друзья повернули головы на крик. У второго от входа в село дома развернулось грубое действо антипедагогического характера, а именно воспитание рукоприкладством. Мамаша выволокла на порог мальчонку и стегает хворостиной почём зря. Дитё, страшное как зарплата педагога, открыло невероятно широкую пасть и орёт во всю мощь лёгких. Но мать словно садист стегает всё сильнее и сильнее.

В былые времена нечисть для продолжения рода воровала детей у людей. Причина неизвестна, может у самих что-то с генетикой было не в порядке, но киндеры , например, леших и всяких упырей рождались никчёмными, бестолковыми, тупорылыми с признаками идиотии в последней стадии дебилизма: тыковка – не по размеру огромная, шея – тощая, так что голова не держится и всё время заваливается на бок, глазки выпучены и направлены в разнее стороны, рот всегда открытый и слюнявый, а вот тельце – чахлое, тощее, дохлое и костлявое. Характер подстать внешности – невероятно гадкий и отвратительный. Они постоянно орали, требовали спайдермена и чтобы обязательно с подсветкой, канючили, сучили ножками, бились головой в детских торговых лавках и жутко действовали на нервы. К тому же приплода, особенно нормального, от таких отпрысков ждать не приходилось. Поэтому нечисть избавлялась от потомства, подсовывая его людям, а их детей забирала себе, дабы новая кровь разбавила патологическую наследственность. Перед людьми, которые по недосмотру теряли своих детей и получали чужих, в полный рост вставал выбор: либо всю жизнь мучиться, выращивая постоянно орущих недоумков, либо как-то получить своих нормальных обратно. Естественно выбирали второе. Кому же хочется возиться с чужим ребёнком, да ещё дебиловатой наружности и омерзительного характера? Благо способы и на этот случай имелись. Свидетелем одного из них и явилась троица неудачников. Приёмная мать должна сечь ребёнка до тех пор, пока не появится настоящая и не заберёт своего, оставив взамен украденного. Но Недомыка понятия об этом не имел, Ёрш тоже, а Изя впал в глубокую задумчивость по поводу. Да и не спрашивали его. В смысле евреям право голоса не давали. А они люди умные, тактичные и не лезущие с грязными ногами в чужой монастырь.

Ёрш воспылал праведным гневом члена комиссии по правам детей, ребёнков и отпрысков, и кинулся на выручку. Его ведь в детстве батя также стегал. Видимо мало.

– Мамаша, – закричал он, – что вы делаете? Как можно так измываться над своим дитём?

Женщина аж рот открыла от удивления. Она даже посмотрела на псевдосына, дабы найти хоть какое-то сходство. Да где там, легче отыскать общее между огнём и водой, чем между нечистым ребёнком и человеком.

– Это не мой сын, – заявила женщина.

Ёрш аж задохнулся от возмущения.

– Так вы бьёте чужого? Вы отдаёте себе отчёт в своих действиях?

Женщина упёрла руки в бока.

– Ещё как отдаю, – заявила она. – А если вы будете мешать, то и вам перепадёт от душевных щедрот. Ой, а где он?

За разговором никто не заметил, что ребёнок тю-тю. Лицо женщины налилось бордовостью.

– Из-за вас я теперь не получу своего сына, – в ярости закричала она.

– Так эта, – вмешался в разговор Недомыка, – вы вроде как говорили, что он не ваш.

Женщина взревела как разъяренный медведь. Хворостина проделала в воздухе незамысловатое движение. Ёрш, стоящий ближе всех к разозлённой фурии отклониться не успел. Хворостина приложилась аккурат посередь морды. Раздался визг, и подросток спрятался за Недомыкой. Но тому, что характерно, тоже удары лозиной удовольствия не доставляли, поэтому Ждан повернулся спиной.

Даже когда евреи были рабами в вавилонском плену, их так сильно не стегали. Поэтому после первого удара Шекельману расхотелось играть роль бронежилета. Инвалид рванул с низкого старта, и скорость до сотни набрал за пару секунд. Его товарищи кинулись к калитке следом. Мать не отставала.

– Вот они! – раздался знакомый девичий голосок.

Ёрш обернулся, слюну удалось проглотить с трудом. К ним кинулась толпа возмущенных поселян во главе, если судить по внешнему сходству, с отцом девушки, вооруженная дрынами, оглоблями и другим травматическим оружием.

– Бей их! – заявил возмущенный до глубины души родитель.

Толпа ударилась в преследование. Шекельман затерялся в дорожной пыли далеко впереди. Отставшие товарищи решили последовать его примеру. В смысле Ёрш, а Недомыка просто побежал за компанию, мол, все побежали, и я побежал.

Вскоре деревня и разъярённые поселяне остались далеко позади. Шекельмана удалось догнать только на перекрёсте. Несчастный чернец выбился из сил, но с нескрываемым интересом и неподдельным страхом поглядывал за спины приближающихся друзей. Поселяне на дороге так и не показались, поэтому можно немного расслабиться. Ёрш отдышался и задал сакраментальный вопрос:

– Чё это они?

Шекельман, который так вовремя вспомнил обычаи русского народа, поведал и о последнем снопе, и о порке подкидышей.

– Засмолок ты иногородний! – прорычал Ёрш. – А раньше сказать не мог?

– Я же… – хотел оправдаться Изя, но малолетка завёлся.

В обращении к народу в лице Недомыки, он подверг критике интеллектуальные способности представителей семитского народа в лице Шекельмана, уличил его во всех смертных грехах, ковыряниях в носу за обедом и метеорологических катаклизмах. Семитам, дабы больше не причиняли вреда человечеству в лице Ерша, надлежало жить в резервации где-то между Марсом и пятым кольцом Сатурна. Добровольный выбор конкретного места жительства на данном пространстве, дабы не быть обвинённым в национализме, антисемитизме, шовинизме, фашизме, волюнтаризме и юдофобии, предоставлялся присутствующему представителю от фракции «Право на бессмысленное кромсание интимной части тела во всех уголках земного шара». Шекельман пытался хоть как-то оправдаться, неоднократно бия себя копытом в грудь, давая обеты и клянясь могилами всех своих родственников. Его можно понять, кому хочется покинуть столь гостеприимную Землю и обитать где-то у хрена на корнях. Но обвинитель только разогрелся. Употребляя ненормативную лексику и показывая нецензурные жесты, малолетний прокурор в ярких красках описал дорогу, по которой вышеназванному народу придётся добираться до нового места жительства. И уж поверьте на слово самая захудалая тропа в каком-нибудь Козюльске по сравнению с ней покажется автобаном. К тому же достичь резервации представителям семитской языковой группы придётся пешком и без проводника. Изя побледнел, потому как вспомнил, что даже с проводником до нового адреса из Египта пилюхали сорок лет. Сколько тогда придётся тащиться без оного, даже страшно представить. Но он попытался. Результат ошеломил. Изя упал на колени, и попросил сурового прокурора о снисхождении, а судью о помиловании. Но Ёрш, прибывающий в двух лицах одновременно, а стало быть в два раза наглее, злобнее и суровее, быстро закончил обвинительную речь, в коей обратился к присяжным в лице Недомыки о вынесении честного, продуманного и справедливого вердикта. Присяжные выпучили глаза, почесались и даже где-то зевнули, что интерпретировалось судьёй как:

– Итак всё ясно. Завязывай с этой бодягой, обед уже.

Судья встал. На основании статьи тридцать восемь дробь шестнадцать пункта тринадцать-четырнадцать подпункта сто двадцать восемь примечания третьего, дополнения шестого, поправки двадцать седьмой от такого-то года, дня и месяца, на основании декрета народных комиссаров от двадцать восьмого числа такого-то месяца сего года, суд постановил, что обвиняемый приговаривается к расстрелу, повешению, четвертованию, колесованию и ссылке после вышеназванных бодрящих процедур по указанному IP-адресу.

Шекельман, едва не разрыдавшись от суровости приговора, попросил снисхождения за боевые заслуги и добросовестную службу в рядах трудовой братии. На что судья ответил, что среди вас встречается кто угодно, только не трудовая братия, а насчёт боевых заслуг лучше бы не заикался, так как награды наверняка куплены, а документы к ним подделаны. Тогда Изя пригрозил апелляцией.

Судья издевательски улыбнулся.

– Ваше право. Срок подачи апелляции – четверг первой недели июля прошлого года.

Изя понял, что на горизонте замаячил абзац, капец, и их названный брат пендык. Положение спас Недомыка. Ему надоело стоять, бушующая в теле сила недвусмысленно намекала на движение, а честолюбие требовало достижения поставленной цели. Идти по дороге в указанном ведуном направлении теперь невозможно, поскольку придётся топать через оставленное в результате героического бегства село. Недомыка не то чтобы боялся поселян, но уважение к работникам села, заложенное с детства, и отвращение к конфликтам, закреплённое в то же время отцовским ремнём, потребовали смены маршрута. Выбор оказался небогатым. Можно вернуться к ведуну и идти дальше, пока не обогнёт Землю и не доберётся до нужного места. Или совершить обходной манёвр по дороге, поворачивающей направо или налево. Пришлось пораскинуть мозгами, в смысле мозгой, а ещё точнее одинокой извилиной. С первого раза столь сложную задачу решить не удалось. К тому же товарищи не дали: один всё время что-то орёт, брызгает слюнями и требует, а второй постоянно всплакивает, путается в соплях и иногда даже рыдает. Пришлось отойти в сторону. Но мозг переключил всё внимание на процесс перемещения, и мысль потерялась. Пришлось начинать сначала. О чём это он? Ах да, какую дорогу выбрать. Мысли в голове оказались одна, да и та ущербная, одноногая и контуженная. Она что-то лепетала, мямлила и шлёпала губами. Пришлось её изгнать. В образовавшейся пустоте и пугающей черноте не промелькнул ни один луч света. Тогда Недомыка попытался решить проблему нахрапом. Мозговой штурм привёл к перегреву единственной извилины, лёгкому задымлению и сонному состоянию. Неожиданно забрезжил свет в конце тоннеля: Ждан просто посмотрел под ноги и – УВИДЕЛ! Оказывается, он стоит на дороге, поворачивающей налево.