Текст книги "Бывает… (сборник)"

О том, как господин К. прогулялся в городском парке

Пребывая в прекрасном расположении духа, господин К., улыбаясь весеннему солнышку, неспешно прогуливался по городскому парку, ловко лавируя между проявившимся из-под снега весенними собачьими «подснежниками». Всюду царило умиротворение, которым хотелось поделиться со всем миром. На многочисленных скамеечках парка умиротворенные граждане скрытно пили водку. Разодетые старушки умиротворенно злословили о прогуливающейся молодежи. Прогуливающаяся молодежь умиротворенно целовалась, с некоторой досадой поглядывая на еще не озеленившиеся веточки кустов. Даже голуби, проникшись моментом, умиротворенно ворковали, не гадя при этом на пальто и шляпы посетителей парка. В общем, как видите, совершенно умиротворенная идиллия.

– Молодой человек, – раздался за спиной господина К. сиплый голос, – угостите даму вином!

Господин К. обернулся и от неожиданности выстрелил в нарушителя умиротворенности.

– Что вы нервничаете, молодой человек? Разве вам жалко денег угостить даму? – спросило нечто, отрыгнувши отчаянным сивушным перегаром.

А нервничать от чего было: пред взором господина К. колыхалось бесформенное существо, укутанное в грязный рваный балахон с налипшими окурками и мусором. Два единственных зуба в намалеванном ядовито-красной помадой рту сжимали изжеванный огрызок папиросы. В гигантской копне неопределенного цвета волос, очевидно, устроили свой рассадник змеи и разные насекомые. Кроме всего, существо грязным кривым пальцем с острым желтым когтем отчаянно чесало исполинскую бородавку на кончике носа, с которого беспрестанно капала зеленоватая муть. От распространяемого этим существом амбре в округе умолкли птицы, а умиротворенные граждане стали покидать территорию парка.

– Так что, молодой человек, вы, наконец, угостите даму вином или ждете от меня поцелуя? – просипело существо. – Если угостите, то я подарю вам этот поцелуй. И не один. Я даже готова ублажать вас всю ночь, если вы будете щедры со мной!

У господина К. внутри что-то упало, и он почувствовал сильное недомогание. Перед глазами почему-то в один миг пронеслась вся прожитая жизнь.

– Ну что же вы? Решайтесь! Неужели вам совсем не хочется угостить вином готовую вам отдаться даму? Ну хотите, я вот прямо сейчас вас поцелую, а потом мы вместе под ручку чинно проследуем в какой-нибудь милый кабачок?

Существо, вторично отрыгнув сивушным перегаром, шагнуло вплотную к господину К., от чего по телу господина К. пробежала сильная судорога, и он в ужасе отскочил в сторону, произведя несколько хаотичных выстрелов в направлении этого исчадия ада.

– Тьфу на вас, – просипело существо. – Совсем перевелись джентльмены в этом мире. Никаких приличных манер по отношению к дамам. Деревенщина и жлоб!

С этими словами существо смачно харкнуло в сторону господина К. и, издавши какой-то непотребный звук, вальяжно удалилось. А господин К., послав для острастки вслед существу еще несколько пуль, в лихорадочном и полуобморочном состоянии отправился домой, где, тщательно запершись на все запоры, в течение трех дней лечил свои нервы коньяком, падая со стула всякий раз, когда перед глазами возникал образ недавней встречи.

В городской парк он гулять больше не ходил. Во всяком случае, в одиночестве…

О том, как господин К. вызволил друга

Однажды господин К. осуществил вот какую штуку: переодевши в милицейскую форму и наклеив огромную пышную черную бороду, он отправился в гости к старому другу господину М. А надо сказать, что у этого друга совесть не являлась образцом благочестия. Прямо скажем, что, в общем-то, и само наличие совести можно ставить под сомнение. И уж конечно, что особого уважения к закону этот друг не имел, а потому со дня на день ожидал ареста или еще чего-нибудь в этом духе. При этом он находился в прескверном настроении, сидел на кухне, пил водку и плакал, глядя на то, как супруга любовно перекладывает в его чемодане теплые вещи и мешочки с сухарями. Уместно будет заметить, что супруга тоже была далека от каких-либо проявлений благочестия, поэтому тоже ожидала ареста. Причем с нетерпением. Причем ареста супруга. Поэтому, перекладывая вещи в его чемодане, она любовно думала о других чемоданах и прекрасном незнакомце-греке Агейптосе, чьи мускулистые объятия с нетерпением ждали ее на лазурном берегу далекого теплого моря. В общем, разврат и сплошное свинство по отношению к еще живому и неарестованному супругу. А в целом, как видите, картина вырисовывается малопривлекательная.

Господин К. позвонил в дверь господина М. Господин М. поперхнулся водкой. Его супруга рассыпала сухари.

– Откройте! Милиция! – громким сиплым голосом прокричал господин К.

Господин М. снова поперхнулся водкой, а у его супруги радостно забилось сердце. Она побежала открывать, на что господин М. плюнул на пол и, злобно прошипевши «Дождалась, сволочь!», махнул залпом целый стакан водки. В коридоре послышался грохот – это супруга упала в обморок, неприятно пораженная бородой милиционера.

– Лежать! Не двигаться! Руки за спину! Сиди на месте, морда арестантская! – закричал господин К., ворвавшись на кухню, размахивая револьвером.

Господин М. снова поперхнулся водкой. Его супруга застонала и пришла в себя.

– От чего у вас, господин милицейский, такая лютая борода? – слабо спросила она, появившись на кухне на четвереньках. – Вас разве в милиции не заставляют бриться?

– Я дал обет не бриться, пока не поймаю этого негодяя! – прокричал господин К., два раза пальнув в воздух из револьвера. – Впрочем, это к делу не относится!

Он подошел к столу, схватил стакан с водкой, залпом выпил и ударил им господина М. по голове.

– Молчать! – прокричал господин К. – Теперь ты, негодяй, в руках правосудия! И я прямо не знаю, что меня останавливает шлепнуть тебя на месте! Может быть, ты сам сиганешь в окно, спасаясь от справедливого суда и сурового возмездия в объятиях неминуемой гибели от падения с первого этажа?

– А можно? – вскрикнула супруга господина М., так как вариант с гибелью был даже предпочтительней ареста.

Господин М. залпом махнул стакан водки и поперхнулся. Господин К. отобрал у него стакан и снова больно ударил по голове.

– Молчать! – прокричал господин К. – Я вот неожиданно почему-то захотел в туалет! И, конечно же, когда я вернусь, ты, негодяй, к тому моменту уже погибнешь, выбросившись из окна!

До господина М. наконец дошел намек, и когда господин К. вышел в уборную, он залпом махнул стакан водки, распахнул окно и, перешагнувши через подоконник, скрылся за углом.

– Ах! – закричала супруга господина М., когда господин К. вернулся. – Держите вора, господин милицейский! Этот подлец убежал в окно!

– Молчать! – прокричал господин К., несколько раз выстреливши из револьвера перешагивая через подоконник, – Никто не уйдет от правосудия!

А за углом господин К. встретил поджидавшего его там господина М. Друзья засмеялись, обнялись и поехали, наконец, на долгожданную рыбалку…

О том, как господин К. испытывал смертельную скуку

Господин К. испытывал смертельную скуку. Собственно говоря, он ее испытывал всегда, когда речь заходила о жизненных приоритетах. Любые разговоры на эту тему казались ему пафосным бредом и поэтому в такие минуты у него появлялось жгучее желание пристрелить собеседника, а затем застрелиться самому. Не сказать, конечно, что у самого господина К. этих приоритетов не было, но сама до зубовного скрежета избитая спорная тема заставляла в глубокой тоске подумывать о применении оружия.

– Нет, уважаемый господин К., наивысшим приоритетом человека должна являться семья, и уж потом уже все остальное, – утверждали одни, желающие пообщаться на данную тему.

– Вы же не станете отрицать того факта, что главным приоритетом человека является его собственное благополучие, и уж потом уже все остальное? – вопрошали другие.

– Только хорошая карьера на избранном поприще, и уж потом уже все остальное! – кричали третьи.

Деньги! Творчество! Служение Богу и церкви! Стремление к высшим и малопонятным идеалам! И прочее, прочее, прочее. Одним словом, пафос и смертельная скука.

Сам же господин К. придерживался своего собственного мнения в этом вопросе и из-за опасений возникновения нервного срыва и спонтанной истерики у собеседника этого мнения никому не высказывал. Данные опасения основывались на том, что однажды господин К. вставил реплику по поводу своих жизненных приоритетов в оживленный спор, касающийся данной темы. При этом присутствующую даму немедленно увезла карета скорой помощи прямехонько в психиатрическую лечебницу, а господина К. сначала довольно сильно побили. Потом его попытались сжечь в наспех разведенном в помещении костре. Затем кто-то из друзей предложил отрезать маникюрными ножницами господину К. язык и вогнать под ногти раскаленное шило. Собственно, только любовь к своему вороненому револьверу спасла господину К. жизнь и не сделала калекой. Правда, пришлось при этом пожертвовать несколькими, по числу патронов в барабане, друзьями, но это, согласитесь, уже мелочи, не относящиеся к жизненным приоритетам.

А жизненные приоритеты господина К. были таковы, что… Впрочем, нет. К сожалению, мы не имеем при себе заряженного револьвера, а потому воздержимся от дальнейшего повествования…

О том, как господин К. лечил больной зуб

Однажды у господина К. разболелся зуб. Что он только с ним не делал! И ковырял гвоздем. И пытался вырвать, примотав один конец струны к батарее, а другой, соответственно, к зубу. Нещадно полоскал его одеколоном и спиртом. Пихал под ледяную воду. Расшатывал плоскогубцами. И еще производил столько действий, о которых и писать неудобно. В конце концов, доведя себя до полуобморочного состояния, господин К. наконец-таки решился на посещение стоматолога. Тут, конечно, стоило бы разъяснить, почему он не сделал этого сразу, но, к сожалению, сам господин К. определенных объяснений не дает, а любое упоминание о стоматологах вводит его в состояние аффекта и вызывает либо первобытный ужас, либо неописуемую ярость. И все, что можно понять из его нечленораздельной речи, так это то, что когда-то очень давно некий стоматолог то ли ушел с его женой, то ли виновен в смерти какого-то родственника, то ли, перед тем как вырвать зуб, не позаботился об обезболивающем. В общем, подобные объяснения в таком состоянии ясности по существу вопроса не вносят. А потому просто продолжим.

Итак, превозмогая адскую боль, а также страх и ненависть к стоматологам, господин К. отправился в близлежащую клинику. Как человека со страшным выражением лица и острой зубной болью, его приняли безо всяких номерков и очереди. Правда, какая-то старушка попыталась этому воспрепятствовать, но, увидев в глазах господина К. приглашающие жесты давно почившего супруга, осеклась и, на всякий случай, вообще в спешке покинула клинику. В кабинете господина К. встретила огромная мужеподобная женщина с бравыми гусарскими усиками. Властным жестом руки указав господину К. на стоматологическое кресло и отобрав у него паспорт, она долго что-то вписывала в огромную конторскую книгу, при этом шевеля губами и поминутно сплевывая в грязную плевательницу. Наконец окончив одной ей ведомые формальности, она обратила свои взоры к господину К.

– На что жалуетесь? – спросила она вполне ожидаемым при ее внешности грубым мужским голосом.

Таким образом, господин К. первый раз упал с кресла.

– Вы мне это прекратите! – строго сказала эскулап от стоматологии. – Если с сильной болью, то так и скажите!

Говорить господин К. не мог. Он снова покорно сел в кресло и со стоном указал пальцем на окаянный зуб. Женщина двумя руками разжала челюсти господина К. и заглянула в рот.

– Господи Иисусе! – воскликнула она и перекрестилась.

Так господин К. упал с кресла вторично. Когда он поднялся, врач уже успела собрать целый консилиум любопытных, включая, помимо других врачей клиники, пациентов, ожидающих своей очереди, и уборщицу – бабу Глашу. Они все по очереди заглядывали господину К. в рот, после чего бледнели и крестились, а бабу Глашу пришлось с инфарктом срочно отвезти в реанимацию.

Когда страсти поулеглись, стоматолог, с нескрываемым на лице омерзением, приступила к своим обязанностям. Во-первых, она заявила, что господину К. должно быть как минимум стыдно и что ей вообще прямо-таки удивительно, как господин К. может смотреть людям в глаза. Вторым ее заявлением было то, что лечить этот зуб совершенно бесполезно, раз господин К. так относится к жизни и плюет на окружающих и поэтому, что есть в-третьих, она этот зуб просто-напросто удалит. Закончив с речами, она воткнула шприц с новокаином куда-то в глубь рта господина К. и принялась там же орудовать скальпелем. Момент, когда она взялась за клещи и ухватила ими больной зуб, совпал с моментом, когда господин К. очнулся от глубокого обморока. Господин К. взревел от ужаса и боли и, отшвырнув от себя в одну сторону «штурмбанфюрера» клиники, а в другую – адскую буровую зубоврачебную машину, вырвал из пола стоматологическое кресло, вынес им окно и бежал прочь.

Остановившись за несколько кварталов от злополучной клиники, господин К. отдышался и поймал такси. Водитель не стал ни о чем спрашивать человека с кровавыми слюнями и нечеловеческим лицом, а просто молча отвез его в травмпункт, не взяв при этом за проезд. В травмпункте дежурный врач, отойдя от легкого шока, сделал господину К. правильный укол и мгновенно и совершенно незаметно для господина К. удалил злополучный зуб.

Это был первый раз в жизни господина К., когда он вышел от зубодера с улыбкой на лице и прекрасным настроением. И дело тут, конечно, не в уколе…

О том, как господин К. попытался развлечь гостей

Однажды у господина К. собрались старые знакомые в сопровождении закусок и алкогольных напитков. В самый разгар веселья хозяин дома решил привнести некоторую изюминку в банальные посиделки и сделал вот что: пройдя нетвердой походкой в соседнюю комнату, он стал заряжать один из револьверов холостыми патронами. В тот момент, когда в барабан револьвера вкладывался последний патрон, один из гостей с невообразимым грохотом упал со стула, что заставило господина К. на некоторое время отвлечься от своего замысла. Когда порядок под всеобщий радостный хохот был восстановлен и удачное падение обильно «вспрыснуто», господин К. вернулся в комнату для завершения начатой затеи. Там, вымазавши лицо ваксой, внутренне посмеиваясь от предвкушения предстоящего веселого переполоха, он подмигнул сидевшему на тумбе коту и, не заметив странного котовьего прищура, схватил револьвер и с диким ревом ворвался к гостям. Будучи человеком аккуратным, господин К. первый выстрел произвел себе в ногу, как бы показывая частично поседевшей компании, что заряды холостые и опасаться, в общем-то, нечего. Затем, пока гости не успели опомниться от потрясения, он, страшно вращая глазами и выкрикивая нечленораздельные слова для достижения большего эффекта, вскочил на стол и начал методично лупить из револьвера, нетвердо целясь над пьяными лицами…

Когда все стихло и дым рассеялся, чудом оставшиеся в живых гости поначалу хотели побить господина К., но, увидев, что тот лежит на столе в луже собственной крови, бьющей из ноги веселым фонтанчиком, стали оказывать ему посильную медицинскую помощь. Последнее, что увидел господин К., прежде чем окончательно отключиться, это была подозрительная ухмылка кота, играющего холостыми патронами, странным образом оказавшимися под тумбой…

О том, как господин К. присутствовал на суде

Однажды друга господина К. судили по какому-то пустяковому делу. Не желая бросать друга в такой неприятности, господин К. пришел в суд морально поддержать зарвавшегося товарища и, не снимая шляпы и пальто, расположился в первых рядах мест для публики. Между нами говоря, господину К. тоже следовало бы располагаться на скамье подсудимых вместе со своим другом как непосредственному участнику антиобщественных действий. Но в тот момент, когда его друга пришли арестовывать блюстители порядка, вызванные довольно сволочной соседкой-старушкой, господин К. благополучно стоял в очереди в винно-водочном магазине, а потому не был схвачен.

Итак, не желая подрывать моральный облик товарищества и мужской солидарности, господин К., никем не опознанный, явился в зал заседаний. Суд приступил к рассмотрению дела. Надо сказать, что другу господина К. не очень повезло. Его дело рассматривала довольно нервная судья, недолюбливающая мужчин в целом, и алкоголиков-дебоширов в частности. Поэтому, оценив наметанным глазом помятый вид обвиняемого и пропустив мимо ушей и без того слабые доводы шамкающего себе что-то в седую почтенную бороду государственного столетнего адвоката, она без замедлений приступила к вынесению вердикта.

Суровый приговор означал пятнадцать суток ареста, штрафы за нецензурную ругань и сопротивление при задержании и, кроме того, обязывал сменить обшивку двери сволочной соседки-старушки, так как вырезанные на этой обшивке перочинным ножиком ругательства наносили урон образцовым показателям подъезда, и, конечно, на взгляд судьи, никак не могли соотноситься с хозяйкой квартиры. Собственно, это последнее и стало предметом оживленного протеста обвиняемого. Схлестнувшись с судьей в попытке доказать ошибочность ее взглядов, он категорически заявлял, что вырезанные и, на его взгляд, совершенно справедливые ругательства не только относятся к старушке, но и более того, зная ее сволочной характер, он бы вырезал еще более витиеватые слова. И по возможности не только на обшивке двери. И не сделал он этого только потому, что, во-первых, старушка банально не открывала, а во-вторых, он банально не успел, так как был арестован. Эти доводы подтвердились истошно запричитавшей соседкой-старушкой, опрометчиво явившейся в зал суда в качестве свидетеля и потерпевшего. В завываниях прослеживалась вся ее честная трудовая жизнь на посту вахтера чугунолитейного завода от самых пеленок до престарелого возраста. Также можно было разобрать совершенно справедливые требования уважать заслуженный отдых пенсионера и влепить соседу-аспиду как минимум пожизненное заключение с последующим расстрелом, дабы навсегда избавить ее нервы от нападок гнусного антисоветчика. Тем более что на его жилплощадь уже давно положил глаз зять потерпевшей. Очень приличный человек, между прочим.

В этом месте проницательный господин К. не выдержал и вставил реплику в ход судебного заседания, указывая на вскрывшиеся факты подозрительной подоплеки обвинений сволочной старушки, которой он исподтишка продемонстрировал револьвер, страшно прищурив глаз. Причитания старушки приобрели новую тональность, что заставило судью грозно потребовать от всех сохранения порядка, а от господина К., в частности, не встревать без разрешения в ход разбирательства под угрозой немедленного ареста за неуважение к суду. На что господин К. заметил, что действует только в интересах правды. И что если у судьи глаз замылен и под личиной банальной соседской склоки она не видит происки квартирных махинаций, то он, этот замыленый глаз, готов отмыть и явить ему всю подноготную как этого затянувшегося дела, так и подозрительной старушки вместе со всеми ее родственничками. На такой выпад судья немного потеряла дар речи и слабым голосом попросила господина К. либо немедленно покинуть зал заседания, либо хотя бы из правил приличия снять шляпу. На что господин К. заметил, что он не в церкви, а судья – не поп, чтобы перед ним шляпу снимать. За что, конечно же, схлопотал пятнадцать суток и штраф за неуважение к суду, а его другу приговор оставили без изменений к большому неудовольствию сволочной старушки. На этом дело и кончилось…

О том, как господин К. относился к суевериям

Господин К. никогда не был суеверным человеком. Можно сказать, что он вообще плевал слюной на всяческие суеверия. Причем трижды через левое плечо. А тех, кто во всем видел недобрый глаз, черных кошек, пустые ведра и разбитые зеркала, он сравнивал с детьми, напуганными страшилками, рассказанными на ночь.

Судите сами: как-то раз, возвращаясь из магазина, господин К., обогнавши какую-то дамочку с пустыми ведрами, столкнулся с идущей к нему навстречу похоронной процессией и, пребольно ударившись лбом о гроб с усопшим, упал вместе с этим усопшим на двух грузчиков, которые тащили огромное зеркало, которое тут же разбилось, прорвавши пакет с покупками, в котором была пачка соли, которая не преминула рассыпаться, и всю эту свару с наглой мордой тринадцать раз обошел черный кот, шипя на кружащих черных воронов, стремящихся влететь во все окна, встречающиеся на их пути! Стоит ли говорить, что суеверный человек еще на бабе с ведрами уже сыграл бы в ящик, но только не господин К. Он с совершенно невозмутимым видом поднялся с земли, стряхнул с себя осколки битого зеркала, помог недовольным родственникам усопшего водворить тело обратно в гроб и, распихав покупки кое-как по карманам, пошел своей дорогой, совершенно не обращая внимания на то, как какая-то сердобольная старушка, забормотавши «Отче наш», трижды осенила его вослед крестным знамением.

Добравшись домой, господин К. выгнал кочергой из квартиры влетевших в окно двух наглых воронов, которые загнали кота в угол и всячески над ним измывались, пытаясь клюнуть в причинное место. Затем, выстреливши из револьвера несколько раз в волосатую рожу со страшными глазами, объявившуюся в оконном проеме, господин К. отправился готовить ужин себе и коту.

Надо сказать, что в процессе готовки тоже происходили мелкие каверзы, которые не дали бы покоя среднестатистическому суеверному человеку. Рассыпанная соль, упавшие вилки, ложки и ножи, треснутая посуда и прочие мелочи совершенно не обратили на себя внимания господина К. А что до являвшейся в разных углах черной крысы с красными глазами, то кот господина К. прекрасно справлялся с такой напастью. В общем, как видите, суеверия и приметы ни секунды не сосуществовали вместе с господином К.

А вечером огромная луна, заглянувши в окна господина К., застала того в гостиной за раскладыванием пасьянса. Сытый и довольный кот урча лежал на столе, лениво подталкивая одной лапой господину К. нужную карту, а другой ковырял воск, капавший с черной свечи на белый человеческий череп. На другом краю стола на спиртовке стояла огромная реторта, в которой в синем сиянии плавал маленький гомункул, покуривая изящную трубку. У ног господина К., свернувшись калачиком, мирно похрапывал оборотень. Совершенно нагая и прелестная ведьмочка с распущенными шикарными волосами подливала господину К. коньяк, нашептывая на ухо что-то, от чего господин К. краснел и улыбался. Полюбовавшись еще с минуту на эту прекрасную идиллию, довольная луна отправилась дальше, насвистывая какую-то веселую мелодию…