Текст книги "Москва-bad. Записки столичного дауншифтера"

Но делать нечего: звук-то нестерпим!.. Прошу Аню: у тебя, говорю, хоть прописка городская! Долго опрашивают, отвлекаясь на посторонние разговоры… Вызов, говорят, принят… в течение суток он будет обработан и отреагирован… Никуда не отлучайтесь из дома.

В течение суток!! не отлучайтесь!!! Им русским языком названо место дислокации машины с точностью до полуметра и как подъехать, её цвет и марка – да её и так за километр ни с чем не спутаешь!.. Нет, нужно ещё человека обратать!.. Конечно, захочешь быть у нас бдительным гражданином (в другой транскрипции, сикофантом) – да минируй хоть Кремль – меня не колышет, обед по расписанию, отреагируем по факту.

Через три часа, отлучившись всё же из-за голода в магазин, замечаем подле него отъезжающую полицейскую машину – на двери обозначение принадлежности к УВД нашего района. Бросаемся наперерез, останавливаем. Сбивчиво, но экспрессивно объясняем, Аня даже сопровождает свои излияния словом «пожалуйста!». Ну, думаем, сейчас сядем и поедем, или они поедут… Да хрен ли тут ехать – дворами, где мы шли, тут метров семьдесят до неё! Но стоит только взглянуть на физиономии сотрудников правопорядка…

Часов в десять вечера, не выдержав, звоним в МЧС… Там долго отнекиваются, переадресовывая в полицию… В ментуре снова всё неохотно записывают, более-менее охотно записывают личные данные, долго переспрашивая и отвлекаясь… Заказ принят… будет обработан в течение одних-двух суток!..

Как пережить минуту, пять, десять минут, час?!… Какое-то волнообразное комариное пищание – отвратительнейшая пытка, а тут ещё долбаные эмигранты со своими тарантасами и плясками!.. Наконец, я сбираюсь по темноте высадить окно в машине. Но чем высадить? – ничего тяжелее мизерного молотка для отбивания мяса в доме нет! Скалкой? сковородкой?! Полный идиотизм! Булыжник нужно найти подходящий! – решаю я, а Аня меня отговаривает… Как назло в кои-то веки ударил морозец, и вывернуть большой камень, тем более, в темноте и раскуроченной грязи, никак не удаётся…

Наконец, в руках с кирпичом застигнут светом фар – сразу бросил: вдруг полицаи!

Ночью, пред рассветом, я готов разнести зловещую машинерию хоть голыми руками… Вскакиваю, впотьмах цепляя ботинки и куртку… бедная Аня уже ни на что не реагирует… Пока я ищу рукавицы, звук, как-то ухнув, исчезает!.. Или это только кажется… Тишина режет слух, давит и стучит в висках… Господи, спасибо!

Но это, вы скажете, действительно чрезвычайные, экстраординарные случаи, вам просто не повезло… Таких неординарных тут полным полна моя коробочка (и её окрестности!), вот хотя бы самые свежие.

Третье января, три часа ночи, праздничный салют… Вроде бы и ничего, праздник и всё такое… Приближаясь издалека – вместе с криками «Новый год! Просыпайтесь, б…!» – он, салют, оказывается, запнулся – ну конечно же – у нас под окном… Ну, думаем, повзрывают несколько минут и уберутся, какие их мозги и годы… Так нет же – полтора часа несмолкающей канонады, так что все окна трясутся, чуть не лопаются (и перепонки тоже!), а кот, хоть не из пугливых, забился под шкаф. Где они столько боеприпасов-то понабрали и как с собой притащили. Наконец, я отодрал с форточки клейкую ленту, а Аня высунулась в окно и своим зычным голосом… поздравила и их тоже, пригрозив милицией – или уже полицией…

Или вот есть категория населения (и немалая, надо сказать) тех, кто свой праздник постоянно с собой носит – в виде телефона или бум-бум бочонка этого ублюдского… Но это мелочи, мелюзга, а есть и те, кто возит весь карнавал с собой, как гастер на своей тачанке, только на машине: подчалил к подъезду на парковочку, под чужие окна, распахнул специально двери на все стороны, врубил ещё свет людям в окна и вжарил на всю катушку своё быдляцкое музло… Это может и в час ночи быть, и в два, но и в восемь вечера или в два пополудни ничуть не лучше. Тут уж понятно, что человек (или как его?) безо всякой надобности во дворе чужом застолбился, а дверки пораскрыл с умыслом: чтобы и окружающим весело было… Чего тут только не понаслушаешься: и гнилой шансон с «жиганами» и «лярвами», и гнилой новомарочный рэп с сэксом и матом через каждое слово, и гнилая псевдовосточная попсовая дрянь… Если «Кино» и «ДДТ» кто-нибудь прослушивает – тут уж хоть в собачью полночь расцеловать их выходи. Да впрочем, не важно что, не совсем даже важно когда, важно, что орёт как на пожар, гипербасы ухают не хуже тех же взрывов, и продолжается всё это часами!.. И защиты от этого «по закону» нет никакой.

Увы, у наших мирных воинских формирований, как вы знаете, нет функции защиты граждан – они могут лишь «реагировать по факту», то есть постфактум отчитаться по бумажкам, содрать поборы, и уж в особо тяжёлых случаях – постфактум наказать. И за это ещё сто раз спасибо.

Но дело даже не столько в законах государства, сколь в незаметно изменившихся нормах общественного сознания и поведения. В мире, где каждый сам по себе – отдельный, самоценный индивидуум – давно уже царствуют не либеральные ценности, но кричащее, кичащееся не понять чем «Я» с самой огромной буквы. Веками незыблемый моральный внутренний закон в какие-то четверть века полностью съёжился, задавленный раздувшимся эго. Такое ощущение, что никто из наших сородичей, а тем более, азиатских иноплеменников никогда и не слышал в школе знаменитую фразу (Бакунина вообще-то, отца анархизма!), что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого. Пусть уже сто лет этим соломенным чучелом замещают живой христианский призыв возлюбить ближнего своего, всё равно в наш просвещенный век это один из главных постулатов, с которым нормальный молодой человек должен выходить в жизнь – из школы, из семьи. Так нет же. Не понять кем придуманную «народную мудрость» про бесплатный сыр в мышеловке и родители не устают долдонить, и даже учителя им вторят! А основополагающая фраза об ограничении свободы теряется сразу среди пустого барахла крылатых изречений – «то ли с латыни что-то, то ли перевод с французского»… Если сегодня два индивидуума, допустим, столкнутся у ящичков для хранения вещей при входе в супермаркет, то каждый (а вернее – каждая) будет до посинения голосить: «Я буду здесь стоять столько, столько хочу!», «Я буду делать то, что хочу!». Если придёшь к соседям с просьбой чуть-чуть убавить музыку, то тебе – если вообще откроют и сразу не пошлют матом – заявят: «Я буду слушать так, как хочу». Я и хочу – это императивы трёхлетнего ребёнка, да и то невоспитанного. Признаётся (пока что) лишь право сильного, язык насилия и власти.

Я пытаюсь отнестись философски (хотя надо бы дробовик купить, и чисто философски, выключив свет и открыв край шторки, примостить его в угол форточки!), Аня не выдерживает… «Я сама пойду», – заявляет она в отчаянии и в пику мне, и скажу всё, что я о них думаю! Я всё же предостерегаю в стиле философии и истории, пытаясь не давать ей одеваться. Если человек (или как его?) уже раскрылил дверцы (а некоторые ещё и багажник, но это днём) и диджеем-петухом восседает в эпицентре подобной молотобойной катавасии, куря и мотая башкой, то представь себе, что у него в центре мозга, вернее, в черепной коробочке, где, так и кажется, что-то брякает с ударами, как горошины в погремушке… Это или наркоман, или…

Да и не только в столице, везде такая же система: в Подмосковье, в Тамбове, в Анапе потом будет… – и даже в деревне! У матери сердце заходится от перебивки этими басовыми канонадами, дома никуда не скрыться, жарища летом не продохнуть. Раньше бывало отец выйдет и гаркнет – все врассыпную… Да гипербасов этих – вот безмозглое, не иначе как чёртово изобретенье – тогда не было, и не в машинах музыка долбила, а в клубе, да и машины водились не у каждого сопляка… Тут и подавно никакой управы – хоть и правда двустволку среди ночи хватай. Но мы-то не возьмёмся, а кто-то, не выдержав, взялся: вдруг как будто гроза началась ни с того ни с сего, я высунулся в терраску, и, мгновенно поняв, стал пригибаться – кто-то долго шмалял, аж всё сверкало. Честно говоря, в душе даже проснулась радость – поискренней, чем от фейерверков…

В муравьиной скученности нынешнего городища достаточно одного мальчугана с портативной колонкой или просто долбящего скейтбордом о лестницу подъезда или об асфальт под окном. А если уж появится во дворе подросток с мотоциклетом новомодным – то пиши пропало и сну, и бодрствованию. А в промежутках между несусветным рычанием вокруг блестящей железяки у нас на пятачке парковки чисто мужская такая компания знатоков собиралась – по шестнадцати годков от роду – и до полуночи обсуждение технических характеристик. Даже гастарбайтеры бывало замрут и рот раскроют.

Но у меня нет двустволки. Возникает заварушка… Аня, вырвавшись, называя меня трусом, выскакивает… Я, на ходу как попало одевшись и схватив под куртку скалку, выскакиваю за ней…

Чувак, как ни странно, немного убавляет… «Муторно мне, плохо, тоскливо…» – каким-то выгоревшим от жизни голосом оправдывается он… Мы понимающе киваем, едва ли не улыбаемся: мол, не грусти, всё будет хорошо: инфразвук, конечно, помогает, но вообще это как алкоголь или табак!.. Как только мы скрываемся за дверью подъезда, он прибавляет опять на всю. Ева разувшись, снова обуваемся и выходим. Цирк какой-то! И так три раза!.. Но музыка так и не смолкает.

Есть ещё, чтоб далеко было ходить не надо – как раз у противоположного конца нашей пятиэтажки, – ЗАГС. Приличное вроде бы заведение, но каждое утро пятничное и субботнее оттуда раздаются не особо приличные и убогие звуки. До часу дня только и слышишь, как заведённые, коллективные возгласы «А-а-а!» – нечто среднее между «ура!» и «вау!», сопровождаемое отрывистыми аплодисментами. Сразу понятно, где учились: точь-в-точь как смех массовки в дебильных телешоу. И что это за «А-а-а!» гадостное – язык, что ль, проглотили?! Редкий раз найдётся исконно русский, живой ещё мужик, который крикнет «горько!» или тётка, которая заведёт всех тоже на членораздельное «поздравляем!». Вокруг потом весь тротуар в бутылках и пластиковых стаканчиках, в мишуре и конфетти… Да и с чем особо поздравлять: всё это такое же одноразово-пластиковое: «Камера!», «Мотор!» – не успеешь «А-а-а!» проорать, как каждый второй брак распадётся. Это, в понятных нынче аналогиях, как «Кинопоиск» и «Рутрекер»: сначала трейлеры и рейтинги, постеры и слоганы, а потом – кривой звук, перевод издевательский, а то и вовсе «камрип»!.. Покуришь с утреца, вздохнёшь: эх, горько – подводные сплошь камни, и где теперь те Капри и брючки капри? А ведь ещё кредит на «камри»!..

Тут, правда, слава богу, укороченная программа, а в Бронницах мы обычно наблюдали и выслушивали второе отделение, с теми же бесконечными «А-а-а!», а дальше и со всем остальным, не менее бестолковым и беспощадным. Напротив нашего балкона находилась какая-то столовка режимного, кстати говоря, НИИ, где регулярно устраивались свадебные банкеты…

А сами мы как раз вот поженились через неделю после того, как переехали оттуда в Ист-Энд, трущобный район «у моста». Только вспомнить ошарашенного водилу, как он переспросил «Куда?!.», когда в восьмом часу утра мы завалились в салон такси – Аня с букетиком и фотоаппаратом, а я с бутылкой и пакетом бутербродов! И банкет был под ржавым автомостом – четыре человека, не считая кота (он всё же отказался), сосиски на костре – чем не романтика да понятый по-русски дауншифтинг!

Уж от чего мы точно надеялись избавиться в Москве, да и просто в другой квартире, так это от ежевикендных всяческих быдляцко-молодёжных сейшнов, с будто стоящим на реверсе, – но живым, подгитарным! – «Владимирским централом». (Эх, наивные! Сколько ещё будет таких квартир за годы и годы и в разных местах – теперь везде одно и то же.) В Москве-то, судили мы по знакомым, у которых бывали раньше, стены хоть из пушки прошибай! Соседи и то у всех приличные: то архитекторы – то что по-английски эвфемистично называется «весёлые, беззаботные» – «весёлые, но в общем тихие», то строгие, но деловые менеджеры-трибадистки! Но это, как выяснилось, не наша доля унтер-лимиты, всю жизнь снимающей углы – как будто какой-то иной ярус бытия. Коренной-то москвич (таковые теперь считают себя в первом поколении) тут же тебе заметит, что яйцо разбивают не об стол или тарелку – «это сразу выдаёт провинциалов», но, оказывается, – кончиком ножа! А коли уж приезжий – не надоть дауншифтить, «благородные» профессии и иногородним все известны, надо по внутренней своей прописке быть либо «тупоконечным» – «весельчаком», либо «остроконечным» архитектором (даже без шуток), а лучше и всё вместе. И сразу брать ножичек к яичкам всмятку и тоже всех учить!

Сначала, первых месяца два столичных, сам дом в основном молчал. Потом случились шаривари раза три – но это просто родители-соседи на сутки уезжали, детишки ночью веселились… Кругом сдают квартиры, переезжают, чуть не каждую неделю под окном фургон – то выгружают, то загружают… Вот проявилась стиральная машинка – слышимость отличная – видимо такая же, как наша, стоящая неровно и из-за этого гордыкающая. И главное, начинают ближе к затишью сонному и продолжают до упора, часов до трёх, и главное – почти что ежедневно! Таджикская семья, что ль, поселилась там иль батальон солдат!..

Затем откуда ни возьмись начался знакомый нам сверлёж – сначала понемногу, вкрадчиво по выходным с утра, потом – отчаянный, бессмысленный и беспощадный, до полного надрыва. За это время можно стены в соты иссверлить! Воистину тут материал готовый для психотерапевтов. Нереализованный (да и реализованный вообще-то) садизм и сублимация: деструктивный позыв небезуспешно скрывают за конструктивным – типичный случай! В ванной, пока моешься, можно новости узнать или сериал «Сваты» прослушать – перверсией попахивает тоже: если у них над нами такая ж совмещёнка два на полтора, то где там телевизор втиснуть?!

Однако это так, любительство. Самые фундаментальные сверлёжно-крепёжные работы начались тогда, когда целых две квартиры на площадке приобрели новые хозяева – не очень славяне по виду, но обрусевшие – нормальные такие, крепкие москвичи, не всякий сброд типа бабок, вовок или нас. Как нескрываемо (распахнув, как объятья, новую сверхпрочную дверь) объяснили они бабке, им продавшей свою квартирку против нашей – откуда до той поры нестерпимо воняло на весь подъезд (приличный в целом) какой-то застарелой псиной – дочка у нас, семнадцатилетняя, чемпион Европы. А по чему, мы не расслышали…

В течение месяцев трёх к подъезду подстыковывались фургоны, откуда то бодрые, то вялые таджики вытаскивали в мешках, коробках и каких-то гробах повапленных, как у прибывшего на постой Дракулы, несметные объёмы всяких благ земных. И чтобы понадёжнее вкрепить всё-это в стены и тому подобное, производились несмолкаемые работы не только как-то так поверхностно, но и по железу и бетону… Что и говорить, даже дверей коробки, цельнометаллические, им пришлось вынести на полметра вглубь подъезда, а чтоб уместились в рост, чуть не потолок долбить. Только на площадке сверлили, варили и обтачивали балки непрерывно недели две!

Нам всё это очень понравилось… Даже почтовый ящик у них хромированный какой-то и выглядит как доспех тевтонца – красотища! У нас, правда, стал мигать свет, и всё чаще… Да что ж… и этот я феномен не понаслышке знаю: так схлёстываются провода, когда живёшь в сарайчике, так замыкает проводка, опять же столетняя-гнилая или отсыревшая, так в деревне бывают скачки напряжения или когда намоченные ливнем ветки лезут в провода. И тут было как раз очень ветрено… Однако, я сразу догадался, что для Москвы пока что это чересчур… Так и оказалось: в электрощите что-то гудит, трещит и чуть ли не плавится – коробку всю пришлось подвинуть, чтоб двери уместились! (Тут и перебои с интернетом объяснились.) Пардон за рифмы – насилу электрикам дозвонились! Благо оставшаяся на площадке соседка-бабка помогла, они народ упорный, а то чуть не сгорело всё вообще (уж не считая издержек в виде наших лампочек и бабкиных бытовых приборов).

Вот вам явственный показатель того, чем заняты коренные-русские. Но это одомашненные, отгородившиеся-окопавшиеся, а есть они, хоть мало, и люмпенствующие за окном – послушаем… Если уж услышишь редкое родное слово, то громкое оно и матерное. 95%! Пусть это подростки недоросшие, иль неприличное, или приличные, с солидностью, трудяги разных рангов, отдающие по сотовому распоряжения и указания – всё одно!

Хотелось бы остроконечным гоголевским пером хоть что-то удалое-народное описать… но нет давно Гоголя, нечего и описывать. Да есть ли он ещё – пресловутый, сомнительный, затасканный в речах и давно забытый, даже именем своим неполиткорректно нынче звучащий русский народ? Тем более – в стольном граде…

Всё думали поначалу, что это одна и та же пара постоянно циркулирует: глотают из баночек на ходу и курят, оба пьяные. Шатаясь, ругаясь и надолго запинаясь, за собой ребёнка тянут… или коляску… Мы вроде не бабки у подъезда, чтоб следить за нравами, но чего тут только не наслушаешься! И главное, что тут увидишь: как от взрослых двух ребёнку достаётся. На него уж так орут, так дёргают, в таких словах и выражениях, что и у Вовки завяли б под ондатровой ушанкой уши! А дитёнку года три, четыре, пять! Гестаповцы какие-то. Так и хочется как-выскочить, как-выпрыгнуть и треснуть скалкой дяде-тёте по макушке!

В советское время опять же – это элементарно было сделать. Не треснуть враз, конечно, а сделать замечание. Это было нормой реакции. В теперешней же дегуманизации наткнёшься лишь на отповедь жлобскую, что-де «Своих надо рожать! Их и воспитывай!». И аккомпанементом таким ответам ещё поддакнут с этажей граждане из приличных.

Но для ребёнка это всё же мама-папа… Они то приласкают, то леденец дадут на палочке китайский, то чипсов иль сухариков отсыплют, а то и пивца глотнуть сунут (такая в наших семьях крепнет новейшая традиция – самим отдыхать с пятилитровыми баклажками, и детям с пелёнок уже желать того же). Ребёнок тоже знает своё испытанное средство: он орёт благушей. У таких, как принято называть, неблагополучных (по самоназванию «весёлых») он кричит, потому что больше ему ничего не остаётся, и тогда и действительно нестерпимо жалко. Но и благополучный, набалованный карапуз, гуляющий с бабушкой, – что само по себе в столичных краях как некая диковина и редкость – орёт ещё дурней, канючит, требуя то то, то это, то не знай что, швыряет всё, плюётся, а то и бабулю обслуживающую прилюдно лупит. Позавидуешь тут «бедным» мигрантам, которые с отпрысками на руках лишь взаимно улыбаются, как шахтёры на старых фотографиях.

Наверное, нормальные, добрые, заботливые и ласковые родители, у которых нормальные дети, за высокими бетонно-кирпичными заборами проживают, обсаженными ещё самой природой (или теми же мигрантами) ёлками и соснами, и видят всё остальное, как в микроскоп – каких-то микробов, «заразу» подноготную – с высокой платформы затонированного климатконтрольного авто… Вроде как развлечение, наподобие игры «Чернобыль» или 5D-платформочки…

На самом деле, мне кажется, если сейчас провести опрос – и даже не выборочный, а прямо вот останавливать всех на тропинке у нас за окном, – то за жизнестроительство на основе эгалитаризма мало кто выступит. Эголетаргизм кругом давно, сон разума, рождающий раздувшееся «Я» даже у самого распоследнего из Акакиев, с девизом их легиона – себе и сильно!..

Кстати, именно так, «Себе и сильно», пародийной фразой из моей повести, именовалась газета в Раменском, в которой я работал выпускающим редактором. Вот это уж, дивлюсь и рефлексирую я сейчас, художественный акт был устроен – не фаллосы на мостах рисовать – попробуйте бизнесменам, дающим рекламу, такое названьице подогнать! Помню, как из окна машины случайно увидел не сказать огроменный, но на стене девятиэтажки в полстены, баннер в центре такого приличного города, как Жуковский! Не токмо бизнеслюди, весь район, наверно, недоумевал и угорал: тираж здоровый, все окрестные телеграфы, вокзалы и узловые станции завалены бесплатными многополосными газетенциями… Однако сам, что называется, не тем богам молился: мало того, что за должность выпускающего, а после уже и главного редактора платили меньше двадцатки – то есть меньше любого сотрудника редакции… Менеджеры деньги добывают, дизайнеры с такой сложнейшей компьютерной техникой работают, а слова-то в статьи плести, интервью брать, тексты эти редактировать – каждый может. Типичный тоже нынешний тренд работодателей. А коли уж устроился корректором на десять тыщ, или редактором на двадцать, то, во-первых, отвечаешь ты за всё, за каждую запятую и загогулину дизайнера (он-то, выходит, ни за что не отвечает, хоть получает вчетверо больше!), а во-вторых, не уставай создавать вокруг возню и суету, чтоб показать удельность, значимость своего занятия. И, в-третьих, если уж сам ты одеяло на себя не тянешь, то стянут с тебя. Не лезешь в бочку, не канючишь прибавки – приступают учредители: а не хотел бы ли тогда пятнадцать тысяч получать, двенадцать? Ладно, хочу! А десять? По рукам. И еженедельник, названный по недосмотру, благообразно в «Реклама Для Вас» переименовать. Идёт. И далее отсчёт, обратный рост зарплаты: восемь, пять… три тыщи рупей?.. ноль… А не хотите ли и журналистикой, как литературой, заниматься – как хобби, то есть задарма, из чистого тщеславия и собственной дурости?..

Ещё немало всякого можно было бы рассказать, но будни редакций и работа в офисе в литературе и так с лихвой описаны.

Опросы, понятно, под окном не проводятся, но сколько порой за день слышишь этих волеизъявлений и душеизлияний… – а за ночь особенно! Какой-нибудь крендель, приблудный, иначе и не скажешь, запнётся под окном с телефоном – и позавидуешь опять на азиатов: у них-то тональность, как правило, мажорная, и походняк всегда чаплиновский… Как-то раз такой субъект-соотечественник, к примеру, просто присел под окном на корточки – переговорить с подругой или женой. Было часов десять вечера… Он втолковывал ей усиленно и полупьяно, как доехать и как от метро дойти… Потом как добраться на такси… Но та отказывалась приехать – оказалось, полюбовница. На этом логика и заканчивалась, но не трёп!.. Тут проявился весь джентльменский набор: «Ты же сука, ты жирная тварь, ты проститутка!», «пошла ты туда-то», «да чтоб тебя так-то». И нажимал отбой. Ну, думаем, и шабашу шабаш… Но тут же набирал опять и с присущей быдломанам сентиментальностью гнал иное: «Я тебя люблю, приезжай, я жду…», – которое постепенно вновь переходило в «Ты сидишь на кухне, лыбишься, я так и вижу твою жирную мерзкую рожу, я щас приеду и тебя…». Ну, думали мы с женой, сейчас, наверное, уйдёт, уедет – наконец-то!

Как бы ни так! Пошёл дождь, а он в одном пиджачке, молодой… «Я тут мокну, а ты…» Уже невозможно было слушать! Вот уж невыразимая русская душонка! Хоть бы отошёл хоть чуть-чуть куда-то!.. Стали готовиться обратиться к нему через форточку… Но гиперактивный интерактивный субъект принялся так орать, что нас опередили со второго этажа. На пару-тройку мужицких окриков он отреагировал лишь вялым «Да пошёл ты» и стал ещё усиленнее забыдлячивать, причитая, канюча, ругаясь, и даже с неким подобием плача… Сначала несколько раз отключал телефон, потом саданул его об асфальт. Слышно было, как разлетелись детали. Ну слава богу, вздохнули мы, грешные… Так что же – собрал и начал кочан с начала! Дождь то начнётся, то резко прекратится. И он как дождь! Раз десять разбивал! То вроде угомонится, сунет в карман злополучный аппарат (что за модель такая ударостойкая – «Феникс», что ли?! что за тариф – «бесконечный»?! – вот лучшая реклама!), соберётся идти, чуть отползёт даже, но, запнувшись об оградочку, снова вернётся прямо под окна! Остаётся только если не сочувствовать и ненавидеть, то иронизировать. Был бы великий немой – задвинул шторочки и дело в котелке. А тут – пьяный и радио, классический случай. Как ни старайся, философская резистентность к подобным явлениям всё же вряд ли возможна. Убрался только в полчетвёртого!

Но наиболее эстетичны и способствующи пищеварению и отдыху после трудового дня или на выходных работы заоконные. Они и не сказать, что дёшевы, надёжны и практичны… Косые тропки под окном меняют каждый год! Покрытие меняют и даже конфигурацию, и это – работа на пол-лета! Что называется, не себе и не сильно… Хотя порой в силу темперамента можэт и силно: арбайтеры с шумом, с жаром гомозятся-возятся ежедневно с утра до ночи, работа ведь ручная, штучная… Сначала отбойным молотком взрывают прежнее, затем разрывают, превращая всё вокруг в траншеи, потом привозят землю, гравий, укладывают его, трамбуют чем-то, потом асфальт… и главное – бордюрчики из бетонных блоков. Их обтачивают на специальной машине, типа циркулярки. Этот звук, ничуть не лучше циркулярки, всё лето раздаётся – то прямо рядом, то у домов окрест. Плюс звук отбойных молотков. Плюс собственно циркулярка где-то что-то режет – излюбленное занятие с утра по выходным, хоть вроде не деревня. Опиливают с деревьев ветки – в ближайших «зарослях» на месяц процедура: арбайтеры, и даже наши, бензопилы, как керогаз гудящий «газик» с лестницей… И увлекаются настолько, что последние деревца превращают в какие-то столбы и пеньки, а прошлогодние свои пеньки теперь выпиливают и распиливают! Воистину распил тотальный. Плюс раза три за лето арбайтер с газонокосилкой ревущей дня по четыре выкашивает, какие находит, последние травинки…

И это, всё с той же иронией в десятый раз повторяем, не римский вам какой-то instrumentum vocale[7] – а самый что ни на есть вокально-инструментальный ансамбль. Работают, когда удалится начальство, неспешно: разрыв траншеи, побросав орудия, интернациональная братия то веселится-балагурит, курит, то даже распивает, иной раз даже с москвичками пытаясь познакомиться!.. – пока «начальника» не приедет распекать – на двух-трёх языках! Прохожие путляют недовольно, матюгаются, опять прокладывают путь под нашими и другими окнами…

Вот девушки симпатичные, замечу в скобках, чтоб самому не брюзжать всё да ругаться, среди идущих наискось – такая категория, которая своим присутствием удивляет. Они как точки после длинных чёрнобуквенных фраз, а точнее, тире: летят настоль стремительно, как электрички иль кометы, с настолько деловым, целеустремлённым видом (то ли напускным, чтоб не пристали, то ли всамделишным), ритмически размеривая – видно сбоку, иногда с подсветкой, будто в кинохронике – как циркулем или саженью, как ножницами разрезая пространство-время, дорожку эту неведомую пресловутую длиннейшим аршинным шагом… Вернее, не аршинным, а прямо двухаршинным – их шаг порой даже не в метр, а кажется, что в целых полтора!

Всё же стольный град, в провинции-то подчас, ежели в окошечко-бойницу зачнёшь глядеть, вид, конечно, не как на подиум, кино или конвейер – скорее, как на двор больницы…

Когда приезжаешь в уездный город Т. или ещё куда, такое ощущение, как будто на замедленную съёмку смотришь. В Москве, как утверждают, даже темп речи в несколько раз быстрее, и на вопрос здесь «Как дела?» не следует даже реагировать. «Пересечёмся» и покеда. В Тамбове раньше, если с кем-то пресёкся – это как судьба свела – пока по всем вопросам не исповедуешься, а то и не нажрёшься… Тротуары там широкие (буквально), никто по головам не лезет… а воздух – хоть там считается грязным, даже самый привокзальный – не надышишься! Под окнами утром – почти что тишина. Мигрантов на улице – видишь издалека!..

А здесь своя эстетика. Осень. Каждый день сгребают во дворе листву. Подчёркиваю ещё раз: каждый день! Наш колченогий друг с своей напарницей берут тачанку, метлу, ещё какие-то пластиковые грабельки (именуются веерные, но по виду совсем уж игрушечные), а также чёрные пластиковые мешки… И начинают… неспешно… то флиртуя, то покуривая… Короче, одна бабища сгребает, собирает, по-бабьи изогнувшись, а друг наш курит да базарит… По осени это, если присмотреться, единственное у них занятие. Кому до этого: летят все, спешат как полоумные: ну, стоит тут при дорожке таджик или узбек с граблями и с мешком, что-то там гребёт – старается, значит, молодец, столицу украшает, наших-то вон остолопов поди не заставишь…

С периферии, и точно, не дюже пригашают, хотя люди, хоть и не из самой зелёной молодёжи, спросите вы их в Рязани, с охотою поехали бы. А двадцатилетние наши сменщики теперь и в провинции, и даже в сельской местности в большинстве своём до того отравлены новоявленным капиталистски-попсоманским мировоззрением, что совсем у них за последнее почитается руками что-то делать. С другой стороны, и интеллектуальные, творческие профессии гуманитарного плана уже давно подбиваются в столбец статистической погрешности. Если и едет кто в расцвете трудоспособности из регионов, из Беларуси и Украины, то самая жлобота, не для того, чтоб Чарли Чаплином («комиком там каким-то, гомиком долбанным» – недавно услышал из окна отзыв о великом немом от пары отроков с рюкзачками!) в Голливуде стать… В Первопрестольной – Ломоносовым, Есениным или Шаляпиным… (разве что каким-то там младшим, по нынешним временам более известным). Самая расхожая профессия – охранник (тут почему-то покамест свои держатся; хотя судя по сайтам вакансий, трудолюбивые выходцы «с кишлака» вполне претендуют и на мерчендайзеров, на веб-дизайнеров – им всё одно!), дальше – авторемонт, шиномонтаж… метроментаж… Да что я вам рассказываю.

Однако женщин, как ни крути, у нас всё же больше, чем мужчин. А из приезжающих работать «или не очень» азиатов – наоборот. На нелегальных стройках, говорят, не обходится без гомосексуализма. Недавно даже их угнетённые женщины востока обратились с коллективной жалобой в своё, одной или двух среднеазиатских стран, министерство миграции, что в кишлаках, где и так жизнь тяжёлая, остались одни старики, бабы и дети. И понятно: в далёкой северной столице нравы не тем чета, вольготно, соблазнов масса, многожёнство для них приемлемо… Некоторые наши «жёны», сообщают по ТВ, оказываются настоль нескобежливы, что соглашаются жить вместе с приехавшей «тамошней» супругой или даже двумя!.. И это не придумки: впоследствии Ане по работе (раздел сайта, где можно задать вопрос священнику) много раз приходилось сталкиваться с признаниями наших легкомысленных соотечественниц: «Мне сказали просто повторить слова, я и повторила (по сути, перейдя в ислам) – что теперь делать?..». Муженёк берёт фамилию супруги, иногда даже имя меняет, прописывается, и теперь его ничем не выкуришь. Вот и выслушивай теперь всё те же многогранные телефонные растобары, хоть и по-русски: и денег нет, и пьёт, и бьёт, и даже совсем не забалуешь: сиди взаперти и вообще не вякай – это вам не европейский фактический матриархат в причудливом переплетении всё с тем же старым добрым романтическим рыцарством!..