Электронная библиотека » Алексей Слаповский » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 22 ноября 2013, 17:32


Автор книги: Алексей Слаповский


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Шрифт:
- 100% +

11. ТАЙ. Расцвет

____ ____

____ ____

____ ____

__________

__________

__________

Подумайте о друзьях.

Пока ждали Дашу, Коля угощал чаем и рассказывал. Жизнь непростая, сами видите. Всё уходит на лекарства – самые необходимые. Ремонт надо бы сделать, на кухне сидеть уже стыдно, обои вон клочками висят, а свободных для ремонта средств нет. Если бы не деньги за сдаваемую квартиру и особенно если бы не заработки Даши… Но только на житье хватает, только на житье.

Сторожев спохватился, полез в карман за бумажником.

– Не прими как что-то… А просто – хочу помочь. Не взаймы, а так. Не обидишься?

Валера вытащил всю наличность, какая у него была, не считая. Впрочем, у него никогда не бывало с собой меньше пяти-семи тысяч. На всякий случай. Но и больше тоже не носил.

– С чего обижаться? – Коля легко принял деньги. – И мне хорошо, и тебе хорошо – доброе дело сделал. Добрые дела делать приятно. Так что еще неизвестно, кто кого осчастливил, ты меня или я тебя.

Сторожев глянул на него внимательней, чем до этого. Коля всегда был умник, уверенный в своем блистательном будущем. И вдруг стал – так сначала увиделось Валере, когда он попал в этот нищий дом, – человеком смирившимся, довольным тем, что послал нынешний день. Для Валеры такие превращения не в новость. Вот был у них в институте Семен Торбин, краса курса, рано ударившийся в науку, уехавший в Москву к известнейшему ученому и ставший его любимым учеником. И следы Торбина потерялись. А однажды, лет десять назад или около того, Сторожев попал в район Хлебучева оврага, место гнилое, с одноэтажными развалюхами, где ютились деклассированные элементы, и нашел там Семена. Семен был тяжело, смертельно пьян, посинел, язык изо рта вываливался, слюна текла, его сожительница металась в истерике, просила спасти. Валера сделал что мог, сидел с ним всю ночь, утром очнувшийся Семен грустно рассказал свою историю: стремительная карьера в переломные времена оборвалась, работа перестала достойно кормить, а под боком как раз в это время была девушка-модель из первых красавиц Москвы (так он рассказывал), Торбин начал ради нее крутиться, добывать деньги непрофильными занятиями и в результате, обобранный до нитки, вернулся на родину, где вынужден был в счет погашения долга продать родительскую квартиру, – и вот живет с этой стервой (стерва сидела тут же, с пьяным интересом слушая), но, если взглянуть экзистенциально, всем доволен.

– Доволен-то доволен, но будешь так пить – сдохнешь! – Сторожев помял его живот, поддел пальцами подреберье, постучал грудь, послушал. – Печень уже с арбуз, легкие дырявые, сердце шумит.

– А и хрен с ним, – ответил Семен.

И через пару лет умер, о чем Валера узнал уже позже, да и умер-то неизвестно как – не вернулся домой, не нашли в моргах, исчез, растворился где-то в шинках и притонах Сарынска, не исключено, что сброшен был в Волгу или спущен в канализационный люк…

А Коля Иванчук – нет, он не смирился, он только роль смиренника играет, догадался Сторожев. Держится с достоинством бедного, но честного человека. А какие там его черти раздирают, неизвестно. По глазам видно – есть что-то, а что – непонятно.

Илья тоже вытащил свой тощий кошель. У него, как и у Сторожева, всегда имелась фиксированная сумма на всякий случай – двести рублей. Вот он их и отдал. (А густые авансовые деньги вручил жене, не взяв из них ни копейки – словно рук не желал марать.)

– Не последние отдаешь? – спросил Коля.

– Нет. Я нормально зарабатываю. Не как этот, но все-таки.

– Сразу – этот! – рассмеялся Сторожев.

– Я уважительно, – буркнул Немчинов.

– Конечно, ты бескорыстный у нас. От миллиона чуть не отказался, представляешь? – сказал Сторожев Коле.

– Это как?

Немчинов сам рассказал Коле – с юмором, с иронией, о том, какой странный заказ получил он от братьев Костяковых.

Коля слушал внимательно, с легкой приятельской усмешкой.

Илья эту усмешку вспомнил – и вспомнил также, что никогда ее не любил. Вроде бы слушает тебя человек, а сам что-то о тебе в это время думает, именно о тебе, а не о твоем рассказе. Будто видит в тебе то, чего не видят другие.

И охота рассказывать у него пропала, он все скомкал, Сторожеву пришлось уточнять и дополнять, он ведь был свидетель и даже в некотором роде участник.

– Дело хорошее, – сказал Коля. – Хотят люди себе славы, пусть получат. Время потом все равно по местам расставит.

Илья посмотрел на него недоверчиво.

Но у Коли вид был ясный и простой, взгляд – без подтекста.

Какой он стал приятный, подумал Илья. Раньше каждое слово с поддевкой, с подколом, трудно было с ним говорить. А теперь – душа-человек, без всяких загогулин.

Нет, какое-то все-таки тут двойное дно, подумал Валера. Слишком уж сложносочиненный был человек, с чего бы ему так перемениться? Ухаживание за больной Лилей облагородило? Или в Бога уверовал? Валере приходилось общаться с новообращенными, которые усиленно демонстрировали свою воцерковленность, смирение, благочиние, искали, кому бы подставить щеку, чтобы с восторгом подставить и вторую. Но – по мелочам. А вот если их заденут за живое, за настоящее, они так звезданут в ответ, что и у тебя все заповеди вылетят. Туман наводит Коля, что-то тут не так.


Во дворе послышался звук подъехавшей машины, хлопнула дверца.

Машина уехала.

Вошла Даша.

И Сторожев, и Немчинов не смогли сдержать удивления и уставились на нее. Не точная копия, а сама Лиля стояла перед ними. Те же зелено-синие глаза, те же пепельно-русые волосы, тот же удлиненный овал лица.

– Говорил я вам! – Коля любовался эффектом. – Вот, Дашунчик, это школьные друзья твоей мамы и мои – Илья Немчинов и Валера Сторожев. Как вас по отчеству, ребята, ей богу, забыл?

– Обойдемся, – сказал Сторожев, подавая Даше руку.

Она пожала теплыми и мягкими, будто без костей, пальцами. Немчинов тоже полез было с рукой, но вдруг почувствовал, что она влажная, вытер ее наскоро о штаны, протянул.

– Чай пьете? – спросила Даша Иванчука. – А покормить людей?

– Да я собирался, просто… Давно не виделись, заговорились.

На «ты» его зовет, подумал Сторожев и позавидовал этому. Впрочем, как еще? Он ведь фактически отчим. Свой человек.

Даша кивнула в сторону комнаты:

– Спит?

– Вроде бы.

– Как она?

– Нормально.

– Я зефир принесла, она зефира просила, – Даша положила на стол прозрачный пакет с волнистыми кругляшками.

– Сахара много, – с сомнением сказал Иванчук.

– Зато пектин. Для пищеварения полезно.

– Тоже верно.

Потом Даша что-то доставала из холодильника, не хлопая, а осторожно прикрывая, начала позвякивать сковородками и кастрюльками, переставляя их на плите – тоже тихо, аккуратно. Видимо, многолетняя привычка – не разбудить громким звуком, не потревожить. Эта комнатка, размышлял Сторожев, у них служит кухней, и столовой, да и спальней заодно – вон в углу, за цветастой занавеской, кровать. Кто спит? Даша или Иванчук? В зале, должно быть, еще одна кровать, Сторожев ее не заметил. Или какая-нибудь комнатка-боковушка, на которую он не обратил внимания. Тесно, убого…

Пока Даша хлопотала, они молчали и разглядывали ее. Это слишком чувствовалось всеми, поэтому Коля завел светскую беседу.

– Что, – спросил он Сторожева, – алкоголиков все больше становится? Он нарколог, – пояснил Коля для Даши.

– Примерно столько же, – ответил Сторожев, не отводя глаз от Даши. Она в это время нагнулась, и Сторожев увидел ее обнажившуюся талию. Иванчук наблюдал за этим взглядом, усмехаясь, Валера отвел глаза. В голове у него завертелось: а не вот ли она, эта причина, по которой Коля находится здесь? Интересно бы узнать, сколько лет было Даше, когда Иванчук женился на ее матери? И была Лиля тогда уже больна или еще нет?

– Алкоголиков? – переспросил он. – Старая гвардия по большей части. Молодых меньше.

– Не так много пьют?

– Больше курят. Траву я имею в виду. И колются.

– Даша, в самом деле? – спросил Коля, будто узнал что-то неслыханное, хотя ясно было, что это был всего лишь повод втянуть Дашу в беседу. (И заодно подпустить в голос отцовских интонаций, подумал Сторожев. Чтобы чего лишнего не подумали.)

Даша пожала плечами:

– Может быть. Среди моих знакомых все нормальные. Хотя у меня их не так много.

Как и у Лили, подумал Сторожев. Наверное, разборчивая девушка: ни с кем не сходится, никого не подпускает. Лиля была такой же. Но какая красивая, боже ты мой! До тоски. Лиля тоже была красавица, но они тогда были щенки, сосунки, не могли в полной мере оценить этого.

Даша разогрела суп, сварила макароны, пожарила котлеты из готового фарша. А они сидели на стульях по стенкам, наблюдая за ее действиями и переговариваясь пустыми словами.

Иванчук думал: вот она, моя радость, пусть они смотрят на нее и завидуют тому, что я живу рядом с этой красотой. Он гордился Дашей, как честолюбивые отцы гордятся детьми, хотя Даша и не была его дочерью.

Немчинов думал: а ведь на Яну, его дочь, тоже кто-то смотрит так, как он сейчас – невольно – смотрит на Дашу, отмечая все, что может отметить мужской взгляд. И ему было стыдно за себя и страшно за Яну: кто знает, какие взгляды облизывают ее, когда она не дома, а где-то там, в других местах? С кем она общается, как общается, ведь ее и обнимают, наверное, и, может быть, еще что-нибудь?

Сторожев думал: надо уезжать как можно скорее из этого дома и желательно никогда не возвращаться. Потому что появилось чувство зависти, а Сторожев не любил в себе этого чувства. Он любил быть довольным, как навсегда написал великий поэт, «самим собой, своим обедом и женой». Саркастично написал – и зря, на этом все и держится. Человек должен быть довольным – обывательски, мещански, уютно и тихо. Иначе и войны, и революции, и черт знает что. Валера завидовал не Коле – вряд ли все-таки тут инцест, Дашу с первого взгляда видно: порядочная, рассудительная девушка (хотя – кто знает, кто знает, кто знает…). Валера завидовал тем или тому, кого, возможно, любит Даша, с кем обнимается, с кем… Нет, ехать отсюда, ехать. А то начнутся мысли: почему другой, совсем этого недостойный, держит такую красоту в руках, а ты утешаешься со своей Наташей, вернее, не утешаешься, а так, подпитываешься чем бог послал.

– Ох, ёлки-палки, – сказал Сторожев, посмотрев на часы. – А ведь меня ждут. Извините, но я поеду.

– Здравствуйте, а я как добираться буду? – недовольно спросил Немчинов.

– Тут маршрутки, автобусы, – сказал Коля. – А могу и я подвезти, если машина заведется. Но честно говорю – не гарантирую. Она у меня через раз.

– Нет, поеду с Валерой. У меня и работа еще, завтра с утра статью в номер сдавать, – придумал Немчинов. – Так что я тоже.

– А я готовила, – огорчилась Даша с улыбкой.

– Ничего, я сам все съем, – сказал Иванчук. – Думаете, шучу? У меня феноменальная растяжимость желудка, хоть я и тощий. Сколько дадут, всё съесть могу.

Даша и Иванчук вышли во двор, провожая гостей. Сторожев и Немчинов сели в машину.

– Хороший у тебя трактор, – оценил Коля «лэнд-крузер» Сторожева.

– Не жалуюсь, – Валере было приятно, что похвалили его машину. Не упустил возможности глянуть на Дашу и по ее виду понял, что она красивыми машинами не интересуется. Либо привыкла к ним (кавалеры возят), либо она просто к этой стороне жизни равнодушна. Жаль.


Некоторое время Валера и Илья ехали молча.

Потом Илья промычал что-то, будто у него болели зубы.

– Что?

– Как похожа, с ума сойти, – выговорил Немчинов.

– Да. Коля наш весь сиял.

– Почему нет? Приятно, когда такая… Как это? Падчерица?

– При чем тут падчерица? – с досадой сказал Сторожев. – Помнишь, он хвастал, что всех нас обойдет? Когда мы за Лилей – ну…

Илья не помнил этого. То есть он помнил, что они все за Лилей – «ну». Но чтобы Коля отдельно хвастал своей возможной победой и одолением всех в конкурентной борьбе – нет, не припоминается. Впрочем, давно это было, поэтому Илья поверил Валере на слово.

– Да, обошел, – сказал он. – Дождался своего, женился на Лиле.

– Но женился-то, когда она уже была больной!

– Разве?

– Конечно! – убежденно сказал Сторожев, как будто уже точно знал это. На самом деле ему хотелось, чтобы было так.

– Ну и что? Значит, так сильно любил, что это не помешало.

– Вот чудак-то! – сказал Валера с досадой, почти со злостью. – Неужели ты ничего не понял?

– А что?

– А то! Ты смотри, что получается: девушка Лиля его в юности не полюбила. Потом он ее встретил и, может быть, победил, но она уже другая, это уже неинтересно! Зато есть точная копия! То есть – возможность повторить все заново, понимаешь? Мы хлопаем ушами и доживаем нашу жизнь, а Коля бьет клинья под нашу молодость. Он себе ее возвращает, эту молодость. Через Дашу. Блин горелый, это же уникальная возможность! А ей деваться некуда, без Коли им гроб, Даша это понимает. Кстати, Лиля умрет, а Даша останется. Доходит до тебя? Я даже думаю, у них на самом деле уже все произошло.

И тут что-то мокрое шлепнулось в щеку Сторожева. Он схватился пальцами, посмотрел на Илью. В школе, да, наверно, и потом, Немчинов не умел драться, он сам признавался, что испытывает физическое отвращение к этому виду пацанских забав. Единственное, что мог и умел, – плюнуть. И ладно бы в детском саду или в начальных классах, нет, Илья подрос, а другого оружия не признавал, только плевок. Он даже в завуча Диану Васильевну плюнул, которая примчалась в класс с истеричным криком по поводу стенгазеты, где Илья тиснул сатирический стишок, критикующий ее, завуча, привычку дергать за волосы всех, чью прическу она считала неподходящей для школы. Диана Васильевна вопила, Илья терпел – до тех пор, пока завуч не затронула его маму, довольно известную в городе смелую журналистку (Илья по ее стопам пошел), что-то такое сказав про яблочко и яблоню, тут Илья и плюнул.

Сторожев резко затормозил, остановился на обочине.

– В морду дать? – спросил он.

– Да пошел ты! – ответил Илья. – Езжай домой и прополощи свой поганый рот, скотина. Ты сам понимаешь, что говоришь?

И открыл дверцу, и начал вылезать.

– Я в виде версии! – закричал Сторожев. – Я в шутку! Что, не хватает ума сообразить, когда человек шутит? Придурок! Садись обратно!

– Маршрутку подожду.

– У тебя же денег нет!

– Ничего, кто-нибудь и так подвезет. Даром. Есть еще люди на свете, Валера, хотя тебе, наверно, неприятно осознавать этот факт.

– Только не надо мне нотации тут читать! Моралист, ё! Сам душу за миллион продал и кочевряжится!

– Ничего я еще не продал! Проваливай!

Валера не стал больше уговаривать, резко газанул, обдал Илью пылью из-под прокрутившихся и завизжавших от резкого старта колес и уехал.

Илья остался на окраине города один. Вокруг кусты, поодаль фонарь рядом с каким-то строением. Илья подошел: кирпичное неказистое здание с вывеской «Шиномонтаж». Двери закрыты. Мимо изредка проезжали машины, никто не рискнул взять одинокого мужчину. Потом показалась маршрутка. Илья поднял руку, она остановилась. Открыв переднюю дверцу, Илья сказал водителю очень вежливо:

– Довезите, пожалуйста, до города, только у меня денег нет.

– А я миллионер – даром вас возить? – спросил водитель с акцентом.

– Извините.

– Ладно, влезай. Ограбили, что ли?

– Нет. Сам отдал.

– Это как?

– Бывает.

– У меня никогда не бывает, чтобы сам отдал. Девушка, да?

– Вроде того, – Немчинов отвернулся и стал смотреть в темноту.


Валеру встретила Наташа – уютная, ласковая, домашняя. Встревоженная.

– Поздно ты. И не позвонил.

– Сама могла позвонить.

– Боюсь отвлечь от твоих дел.

– В самом деле. Вдруг я с женщиной, неудобно получится.

– Да, – улыбнулась Наташа.

– Что, даже не веришь, что такое может быть?

– Может. Каждый в своем праве.

– Не верю! – закричал Сторожев. – Сто раз от тебя это слышал, а не верю! Не бывает неревнивых женщин! Это я просто в последнее время успокоился, не гуляю, а на самом деле…

– Ты абсолютно свободен, – твердо и спокойно сказала Наташа. – Это нормальное право любого человека.

– Ты сама веришь в то, что говоришь?

– Да.

– Ну, тогда пока! Пора по бабам!

И Валера выскочил из квартиры.

Он ехал по вечернему городу – наугад. Но колеса сами привели на улицу Донскую, где выстроились размалеванные девушки, – Донская была известна лучшими уличными проститутками Сарынска. Они навели Сторожева на мысль позвонить старой (то есть весьма еще молодой) знакомой, девушке Виоле, с которой он нередко имел дело, когда был холостым.

Я и сейчас еще холостой! – мысленно воспротивился Валера.

Позвонил. Виола, в отличие от девушек на Донской, принимала дома, она была классом и ценой повыше. И оказалась свободна. Обрадовалась звонку Сторожева (еще бы – заработок!).

Он поехал к Виоле.

Едва вошел, принялся ее обнимать, мять, подхватил на руки, потащил в комнату.

– Ого, – удивилась Виола, – какой ты голодный! В чем дело? Жена не дает?

– Она не жена.

– Только у нас, Валерчик, тарифы повысились. Чтобы ты знал.

Сторожев вспомнил, что все деньги оставил у Иванчука для Лили.

– Тьфу, черт! У меня наличных нет.

Виола отодвинулась, стала собирать на затылке растрепанные волосы, стянула их резинкой и превратилась из принцессы в золушку (чтобы не казаться чересчур красивой, меньше раздражать отказом).

– Извини. Ты наши правила знаешь, исключений ни для кого нет.

– А кредитка не подойдет?

Виола рассмеялась:

– Ага. А мне кассу завести и чеки вам выбивать.

– Кстати, не помешало бы. Чтобы можно было пожаловаться в общество потребителей.

– Не сердись. У меня тут супермаркет под боком, круглосуточный. И там банкомат, он тоже круглосуточно работает, я сама пользовалась. Можно деньги снять.

– Потом, Виола. Ты что, не веришь мне? Потом, через полчаса, двойной тариф, ага?

– Да это пять минут на машине! Заодно вина купишь, я что-то так вина хочу! Красного, ладно?

Сторожев отправился в супермаркет. Купил вина – не слишком дорогого и не слишком дешевого, кое-каких продуктов – это не Виоле, а домой, оставит в машине. Подъехал к дому Виолы. И, не останавливаясь, резко повернул.

Дома, входя, вытянул руку с бутылкой вина:

– Мир?

Наташа, с влажными глазами и с улыбкой, за которую Сторожев простил ей все, сказала:

– Мир.

12. ПИ. Упадок

__________

__________

__________

____ ____

____ ____

____ ____

Вам многое неясно, волнуют проблемы общественной жизни.

Немчинов считал, что из него не получился настоящий писатель только по одной причине: не нашел своего стиля. Он умеет придумывать истории и персонажей, разбирается в людях, у него даже имеется вполне достойная большого писателя большая мысль: каждого человека – сделать хоть немного больше предначертанного. То есть, если представить, что судьба каждому дает некий минимальный план (Немчинов в это верил), каждый способен сработать сверх плана. Илья с молодости пытался к чему-нибудь приступить – к роману, повести или одолеть хотя бы рассказ. И неизменно застревал на первых же строчках, бесконечно переставляя и заменяя слова, напоминая самому себе подопытную обезьяну с пазлами, неспособную составить цельную картинку, бестолково прикладывающую разноцветные кусочки друг к другу. У него не возникало ощущения – только так и никак иначе. Получалось – можно так, а можно и так. А как лучше – непонятно. То есть при чтении чужих текстов он понимал, что хорошо, а что плохо, но при составлении собственных чутье куда-то девалось. Это не значит, что Илья совсем неспособен был писать. В газете, документально – дело нехитрое. И целую книгу о Постолыкине осилил. Но использовал при этом среднеарифметический, общеупотребительный язык. Написать: «Игнат Егорович Постолыкин родился 19 января 1833 года в семье крепостного крестьянина» – не так уж и трудно. А вот: «Пришла осень. Начались дожди» – проблема. То есть вроде уже написано. Но Немчинову это кажется сухо и пресно. Он пробует иначе:

1. Пришла осень. Задождило.

2. Наступила осень, пришла пора дождей.

3. Пришла дождливая осень.

4. Осень… Дожди…

5. В тот год осень была дождливой.

6. Дожди лили всю осень.

7. Осень, хмарь, грязь, дожди.

8. Принимая осенние дожди с привычной печалью и даже с осознанием свершения чего-то должного, пусть и неприятного, Игнат…

Кончались эти труды обычно фразой вроде: «Осенью Игнат отправился…» И дальше как по маслу.


После ссоры с Валерой Сторожевым Илья пожалел, что согласился написать книгу о Костяковых. Подумывал даже, не вернуть ли аванс, пока не поздно? Но жена Люся и дочь Яна так обрадовались этим деньгам, так зауважали Немчинова за добычливость, что он не нашел в себе сил повернуть назад. Да и потрачено уже сколько-то, и каким образом теперь это сколько-то восполнить? И как объяснить свой отказ?

Илья читал тот же текст, что до него переделывал Дубков, честно пытался начать.

Ничего не выходило.

Бросил писать, отправился в музей краеведения, потом в городской архив, где у него были знакомые, копался в доступных материалах. Нашел двадцать восемь Костяковых, отыскал и Данилу Егоровича, деда братьев. Матерью его была некая Алена Костякова из мещанского сословия, вместо отца прочерк. Откуда взялось при этом отчество Данилы – непонятно. Видимо, со слов матери. Сама Алена Костякова больше нигде не значилась, отчества ее не зафиксировали, непонятно, в какой линии каких Костяковых ее искать.

Потом Илья ворошил подшивки старых газет, находя информацию о братьях. Ничего особенного, вернее, ничего такого, о чем он сам не знал.

Через неделю после этой нудной работы Илья затосковал, заскучал и попробовал напиться – не получилось, после первой же рюмки взбунтовалась язва, его чуть не стошнило.

И вот он сидел ночью у открытого окна, за которым привычно шелестел тополь, говоря душе Немчинова о том, что много в мире таких тополей, много людей слышит их, находясь в состоянии раздумья, печали, радости, грусти, миллионы и миллиарды людей одновременно мыслят, и непонятно, почему этот мощный процесс не сносит ось вращения земли. А может, и сносит помаленьку. И каждый из этих людей велик для себя самого, каждый для себя и сага, и поэма, и эпос. «Гнев, богиня, воспой…»

Илья усмехнулся.

Сама собой написалась первая строчка, а потом пошло, покатило, полетело:

 
Славен и древен в веках многочисленный род Костяковых.
Верный вояка Костяк в книгах еще летописных
Значился правой рукой князя Никиты Остужа.
Род Костяка разошелся на множество славных ответвий.
Быстро столетья бегут, и вот Даниил появился,
Кроткой Алены сынок и Егора, покрытого тайной.
Отчего крова лишен, он на счастие встретил Лукерью,
Им бы совет да любовь, Даниил воевал и трудился,
Сына и дочь породил, и тут грянула новая битва.
Быть он не мог в стороне, ополченцем в тылу подвизался,
Хоть без оружья, но в форме. В году роковом сорок третьем
Пал он и был захоронен в неведомой братской могиле.
Сын же Виталий сначала на оборонном заводе
Денно и нощно работал, сил своих не покладая.
Но, невзирая на бронь, он просился на передовую,
Чтоб отомстить за отца и за мамы горючие слезы.
В сорок четвертом году уважили просьбу. И вот он
В Вене кончает войну артиллеристом-сержантом.
Новое время пришло. Современный отсчет начинаем.
Снова к станку он встает, наш Виталий, напильником мирным
Мирный металл обрабатывать, чтобы на счастье народа.
Так он и жил, подтверждая своею рабочею костью
Правильность имени рода. Но род продолжения хочет.
Встретил Евгению он, и с женщиной этой чудесной
Трех сыновей породили, витязей умных и сильных.
Веским довеском им был брат их от Екатерины,
Виталия младшей сестры. Каждый был в чем-то силен.
Павел, как это весьма старшего брата достойно,
Первоидущим ступал, путь расчищая семье.
Многое шло чрез его наторевшие в бизнесе руки,
Толк он познал в золотой, как липовый мед, древесине,
Щебне белесом, песке и цементе, притом не брезгливо
Дланью своею контрольной все щупал и трогал, чтоб честно
Дело веселое шло. Не чурался он также продуктов,
Галантереи и прочих разнообразных товаров.
Он и в финансах был дока. Нам легче назвать будет область,
В которой бы он не успел. Настолько широк его профиль.
Многое он испытал. Конкуренты его подставляли,
Зверем рычал криминал, угрожая расправой, и даже
Были попытки убить, но не сладилась подлая месть.
Так и стоит он колоссом чести, успеха и славы.
Брат его младший Максим, многоумный провидец событий,
Не побоявшись хлопот, в лоно общественной жизни
Смело он бросил свое честью горящее сердце.
И репутацию он заслужил у народа по праву.
Вот он теперь наверху, облеченный доверьем, но больше
Ценит возможность помочь людям в их доле несладкой.
Средний же брат Леонид жизнь начинал искрометно,
Был публицист и оратор, массы вперед увлекая.
Прочили дружно ему в будущем славную участь,
Но прервалась его жизнь, в водной стремнине утоп он.
Ходят о нем до сих пор глупые, странные слухи,
Будто увлекся всерьез старшего брата женою,
И между ними любовь чуть не случилась. За это
Будто бы Павел убил брата любимого насмерть.
То, несомненно, вранье. Павел своих не затронет.
Может прищучить чужих, но и на это имеет
Он исполнителя. Петр, двоюродный брат резворукий,
Трудится пуще родного на тучной их бизнеса ниве.
И хоть фамилией Чуксин, духом вполне Костяков.
 

На этом Немчинов остановился, устав шутить, да и что за шутки, от которых сам не получаешь удовольствия?

Взялся опять за газеты, копии которых ему любезно позволили снять в архиве. Сами газеты, в подшивках, желтеют и тлеют, сотрудники жалуются: если бы не бедность, давно бы все перевести в электронный вид. И никаких проблем – ищи в Интернете любую информацию за любой день любого года. Да, это облегчило бы, а пока приходится шуршать бумагой.

Как же недавно все это было – и как давно…


89-й год…


ПРОГРАММА ПЕРЕДАЧ

1 канал

19.00. Философские беседы.

19.55. «Собачье сердце».

21.00. Время.

21.40. Телевизионный клуб «Любителям оперы».

Сегодня открывается праздник хорового искусства. Всесоюзный смотр самодеятельных академических хоров.


Призывы Политбюро ЦК КПСС к 73-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.

1. Да здравствует…


90-й год…


Поистине беспредельно возмущение горожан размахом деятельности перекупщиков и спекулянтов… Часто покупатели, когда работники милиции пытаются взять с поличным спекулянта, вместо того чтобы содействовать, становятся на защиту махинатора. При этом покупатели зачастую унижают работников правопорядка, будто они в чем-то виноваты. Такое наблюдалось на Колхозном рынке. Здесь ловкие кооператоры торговали копченым лещом по 6 рублей за килограмм при розничной цене 1 рубль 20 копеек…


19 сентября над Гурьевкой пролетал неопознанный летающий объект…


Роль Демократической партии коммунистов России в нынешней политической жизни – таков основной вопрос повестки дня предстоящего 26–27 октября в Москве съезда ДПКР


91-й год…


Несколько десятков тысяч российских немцев поселятся в будущем в Западной Сибири. Лишь в Омской области предполагается разместить около 50 тысяч граждан немецкой национальности…


Многих секретарей партийных организаций превратили в заместителей председателей Советов. На места они не спешат. Любопытно: ни разу не услышал о желании людей встретиться с представителями «Дем. России». Об этом движении едва наслышаны.


В 16 часов 15 минут в своей квартире по ул. Садовая обнаружен труп гражданина М. 1947 г. рождения, медбрата 2-й горбольницы, с признаками насильственной смерти. С места происшествия изъяты шприцы и иглы. Ведется следствие.


Канал «Останкино»

19.00. Богатые тоже плачут.


Канал «Россия»

20.20. Санта-Барбара.


92-й год…


Вступив в начале апреля в должность главы администрации Пичугинского района, В. Коржов первым делом решил построить для своей семьи дом. 400 квадратных метров! Оно и пусть, если бы не на бюджетные средства!


Обналичиваю под низкий процент.


Продаю щенков франц. бульдога.


Продаю дом в с. Лопатино Пензенской обл. – все уд., уч. 20 соток, 7 млн. руб.


93-й год…


Сообщение о том, что М. Горбачев, возможно, выдвинет свою кандидатуру на президентский пост, честно говоря, не обрадовало.


УКАЗ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ О ПРОВЕДЕНИИ ВСЕНАРОДНОГО ГОЛОСОВАНИЯ ПО ПРОЕКТУ КОНСТИТУЦИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ. 15 октября 1993 года…


Редкий день обходится без того, чтобы не было изъято один или несколько стволов. Сегодня преступники не задумываясь применяют оружие. Для борьбы с коррупцией в органах внутренних дел создано специальное подразделение.



Так Немчинов и листал наугад: 93-й, 94-й, 95-й… А потом в обратную сторону: 93-й, 92-й, 91-й, 90-й…

Вдруг наткнулся:


БРАТ НА БРАТА

26 октября в помещении техникума

железнодорожников (актовый зал) в

19.00 состоится встреча с кандидатом в депутаты от Заводского округа

Костяковым Л.В., а также публичный

диспут с кандидатом Ерыкиным А.Н.

По сообщению доверенного лица

Л.В. Костякова, С. Дортмана, диспут

обещает быть принципиальным и острым. Характерно, что Ерыкин считается выдвиженцем инициативной

группы, которой руководит брат Л.В.

Костякова, П.В. Костяков. Так что мы

имеем ситуацию «брат на брата».

Сергея Дортмана Немчинов знал: вместе работали, имели общих знакомых, а потом Дортман, как и многие другие, кто активничал на рубеже девяностых, куда-то пропал, по слухам, пил без просыпа – что для этого славного поколения, увы, свойственно. У Дортмана была сестра, пианистка, уехавшая в Штаты и некоторое время помогавшая брату, зазывавшая к себе, но потом, видя, что усилия ее тщетны, она отступилась. Сергей был человек особых повадок: он со студенческой поры усвоил себе привычку церемонно обращаться ко всем: «Господа!» – когда все еще были (или считались) товарищами. Впрочем, белогвардейщина у многих тогда вошла в моду вместе с романсом «Утро туманное» и еще одним, где были слова «раздайте патроны, поручик Голицын, корнет Оболенский, налейте вина». Под гитару и портвейн это звучало душещипательно, задушевно, девушки грустили и становились податливее – что и было нужно.

«Господа», да еще как бы дворянская (с чего бы?) медлительность речи, грассирование, вальяжность повадок… Дивны пути твои, душа человека.

Дортман любил изрекать:

– Господа, статистика утверждает, что в каждом городе России есть один еврей-алкоголик. Даже в Одессе, где на душу населения приходится, как известно, полтора еврея. Мы побили рекорд, у нас алкоголика два: я и Файбисович!

Файбисович действительно был алкоголик страшный, неизлечимый, приличные люди его уже не пускали в дом. Он, правда, все равно пролезал под разными предлогами, например – воды попить. Шел, дескать, мимо, чуть не умер от жажды. Кто же откажет? И, пока ему наливали воды, он мог обшарить карманы одежды, висящей в прихожей. Если уличали, говорил: «Да, я вор, подонок, а вы не знали? Я вообще не человек!» Файбисович получил от умершей мамы в наследство квартиру, продал ее, купил комнату в коммуналке и на оставшиеся деньги начал безудержно пить, говоря всем: «У меня одна задача: сдохнуть раньше, чем кончатся деньги». Он действительно пил насмерть, то есть на смерть, на умирание, поставив себе это целью. И добился своего. Хоронили его пять-шесть знакомых на деньги сарынской еврейской общины.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 4.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации