Текст книги "21"

19

Поселковый дворик, лето. Я сижу на скамейке. Вечереет. Люди из соседних домов выходят из своих квартир с мешками мусора, пакетами, заполненными бутылками, и прочим ненужным хламом. Люди идут к грунтовой дороге, разделяющей поселковые дворики и сараи. Они кладут мусор на край дороги, переговариваются о чем-то. Они ждут так называемую «помойную машину» – невиданное явление для жителей города, привыкших к мусоропроводам и тому подобным удобствам.

Машина сигналит, аккуратно подъезжает к людям. Мужики закидывают в кузов хлам потяжелее, женщины бросают пакеты и мешки. Вся процедура занимает не больше минуты. Водитель, убедившись, что жители конкретно этих дворов избавились от всего, от чего хотели, трогает помойную машину с места и направляет ее к следующей группе дворов.

Я смотрю на людей из соседних домов, возвращающихся в свои жилища. Они идут, всё так же переговариваясь, с улыбками на лицах. Они, на удивление, выглядят счастливыми.

Я сижу на скамейке и пытаюсь понять, в чем причина их улучшившегося настроения. Они всего лишь выкинули мусор – эка невидаль. Однако…

Я вспоминаю, как чувствуешь себя после посещения бани. Ты выходишь оттуда совершенно новым человеком. Ты оставляешь дрянь, налипшую на твоем теле, в глубине отсыревших досок.

Я вспоминаю, как чувствуешь себя после проведения в своей квартире генеральной уборки. Квартира выглядит полностью обновленной. В ней становится гораздо приятнее жить, даже мусорить стыдно. Стремишься поддерживать порядок, чтобы эти приятные ощущения от обновленной квартиры сохранялись подольше.

Но в чем фишка избавления от мусора? Эта процедура повторяется через день. Ты выкидываешь его единственно для того, чтобы он не тух и не разносил смрад по всему жилищу.

Я вернулся к размышлениям об этом гораздо позже, когда однажды заглянул в свой старый шкафчик, напичканный различными позабытыми мною вещами. Школьные конспекты. Бесполезные аксессуары и сувениры. Мелочи, которые мне некогда подарила бывшая девушка.

Я смотрю на эти вещи. Я припоминаю, что меня с ними связывало. Мои эмоции, которые они в себе сохранили. События, которые ими сопровождались.

Я смотрю на эти вещи. Смотрю… и без сожаления выбрасываю их в мусорный пакет. К чертям. Это мне не нужно. Эти вещи более не определяют мое существование. Связи с ними отсутствуют. Эмоции давно стерлись. События безвозвратно прошли.

Вещь, превратившаяся в хлам или мусор, содержит в себе нечто, что ложится на нас грузом. Подобно грязи на нашем теле или беспорядку в нашей квартире. Даже если эта вещь – пакет из-под молока, из которого мы варили кашу на завтрак. Даже если эта вещь – пачка из-под чипсов, которыми мы губили свой желудок. Даже если эта вещь – бутылка из-под водки, которая утром дает о себе знать в похмельном синдроме. Любой мусор – частица нашего существования, оставшаяся в прошлом, от которой нужно избавляться. Обновлять свое окружение, как клетки нашего тела ежедневно обновляют организм.

Я бросаю в мусорные пакеты груды запылившегося старья из своего шкафчика. Добавляю к ним пакет из-под молока, пачку из-под чипсов и бутылку из-под водки. Выбрасываю эти отмершие частицы себя.

Дожидаюсь вечера, выхожу из дома и иду к грунтовой дороге, разделяющей поселковые дворики и сараи. Переговариваюсь с людьми из соседних домов. Держу в своих руках четыре пакета мусора, которые я кладу на край грунтовки. Улыбка расплывается по моему лицу.

20

Я робко вошел в класс после обеденного перерыва. Я увидел там то, что ожидал и чего боялся увидеть.

Снова они. Пятеро известных в школе хулиганов. Пятеро акселератов, распухших от дешевого пива в баклажках и едкого сигаретного дыма. Пятеро ублюдков, донимающих всех остальных. В их послужном списке: вымогательство денег и ценных вещей, кражи, избиения и издевательства.

Они снова пришли в наш класс с намерением повеселиться. Порыскать в рюкзаках запуганных учеников в поисках чего-либо съестного. Отвесить кому-нибудь послабее десяток подзатыльников и надеть ему на голову урну, полную банановой кожуры. Потискать и позажимать симпатичную девушку в углу, убеждая ее пойти с одним из них на свидание. Конечно же, она откажется. И тогда они дружно выльют на нее поток грязных ругательств, а затем, запрыгнув с ногами на ее ученический стол, будут тыкать своими паховыми областями ей в лицо. В общем, самая простая развлекательная программа этих пятерых мудаков.

Я робко вошел в класс и посмотрел на них, соображающих, какую жертву выбрать и для какого рода пытки. Звери. Весь наш класс замер в ожидании их решения. Не особо крепкие парни-индивидуалисты (я – из таких же) надеются и верят, что отсидятся за своей партой, пока великолепная пятерка сволочей будет измываться над кем-нибудь другим. Девчонки сбиваются в группы – так легче отражать похотливые атаки полоумных извращенцев.

Я посмотрел на них, и они это заметили. Мой взгляд должен был выражать дерзость, но не настолько, чтобы сразу нарваться на неприятности, и дать им понять, что тут им не рады. Я чувствую, что получилось не очень. Я чувствую, что из меня прямо-таки сквозит страхом.

Они ничего не сказали. Я прошел за свое место и сел. Наблюдаю за выродками, как и все в этом классе. Кажется, они что-то придумали. Перешептываться не в их правилах, – обычно они озвучивают свои намерения громко и четко – но сейчас они делают именно это. Они нагло ржут. Совсем не к добру.

В класс после обеденного перерыва робко входит Женя – маленькая, худенькая, до ужаса скромная девочка со светлыми, чуть рыжеватыми волосами. Она явно оказалась не в то время и не в том месте.

Хулиганы тотчас же берут ее в оборот. Они окружают Женю и прислоняют ее к покрытой мелом после предыдущего урока доске. Они задирают ей кофту, хватают за волосы, кричат ей в лицо о том, какая она ущербная. Из глаз Жени беззвучно текут слезы. Она не знает, как вырваться из их круга. Она молящим взглядом смотрит в лицо каждого из них, и каждый из них считает за честь потянуть ее за ухо или ударить тыльной стороной ладони по губам. Твари.

На это просто невозможно смотреть. Я терплю изо всех сил, но из меня все же вырывается. Вырывается громко и четко, почти в их стиле:

– Отстаньте от нее.

Рожи мудаков поворачиваются к классу. Они знают, кто это сказал.

Самый нервный и горластый из них уже завелся.

– Эй! – кричит он и бодрым шагом придвигается ко мне.

Я молчу.

– Это чё типа, твоя телка? – он останавливается перед моим столом, до безобразия скривляет свою харю и тычет пальцем в сторону Жени.

В моем голосе заметно поубавилось смелости.

– Нет, – отвечаю я, тихо и с комом в горле.

– Так а хули ты тогда впрягаешься???

Я молчу.

– Борзый, погодь, – в разговор низким басом вмешивается их лидер. Он здоров как бык и имеет нешуточный авторитет среди своих товарищей по ремеслу. Одним глазом он присматривает за прижавшейся к доске Женей, а другим сканирует мое лицо поверх Борзого:

– Иди-ка сюда.

Я молчу. Встаю с места, прохожу мимо Борзого и направляюсь к доске. Мои колени дрожат. Я вплотную подхожу в лидеру. Четверо его шестерок уже увеличили радиус круга, чтобы держать под контролем не только Женю, но и меня.

– Она внатуре тебе нравится? – спрашивает меня лидер.

Я молчу. Смотрю на Женю. Она по-прежнему беззвучно плачет, обтирая спиною покрытую мелом доску.

– Да??? – лидер повторяет вопрос.

Я поднимаю глаза и смотрю на лидера. Мне становится не по себе. Мой желудок сводит от страха.

– Нет, – отвечаю я.

– Нет? – уточняет лидер. – То есть ты тоже считаешь, что она – уебище?

Ублюдки ржут. Покатываются со смеху. Лидер оглядывает своих подопечных с довольной улыбкой. Его глаза светятся. Его жирная кожа сверкает на солнце, пробивающееся сквозь окна класса.

Я молчу.

– Ударь ее, – тихо произносит лидер.

Я вопрошающе уставился на него.

– Ударь. Давай вместе над ней повеселимся. Ну ты только глянь на нее. Она же страхоебина. Ударь.

Я молчу. Я слышу, чувствую ухмылки выродков за моей спиной. Я ощущаю полное безразличие одноклассников, трясущихся за свои шкуры еще сильнее, чем я – за свою. Ублюдки удовлетворенно переглядываются. Я вдруг понимаю, что именно этого они и хотели. Именно это они и планировали. Именно об этом они и перешептывались. Именно эти жертвы они и выбрали. Именно это у них и получилось.

– Ударь.

Я молчу. Я смотрю на Женю. Она молящим взглядом смотрит на меня, как минуту назад смотрела на них. Я понимаю, что если я не ударю ее, они меня изобьют. Отмудохают до полусмерти. Разобьют мое лицо в кашу. Перемелят мне тело, руки и ноги.

– Ударь.

Они выиграли в любом случае. Они будут неистово рады, если я изобью Женю. Они будут не менее рады, если изобьют меня и лишний раз продемонстрируют всем остальным, что шутки с ними – крайне плохи.

– Нет, – набравшись смелости, говорю я.

Лидер довольно улыбается.

– Ну раз ты скромничаешь, то тогда начну я.

Лидер подходит к Жене и сильнейшим ударом ладонью обрушивается на ее лицо. Девочка лишь слабо вскрикивает. Он попал ей по носу. Из ее ноздрей закапала кровь.

– Твоя очередь, – кивает мне лидер. – Бей.

Я молчу. Я не двигаюсь.

– Ладно, – говорит лидер и отвешивает еще один страшный удар по лицу Жени. – Бей.

Меня передергивает от страха за себя, за Женю и за безвыходность положения.

Лидер снова замахивается на девочку. Я больше не могу этого вынести. Я успеваю схватить его за руку до того, как он нанесет удар, и изо всех своих сил треснуть ему прямо в бровь.

Он слегка отшатнулся, а мне в спину мгновенно прилетел пинок от Борзого. Я упал вперед, под ноги лидера. Он ботинком отшвырнул меня обратно.

– Не трожь! – крикнул лидер своим шестеркам. – Я сам его ушатаю.

Я поднимаюсь на дрожащие от страха ноги. Тело меня не слушается. Я вижу, как Женя, воспользовавшись моментом, сбегает из круга и пулей вылетает из класса. Она больше им не интересна. И я очень этому рад.

Я замахиваюсь на лидера, но он легко уворачивается от удара и бьет меня в подбородок. Я пытаюсь атаковать его еще раз, но он бьет носком тяжелого ботинка мне в голень. От боли я сажусь на пол. Эта падла прекрасно знает, куда бить.

Он хватает меня за волосы и тычет кулаком в мое лицо. Десятки раз. Я заливаюсь кровью, льющейся из моего разбитого носа по моим разбитым губам. Я чувствую, как мои глаза заплывают от бесконечных ударов. Он колотит меня ботинками по плечам и коленям. Пару раз пробивает в живот.

Кажется, разбитый нос Жени увидели учителя и забили тревогу. Об этом, только в гораздо более грубой форме, лидеру сообщила одна из его шестерок. Он отошел от меня. Посмотрел в мои заплывшие глаза. Довольно улыбнулся. И побежал вон из класса за своими подчиненными.

Я встаю на ноги. Я не собираюсь так просто сдаваться.

Я, преодолевая бешеную боль во всем теле, бегу за ним. Я кричу ему:

– Стой, падла!

Я понимаю, что мои разбитые колени не в силах вынести беговую нагрузку. Я спотыкаюсь и падаю на пол.

– Иди сюда, тварь!

Я волочу по полу отказывающиеся меня слушать ноги.

– Ну куда же ты, трус!

От бессилия я утыкаюсь головой в руки. Из моих заплывших глаз потоком вытекают слезы. Я отхаркиваю, выплевываю слова:

– Возвращайся, мудила!

Я тяну руку в сторону убежавшего лидера. Я кричу, и мой голос хрипит. Я остаюсь без сил лежать там, в школьном коридоре, две минуты, три минуты, пять минут. Из моего окровавленного рта летят ругательства. Я молю его вернуться. Я жду реванша.

До сих пор.

21

Я пытаюсь бросить курить.

Но иногда мне кажется, что это невозможно. Я стараюсь не думать о сигаретах. Случается, я забываюсь, утопаю в рабочих делах и домашних заботах, но, как правило, ненадолго. Навязчивые мысли о куреве всегда возвращаются ко мне. Длинными темными вечерами и в беспокойных снах. Утром, когда я осознаю, что мне чего-то не хватает. В середине рабочего дня. Когда я лежу в ванной или пью пиво перед телевизором. Когда я прогуливаюсь на свежем воздухе. Хожу по магазинам. Я не могу отделаться от ощущения, что если бы они сейчас были со мной, всё было бы иначе. Легче, приятнее и веселее. Я представляю себя с сигаретой, и на меня находит страшная, неописуемая тоска. Я сбрасываю эти оковы с себя, и они остаются лежать там, в моей постели, на полу офиса и на прилавках гипермаркетов, на запорошенной снегом земле и в молодой майской листве. Оковы лежат, скрутившись в клубок, незаметные и неосязаемые, затаившиеся в терпеливом ожидании, готовые вновь опутать меня. Когда я менее всего буду к этому готов. Когда я лишь брошу неаккуратный взгляд на объект моей любви и ненависти. Когда я почувствую в воздухе запах сигареты, от которого тошнит и одновременно сводит с ума.

Я вновь пытаюсь бросить курить.

И в этом моем решении мне помогает одна простая и светлая мысль, отдельная от ощущений и эмоций: с куревом было бы, на самом деле, еще хуже, чем сейчас. Я это твердо знаю. Да, сигарета давала мне некоторые минуты счастья и блаженного забытья, но их было, откровенно говоря, не очень-то и много. С ней было особенно здорово поначалу, когда зависимости как таковой еще не возникло. Я вдыхал ее дым, и это кружило мне голову. Я ощущал себя взрослее, мужественнее, круче. Мне было очень хорошо, и я пел сигарете гимны. Но это не могло продолжаться вечно. Я понял, что курево на меня негативно влияет. Наверное, было бы проще завязать с ним тогда, когда простое увлечение сигаретой не превратилось в обузу. Но я не смог этого сделать, наивно полагая, что это простое увлечение сигаретой всё еще может быть всего лишь милой забавой. Что это может приносить истинное удовольствие. Я ошибался. Вскоре отрицать зависимость стало бессмысленно, и из курения исчезла значительная часть шарма и романтики. Перекуры теперь не ожидались с эйфорией. Теперь они даже не расшатывали сознание, превратившись в нечто скучное, обыденное и бытовое. Даже тогда было не поздно с этим покончить. Но нет. Я забрасывал сигареты на пару дней, осознавал, что ничего не клеится, и бежал за новой пачкой. И она меня выручала, на время возвращая ту самую смоляную радость. В привычной же обстановке сигарета не вызывала ничего, кроме раздражения. Мне становилось неприятно, стыдно и неловко чуть ли не после каждой выкуренной. Но я уже и не мог представить себе, что смогу когда-либо забыть о сигарете совершенно. Я не мог представить, что в ясный июньский день я буду попивать апельсиновый сок, не отвлекаясь на затяжки. Что, стоя на темной декабрьской улице, я не буду более согреваться ее угольком на кончике. Забегать за ней к соседям с верхнего этажа. Находиться с ней в компании таких же коллег-куряг за обсуждением текущих проблем человечества и нас, как отдельных его представителей. Конечно, быть в таком обществе можно и не имея сигареты между пальцами. Но это, как несложно догадаться, в высшей степени некомфортно.

Я в очередной раз пытаюсь бросить курить.

Если я сейчас сдамся, это ни к чему хорошему не приведет. Мой порыв лишь усугубит ситуацию. В лучшем случае всё вернется на круги своя, а эти круги отнюдь не из тех, в каких бы мне хотелось быть. В худшем я еще больше возненавижу себя и виновниц этой ненависти. Я боюсь, что не выдержу еще один виток борьбы с собой и своей дурной привычкой. И, если честно, я не понимаю, почему у меня не хватает воли выбросить это из головы окончательно. Ведь в этом нет, по сути, ничего сложного или необычного. Все могут справиться и все через это проходят. Едят орешки и грызут семечки. Сосут мятные конфетки и жрут шоколад. Занимаются спортом. Короче говоря, заменяют одну привычку другими, менее губительными. На крайняк уходят в затворничество на пару недель, возвращаясь оттуда посвежевшими и отдохнувшими. По крайней мере, на вид. Но вот у меня почему-то не получается. Всё перепробовал и всё без толку. Я один такой проклятый? Или просто самый слабый из всех? Безвольный? Безнадежный? Обреченный? Или же мне просто нужно больше времени, чтобы это пережить, чем всем остальным?

Я опять пытаюсь бросить курить.

Моя любимая марка сигарет. По правде говоря, я всегда любил только ее. Конечно, я перепробовал и множество других, по разным причинам. Допустим, на вечеринках, когда я забывал любимый табак дома, а знакомые делились своим. Или я сам тянул сигарету за сигаретой из вроде бы бесхозной пачки. Вечерами, когда сигареты заканчивались, я бежал в ближайший ларек и забирал первое, что попадалось на глаза. Но, честно признаюсь, сигареты других марок я курил с отвращением. На пьянках-то еще ладно – там что дают, то и бери, жалеть смысла нет. А вот когда я курил другие и делал это осознанно, тогда я, утолив свою потребность, начинал себя ненавидеть. Я считал это изменой – самому себе и, как бы это странно ни прозвучало, любимой марке. Это работает и в обратную сторону. Не дай бог я ненароком увижу, что кто-то на улице или где-либо еще стоит и курит до боли знакомую сигарету… В такие моменты я впадаю в ступор. Я бешусь. Я посылаю проклятия и бедняге, который курит моисигареты, и любимой марке, хотя она, в сущности, ни в чем не виновата – это же я пытаюсь бросить курить, а не марка намеревалась уйти с табачного рынка. Но самому себе этого не объяснишь. Курящий мою любимую марку мгновенно становится моим личным врагом. Мне хочется его выслеживать. Мне хочется его догонять и избивать. Мне хочется в ярости выкрикнуть ему прямо в лицо – не смей курить мою марку! Она принадлежит мне и только мне. Еще раз я увижу тебя даже рядом с ней – и я тебя уничтожу. Убью. Сожгу. Сотру с лица земли. Конечно, я никогда так не поступал и вряд ли поступил бы – разум все-таки берет верх над эмоциями и этой больной, необоснованной ревностью. Тем не менее, меня пугает моя реакция. Так не должно быть. Прошло слишком много времени, чтобы реагировать наподобного рода вещи так болезненно.

Как бы там ни было, я пытаюсь бросить курить.

Я скучаю по своей любимой марке. На моем письменном столике все еще лежит пачка с ее логотипом, разумеется, пустая. По-хорошему давно пора ее выкинуть к чертям собачьим, но у меня на это духу не хватает. Мне кажется, что если я так сделаю, то я потеряю связь с огромным периодом моей жизни, с чем-то очень важным и значимым. Да, прошлое необходимо выбрасывать без сожаления, если хочешь получить счастливое будущее. Но это прошлое каким-то образом определяет мою сегодняшнюю жизнь, и если я о нем в одночасье забуду, то останусь ни с чем, и не факт, что вновь найду себя. Забывать постепенно тоже не получается. Верится только в одно: когда-то я очень неплохо жил и без любимого курева, значит, можно и теперь жить без него. Я все еще молюсь о поблажках. Например, я мечтаю, что буду курить иногда, когда захочется, по настроению, не имея никакой зависимости. То бишь, это не я буду зависеть от сигарет, это они будут подстраиваться под мои желания. Они будут привязаны к моей воле. В какой-то степени, это реванш, и я его жажду. Помимо реванша, есть еще два варианта развития событий, которые, я верю, принесут мне спасение. В первом из них я, после долгого воздержания, возвращаюсь к сигаретам, закуриваю раз-другой и вдруг осознаю, что они – ничто. Абсолютно обыденная, ненужная вещь. Дрянь, ради которой не стоит убиваться. Пустой звук. Пустой дым. Всё желание напрочь отпадает, и я выбрасываю чертову пачку – в мусорку и из головы. Второй вариант можно считать утопическим. Идиллическим. Я возвращаюсь к сигаретам и, несмотря на их очевидный негативный эффект, живу с ними счастливо, совершенно ни о чем не беспокоясь и во всем им уступая. Единение моих легких и их токсичных продуктов сгорания. Пока смерть не разлучит нас. Варианты неплохие, но при каждом из них мне необходимо сделать один важный шаг – вернуться к сигаретам. Я хоть и хочу, но не могу. Я считаю, что сигареты сами бы ко мне вернулись, если бы хотели. Но они, видимо, не хотят, если не возвращаются. Поэтому я всё еще борюсь с самим собой. Я всё еще держусь.

Я всё еще пытаюсь бросить курить.

Часть вторая: стихотворения

1

Кидают камнями…не больно.

Лишь мелкие недруги, чернь.

Кидать в них камнями в ответку

Мне даже, признаться, лень.

С тобой же совсем по-другому:

От каждого камня – рыдать.

Мы будем, вплотную сближаясь,

Друг друга камнями сшибать.

2

Предрассветный окрас голубой высоты,

Влажный воздух вокруг, на дорожках цветы.

Мне так больно гореть и сгорать вне огня.

Я избавлю тебя и себя…от себя.

3

Ты – умная девочка.

Универ – пригодится!

И вот она, корочка –

Можешь гордиться.

Ты думаешь, верно,

Что в лужу не села?

Четыре ты года на это убила.

А что с ними делать?

Засунь в трусы

Диплом свой несчастный,

И пусть он раз в месяц

Становится красным!