Текст книги "Разведчик с Острова Мечты"

– Вы не преувеличиваете, господин Ааль? – Шагалан поднял бровь в удивлении.

– Преувеличивать? Ничуть. Власти, чувствую, задались целью под корень извести всякие ростки сопротивления. Уже доносят о выжженных дотла деревнях, повальных казнях и разорении. Мы сами неделю как на иголках, постоянно ждем нападения. Надо ли растолковывать, какие у нас шансы отбиться в случае чего?

– Зачем же дожидаться атаки на месте? Почему заранее не отступить в чащи?

Ааль сокрушенно отмахнулся:

– Ты ведь пожил у нас капельку, Шагалан. Видел, сколько наросло вокруг моих парней? Куда это все? Бросать дома, скотину? А как оставишь баб с детишками?

– Раньше следовало думать, – не удержался от ворчания юноша.

– Верно, верно. Когда-то и мы носились по стране перекати-полем, ели в седле, спали под кустом. Через многолетний труд и реки крови завоевали имя, такое имя, чтобы отпугивало врагов само по себе… Может, мы и расслабились прежде времени… – Атаман сидел, понурив голову, его борода покачивалась, то выныривая из темноты, то исчезая в ней. – Нынче предстоит расплачиваться за легкомыслие. Ох, грядет большая драка, не исключено, роковая для нас. Рассчитывать ли на твою помощь, сынок?

– Разве я уже не в составе ватаги? – произнес юноша, помедлив.

– Хотелось бы верить… Хотелось бы видеть такого бойца в наших рядах, хотя, по правде, милее тебе, кажется, дорога вольного искателя приключений.

Теперь Шагалан замолчал надолго, неподвижно смотрел куда-то в темный угол, гладя пальцами по столу. Потом вздохнул и тихо вымолвил:

– Насчет вольного искателя вы попали в точку, господин Ааль. Вот и сейчас я, едва вернувшись из одной переделки, направляюсь в следующую. И содействия скорее впору просить мне у вас, чем наоборот.

– Не самый удачный момент ты выбрал, друг мой. И для походов, и для просьб.

– Главное, не подумайте, что я бегу от опасности, господа! Мой удар будет нанесен всего лишь в ином месте, не став оттого менее полезным.

Ааль вновь закачал головой, похоже, он и впрямь находился в нешуточном смятении. Бархат поинтересовался куда суше:

– Не просветите ли нас все-таки о сути своей затеи, молодой человек? Чтобы она не оказалась столь же внезапной и разрушительной.

– Разумеется, – с охотой отозвался Шагалан. – Гонсет.

– И что? – Голос Бархата чуть напрягся.

– Он в Галаге. Вроде как расследует наш с Сегешем побег.

– Мы слышали малость об этом.

– Я проникну в город и уничтожу наместника.

Не сговариваясь, Бархат и Ааль переглянулись, изумленные.

– Ваши идеи, молодой человек, – Бархат натянуто улыбнулся, – день ото дня все безумнее. Сколько раз за десять лет готовили покушения на Гонсета? Мне известно по крайней мере о доброй дюжине. Половину раскрывали до срока, вторая – проваливалась с треском и жертвами. Выбросьте из головы! Кто поверит, что какому-то мальчишке под силу в одиночку погубить величайшего мастера заговоров и покушений?

– А кто поверил, что мальчишке под силу в одиночку устроить побег узников из неприступной тюремной башни Галаги? – холодно парировал Шагалан.

Бархат замешкался, подбирая возражения:

– Все же цели разного масштаба, не находите?

– Знаю, задача сложна. Однако знаю и то, что она выполнима. Кроме того, это просто должно совершить. Есть ли смысл объяснять, к каким последствиям приведет гибель наместника? Общепризнанно: Гонсет – незаурядный, талантливый враг, возможно даже гений, только уязвимость гения именно в его уникальности. Пусть он сплел виртуозную паутину, крепко-накрепко опутал Гердонез, но если главный паук вдруг погибнет, кто сбережет его шедевр от упадка? Никакие самые старательные подмастерья не сумеют заменить ушедшего хозяина. Паутина быстро обветшает, начнет расползаться, чем дальше, тем больше, и новое восстание легко порвет ее в клочья… Я не говорю об отклике, который вызовет такое событие.

– Да уж, – невесело кивнул Ааль. – До сих пор сановника подобного ранга никому достать не удавалось. Представляю, какой Империя поднимет переполох тогда.

– Важнее, господин атаман, какое одобрение это будет иметь среди своих!

– Да, да… Опять бегать по лесам, болотам… Что ж, вижу, наши доводы тебя, мой мальчик, все равно не остановят. Оно и справедливо – дело ты замыслил славное, хотя и безмерно рисковое. Чем мы в состоянии помочь?

– Нужно кое-что из оружия, сир, и хороший проводник, способный пролезть в город даже через нынешние усиленные посты. Завтра с рассветом я выхожу.

– Следовало бы подготовиться тщательнее, – заметил Бархат, царапая юношу взглядом.

– Вероятно, только время слишком дорого. Гонсет может уехать в любую минуту, тогда мы вновь потеряем прекрасный шанс свести с ним счеты. Так что ответите, господа атаманы?

Ааль вздохнул:

– Чего ж тут много думать? Долг свой подобает выполнять… Получишь все потребное, Шагалан. Проводника подберем, а оружие возьмешь утром на складе, Куля откроет. Или, если желаешь, прямо сейчас.

– Так и поступлю. По-моему, разумнее снарядиться с вечера, нежели суетиться на заре. И спасибо вам, господа, за содействие.

– О чем ты говоришь, сынок? – Крякнув, Ааль поднялся на ноги, разогнулся во весь немалый рост. – Мыслимо разве иначе? Давай-ка сразу и попрощаемся. Один Творец ведает, доведется ли увидеться еще…

Шагалан не без опаски вверился его тяжелым объятиям. Подошедший Бархат лишь похлопал узкой ладонью по плечу.

– Иди, сын мой! – Голос Ааля дрогнул, он не утерпел и шмыгнул носом. – Считай, что благословляю на великий подвиг ради святой цели. Иди и возвращайся истинным героем своей страны! Я верю в тебя! И да пребудет с тобой милость Господня…

Осененный крестным знамением, юноша отшагнул, церемонно поклонился и покинул комнату. Дело было сделано, механизм пришел в движение. Точнее, механизму надлежало прийти в движение, если их хитромудрые расчеты верны. Шагалан бегло припомнил закончившуюся беседу: новых подозрений она, пожалуй, не породила, атаманы держались хорошо, естественно. Под конец, впрочем, Ааль чуточку переиграл, скатился в патетику, однако это уж никак нельзя поставить ему в вину, натура такая. Самого же разведчика в любом случае раскусили вряд ли – занятно, но ведь он поведал исключительно правду. Теперь требовалось дождаться ответного хода.

На продуваемом крыльце его опять встретила тройка охранников, по-прежнему неприветливых и настороженных. Пока возился с завязками плаща, юноша исподволь рассматривал незнакомых воинов. Внизу у ступеней уже топтались в нетерпении две мокрые фигуры.

– Здорово! – Шагалан кивнул Ретси. – Где бы тут найти сухой и укромный уголок для разговора?

– Совсем укромный? – Зубы хамаранца щелкнули от холода. – Тогда здесь рядом есть навес – плохонькое, но укрытие.

Отошли недалеко по раскисающей на глазах дороге, забились в какой-то закуток между высокими поленницами. Резкий запах мочи недвусмысленно указывал на обычное применение этого укрытия.

– Ну и в чем дело-то? – немедленно начал Ретси. – У ребят там пирушка маленькая образуется. В последние дни нечасто выпадает, а я вместо удовольствия под дождем слоняюсь. Выкладывай быстрее, приятель!

Шагалан внимательно огляделся:

– Никто не ввалится в неподходящий момент?

– Это в дождь-то? Скажешь тоже! Легче с порога струю пустить, чем тащиться сюда. Ты про суть говори, пилигрим.

– Помощь ваша, братцы, нужна.

– Чего, прямо сейчас?

– Именно сейчас. Я только что беседовал с Аалем и Бархатом. Так вот… есть подозрение, что кто-то из них исподтишка сотрудничает с мелонгами.

Изумленная пауза воспринималась уже привычно.

– Невероятно, – покачал головой Ретси. – Ааль связался с врагом? Ты что-то напутал, Шагалан.

– На этом настаивает еще один человек, очень авторитетный.

– Кто же?

– Сегеш. Он едва не заплатил за чье-то предательство жизнью.

– Ты видел старика Сегеша?

– Вчера.

– Ну, не знаю… Старик, конечно, фигура прославленная, просто так очернять людей вроде не должен, и все же… Большой Ааль сам не последний среди лесной братии.

– Насчет Ааля и мне с трудом верится, – поддержал друга Эркол, – а вот Бархат, вполне допускаю, способен на подобное.

– А это с чего взял? – удивился Ретси. – Тип, бесспорно, малоприятный…

– Тип гнусный и скользкий. Вечно что-то замышляет, шушукается, высматривает, глаза – колючие, улыбка – лживая.

– Все точно, дружище, но отсюда до измены далековато. Нужно что-нибудь более конкретное для таких обвинений.

Эркол обиженно надулся:

– Конкретного не знаю… Знал – давно бы червяков в земле кормил, этот упырь мигом посодействует. Бове Хартига с ребятами ведь он замучил, лишь списал потом на Царапу! Да и… подозрительный он… Например, иду как-то к Мигуну за покупками… за травкой то есть…

– Да при чем здесь-то?…

– Пусть рассказывает. – Шагалан жестом унял Ретси.

– Подхожу, значит, к кузне, слышу – дверь отворяется. С чужаками, сами понимаете, сталкиваться не с руки, я в кусты юрк, затаился. Навстречу кто-то по тропинке топает, быстро так, уверенно. Дело к ночи, темень кромешная, но ежели человек в трех шагах от тебя… Короче, Бархат это и был.

На секунду все замолчали.

– Ну и что? – пожал плечами Ретси. – Где же тут измена?

– А я и не говорю про измену. Только подозрительно больно: зачем атаман посреди ночи в кузню подался, а?

– Зачем и все – купить чего-нибудь.

– Да чего купить? Травку он не курит, хмельное с народом не пьет. Жратву? Да он на кухне-то никогда не появляется, служку присылает. И потом, где ты видел, чтобы Бархат вообще один за ворота высунулся, без охраны и ночью? Клянусь бородой Станора, нечисто что-то с ним, как есть нечисто!

– Ерунда какая-то! – Ретси отмахнулся, но осекся, заметив серьезное лицо Шагалана.

– Любопытно, – заключил юноша. – И необходимо во всем этом разобраться, пока большая беда не стряслась. Пособите?

– Каким же образом?

– Проследите за обоими атаманами. Недолго, час или два. Думаю, после беседы со мной они начнут шевелиться, нужно засечь.

– Нам что же, к ним через охрану в дом лезть?

– Никуда не лезть, наблюдайте снаружи. Предатель или выйдет сам, или вызовет к себе посыльного. Возможно, верхового.

– И как тогда, вдогон бежать?

– Проводите до ворот. Глянете, в какую сторону направляется. Высматривать затем будет просто опасно, возвращаетесь и сразу извещаете меня.

– Да сколько ж времени-то минует?

– Ничего. Я… догадываюсь примерно, куда негодяи кинутся. И там найдется кому о них позаботиться.

– Это ты про кого? – в один голос воскликнули приятели.

Разведчик помедлил с ответом. Сейчас он доверял вовсе уж ценные сведения:

– Встретит один мой… товарищ. Тоже с дальнего берега.

– Еще богатырь? – фыркнул Ретси.

– Вроде. Вдобавок, в затее участвует старик Сегеш. Серьезные силы? И веселье начинается, братцы, шумное. Разберемся здесь – на более зубастого зверя двинемся, на целую страну шорох поднимать! – Шагалан и сам до конца не осознавал, зачем полез в такие подробности. – Все понятно? Я либо в казармах, либо… у девушек.

– Уж тут яснее ясного, – скривился Эркол, вставая. – Неясно только, чем эта общая потеха обернется… Ну да ладно, дружище, попробуем. Как-никак честь ватажная на кону…

Покинув смрадный закуток, Шагалан пустился прямиком к разбойничьим казармам. Как и ожидал, маленький отряд Кули успел смениться и теперь собирался к ужину. Юноша отозвал их вожака в сторону. Повод совершенно невинный – требовалось незамедлительно наведаться на оружейный склад. Куля принялся было ворчать, но проситель оказался слишком серьезен и непреклонен. По прошествии получаса на выходе из склада Шагалан укрыл под плащом увесистый сверток. Потом покосился на спутника, запиравшего замок:

– Вопросик к тебе, дядя, есть.

– Чего еще? – сумрачно повернулся Куля.

– Вопросик несложный, однако перед ответом подумать стоит.

– Ты говори толком, парень. Сверх того что надобно?

– Не о том я, дядя. Вот скажи, на нешуточные дела ходил? Чтоб с мечами, кровью?

– И с кровью, само собой, дел хватало. Чай, не в последних бойцах значился, на хорошем счету… пока с тобой, баламутом, не свела судьба.

Шагалан ноткой обиды пренебрег:

– Тогда как тертому бойцу: кто для тебя самый большой авторитет в ватаге? Кому бы ты безоглядно поверил во всем, даже на слово?

Куля с подозрением посмотрел на юношу, затем почесал в бороде:

– Известно кому – атаманам. Мы под ними ходим, им и доверяем.

– Ну, а кроме атаманов? Они ведь сами-то в бой нечасто бросаются, так?

– Напрасно ты, брат. Ряж за чужими спинами никогда не хоронился, а у остальных и без того забот… Кроме… могу разве Опринью, пожалуй, назвать. Его слово у парней солидный вес имеет.

– Достойный, разумею, человек?

– И не сомневайся, – заверил Куля, как почудилось юноше, существенно чистосердечнее. – Правильный мужик. В бою – самый ярый, после боя – самый справедливый. Людей своих бережет и через то собственную кровь проливал многократно… Не с чужих языков болтаю, сам свидетель.

Шагалан усмехнулся, подкинул сползающий сверток:

– Людей бережет – это важно. С таким хорошим человеком неплохо бы и знакомство поближе свести. Где он сейчас, в лагере?

– Да здесь где-нибудь, куда ж ему деться? Коли Ряж до сих пор в лесу, стало быть, Опринья неотлучно в лагере. В последнюю неделю только так. Ты по казармам пройдись, поищи.

– Добро, по твоему совету и поступлю. – Разведчик помедлил, словно собираясь еще что-то добавить. Потом молча шагнул в дождь.

Танжина устремилась навстречу, едва он, мокрый, ввалился в комнату. В неверной игре света свечи женщина казалась бледной и растрепанной – неизвестно, провела ли она время в раздумьях, зато волнений явно хватило с избытком. Шагалан жестом задержал готовую броситься на грудь подругу, распахнул плащ. Сверток тяжело шлепнулся на пол с глухим металлическим хрустом.

– Что это? – замерла в испуге Танжина.

Вместо ответа юноша, освободившись от промокшего насквозь плаща, взялся стягивать куртку. Вконец сбитая с толку женщина поняла это по-своему и ласково притиснулась. Шагалан принял жаркий затяжной поцелуй, однако дальнейшие поползновения пресек в корне:

– Просто помоги переодеться, милая.

Вдвоем они извлекли из мешковины ворох мелких стальных колец. Кольчуга попалась не бог весть какая, но лучшая из всего, что нашлось на складе. Доспехи разбойники вообще не слишком, похоже, жаловали. Подруга пособила обрядиться в вязкое, тянущее к земле железо и лишь затем позволила себе всплеснуть руками:

– Ужели заново в какую переделку собрался? Еле душа теплится, даже опомниться ведь не успел!…

Шагалан никак не ожидал услышать в ее, полковой девки, причитаниях такие интонации. Подобными голосами, наверное, преданные жены, таща за собой выводок детей, провожают в поход супругов. Здесь, правда, не вопила ребятня, но, как и положено суровому воину, Шагалан проигнорировал бабьи вскрики. Слегка качнул плечами. Звякнув, прохладная тяжесть расползлась по телу и почти перестала ощущаться. Он отодрал кое-как прицепленный к груди щиток, ощупал прорехи у левого бедра.

– Вспомнить ничего не вспомнила, Танжи?

Стенания оборвались, теперь женщина только всхлипывала:

– Нечего мне вспоминать. Слухов да пересудов тут богато ходит, а вот истины в них отродясь не сыскивали.

– Неужели и не случалось-таки странного? – Юноша поднял голову. – А мне, например, успели назвать некоего Хартига.

Танжина закусила губу:

– Н-да… Бове Хартиг… Пожалуй, тогда и впрямь что-то недоброе приключилось.

– Кто это был?

– Никто. Обычный ватажник, неплохой, хоть и не из прославленных. Разве умный чересчур, почему и пострадал.

– Ты его знала?

– Конечно, давно с Аалем бродил… Но не думай, я с ним не спала!… Хороший парень, веселый такой. А где-то прошлой зимой его словно подменили, осунулся, помрачнел. Не то в схватке крепко досталось, не то замыслил чего. Все по лагерю шатался, по углам секретничал, выспрашивал… Ой, ну точно как ты сегодня, Шагалан!

– Брось, милая! И чем же та история закончилась?

– А плохо закончилась! По весне, чуть снег сошел, исчез Хартиг. Пару дней народ гадал, а потом… созвали… Повесили бедолагу у ворот и с ним еще двоих. Не по-людски все как-то, даже высказаться перед казнью не дозволили, сразу… Объявили, дескать, шпионили они для мелонгов. Однако… вряд ли. Не тот человек был, чтобы товарищей продавать. Можешь и у Ретси спросить, приятельствовали они.

– И многие так же про Хартига считали?

– Многие, но роптать не отважились. У вожаков крыльцо выше, с него виднее… Ты и вправду, Шагалан, полагаешь, будто предатель среди самих атаманов? А вдруг Бове что-то выведал, и его втихомолку…

– Тоже мыслимо. – Удовлетворенный осмотром доспехов, юноша опустился на край кровати. – Эркол с Ретси не заглядывали?

– Никого не заносило… Ты что ж, и этих двоих за собой потащишь? Святая Женьена, неужели снова повторяется?! Опять трое намерились в петлю лезть!

– Засунуть нас в петлю не так просто. – Шагалан, зевнув, откинулся спиной на матрас. – Да и народу на сей раз снарядится побольше. Ты вот что запомни, Танжи: уйду – запри дверь и никому не открывай, сама ночью не высовывайся, что бы ни происходило. Думаю, к рассвету прояснится. А сейчас подождем.

Женщина какое-то время постояла в растерянности, однако Шагалан словно сразу заснул. Тогда она забралась с ногами на кровать и устроилась у его плеча.

– Это будет… очень страшно? – спросила, царапая ногтем холодные стальные кольца.

– Кто бы знал, – не размыкая век, отозвался юноша. – Возможно, кончится миром, возможно – кровавой баней. Не только от меня зависит.

– И ты… вырежешь нашу ватагу?

– Если она до конца последует за своими вожаками, а те окажутся предателями. Пока же ничего не ясно, милая.

Так они лежали еще долго, неподвижные, но не спящие, вслушиваясь в бьющие по ставням порывы дождя. Грезилось, весь мир замер, предчувствуя недоброе, никто не сновал по коридору, не доносились привычные здесь звуки страсти и веселья. Лишь шипящая непогода за окном да два сердца, пульсирующие рядом. Это могло продолжаться вечно. Они плавали где-то между сном и явью, но едва за дверью раздались-таки торопливые шаги, юноша моментально сел. Танжина понимающе отползла в сторону, а он взялся за рукояти сабель. Короткий уверенный стук.

– Кто? – негромко спросил Шагалан, вставая.

– Это я. – Голос Ретси. – Открывай, затейник, покуда новости не простыли.

Юноша обернулся к блеснувшим страхом глазам Танжины, жестом успокоил ее, дернул засов. Сообщник тотчас протиснулся в комнату. Мокрого до нитки, его била дрожь, под ногами быстро росла лужа воды.

– Зашевелились? – потянулся за курткой Шагалан.

– Угу, – выдавил Ретси. – Чуть не околел в твоей чертовой засаде, дружище. Надеюсь, хоть капля проку из этих мучений получится?

– Так что произошло?

– Атаманы вызвали к себе Гармаса. Он частенько у них на посылках служит.

– В том числе на ночь глядя?

– Редко, однако бывало.

– Что потом?

– Гармас провел внутри минут десять. Выскочил поспешно, в седло и к воротам.

– Заметили, куда направился?

– Вниз по оврагу.

– Понял. Ты отменно поработал, Ретси. – Шагалан накинул поверх куртки еще сырой плащ. – Остановишься на этом или дальше пойдешь?

Разбойник сверкнул зубами в улыбке:

– Кто же бросает игру, едва начав? И я не откажусь от самого острого, и Эркол не отстанет.

– Он-то где?

– Бархат вылез сразу за Гармасом, двинулся в сторону казарм. Эркол взялся его проследить.

– Толково. Ааль не показывался?

– Нет.

– Ладно, тронулись.

Шагалан пропустил сообщника за дверь, порывисто развернулся, склонился к Танжине. Женщина была бледна и перепугана. Похоже, она до последнего момента упрямо уповала на то, что все образуется. Он коснулся похолодевшей руки, и та откликнулась судорожным пожатием. Из-за неплотно прикрытой двери кашлянул Ретси. Юноша так же резко поднялся и вышел, не оглядываясь.

Вокруг крыльца раскручивалась настоящая буря. Давно потухший фонарь жалобно поскуливал на крюке. Заслоняя лицо полой плаща, Шагалан подозвал хамаранца.

– Постарайся найти Эркола, – приходилось кричать в самое ухо. – Вместе ждите у ворот. У меня недолгое дело, подойду позже.

– Что, рванем через ворота?

– Да, неподходящая погодка для всяких акробатик. Думаю, нас не будут особо удерживать.

– Ха, пусть только попробуют!

– И я так считаю. Заодно понаблюдайте за дорогой. Этот ваш Гармас, вероятно, скоро вернется, если уже не вернулся.

– Если вернулся, я смогу выяснить.

– Договорились.

Сгорбленные силуэты проворно затрусили к казармам, Шагалан – к той, что чуть не стала ему законным жилищем. С тех пор он заскакивал сюда лишь однажды, да и то на минуту.

Дернул дверь. Еще в сенях пахнуло неизменно крепким, забористым ароматом мужской берлоги. В центре комнаты пятеро мужиков ожесточенно и горласто играли в кости. На скрип двери не обернулись, но, едва юноша приблизился, все замолчали. Трое покосились хмуро, Куля с Багером – кивнули в знак приветствия.

– Опринья у вас? – сухо, не размениваясь на любезности, спросил Шагалан.

Куля мотнул головой в сторону соседней комнаты:

– Здесь. Отдыхает.

– Позови, нужен.

Разбойник вскочил с места, потом замешкался, пытаясь сообразить, чего ради должен подчиняться кому попало. Глянул в глаза юноше и, утратив последние сомнения, кинулся по проходу.

– Садись с нами, Шагалан, – улыбнулся простодушный Багер.

Среди собравшихся, пожалуй, ему единственному визит загадочного чужака доставлял радость. Остальные молча и угрюмо понурились. Они не любили загадок, однако наслушались довольно, чтобы не лезть незнакомцу поперек дороги.

Из соседней комнаты появился Куля, за ним – Опринья, взъерошенный, помятый, но с ясным взором. Сдержанно кивнул:

– Стряслось чего?

– Разговор есть, сударь. Только один на один.

Разбойник поморщился:

– Что за ерунда? Какой такой разговор? Я думал, от Ряжа вести.

– Мой разговор поважнее будет. – Шагалан оставался холоден и серьезен.

Опринья всмотрелся внимательней, хмыкнул:

– Ну не под дождем же торчать? Куля, свечу! В сени пойдем, побеседуем с молодым человеком. А ты проследи, чтоб никто у дверей не отирался.

– Еще просьба, сударь: захватите сразу одежду с оружием. Возможен спешный поход.

– С какой стати? Я никуда не собирался.

– Решение за вами, но снаряжаться советую для худшего.

Разбойник с подозрением прищурился.

– Больно много туману, удалец, – проворчал он себе под нос, однако отправился в соседнюю комнату, откуда вернулся уже в кольчуге и при сабле. Плащ был переброшен через культю руки. – Теперь пойдем? – Кто-то из хмурых мужиков начал подниматься из-за стола, но командир жестом удержал его.

Вдвоем окунулись в темные, холодные сени. Опринья затворил за собой дверь.

– Слушаю.

По еле уловимым признакам Шагалан понял – опытный воин сосредоточен и готов к любой проделке со стороны чужака. Поэтому и согласился так легко захватить на беседу оружие, поэтому не рискует приближаться вплотную. Вероятно, и под плащом обнаружится припасенный нож. Юноша, стараясь не играть на нервах собеседника, остановился в самой безобидной позе.

– Мне нужна ваша помощь, господин Опринья.

– Значит, что-то таки стряслось?

– Скорее всего, да. Вы ведь боретесь против власти мелонгов?

– Дурацкий вопрос.

– Я тоже занят этим. А сейчас полагаю, атаманы вашей ватаги с мелонгами сотрудничают.

Здесь Шагалана озадачили неподдельно: разбойник вовсе не изумился смелому предположению, лишь продолжал пристально разглядывать юношу. И промолчал.

– Вы… знали? – подобрался уже разведчик.

Опринья вздохнул:

– У меня имелись свои подозрения. Достаточно давно.

– С весны? С казни Хартига?

– Неплохо ты все разнюхал, парень, – усмехнулся Опринья. – Вот аккурат так же тогда пытался говорить со мной и Хартиг.

– Его повесили, а вы по-прежнему спокойно служили негодяям?

– У бедняги не было ничего, кроме догадок да намеков. Однако после его смерти… Короче, уверен, он никого не предавал, ему заткнули рот. На всякий случай.

– Кто этим руководил? Бархат? Царапа?

– Царапа? Наслышан, но ни разу не встречал. А уж без Бархата тут, конечно, не обошлось. К тому же…

– Ааль?

Опринья опустил глаза:

– Подобные события навряд ли миновали бы его внимание… Хотя… вдруг атамана самого ввели в заблуждение?

– Всех могли туда ввести, – хмыкнул Шагалан. – Что скажете о Ряже?

– Лихой мужик, бесшабашный, смелый.

– Он способен быть в курсе измены?

Ватажник надолго замолчал, потом вымолвил не без труда:

– Способен. Жаль, добрый ратник, но в придачу простоват, открыт для стороннего влияния… и к золоту неравнодушен. Весьма.

– Таким образом, подозреваемых полно, – заключил Шагалан, убедившись, что продолжения не последует. – Остается уточнить, кто же из них вправду предатель. Нынче же ночью я намерен это сделать, вам, сударь, идти со мной.

Опринья удивленно поднял бровь:

– Зачем?

– Вы должны во всем убедиться лично, чтобы позже убедить своих бойцов.

– Зачем? – повторил разбойник.

– Я не хочу устраивать здесь напрасное побоище и гробить людей только за их неведение.

– Благородно… – По губам разбойника скользнула усталая усмешка. – Надеешься одолеть всю ватагу?

– Найдутся те, кто мне подсобит. Вы согласны?

– Ты толком не представляешь, парень, в какую пакостную историю рвешься залезть. И меня, старика, туда же волочишь.

– А разве не приспела пора, сударь, внести ясность в этот вопрос? Не хватит ли несчастному Хартигу вертеться в гробу?

– И гроба у него тоже не было… – себе под нос прошептал Опринья.

– А ведь гуляет и другая занятная история. Как-то давным-давно некий удалой солдат уже выбрал яростную борьбу вместо того, чтобы везти через пролив полсотни мальчишек. Он пренебрег советами мудрых, однако от его подвигов Гердонезу полегчало не сильно. Вы опять бросите тех мальчишек без поддержки?

– Даже так? – Голос Оприньи совсем потух. – Вот откуда… аукнулось…

– Согласны отправиться со мной, сударь? – напирал Шагалан.

– А у меня есть выбор?

– По совести сказать, нет. Либо мы уходим вдвоем, либо я ухожу, а вы… Я не вправе и дальше множить риск.

Разбойник криво улыбнулся, никак не отреагировав на очевидную угрозу.

– Сладишь? – только грустно осведомился он.

– Не сомневайтесь, – кивнул юноша. – Ни сабля, ни кинжал под плащом не выручат.

Он говорил по чистому наитию, которое редко его подводило. Не подвело и на сей раз. Опринья, покачав головой, неспешно выудил из складок плаща короткий нож, спрятал за голенище.

– Верю, – вздохнул. – Тогда нечего здесь и время терять. Веди, темная сила, куда замыслил.