Текст книги "Разведчик с Острова Мечты"

– С моей стороны шестеро, брат, – тихо сообщил Шагалан, выглядывая в покалеченное окно.

– У меня примерно так же, – высунулся из сеней Кабо. – Максимум – восемь. Безумцы.

– Кстати, я по-прежнему жду ваших разъяснений, господин Бархат, – обернулся Шагалан.

– Неподходящий момент для болтовни, не находите? – фыркнули из потемок.

– Ну отчего же? Самый что ни на есть подходящий: жечь нас вместе с двумя атаманами вряд ли намерены, и очень нескоро эти бараны высадят-таки дверь.

– А что тогда?

– Тогда они здесь и умрут.

– Похвальная самоуверенность, юноша. Почему бы в таком случае просто не выйти во двор и не перебить всех там? Духу не хватает?

Разведчик незримо усмехнулся бесхитростной подначке:

– Я не рискую, если можно не рисковать. Время сейчас работает на нас, вот-вот подойдет Сегеш… И поверьте, для ваших удальцов это еще удачный вариант. А я внимательно слушаю объяснения, сударь.

– Чего объяснять? – хмыкнул Бархат угрюмо. – Сами все прекрасно разгадали. Я никак не ожидал столкнуться тут ни с вами, ни тем более с Царапой. Увидав его, понял – действует какой-то другой план. Именно по знаку Царапы я сложил оружие, затем начал говорить. А чего оставалось? Разве я мог предположить, что меня уже списали?

На улице усилился галдеж, и дверь сотряслась от мощного удара. Били явно каким-то бревном, но дубовые доски опять одержали победу. Сломалось бревно.

– За новым побежали, – безмятежно прокомментировал Шагалан. – Хорошо, сударь, что способны рассказать про Царапу?

– Он вправду хамаранец. Ну, знаете, из тех, что воют от бешенства, едва узрев герб Артави. Вдобавок он из тех, что поверили посулам мелонгов о самостоятельной провинции. Потом Гонсету стало, похоже, лень возиться с этой затеей, но кое-кто из горцев до сих пор живет мечтой.

– Они и доныне готовы служить Империи?

– Как видите. Сдавалось, Царапа трудится вовсе не из страха или жадности. Боец за идею, каких нечасто сегодня встретишь.

– Когда он появился у Ааля?

– Вскоре вслед за мной. Вероятно, его тоже специально отбирал Гонсет.

– Да уж, неплохая идея, – покачал головой разведчик, – запустить в ватагу этакого рубаху-парня. Кто озаботится скрывать от него вольные мысли? Пока вы, господин Бархат, занимались предательством вовне, Царапа обеспечивал вам безопасность изнутри. И много народу истребили по его приказам?

– Не много, человек шесть. Все же мы блюли осторожность.

– Бове Хартиг в числе жертв?

– Да.

– Он… был близким другом Бове, – глухо добавил Эркол. – Не разлей вода, вечно в одной компании… Я еще удивлялся, что его не тронули… после казней… Думал – случайность, везение… Потом мы с ним сдружились… А едва ты, Шагалан, возник, он сразу потянул знакомиться… Кто бы мог… Я даже Бархату с недавних пор перестал доверять, а вот ему… никогда…

– Большой лицедей ушел, – кивнул юноша, нагибаясь к окошку. – Потрясение, дружище, сильное, однако постарайся не терять рассудка. На вашей с господином Оприньей ответственности пленные, из которых один слишком буйный, а второй – слишком хитрый.

– Видно, дряхлеть начала моя хитрость, – проворчал Бархат, – если так легко попался на приманку. Вы, сударь, сочинили превосходную сказку для нас с Аалем. Смешно вспомнить, но мы поверили в нее тотчас же.

– Ого, наши гости волокут из леса нечто совсем непотребное… – Юноша выпрямился, вытягивая из ножен сабли. – Гораздо смешнее то, господин Бархат, что я говорил вам чистейшую правду. Мы действительно собираемся поохотиться на Гонсета… как только покончим с местными злодеями. Кабо, ты вылезаешь через кузню по моей команде, приготовься. Остальные сидят не шевелясь. Если пленники дерзнут обнаружить норов – рубите их, к чертям, без колебаний.

Гомон с улицы, повинуясь чьим-то отрывистым распоряжениям, опять приближался. У самого крыльца он перешел в ритмичное уханье, а затем на дверь обрушился удар. Этот оказался не чета предыдущему – содрогнулся, почудилось, весь дом, толстенные доски заходили ходуном, с чердака посыпалась труха. Непостижимым образом первый натиск дверь все же вытерпела.

– Понеслась забава, брат… – Разведчики разминулись во мраке, занимая условленные рубежи.

Не вызывало сомнений, что долго преграда против такой атаки не устоит. Последовал очередной удар, новая волна прокатилась по жалобно скрипнувшему строению. Верхняя петля входной двери разлетелась на части, а соседнюю доску вовсе переломило. Снаружи донесся победный рев, но сразу смолк.

– Начали! – Шагалан махнул рукой, хотя в темной комнате его жест никто не разглядел. Другая ладонь лежала на засове.

Между тем на воле творилось непонятное. Воинственные крики сменились топотом множества ног, храпом лошадей и бряцанием боевого железа. За товарищем уже захлопнулась дверь в кузню, а Шагалан все вслушивался терпеливо в происходящее по ту сторону. До поры не страшно – путь Кабо длиннее, а вступить в бой желательно разом. Чей-то растерянный вскрик, короткий звон оружия. Сквозь темноту пробился знакомый трубный бас:

– Ко мне все, песьи дети! Плотней! Твердо стоять, скоты!

– Мне мерещится, или на самом деле объявился Ряж? – пробормотал Шагалан.

Решившись, он вытолкнул засов и скользнул на крыльцо. Рядом ни души, лишь огромное сучковатое бревно, почти с локоть в поперечнике, громоздилось на ступенях. События же разворачивались в двух десятках шагов дальше – на слабо освещенном пятачке толпились, ощетинившись сталью, полдюжины человек. Из центра над ними и впрямь возносился незабываемый силуэт «третьего атамана». Белокурый великан, подняв над головой чудовищный меч, рыком пытался вдохнуть уверенность в своих бойцов. Те, впрочем, не спешили выказывать чудеса храбрости – широким полукругом их охватывала сплошная стена народа. Оборванные, грязные фигуры стояли недвижно и молчаливо, а разбойников словно гнул к земле их общий тяжелый взгляд. Только Ряж находил в себе силы противоборствовать этому.

Со стороны кузни подошел Кабо, покосился на эпическую картину, обтер рукавом клинок.

– Мужичок по дороге замешкался, – пояснил он. – Остальные, похоже, успели улепетнуть, бросив горстку героев. Крупный у них, однако, предводитель, а?

– Это Ряж, один из наших атаманов-заговорщиков. Ты вот что, брат, побудь немного у крыльца. Такой толпой мы врагов в любом случае задавим, а с пленниками следовало бы поостеречься.

– Сам, главное, не геройствуй, – напутствовал друг. – Подобный верзила подчас всякое мастерство перешибет.

Шагалан отправился на свет факелов, туда, где усмотрел Шургу и Сегеша. Его появление повстанцы приветствовали радостным гулом, а люди Ряжа вовсе упали духом. От того чтобы сложить оружие, их удерживал отныне исключительно кружащийся над головами меч. Шурга, обогнув снаружи ряды товарищей, выскочил навстречу.

– Ну, вовремя на подмогу подоспели, богатырь? – ощерился он.

– Очень вовремя, дядюшка! – Шагалан искренне обнял ватажника. – Я полагал, лишь в сказках помощь в последнюю минуту прибывает.

– Ну, здесь-то как раз ничего чудесного. Это отребье вокруг вас такой шум-гам со светопреставлением устроило, за милю слыхать. Атаман-то сразу смекнул, говорит…

Ряж пошел в атаку. Самозабвенная ли храбрость, ярость или крайнее отчаяние толкнули его вперед, но он внезапно ринулся прямо к месту беседы, увлекая за собой остальных. Приспешники его для боя уже мало годились, пара человек откровенно шлепнулась в грязь, закрываясь руками, другие прятались за спиной вожака. Решение получалось безумным и самоубийственным, однако единственно возможным. Неповоротливая толпа повстанцев колыхнулась вдогон, безнадежно отставая, свистнули разрозненные стрелы. Страх и жажда жизни несли кучку разбойников как на крыльях, они вырвались из смыкающихся клешней и стремглав бежали к спасительному лесу. На пути у них было всего двое врагов, а во главе – могучий и непобедимый Ряж…

– Святые Пророки! – прошептал Шурга. Его залысины вмиг заблестели потом.

– Назад! – резко бросил Шагалан, разворачиваясь. – И подальше!

С готовностью лязгнули вылетающие из ножен сабли. Никакой нужды ходить, лишь капля терпения – враг сам мчался навстречу… Вероятно, вид непреклонно застывшего на пути воина смутил разбойников, вот только Ряж не отвлекался на всякие там раздумья. Его казавшийся бесконечным меч обрушился с силой, способной рассечь быка. В последний момент юноша успел нырнуть к земле, пропуская колыхнувшее волосы лезвие, затем прыгнул вперед. И не к обезумевшему великану, а к его прихвостням, выглядывавшим из-за спины. Рывок получился столь неожиданным, что сразу породил суматоху и панику.

Неистовый рев атамана – враг вошел между его людьми будто нож в масло, ударить, не задев своих, стало почти невозможно. А через секунду выяснилось, что не нож в масло, а волк вошел в овчарню! Ровно пели две стремительные сабли, ненасытные до горячей крови. Рядом с таким бойцом отборные парни смотрелись неумелыми увальнями, случайно затесавшимися в гущу схватки. Они едва начинали замахиваться, как получали два-три режущих касания и мешками валились наземь. Ни защититься, ни отскочить… Не бой – избиение, молниеносное и беспощадное. Лишь когда рухнул последний из разбойников, до недруга сумел дотянуться Ряж. К ним уже спешили десятки людей, но для атамана, чудилось, именно этот бой сделался важнее жизни. Меч вновь бил наверняка, и вновь враг немыслимым образом вывернулся да еще полоснул саблей по животу. Тяжелый, оплаченный золотом доспех выдержал.

Противники на мгновение расступились, и только тут Ряж заметил подбегающих повстанцев. Зарычав, со свистом очертил мечом широкую дугу на уровне груди. Кто-то упал замертво, кто-то завопил, зажимая распоротую руку, самые ловкие остановились. Сзади продолжали напирать, но желающих соваться под страшный клинок поубавилось. Запаленно дыша, атаман оглянулся и попятился к лесу.

– Всем стоять! – рявкнул Шагалан двинувшимся за ним.

Убрал сабли, поднял с земли глефу убитого разбойника. Длинное, односторонней заточки лезвие на прочном древке, это грозное оружие многих битв ничем не смогло помочь своему перепуганному хозяину. Взвесив добычу на ладони, юноша устремился следом.

Как ни медленно отходил атаман, он все же успел отдалиться изрядно. Впору было обратиться в бегство, когда возник неугомонный враг. Ряж в нерешительности затоптался на месте: до желанных зарослей рукой подать, но и жажда мщения не унималась, палила изнутри. Разум, как случалось не всегда, взял верх – лишь спасение даст шанс на возвращение и полнокровную расплату по долгам. Тут уж не до гордости, удирать требовалось от быстро приближающейся погони. Однако едва Ряж начал разворачиваться, враг тотчас перекинул свою глефу к плечу для метания. Спину атаману прикрывала одна кольчуга, и такой увесистой штуки, пущенной с десятка шагов, она бы не сдержала. Разбойник оглянулся, облизнул пересохшие губы.

– Бросишь? – выговорил он.

– Брошу, – холодно кивнул юноша.

Вздохнув, Ряж взялся за меч обеими руками. Враг атаковал прямо с ходу, с последнего шага размашистым рубящим ударом. Атаман отбил его, но сразу хлестко получил тупым концом древка. Взвыв, отмахнулся слепо. Конец древка отлетел прочь, зато оставленное без присмотра лезвие юркнуло в ноги, резануло с оттяжкой под коленом. Великан накренился и с шумом повалился навзничь. В бешенстве рванулся было встать, но снова рухнул. Кое-как исхитрился сесть, неуклюже опираясь на такой недавно грозный меч, замер. Редкий дождь стучал по броне, капал с потемневших волос, смешиваясь с грязью и потом. Чуть отдышавшись, атаман поднял голову:

– Доводи уж теперь до конца, чего тянешь?

Из темноты за спиной Ряжа бесшумно возник Кабо. Друзья обменялись взглядами, Шагалан опустил оружие:

– Нет никакой нужды.

– Тогда считай это моей просьбой, воин! – прорычал атаман. – Дай принять смерть в честном бою!

– Вряд ли вы, сударь, такую заслужили. Сейчас вас обезоружат, свяжут и, вероятно, повесят еще до восхода солнца. Есть пара минут на то, чтобы изменить финал своего бытия. Самому. Полагаю, найдете чем это проделать.

Сказав так, юноша круто повернулся и, не оборачиваясь, отправился в сторону кузни. Навстречу двигались ратники, по-прежнему настороженные и озабоченные. Шагалан перехватил по дороге Шургу, что-то тихо ему произнес. У многострадального крыльца ждали Сегеш с Джангесом, а сзади, сильно хромая, догнал Кабо.

– Счастлив, братья, что хоть в малости смог наконец подсобить вам, – улыбнулся Сегеш.

– Так-таки и манит на подвиги, брат? – проворчал Кабо, опускаясь на ступеньку. – Подобное позерство способно и до беды довести. Ты что, не видел меня? Спеленали бы этого борова без шума и риска.

Шагалан отмахнулся:

– Заметил поздно. Либо ты чересчур таился, либо я почему-то понадеялся на выполнение своего поручения.

– Ничего с твоими пленниками не стрясется.

– Как раз насчет пленников, – вмешался в перебранку Джангес. – Это они в доме? Там заперлись изнутри и кричат, что откроют только кому-нибудь из вас.

Вскоре Шагалан уже представлял повстанцам друзей и врагов, вкратце пришлось описать и приключившиеся здесь события. Сегеш с соратниками осмотрели, качая головой, кузню, обоих покойников. Когда выходили, появился Шурга.

– Закололся, – сообщил он сокрушенно. – Наши-то ребята все к мечу его подкрадывались, а он тем временем какой-то кинжал выхватил… Так вот…

– Ряды предателей тают резво, и не без твоего, Шагалан, содействия, – усмехнулся Джангес. – Как понимаю, их набиралось пятеро, нынче в живых двое.

– Тебе их жалко, брат?

– Нет, разумеется, свою веревку они давно заслужили. Хотя сперва неплохо было бы потолковать. Глядишь, разузнаем что интересное.

– Ну, на это у нас имеется господин Бархат. Рассчитываю, он пока не утратил тягу к искренности?

– Она растет с каждой минутой, сударь, – подтвердил хмурый разбойник. Между двумя копейщиками он чувствовал себя неуютно.

– Вдобавок на свободе последний и главный изменник – Ааль. Им и займемся незамедлительно. Несколько человек из команды Ряжа разбежались, наверняка кто-то помчался в лагерь. Там нас могут ждать.

– Что они в состоянии нам противопоставить? – посерьезнел Сегеш.

– Если Ряж взял с собой лучших и преданных, то немного. Опасней, сир, если скроется сам Ааль.

– Вот уж этого определенно не хотелось бы… Шурга, собираемся и тотчас выступаем быстрым маршем.

– Люди измотаны, атаман, – отозвался ватажник. – С похода в бой, из боя – в поход…

– Ничего не поделаешь, надо потерпеть. Скажи, отвоевав, будут отдыхать с вражескими припасами и девками. Попутно к зиме снарядимся. С тремя десятками человек обогнешь лагерь слева, Джангес – справа, мы перекроем ворота. Чтоб ни одна сволочь без позволения не выскользнула!

XVII

Бесформенная с виду толпа повстанцев в очередной раз на удивление слаженно пришла в движение. Напоследок намеревались запалить злосчастную кузницу вместе со сваленными в ней трупами врагов, но предпочли не подавать Аалю лишнего сигнала тревоги. Своих раненых и убитого тащили с собой. По дороге Сегеш нагнал Шагалана, ведущего колонну.

– Есть какие-нибудь идеи для штурма лагеря, брат? Признаться, мои ребята не слишком большие доки в этом. Тут и скромный частокол окажется крепким орешком, куча народу на нем поляжет.

– Меня это волнует не меньше, сир. – Юноша взялся за стремя атаманской лошади. – Если начнется кровавая рубка, мы, вероятно, задавим Ааля, но и сами в итоге останемся без отряда. Я попробую договориться.

– С Аалем? – изумился атаман. – Да он…

– Не с Аалем, конечно. Необходимо открыть глаза его людям, рассказать правду.

– Думаешь, они поверят?

– Мне, быть может, и не поверят. Именно на тот случай я привел с собой Опринью и Эркола.

– А еще того… третьего.

– С Ретси… отдельная история. В остальных я уверен теперь значительно тверже. И в лагере к ним прислушаются.

– Ну-ну…

– Как бы то ни было, сир, есть смысл уладить дело мирно. Ведь, по большому счету, нам требуется единственно голова Ааля, так?

Старик, смутившись, замешкался с ответом. Шагалан нахмурился:

– Мне нужно ваше слово, сир. При сдаче люди не подвергнутся насилию, а лагерь – жестокому разграблению.

– А если… не жестокому?

– Припасами мы, несомненно, воспользуемся. Но ни грязи, ни крови. Вы уймете своих удальцов.

– Пусть так, брат. В конце концов, если эти люди и впрямь ничего не ведали о предательстве Ааля… они смогут влиться в ватагу, укрепить ее. Только проверить как следует всех… Кстати, а куда девать твоих пленников?

– Мальчишка – сын того липового кузнеца. После гибели отца держать его рядом опасно, а знает он немного. Полагаю, допросим да выгоним взашей. Второй – эмиссар Гонсета, тут беседовать придется вдумчиво и долго, а затем, очевидно, в петлю. Да, поблизости находится деревушка, где вроде должен сидеть еще один подобный ловкач. Хорошо бы тоже выудить. Пользы не бог весть сколько, зато лишний раз наступим Гонсету на мозоль.

– Дело доброе. А третий? Бархат, помнится?

– Ну, здесь не решусь, сир, что посоветовать, – помолчав, ответил Шагалан. – С одной стороны, он явный изменник, негодяй и ставленник мелонгов. Вместе с тем, так или иначе, рассказывал все довольно искренне. За нынешние откровения дорога назад ему закрыта, а человек он умный, хитрый и опытный. Способен быть полезным.

– Это верно, брат. Главное, не захочет ли в один прекрасный день твой хитрец выкупить прощение ценой наших голов?

– Есть и риск, не спорю.

– Ладно. – Сегеш махнул рукой. – Подержим пока у себя, присмотримся.

На подходе к лагерю Ааля отряд притих, насторожился, однако подкрадываться оказалось бессмысленно: селение гудело разворошенным ульем. Небо озарялось светом множества костров и факелов, а над зубцами частокола густо темнели силуэты разбойников. Шагалан первым выпрямился во весь рост, чертыхнулся:

– Подняли-таки тревогу, стервецы. Растягивайте людей по линии зарослей, сир. Особо не прятаться, пусть в лагере поймут расклад сил. Но и на рожон не соваться.

В подтверждение его слов от частокола прилетело несколько стрел, которые, впрочем, завязли в ветвях. Самые нетерпеливые из повстанцев выстрелили в ответ. Успеха это также не имело, зато вызвало в лагере новый всплеск шума. Подобное бездеятельное противостояние длилось довольно долго. Разбойники в волнении ежеминутно ожидали штурма, метались вдоль стены, пытаясь то обстреливать неприятеля, то затевать с ним разговор. Повстанцы, получившие четкий приказ, не отвечали ни на то ни на другое. Наконец прибыл вестник от Шурги, обложившего лагерь слева, а затем – и от Джангеса. Им оказался Кабо.

– Недурной бастион сварганил ваш Ааль, – заметил он. – Со всех сторон равно мощный. Правда, заросли у нас поближе подступают, там атаковать легче. Джангес начал вязать что-то вроде лестниц, через часок смастерят.

– Терпеть? – Сегеш покосился на Шагалана.

– Делать нечего, сир, – отозвался юноша. – Переговоры можно, конечно, заводить хоть сейчас, но если они сорвутся… Я бы, пожалуй, попробовал овладеть воротами, только это сразу должен поддержать общий натиск. Пусть все ладят оснастку для штурма, и у Шурги, и у нас здесь. А осажденным не вредно еще малость понервничать.

После того как вокруг лагеря заколыхалось облако огоньков и застучали десятки топоров, состояние разбойников и впрямь не улучшилось. В голосах, перекликавшихся на частоколе, послышались явные нотки паники. Когда подготовка уже близилась к концу, ворота скрипнули, из образовавшейся щели появились двое. Неуверенно вышли на открытое место, остановились, подняли руки, показывая, что не вооружены.

– Не стреляйте! – гаркнул в темноту один. – Давайте потолкуем сперва!

– Куля, – признал разведчик кричавшего. – Основательный мужик, не захотел, видать, драться непонятно с кем. Мы готовы к атаке, сир? Придется завершать на ходу. Я пока вылезу, поговорю, а вы подзовите Опринью с Эрколом.

Люди продолжали медленно двигаться от ворот к кустам, то и дело оглашая окрестности воплями. От линии замерших на страже повстанцев выступил из зарослей Шагалан. Узрев его, переговорщики встали как вкопанные, потребовалось идти к ним еще несколько шагов.

– Здорово, Куля! – безмятежно поприветствовал юноша, опершись на древко глефы. – Частенько с тобой сегодня беседуем, не находишь?

– Ты?… – Разбойник как-то сразу посмурнел. – Я мог бы и предвидеть что-то похожее. Расспросы, недомолвки… Неласково ты отплатил за хлеб и кров, парень.

– Не пытайся меня совестить, дядя, – бесполезное занятие. Зачем пришли? Сладиться миром? Вот и принимайтесь. Кто с тобой?

– Маглис. – Куля кивнул в сторону косматого мужика, взиравшего на юношу с нескрываемой враждой. – Самого атамана доверенное лицо.

– Ааля? Плохо же у бедняги теперь с приближенными. А кто ж тогда тебя, Куля, отправил?

– От общества я, выборный. Лучше вот скажи, что с тобой, парень, за люди явились? У нас всякое разное бают.

– О том ни к чему домыслы строить – вокруг вас «армия Сегеша». Слыхал о такой?

Разбойник промедлил, прежде чем ответить:

– Наслышаны, как же. Правда, слухи бродили, сложил старик Сегеш свою буйну голову. Мелонги-де умучили… Врут, выходит?

– У вас кто-нибудь знает Сегеша в лицо? – подстегнул разведчик беседу.

– Было у него под началом несколько наших, еще при Восстании. И мне однажды видеть довелось.

– Тогда позже отведу к Сегешу, убедишься.

Куля в нерешительности пожевал бороду:

– Ну, допустим… И чего же надобно здесь славному атаману? Чем мы его прогневили?

– Сегеш пришел поквитаться с теми, кто выдал его мелонгам. Слава богу, сыскалось чудо, вырвавшее узников на свободу, но мести никто не отменял.

– А при чем тут мы-то?

– Предатели из этого лагеря. С большинством уже нынче рассчитались, остался последний.

Куля не осмелился спросить имя, но по испуганным глазам было ясно, что он догадался.

– Ааль, – подтвердил юноша.

– Брешешь ты все! – глухо рыкнул Маглис, набычившись. – Наговариваешь.

– Дело щекотливое, парень, – придержал товарища Куля. – Такими серьезными обвинениями запросто не кидаются.

Шагалан холодно кивнул:

– Получите и доказательства. Только зачем повторять их многократно? Я намерен прийти в лагерь и рассказать обо всем ватаге.

– Кто ж тебе поверит, щенок? – ярился Маглис.

– Со мной люди, которым вы верите больше. Не так ли, Куля?

– Это… Опринья? – осторожно спросил разбойник. – Он жив?

– Жив и здоров.

– А остальные? Бархат? И ушедшие с Ряжем?

– Ряж мертв, как и те из его подручных, кто не успел вовремя улизнуть. Бархат схвачен. Можете видеть, драка разворачивается совсем не шуточная. И вам в ней не устоять.

– У нас достанет железа намотать на него ваши гнилые потроха! – рыкнул Маглис.

– Уйми своего приятеля, Куля, – поморщился юноша. – Вокруг лагеря силы, втрое превышающие ваши. Лучших из бойцов Ааля они перебили почти без потерь. Потому не обольщайтесь.

Куля наклонился к спутнику и начал что-то горячо шептать ему на ухо. Тот лишь зло ворчал.

– Так вы примете меня в лагере? – выждав немного, надавил Шагалан. – Или сразу приступим к кровавой потехе?

– Кровь лить – работа нехитрая, – заторопился с ответом Куля. – Никогда не опоздаешь. А насчет поговорить… Ну, коли храбрости в избытке – приходи, пропустим. Только, чур, без оружия! Больно уж вас… сударь, нахваливают как искусного бойца, кое-чему я и сам…

Разведчик усмехнулся:

– Могу и без оружия. Со мной будут еще двое-трое.

– Согласен.

– А как поглядит на это Ааль?

– Атаман – человек уважаемый и влиятельный, – чуть приосанился разбойник, – но в вольных ватагах исстари решающее слово всегда за сходом. Здесь не баронская дружина. Вожаки меняются, народ остается. И от имени схода я ваше предложение, сударь, принимаю.

– Договорились. Теперь прогуляемся, посмотришь на живого Сегеша.

Куля смутился, махнул рукой:

– Да чего там, верю… Сказать по совести, я и видал-то его издалече, где уж в лицо опознать.

Коротко раскланявшись, переговорщики разошлись. Разбойники поспешили в приоткрытые ворота, Шагалан – обратно к друзьям.

– Идем, – заявил он, втыкая глефу в землю. Рядом бросил сабли. – Все готовы?

– Без оружия? – заколебался Опринья.

– Это же ваша родная ватага, господа удальцы! Не ожидал, что испугаетесь возвратиться в нее.

Уязвленный Эркол порывисто швырнул оружие под ноги, Опринья последовал примеру неохотно, качая головой:

– Даже в родной ватаге обязательно найдется несколько дураков, годных для любой гнусности. Тем более по приказу атамана.

– Золотые слова, – хмыкнули сбоку.

– Господин Бархат, – обернулся туда Шагалан. – А вы не желаете составить компанию? Ваше свидетельство имело бы особый вес, а вдобавок помогло бы в искуплении вины.

– Все так, сударь, – бывший атаман скривился, – и в другое время я бы, пожалуй, согласился. Однако не сейчас. Скажу откровенно, юноша, ваши… переговоры – чистой воды самоубийство. Ааль далеко не отважный воин, но, прижатый к стенке, дерется яро. Терять-то все равно нечего! Зарезать безоружных парламентеров – самое пустячное, на что он способен.

– По-вашему, сколько человек атамана в этом поддержит?

– Предугадать трудно, в подобном деле все решают считанные мгновения. Многое будет зависеть, например, от положения, в котором окажется Ааль. Известно, толпа охотно следует за вожаком в дни побед и топчет – в минуты неудач.

– Но ведь кто-то пойдет за ним до конца?

– Отыщутся и такие. Часть из них полегла вместе с Ряжем, осталось человек… пять-семь истинно преданных. Или глубоко продажных. Открывшиеся грешки предводителя их не отпугнут.

Шагалан заметил, что старик Сегеш впервые глянул на пленного Бархата уважительно.

– Придется рискнуть, – вздохнул юноша. – На всякий случай, господин атаман, готовьтесь в любой момент начать штурм со всех сторон разом. Мы постараемся, по крайней мере, подать сигнал. И еще подтяните к воротам побольше лучников. Мало ли… Значит, отправляемся втроем?

– Ты забыл меня, брат.

Кабо выступил на свет и демонстративно уронил оружие в общую кучу.

– А если неудача? – еле слышно сказал Шагалан. – Кто сообщит на тот берег?

– Никаких неудач, брат. Да и кто в опасности прикроет тебе спину?

– Чем прикроет-то? – скривился Эркол. – Голыми руками?

Кабо снисходительно потрепал музыканта по плечу:

– Если там, паренек, будет хоть один вооруженный человек, я непременно что-нибудь нам добуду. Не сомневайся.

Провожаемая тревожными взглядами и тихими напутствиями, четверка покинула кусты и приблизилась к воротам. Через частокол на них свесилась внушительная щетина копий и стрел. С минуту гостей пытливо рассматривали, затем створки чуть разошлись, приоткрыв пламенеющее огнями нутро лагеря. Хмурый Куля с полудюжиной разбойников встретил их прямо при входе. Никакой особой толпы на улочках лесной деревни Шагалан не обнаружил, хаотично разложенные большие костры полыхали в безлюдье.

– С кем же говорить? – поинтересовался юноша.

– Пойдемте, – буркнул Куля. – Для важных слов уши завсегда найдутся. Всех скликать не можем, извините. Сами виноваты – окружили нас, ровно медведя…

– Что, великовата деревушка? – не удержался от ехидства Кабо. – Рать на посты растянули, а теперь отвлечь боязно?

Разбойник покосился на него неласково:

– А с чего, удалец, доверять-то вам? Явились незваными, кровь первыми пролили… Да и в обиде не останетесь – самых уважаемых и рассудительных делегировали на встречу. Как они решат, так ватага и сделает.

Их подвели к «атаманскому» терему. У подножия высокой лестницы переминались пятеро основательно вооруженных мужиков, четверо виднелись на ее вершине. Многих из собравшихся Шагалан успел узнать, однако сейчас все поглядывали на него исключительно мрачно.

– Вот сюда подниметесь, – указал Куля. – Тут и выступать.

– Еще кто-нибудь подойдет? – обернулся Шагалан.

– И нынешних довольно. Подождем лишь, когда атаман выйдет.

В воздухе висело напряжение. Волновались разбойники, нервно тиская древки копий, шевелил желваками Опринья, тяжело дышал бледный Эркол. Только пришельцы с той стороны пролива сохраняли удивительную безмятежность в течение всего нарочито долгого ожидания, устроенного Аалем. Кабо, похоже изначально не полагавшийся на мирный финал, даже принялся озирать выборных с хищным интересом.

Наконец в дверях дома возник и сам атаман. Дородный, при полном параде, в белоснежном кафтане и богатой меховой шапке. Встал на краю верхней ступеньки, подбоченился, кинул строгий взор сверху вниз на явившихся за его головой. Выждал минуту, потом пророкотал низким голосом, в котором едва ли улавливался испуг:

– Горькую картину вижу я. Люди, которым доверял, для которых трудился денно и нощно, теперь решили обратить против меня оружие! Чью орду вы привели к нам? Истинный Бог, я не знаю за собой вины перед Сегешем, если это действительно он. Не знаю, что сему славному воителю взбрело на ум, но меня поразили вы! Именно вы! Как вы посмели принести смерть и разорение в гнездо, укрывавшее вас? Разве…

Шагалан широко, напоказ зевнул, повернувшись к ритору, и тот, сбившись, умолк.

– Пусть господин атаман простит, – негромко и твердо произнес юноша, – однако мы прибыли совершенно по другому делу. Как я понял, здесь представители ватаги, а у нас есть о чем им поведать. Посему предлагаю обсуждение наших деяний отложить на конец, когда немного прояснятся мотивы.

– Что ты можешь сказать достойным людям, мальчишка? – нахмурился Ааль.

– А я и не буду ничего говорить. Имеются более уважаемые свидетели.

По знаку Шагалана Опринья, вздохнув, ступил на лестницу. Наверху недовольно заворочались, но Ааль придержал свору.

– Здравствуй, брат, – кивнул он. – Тебя я ожидал увидеть среди перебежчиков меньше прочих.

– Не начинайте сначала, господин атаман,– оборвал юноша. – Приметесь краснобайствовать после того, как человек выскажется.

Оскорбленный Ааль надулся, но стерпел. Тем временем Опринья поднялся на несколько ступенек, помедлил в нерешительности, а затем поворотился спиной к атаману. Лицо его закаменело, на лбу обозначилась паутина капелек пота. Узловатые пальцы нервно мяли воздух. Воин откашлялся, с трудом заговорил, будто выдавливая каждое слово:

– Вы знаете меня, братья. Я сражался с вами плечо к плечу не один год и, мыслю, вправе рассчитывать на кой-какое доверие. Волей случая я сделался очевидцем очень важных событий и обязан известить о них ватагу. Даже если моих заслуг недостаточно для принятия всего на веру, их должно хватить, чтобы вы внимательно выслушали.

– Заслуг, брат, у тебя на десятерых, здесь спору нет, – отозвался выборный, седой плечистый мужик. – Только как же ты очутился-то по другую сторону? Может, тебя и вещать понудили силком?

Лицо Оприньи дрогнуло от негодования, скованность с волнением внезапно улетучились:

– Не чаял, Дудан, услыхать от тебя такое. И впрямь полагаешь, меня просто запугать? Понудить лгать своим боевым товарищам? Кто тогда помешает мне в этот миг совершить правильный выбор между клеветой и смертью?