Текст книги "Религиозный фундаментализм в глобализованном мире"

Реальная мусульманская община, однако, не является гомогенной. В ней есть разделения, споры, несогласия, как и в любой другой большой группе живых людей из плоти и крови со своими страхами и интересами. Единство – это фантастическое везение, которое получает тем больше власти над умами людей, чем больше разрушительных тенденций и враждебных импульсов проецируется на этнические или религиозные меньшинства в исламском мире, либо на немусульман, которые плетут заговоры против них. Это рождает фантазм чистой и объединенной мусульманской общины. Будучи частью подобного коллектива, человек не может увидеть угрожающее, чуждое Другое как независимого индивида, просто другого, но рассматривает его лишь как абстрактного агента врага, ищущего возможности разрушить гомогенность того, частью чего является субъект. Отношения с внешним миром воспринимаются в черно-белых манихейских красках. Воображаемая умма стоит на одной стороне, а демонизированный мир врагов на другой. Разлад, проблемы, противоречия, ошибки – это не результат действия самих членов общины, а плод работы ее внешних врагов, коих при черно-белом восприятии мира всегда предостаточно: это могут быть и Запад, и евреи, и козни сатаны, и все вместе. Мусульманин, который думает иначе, быстро получает клеймо предателя.

Подобный конспиративный образ мышления весьма широко распространен в арабо-мусульманском мире, он характерен для политической и религиозной публицистики. Воображаемый заговор Запада или евреев против ислама считается частью долгосрочного плана, который начался с крестовых походов, принесших с собой размывание халифата, отделение религии от государства и постепенную деградацию исламской общины, религии и культуры. В интервью 2015 г. руководитель университета аль-Азхар, имам мечети аль-Азхар Ахмад Муххамед Альтаебб возложил ответственность за хаос в мусульманском мире на крупнейшие международные режимы. Когда его спросили про «Исламское государство», он заявил, что такие группы становятся все активнее и мощнее, поскольку, под какими бы знаменами они ни находились, их поддерживают крупнейшие международные силы, стремящиеся дестабилизировать Ближний Восток, а самый простой способ это сделать – злоупотребить религией.

Как показывает Бассам Тиби (Bassam Tibi), эти теории заговоров подкрепляют радикальную риторику, которая в таком случае не преследует коммуникативных целей, но подпитывает восприятие внешнего мира как враждебного[63]63
  Tibi B. Die Verschwörung – Das Trauma arabischer Politik. Цит. изд.


[Закрыть]. Сегодня такие группы, как ИГ и ему подобные, распространяют огромное количество пропагандистских видео в интернете на тему угнетения мусульман и преступлений против них в западных обществах. В них мусульмане предстают несомненно невинными жертвами внешних сил. Подобные пропагандистские материалы оказывают соответствующим группам значительную поддержку, в том числе и далеко за пределами мусульманского мира.

Таким образом, исламский фундаментализм становится закрытой религиозно-тоталитарной системой, ведомой иллюзорными образами, которые питают бессознательные фантазмы. Воображаемая община идеализируется с тем, чтобы оградить ее от реальности. Гармония и мир, состояние, которого желает человек, требует отказа от прогнившей западной цивилизации и ее разрушения. Идеализация «своего» и террор против «чужого» на самом деле сопряжены.

Исходя из вышеизложенного, можно уверенно заключить, что существует имманентная связь между фундаменталистским мировоззрением и бессознательными фантазиями нарциссических образов единства, целостности и равенства. Эти образы порождают ярко выраженное стремление к насилию, базирующееся на фантазии нарциссического идеального состояния. В этом мире воображения чуждый Другой переживается как захватчик, посягающий на символическую чистоту социальной группы. Это иллюзорное идеальное состояние может поддерживаться только в том случае, если чувства личности членов групп, не соответствующие бессознательному идеалу единства, могут быть спроецированы на внешнего Другого и там преследоваться. Говоря короче, это отторжение неизбежности амбивалентности и неотвратимых противоречий реальной конечной жизни.

В этом идеальном мире имманентно существует склонность к насильственной радикализации. Принадлежность к социальной группе воплощается в религиозную или политическую идеологию и включается в контекст неразрешенного символического, социального или политического конфликта. Значение коллективной идентичности, с которой связан этот процесс, возрастает неимоверно и активирует бессознательное стремление к такому нарциссическому идеальному состоянию. Это стремление, это бессознательное влечение активно используется харизматическими религиозными и политическими лидерами для получения политической власти и привлечения сторонников. Так, ИГ с помощью одной лишь пропаганды, эксплуатирующей это стремление у людей, не связанных с мусульманской общиной напрямую, теперь способно привлекать к совершению спонтанных террористических актов людей, живущих в респектабельном европейском обществе и не имеющих вообще никаких связей с исламистскими ячейками, одного только бессознательного стремления оказывается достаточно, чтобы сесть за руль грузовика и начать давить толпу мирно гуляющих граждан. Конечно, нет никакого прямого пути от подобных идей к насилию и терроризму, это требует индивидуального склада психики и мощной индоктринации, но сами по себе фантазии чистоты, единства и проекции Другого являются основой коллективного бессознательного фундаменталиста.

Чистота никогда не может быть определена из себя, она всегда требует контр-образа, чего-то нечистого. Фантазии очищения имеют тенденцию становиться все более и более радикальными с ростом их детализации. Этот факт, а также кумулятивный параноидальный заряд, который они представляют, могут вести к нарастающему уровню исключительного насилия. Поскольку реальный мир никогда не может быть полностью очищен от чего-то в символическом смысле (мы можем очистить его лишь от чего-то физического, например от оспы), неважно, насколько радикальным будет движение, оно на пути к очищению неизбежно начнет чистку самого себя. В самом деле, революция пожирает своих детей, и мировоззрение революционера-фундаменталиста здесь не является исключением. Процесс очищения никогда не закончится, и проекция собственных свойств психики членов группы, неприемлемых с точки зрения нарциссического образа символического единства, на гонимого Другого никогда не прекратится.

Рациональное мировоззрение, составляющее ядро европейского модерна вообще и Просвещения в частности, вырастает как глубоко рефлексивная и критичная по отношению к фундаментальным основаниям культура, хотя следует сразу оговориться: она зачастую остается или перерастает в рассудочность и грубый прагматизм. Секуляризация, десакрализация и демифологизация мировосприятия во многом сформировались из этой направленности. В религиозном плане вера является личной связью человека с Богом, постоянным самопознанием и богопознанием. Рефлексируя над этой связью, соотнося себя с образом Бога, человек создает личную историю, развиваясь сам и являясь источником эволюции образа Бога. Подобное создание личной истории есть творческий акт, который позволяет западной христианской культуре изменяться и эволюционировать, такое творчество является естественным источником инновации, недаром протестантизм был порождением имено эпохи модерна. Архаическое мышление устроено совсем иным образом. Оно, кроме прочего, основано на табу, и место личной связи с Богом – личность в современном ее понимании в архаике вообще отсутствует – чаще всего заступает ритуал, культ, который не подразумевает самой возможности рефлексии, критики и, следовательно, эволюции. Ни процесса богопознания, ни по большому счету процесса личного познания мы здесь не видим, зато нет и грани, по крайней мере, ярко выраженной, между сакральным и профанным. Столкновение этих двух миров как в личной истории развития человека, так и в истории социальной, может привести к одному из двух исходов. Замкнутый мир разрушается, и на его место приходит хаос, а потом система смыслов новой открытой культуры, в которой возможно осмысление фактов, не укладывающихся в архаичную систему; либо новая система не принимается, хотя именно ею сформированы люди новой формации, и тогда, в особенности, когда противоречия достигли некоего порога, они вынуждены обращаться вспять, к мифическому прошлому.

Политическая культура в обстоятельствах, подобных последним, клонится к диктатуре и тоталитаризму, а субкультура заводит себя в тупик фундаментализма. Психика фундаменталиста сознательно и подсознательно защищает ценности, которые девальвировались в обществе, а фундаменталист теряет поддержку «цивилизованного» (т. е. модерного) мирового сообщества. Фундаментализм, отказываясь от диалога, от конструктивной переработки вызовов модернизации, выключает себя из такого общества, из течения жизни, из развивающейся культуры и маргинализируется (правда, в соответствующих благоприятных социальных условиях он, напротив, становится массовым движением).

Психолог Функе (D. Funke), анализируя психику фундаменталиста, отмечает, что в условиях маргинализации противоречия между личностью и обществом могут привести к психологическому кризису. Он пишет, что фундаменталист совмещает в себе шизоидную и навязчивую структуры личности[64]64
  Костюк К. Православный фундаментализм [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/ ortodox/Article/kost_prfund.php (дата обращения 05.12.2018).


[Закрыть]. Шизоид замкнут на себе, чрезвычайно недоверчив, для него не характерны саморефлексия и самокритика, но при этом в силу жажды безопасности и уверенности в себе он склонен транспонировать свои проблемы на различные явления внешнего мира. Другая же структура, структура навязчивости, предельно конформна и стремится встроиться в систему внешних ценностей и подчиниться авторитету. В результате формируется раскол структуры личности, основанной на балансе внутреннего и внешнего. Личностный рост фундаменталиста тормозится возвратом к инфантильному чувству единения ребенка с матерью, и автономное мышление и самовосприятие, основанное на рефлексии и критике, в первую очередь самокритике, тормозится инфантильным сознанием. Фундаменталист чувствует многочисленные угрозы своей безопасности, он как бы находится в осажденной крепости, что делает его мировосприятие пассивно агрессивным. «В фундаментализме становится зримой вершина айсберга “тоска по безопасности” <…> в эпоху аффективной и когнитивной неопределенности, связанной с большой культурной ломкой, поощряется активизация архаических форм безопасности – в ущерб равновесной балансировке полюсов. <…> В своей сути фундаменталистские теории нацеливаются на провозглашение некой конечной великой гармонии, в которой культура и природа, субъект и объект, человек и творение связаны неким всеобъемлющим единством. Не надежда на собственное развитие и возможности, а вера во встроенность во взаимосвязанный беспроблемный космос помогают компенсировать потерю доверия в будущее»[65]65
  Цит. по: Костюк К. Православный фундаментализм. Цит. изд.


[Закрыть]. По мнению. Функе, психология осажденной крепости и потеря веры в будущее являются центром адаптации для подобных психически травмированных модернизацией индивидов.

Конечно, не стоит сводить фундаментализм к психическим акцентуациям. Мировое социокультурное явление имеет разные причины, и прежде всего – социальные. Тем не менее, маргинализация определенных социальных групп делает их хорошей социальной опорой для фундаменталистов.

Так, в православном фундаментализме благочестие становится ритуализмом, стремление сохранить дух христианского благочестия под влиянием психологии защитника осажденной церкви становится навязчивым стремлением фундаменталистов ревностно следить за строгим исполнением ритуала. Ясное и четкое различение добра и зла, имеющее сакральную основу, трансформируется для фундаменталиста в строго черно-белый образ мира. Все, что не служит божественному порядку, есть зло, обреченное на небытие. Стремление к соблюдению моральных принципов превращается в агрессивное отвержение социального прогресса. И вполне очевидно, что пока существует модерн с его принципами, а также постмодерн, будет существовать и фундаментализм, в ряде случаев имеющий отчетливые постмодернистские черты.

Раздел 1.2. Виды фундаментализма

Фундаментализм не является исключительно религиозным явлением. Характерные именно для фундаментализма сущностные черты и принципы можно выделить в программах не только религиозных, но и радикальных патриархатно-мизогинистических[66]66
  См., напр.: Лидер «Мужского государства» получил срок за ненависть к женщинам [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://lenta.ru/news/2018/12/21/men_state/ (дата обращения 21.12.2018).


[Закрыть] или экологических организаций, движений против абортов, других социальных и политических фундаменталистских групп, которые возникают во многих частях мира от Северной Америки до Юго-Восточной Азии. Их привлекательность для широких масс населения обусловлена, прежде всего, социальными причинами и базируется на способности их лидеров предложить решения, которые в этом сложном мире представляются людям простыми, легко осуществимыми и безальтернативными.

Среди видов фундаментализма можно выделить нижеследующие.

Предметом представленного исследования является именно религиозный фундаментализм, а также те формы фундаментализма, которые являются религиозными частично.

Исламский фундаментализм. Его можно назвать наиболее значимым по влиянию на современное глобализированное общество. Это во многом вызвано тем, что исламский фундаментализм как в салафитской форме в рамках суннитского ислама, так и иранская фундаменталистская идеология открыто провозглашают примат политики.

Салафизм в суннитском исламе. Исламский фундаментализм не сводит свою деятельность к буквальной трактовке священных текстов (именно в таком значении термин «фундаментализм» впервые возник в герменевтике), а стремится к активному преобразованию социальной действительности. Принято считать, что лозунг «аль-ислам хуа аль-халь» («Ислам – вот решение») означает, что для восстановления правильного порядка в мусульманском мире и для того, чтобы разрубить запутанный клубок социально-экономических, политических и нравственных проблем, первым делом необходимо очищение самого ислама от искажающих мусульманство наслоений, возврат к чистым истокам этой религии.

Можно выделить два представления о хронологии исламского фундаментализма в суннитском исламе. По одной оценке, он возник в связи с деятельностью приверженцев идей реформатора ислама Мухаммада ал-Ваххаба (1703–1797) в конце XVIII века. Второй подход связывает исламский фундаментализм суннитского толка с формированием организации «Братьев-мусульман» в 1928 году. В основе идеологии движения лежат учения Хасана аль-Банны и Сейида Кутба. Движение заявило о себе в середине XX в. изначально в умеренной форме созданием мусульманских школ, молодежных клубов, профсоюзов и т. д., выступая против импортированного западного секуляризма. Его идеология основывалась на том, что в любое время и во всех областях жизни Коран и хадис указывают единственный возможный путь к восстановлению мира ислама. Радикализация движения произошла на фоне его конфронтации со светскими египетскими правительствами, выступавшими против проекта исламизации. Она ускорилась, когда начали наказывать «братьев-мусульман» за их политическую деятельность и в особенности после запрета их деятельности и ареста их лидеров «Свободными офицерами» Насера. Сейид Кутб создал идеологическую базу радикального суннитского движения, которое значительно расширилось после его казни, и ячейки движения придерживаются ее до нынешнего дня. Различные лидеры при этом используют разные стратегии, так как у них нет консенсуса о том, кто вообще их враг: все египетское общество, или лишь государство, или в первую очередь руководители государства.

Революционный шиитский фундаментализм в Иране. Фундаменталистское движение в Иране возникло в шестидесятые и семидесятые годы в связи с двумя довольно устойчивыми тенденциями: процессом секуляризации, с одной стороны, и быстрым несбалансированным социально-экономическим развитием, с другой. Благодаря харизматическому лидеру Хомейни на фоне болезни шаха и слабости американского президента движению удалось превратить страну в мусульманское государство.

Христианский фундаментализм. Тут также выделяются несколько форм, достаточно громко заявивших о себе.

Евангелический фундаментализм. Он возникает в среде североамериканских протестантов в конце XIX века как реакция на модернизацию и либерализацию религиозной жизни. В 1885 г. движение получило оформление в рамках одной из так называемых «Ниагарских конференций», когда были сформулированы основные положения, принятые сторонниками движения в качестве «фундаментальных». Евангелический фундаментализм первой волны имел ярко выраженную премилленаристскую ориентацию. Протестантский фундаментализм второй волны появился в модифицированном виде. Если ранее, в рамках премилленаризма, адепты веровали, что Христос вернется до установления тысячелетнего царства, то сегодня преобладает постмилленаристская ориентация, исходящая из того, что Иисус возвратится лишь после подготовки верующими христианами пути в справедливый мир. Задача премилленаристской ориентации заключалось в том, чтобы не заботиться о мире, а создать анклав – альтернативный мир милости, в котором можно было вернуть себе душу. Постмилленаристские организации, формировавшиеся прежде всего под влиянием морального и социального кризиса шестидесятых и семидесятых годов после вынесения решений Верховного Суда об отмене молитвы в школах, а также его решения в пользу абортов, не видели для верующих более возможности пассивно ждать пришествие Мессии, а стали активно влиять на политику и общество для того, чтобы сдерживать угрожающий им плюрализм. Так, «Христианская коалиция» Пэта Робертсона (Pat Robertson) и его книга «Новый всемирный порядок» (The New World Order, 1991) описывают такое активное участие сторонников теологии господства.

В своей книге «Светский город: секуляризация и урбанизация в перспективе богословия» (Тhe Secular City: Secularization and Urbanization in Theological Perspective, 1965) американский теолог Харви Кокс (Harvey Cox) различает две формы фундаментализма, а именно консервативный фундаментализм и фундаментализм адвентистов. Фундаменталисты консервативной направленности проповедуют идентификацию верующих, ссылаясь на формальный и писаный закон. Адвентисты, напротив, проявляют большую открытость по отношению к будущему и к надежде и отдаются мечте о чистой и верующей Америке, якобы существовавшей в прошлом. Адвентисты, воодушевленные надеждой на наступление тысячелетного царства, видят привлекательность таких идей среди бедных и не нашедших себе места в обществе, т. е. 87 % населения мира, живущего ниже черты бедности.

Католический фундаментализм헚. Его основой является консервативная католическая идеология и стратегия политической власти. Так, движение во главе с харизматическим лидером Луиджи Джуссани (Luigi Giussani, 1922–2005) возникло в Милане в послевоенной Италии. Он сформулировал христианскую критику современной культуры, выдвинув философию «Нового христианства», которую папа Иоанн Павел II назвал путем к возрождению обреченного на гибель итальянского католицизма. Движение апеллировало к тем, кому было трудно найти работу, кто разочаровался в революционном радикализме и отвергал нравственную коррупцию итальянского общества. Оно выступало против секуляризации и разработало программы, распространяемые через собственную «школу».

У движения есть внутренний руководящий орган (Movimento Popolare), а также оперативная единица, которая добивается влияния на общество, прежде всего на экономику и политику (Compagnia delle Opere).

Православный фундаментализм. Применительно к православию понятие фундаментализма оформилось не окончательно. Если говорить о зарубежном православии, то слово, применявшееся в 1990-е гг. чаще всего как синоним нетерпимости к иным воззрениям в рамках православия, позже стало обретать более точные очертания: так, «модернисты» говорят о «святоотеческом фундаментализме» (в сущности, о том, что почитание Св. Предания наравне со Св. Писанием, что является каноническим для православия, следует отменить) и пр. В отношении православия отечественного глубоких научных работ сегодня по существу нет; в публицистике 1990-х это слово употреблялось как синоним невежества и обскурантизма, и только сегодня можно говорить о начале научного подхода к этому феномену. Речь об этих формах фундаментализма достаточно подробно идет в соответствующих параграфах ниже.