Текст книги "Розалина снимает сливки"

Воскресенье

– Добро пожаловать, – прогремел голос Грейс Форсайт, – на второй в этом сезоне праздник выпечки. Сегодня мы просим вас поразить нас не одним, не двумя, не тремя, а двадцатью четырьмя пирожками. Это должна быть дюжина сладких и дюжина несладких пирожков. Но, кроме этого, они могут быть из песочного теста, слоеного, на кипятке, с тыквой, свининой или паниром, курицей, чоризо или вишней. У вас есть три часа, включая приготовление теста и оформление ваших восхитительных блюд. Ваше время начинается на счет «три». Три, дорогие.

И они начали.

Розалина едва успела начать просеивать муку для песочного теста, как на ее стол разом обрушились Колин Тримп, Грейс Форсайт и судьи.

– Расскажи нам о своих пирожках, милая, – сказал Уилфред Хани, успокаивающе подмигивая ей, пока Марианна Вулверкот просматривала ингредиенты.

Розалина очень старалась смотреть на Уилфреда Хани, а не на камеру, которая была направлена прямо ей в лицо.

– На прошлой неделе я решила не рисковать. Поэтому сейчас хочу немного раскачать лодку и готовлю…

Помогите! Что она несет?

– Ох, простите, я совершенно забыла, что готовлю.

Уилфред Хани перевел взгляд на Колина Тримпа.

– Надо переснять, Колин?

Возникла заминка, пока Колин слушал инструкции из наушника.

– Все в порядке. Выйдет мило. Не спеши, Розалина.

– Я бы не хотела, – сказала Розалина, – чтобы выглядело так, будто понятия не имею, что делаю.

Грейс Форсайт положила руку ей на плечо.

– Ягненочек, я уже сорок лет придумываю все на ходу, и никто меня еще не прогнал. Это, знаешь ли, довольно британский подход.

– У тебя здесь курица, херес, – Марианна Вулверкот взяла херес и с интересом посмотрела на этикетку, – и эстрагон. Рискну предположить, что ты готовишь пирожки с курицей, хересом и эстрагоном.

– Что интересно, – добавил Уилфред Хани, – юный Ален тоже готовит курицу с эстрагоном.

Розалина застыла на месте.

– О, че… ч… чрезвычайно интересно.

– Только без хереса, кажется. – Марианна Вулверкот казалась искренне разочарованной. – Что может дать тебе преимущество.

– Он ведь сам выращивал эстрагон, не так ли? – спросила Розалина.

Грейс Форсайт бросила взгляд в камеру.

– Вот что значит конкуренция в выпечке. Сегодня так. А завтра – эстрагон.

– С несладкими пирожками разобрались. – Уилфред Хани все еще подмигивал ей. Насколько Розалина могла судить, он не переставал подмигивать уже большую часть столетия. – А что насчет сладких?

К счастью, ее мозг не завис в очередной раз.

– Я делаю пирожки с яблоком в карамели и дульсе де лече.

Лицо Марианны Вулверкот приобрело выражение «Ты совершаешь ужасную ошибку», которое Розалина видела каждый сезон в шоу и удивлялась, почему конкурсанты его не замечают.

– И ты считаешь, что все успеешь сделать вовремя?

– Если я буду работать очень быстро, не сделаю ошибок и мне не будут мешать… О боже, я не это имела в виду, просто… иногда на кухню приходит дочка, а с восьмилетними детьми время течет иначе.

– Нет, нет, мы понимаем. – Грейс Форсайт вскинула руки. – Марианна, Уилфред, мы получили приказ отступить. – Они не столько отступали, сколько останавливались, чтобы сделать еще пару постановочных кадров и коротко рассказать на камеру о том, на какой большой риск она идет, в пределах слышимости. Но в конце концов они ушли, и Розалина смогла признать, что ее дульсе, вероятно, выписывает такие чеки, которые ее лече не сможет обналичить.

За час ей пришлось сделать вывод, что оно не только не обналичивает чеки, но и вынуждает судебных приставов приходить за мебелью.

В теории, в чертовой теории, она могла успеть. Дома это почти всегда получалось. Было достаточно времени, чтобы приготовить тесто, начинку, подготовить формы для пирожков и полтора часа непрерывно помешивать молоко, пока оно волшебным образом не превратится в гладкую, бархатистую карамель. Только вот теперь, на шоу, было крайне важно, чтобы пирожки были не совсем готовы к отправке в духовку, и чтобы у нее в кастрюле была коричневатая, слегка сладковатая жидкость.

И да, ее выпечка вслепую была в целом прекрасна, и лишь одна вещь шла не по плану, но при этом сильно не получалась, а Розалина должна была показать, что на самом деле она мастерица, не считая того, что явно не могла этого сделать. Она даже готовила не из собственного эстрагона, и о чем только думала, когда подписывалась на участие в телевизионном шоу, когда раньше пекла только печенье для восьмилетних детей, которые были не слишком разборчивыми критиками, и, черт, черт, черт, черт.

– Что ты делаешь? – спросил один из помощников продюсера.

Готовилась расплакаться – вот что она сейчас делала.

– Ну, – сказала она, – я… просто… помешиваю… оно должно… но оно…

К ее ужасу она действительно заплакала.

И не успела она опомниться, как Грейс Форсайт осторожно забрала ложку у нее из рук.

– Трахайтесь, срите, онанируйте, пейте кока-колу, покупайте духовки Smeg, отмените монархию. Ой, простите, я испортила кадр? Какой позор. Можете пойти поснимать кого-нибудь другого?

Продюсер и оператор послушно удалились.

Розалина тяжело вздохнула и вытерла глаза.

– Боже мой, спасибо.

– Это часть работы, дорогая. Они милые, я о съемочной команде, но иногда переусердствуют с… – она сделала выразительные воздушные кавычки, – «эмоциональными кадрами». А теперь напряги сухожилия, разгони кровь, и удачи тебе с коричневым месивом.

Коричневое месиво насмешливо смотрело на нее.

Дом вдруг показался очень далеким. Как и ее кухонька с голубыми шкафчиками, которые она сама красила, и плитой с одной сломанной конфоркой и окном, в которое ранним утром проникало солнце. Стол, за которым Амели сидела и делала – точнее, не делала – домашнюю работу, пока Розалина готовила ужин или взбивала тесто для кексов.

Выпечка должна была вдохновить ее. Стать делом ее жизни. Здесь должна была быть история о семье, единении. Сказка с хорошим концом.

Но она все испортила.

Испортила на глазах у зрителей национального телевидения.

И теперь из-за этого отвратительно рыдала.

Она отправится домой, да? Первые полторы недели она танцевала на грани «недостаточно хорошо», а потом так отчаянно пыталась доказать свое мастерство, что подлетела слишком близко к солнцу. Под солнцем она подразумевала дульсе де лече. А под «слишком близко» – попытку его приготовить. Проблема была в том, что Розалина посмотрела достаточное количество эпизодов, чтобы понять, что ей нужна арка. Но еще она знала, что некоторые арки были очень, очень короткими. И самая короткая – это всегда «выступила посредственно, облажалась, ушла». И тогда добавится еще один пункт в длинный список неудач, которые родители никогда не позволят ей забыть.

Судьи, по крайней мере, были к ней добры. Но в каком-то смысле это делало ее положение еще хуже. Потому что это была такая доброта, которая говорила, что все прошло настолько плохо, что лучше будет, если все сделают вид, будто этого не было. Ее курица с эстрагоном хотя бы была неплоха – Розалина была уверена, что Марианне Вулверкот она понравилась только из-за хереса, – но дульсе де лече не было дульсе де лече. Это был какой-то молочный соус, которым поливали пироги и который из-за того, что она много времени рыдала и помешивала, практически недоготовился, и его нельзя было есть.

В результате Розалине пришлось вернуться на место и столкнуться с удручающей реальностью – ее выживание теперь полностью зависит от того, кто все испортит еще хуже, чем она.

Ален, конечно же, не оплошал, презентовав пирожки с курицей и эстрагоном на деревянной подставке ручной работы вместе со спутниками – пирожками с крыжовником и заварным кремом. Почти все справились по-своему прекрасно. Традиционный пирог с говяжьим фаршем, пюре и ликером, приготовленный Гарри, получил высокую оценку за неожиданно тонкий подход к основному блюду рабочего класса. Оставались лишь Анвита и Флориан, которых Розалина не стала бы отправлять домой.

Флориан приготовил миниатюрные радужные пирожки, пытаясь отыграться за неудачную выпечку вслепую. К сожалению, когда Марианна ловко разрезала один пирожок на две части, они оказались не такими радужными и больше походили на сгустки овощей в тесте.

– Божечки, – заметил он, когда на тарелку вывалилась масса из шпината и перца, – совсем не получилось, да?

Уилфред Хани перебирал начинку, ища, за что похвалить.

– Корочка хорошая.

– И подход похвальный, – добавила Марианна Вулверкот, прежде чем повернуться к его сладкому блюду с хмурым лицом. – К сожалению, эти тарты с джемом, как следует из названия, скорее тарты, нежели пирожки.

Уилфред Хани угостился кусочком.

– Но при этом очень вкусные. Кто не любит тарты с джемом?

– Я не люблю, – парировала Марианна Вулверкот, – на конкурсе пирожков.

Когда Флориан нес свои жидкие радужные пирожки и дисквалифицированные тарты к рабочей стойке, похоронный марш не заиграл, но вполне мог бы. А Розалина сидела, захлебываясь от чувства вины, надежды и тревоги, перемешанных примерно так же хорошо, как ее дульсе де лече.

Следующей была Анвита с несладкими пирожками с палак-паниром и сладкими пирожками с яблоком и специями.

– Вот это, – заявила Марианна Вулверкот, – я называю пирожками: пышное слоеное тесто нужной толщины, чудесные южноазиатские ароматы и прекрасный баланс текстур. Шпинат очень легко сделать вялым и неаппетитным, а здесь нет ничего подобного. Очень хорошо приготовлено.

– Что касается сладких, – продолжил Уилфред Хани, – все специи прерасно ощущаются и сочетаются с кислым зеленым яблоком. Чудесно.

Анвита просияла.

– Спасибо. Большое спасибо.

И пружинистой походкой вернулась к своему рабочему месту.

После этого наступил период, когда Розалине пришлось сидеть с ощущением беспокойства и бесполезности, пока судьи решали, кто доживет до следующего дня, а кого выбросят на кулинарную обочину. На этой неделе была некоторая неопределенность. Для начала, никто не сказал Марианне Вулверкот и Уилфреду Хани, чтобы они шли в жопу, поэтому было не явно понятно, кто отправится домой. Флориан был близок к этому, но после катастрофы с лече Розалина чувствовала, что также выделяется из общей массы.

Спустя вечность, хотя, вероятно, прошло не более часа, судьи вернулись, участников расставили полукругом судьбы, и Грейс Форсайт вышла вперед.

– Итак, мои маленькие кондитерские протеже, настало время для момента истины. И начнем мы, как всегда, с чествования достижений победителя этой недели. Это тот, чей пирог святого Клемента все еще в долгу перед нами, но чьи сладкие пирожки оказались усладой для глаз, а эффектные специи украсили шоу. Я говорю, конечно же, об Анвите.

Анвита изобразила удивление и радость. Она излучала такие искренние эмоции, что Розалине было трудно завидовать. Трудно, но не невозможно.

– А теперь, – продолжила Грейс Форсайт, как только реакцию сняли, – переходим к печальному моменту. Мы прощаемся с одним из наших доблестных пекарей. Этот человек принес в бальный зал радость и веселье, но, к сожалению, когда попытался привнести цвет, тот растаял и залил всю тарелку. Нам грустно терять тебя, Флориан, но, боюсь, ты дошел до конца своей радуги.

На этот раз объятия были более искренними. Несколько человек даже заплакали. А Розалина, вспомнив, как Флориан встал на ее защиту на прошлой неделе, не могла отделаться от ощущения, что теряет союзника, которого совершенно не заслуживала.

* * *

По маленькой милости жизни Эллисон была занята все выходные, что позволило Лорен взять на себя обязанность забирать Розалину. Она приехала, как и ожидала Розалина, с небольшим опозданием, но не такая уставшая и расстроенная, как могла бы. После короткого приветствия она открыла заднюю дверь машины, чтобы выпустить ракету в форме ребенка, которая врезалась в Розалину с силой, которую она должна была предугадать, но не предугадала.

– Скучала по тебе миллион раз. – Амели сияла, глядя на нее, но, если честно, не выглядела так, будто скучала сильно хоть раз. – У меня были прекрасные выходные с тетей Лорен, мы играли в игры, смотрели телевизор, делали сэндвичи и… – она бросила на Лорен заговорщицкий взгляд, – я всегда ложилась спать вовремя и ела очень полезную пищу.

Розалина, которая наклонилась, чтобы обнять дочь, и с облегчением вернулась в семью, где ей было место и где ощущала себя значимой, где только родители, а не вся нация, заставляли ее чувствовать себя неудачницей, вдруг нащупала что-то липкое.

– Это случайно не сэндвичи с джемом?

Амели кивнула.

– Мне досталось больше всех, – заметила Лорен, все еще опираясь на капот автомобиля. – Напомни в следующий раз надеть куртку подешевле.

– Отстирается.

– Мне придется ее сдать в химчистку.

Сложив руки в насмешливом возмущении, Розалина улыбнулась.

– Ну, если ты так и будешь позволять ей играть с джемом…

– Я поддерживала ее творческое начало.

Прежде чем Розалина успела придумать подходящий грозный ответ, она услышала «здорово» с другого конца парковки. Они с Амели и Лорен повернулись и увидели Гарри, который шел к ним со спортивной сумкой, в которой, казалось, было гораздо больше… вещей, чем могло бы понадобиться любому разумному человеку на выходные в полностью благоустроенном отеле.

«Это он?» – торопливо спросила одними губами Лорен. Слово «он» в данном случае отражало больше одного слога, поскольку должно было передать: «Это тот самый парень, с которым ты ночевала на незнакомой ферме, которому соврала о Малави и с которым статус твоих отношений является хрестоматийным определением “все сложно”?» Розалина покачала головой так незаметно и ясно, насколько это возможно.

Быстро улыбнувшись Розалине, Гарри присел на корточки, чтобы оказаться на линии глаз Амели.

– Это твоя мама? – спросил он.

Амели подняла взгляд, ища одобрения, и Розалина сделала короткий жест «Все в порядке».

– Да, – гордо заявила Амели. – Ее покажут по телевидению, потому что она готовит лучшие торты.

– Я знаю, – сказал он с улыбкой. – Меня тоже будут с ней показывать.

Это, похоже, смутило Амели.

– Ты тоже печешь торты? По тебе не скажешь.

– Амели, – предупредила Розалина, – будь вежливой.

Гарри поднял голову.

– Все в порядке, я знаю, что она ничего плохого не имела в виду. С другой стороны, задавая вопросы, они учатся. – Он снова повернулся к Амели, не упуская ни секунды. – А на кого я похож?

– На футболиста. – Розалина видела, как Амели мысленно пробежалась по довольно короткому списку профессий, о которых знала. – На солдата. Пожарного. Ты, наверно, сильный, так что мог бы быть шахтером или викингом.

– Я собирался стать викингом, – объяснил Гарри, – но в центре занятости такой вакансии не было, поэтому я решил пойти в электрики.

Последовала долгая пауза, после которой Амели сказала.

– Попробуй как-нибудь зайти туда еще раз.

– Ой, точно. – Гарри преувеличенно хлопнул себя по лбу. – Ты права, надо будет зайти.

Он осторожно встал и достал из заднего кармана визитку.

– Так вот, – он неопределенно махнул рукой в сторону Розалины, и она взяла ее почти инстинктивно. – Я тут подумал. Тебе нужен мой номер?

Розалина бросила на него осторожный взгляд. Возможно, он думал, что, как только перестанет называть ее «милой», она смилостивится над ним.

– А зачем он мне вдруг может понадобиться?

– Я ничего не… – он покраснел до кончиков ушей, – ничего такого не предлагаю. Но, как я и сказал Амели, я занимаюсь электричеством, и я – хороший мастер, а еще знаю, что матери-одиночке бывает тяжело.

Это заинтересовало Амели. Пожалуй, это было худшее, что могло ее заинтересовать.

– А почему маме он может понадобиться?

Гарри снова присел на корточки.

– Потому что у нее много дел. Она не может одновременно работать, отвозить тебя в школу, заниматься выпечкой и чинить бойлер.

– Я могла бы починить бойлер, если бы мы учили это в школе, – задумалась Амели, – но вместо этого мы учим правописание.

– Правописание – это важно. Если не будешь правильно писать, будут думать, что ты тупица. – Он запнулся и снова взглянул на Розалину. – Прости, друг. Просто вырвалось.

Лорен вяло махнула рукой.

– Да все нормально. Она от меня слышит вещи и похуже каждый сраный день.

Он повернул голову.

– Прости, ми… прости, я не представился. Я – Гарри, участвую в шоу вместе с Розалиной.

Прежде чем Лорен успела представиться в ответ, ее перебила Амели.

– Это тетя Лорен. Она раньше встречалась с мамой, но потом ушла от нее к другой девушке, которая даже была не рыжая. Она за мною присматривает.

Розалина мысленно закатила глаза. Она была очень открыта в вопросах собственной ориентации, но еще ей нравилось самой решать, что и кому рассказывать. И она искренне не могла предугадать, как это воспримет Гарри.

– А, ясно. – Он, казалось, задумался. А потом, видимо, коснулся Амели, потому что заметил, что она липкая. – Так вот кто, значит, измазался в джеме.

– Он поддерживает мое творческое начало.

Гарри покачал головой.

– Нет, друг. Он только привлекает ос. Ладно, мне пора. Звоните, если что-нибудь будет нужно.

Смущенный Гарри ушел, оставив Розалину, Лорен и Амели одних. Они сели в машину Лорен – Амели упрямо настаивала, несмотря на все доказательства, что прекрасно пристегнулась и не нуждалась в помощи, – и отправились домой.

– Так что, – сказала Лорен, когда они выехали с абсурдно длинной подъездной дорожки на извилистые проселочные дорожки, – это не тот парень?

Розалина прислонилась к подголовнику кресла, пытаясь отпустить все, что пошло не так в эти выходные. И удержать то немногое, что было хорошего.

– Я знаю, что для тебя они все одинаковые, но нет. Я имею в виду, он кажется милым, и тебе придется поверить мне на слово… он очень милый. Просто совсем не в моем вкусе.

– Было бы лучше, – услужливо сказала Амели, – если бы он был викингом. Тогда у него был бы длинный корабль, который бы поднимался вверх по рекам благодаря плоскому дну. И у него был бы шлем, но без рогов, потому что мисс Вудинг сказала, что это распространенное заблуждение. Это значит, что это выдумка.

Лорен усмехнулась. По крайней мере она смотрела в основном на дорогу.

– Сомневаюсь, что он в ближайшее время станет показывать твоей маме свой шлем.

– Определенно нет. – Усталость снова медленно подкрадывалась к Розалине. – Представляешь лицо моего отца, если я приведу домой электрика?

Во Вселенной Амели слова «усталость» не существовало.

– Дедушка расстроился бы, даже если бы он был викингом?

– Скорее всего, – призналась Розалина. – Дедушка одобряет только врачей.

Последовало короткое молчание.

– Значит, и мне придется стать врачом?

– Ты можешь стать той, кем захочешь.

Чуть более долгое молчание.

– А можно мне стать викингом?

– Безусловно. – Лорен вклинилась в разговор, пока Розалина придумывала наименее опасный способ противоречить самой себе. – Только в наше время это называется «историческая реконструкция».

* * *

«Мне понравилось, как мы провели эти выходные». Сообщение пришло вскоре после того, как Розалина уговорила Амели пойти если не спать, то хотя бы лечь в постель. «И мне бы очень хотелось провести с тобою время снова. Может, найдешь время меня навестить? Мне бы очень хотелось показать тебе свой сад». Пауза. Многоточие. Затем: «Это не эвфемизм».

– Твой взгляд гласит «я получила флиртующее сообщение», – заметила Лорен за вторым бокалом вина. – Я узнаю его, потому что именно так ты смотрела, когда я тайком писала тебе сообщения на математике.

– Прости, но я получила по математике A+.

– Да, а еще прилично получила по заднице.

– Не по математике. И в основном твоей.

Лорен улыбнулась.

– Моей будет достаточно для кого угодно, дорогая.

– Это парень из шоу, – сказала Розалина, главным образом чтобы увести разговор от сравнительной задницелогии. – Он хочет показать мне свой сад.

– Как профессиональная драматургиня, я слишком искушена в этих делах, чтобы опускаться до «Это так называется в наши дни?», поэтому я скажу: «Нет, не покажет. Он хочет, чтобы ты потрогала его пенис».

Пожав плечами, Розалина налила себе еще один бокал.

– А может, я хочу потрогать его пенис.

– Ох, Роз, – Лорен вздрогнула, – гетеросексуальный секс звучит мучительно скучно.

– Просто хочу сказать, что я не девственница из викторианского романа. Вполне возможно, что мы – два взрослых человека, которые хотят переспать друг с другом.

– Ты же знаешь, что ты не из тех, кто любит просто покувыркаться. И никогда такой не была.

– А вдруг была, – возразила Розалина. – У меня ведь был секс без обязательств.

– Назови три раза.

Ей даже пришлось задуматься.

– Хм. Том?

– Ты встречалась с Томом восемь месяцев, и у тебя от него ребенок.

– Да, но изначально это планировалось как секс без обязательств.

– Изначальные планы не в счет. – Лорен с удовольствием допила вино. – Первоначальный план одного человека состоял в том, чтобы стать художником. Но прославился он не этим.

– Если не принимать во внимание тот факт, что ты просто «Закон Годвина» о моей личной жизни, то как насчет Каролин? Я подцепила ее на твоей свадьбе, и ничего необязательнее придумать было нельзя.

– Разве это не вы почти купили собаку?

– Совершенно без обязательств.

– Я просто хочу сказать, – продолжала Лорен, – что вы должны быть честны с собой и друг с другом. Нет ничего плохого в том, чтобы быть друзьями по сексу, и нет ничего плохого в том, чтобы ждать любовь всей своей жизни, но ты должна четко понимать, что предлагаешь и чего ищешь.

Розалина вздохнула.

– В стране натуралов так не бывает. По крайней мере, не очень часто.

– Похоже, в их системе есть существенный изъян.

– Это не… это… это сложно. Даже если мы оба заинтересованы только в сексе, ему приходится притворяться, чтобы не показаться пикапером. А мне приходится притворяться, чтобы не показаться шлюхой.

Лорен прищурилась.

– Ты, что, только что заслатшеймила себя?

– Нет. Мы долго обсуждали, что я не шлюха, несмотря на все мои усилия быть ею. Но мне все еще приходится ориентироваться в мире, где это в порядке вещей.

– А вы не можете договориться… этого не делать?

– Как? – спросила Розалина. – Написать ему ответ: «Конечно, но не можем ли мы выйти за рамки социальной парадигмы, к которой нас обоих приучали с рождения?»

– Ну, мне лично это кажется сексуальным.

– Ты, наверно, удивишься, Лоз, – Розальна бросила на нее лукавый взгляд, – но ты и Ален – разные люди.

– Ему же хуже. И уж точно тебе.

– Ладно. – Глубокий вдох. Глоток вина. – Я уже целовалась с ним. Дважды.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поддержала или отговорила?

Ален был высоким, симпатичным мужчиной с впечатляющей карьерой, едким чувством юмора и садом, который хотел ей показать. По любым объективным меркам он был идеальным.

– Поддержала, наверно.

– Наверно? Так себе, видимо, был поцелуй.

– Что? Нет. Он был нормальный.

Лорен посмотрела на нее тяжелым взглядом.

– В смысле, неплохим. Хорошим. На четыре с плюсом. Твердые семь из десяти.

– Дорогая, – сказала Лорен, – ты никогда в жизни не довольствовалась четверкой с плюсом.

– Это был первый поцелуй. Некоторым вещам для построения нужно время.

– Это секс, а не «Лего».

– Послушай. – Она не собиралась с такой силой ставить бокал на стол. – Мне дышит в спину тридцатилетие. У меня есть ребенок. Думаю, я уже выросла из мысли, что настоящая романтика – это озабоченные обжимашки за велосипедным сараем.

– Ты же знаешь, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. – Лорен осушила еще один бокал. – И если этот таинственный пекарь смажет твою форму для торта, то я только за. А теперь, если ты меня извинишь, я отключусь. Твоя дочка заставила меня сегодня утром съездить с ней поплавать, и я задействовала те мышцы, которые счастливо игнорировала в течение долгих лет.

Они обнялись. Розалина неумело попыталась поблагодарить Лорен за то, что к восьми годам неизменной поддержки добавились еще одни выходные. А потом Лорен исчезла в спальне Розалины, оставив ее раскладывать диван для себя. На самом деле она могла бы провести ночь в собственной кровати, но когда человек предлагает три месяца бесплатно присматривать за твоим ребенком, правило «хозяин – господин» перестает действовать, и ему разрешается спать там, где заблагорассудится.

Устроившись под запасным одеялом, Розалина достала телефон и задумалась над ответом на сообщение Алена. Во многом ответы на вопросы Лорен были гипотетическими, потому что на этой неделе ей не удастся вырваться на экскурсию по саду или пощупать пенис, в зависимости от того, что бы ей предложили.

«Прости, – написала она. – Я бы с радостью, но не смогу найти няню за такой короткий срок».

Короткая пауза. Затем: «Тогда, может быть, в другой раз?»

«Да, непременно».

Более долгая пауза. Затем медленно загрузилось изображение: наспех сделанный снимок ярко-оранжевой бабочки, сидящей на цветке флокса.

«Красивая», – ответила она, неожиданно растрогавшись.

«Совсем как ты».