Текст книги "Королевы и изгои"

Урок 9
Правовой статус изгоя

САША

– Это не я придумала, а Панферов, – сказала Света.

– И все поддержали? Вот так просто? – поразилась я.

– Да. Ты же знаешь, какое у Севера влияние. Его наложницы, естественно, за него. И сборная тоже. Итого против тебя было настроено человек шесть – это те, кто из верхушки. Остальным Панферов стал промывать мозги.

– Когда вы все это успели? – поморщилась я.

– Еще вчера, в переписке.

Все понятно. Они обсуждали все в наскоро созданном чатике, куда меня, естественно, не позвали. Как, интересно, они его назвали? «Орлова – крыса»? «Мы ненавидим Сашу»? Кто-то сразу поддержал идею бойкота, кого-то пришлось уговаривать.

– А что насчет тебя? – спросила я. – Какой метод Панферов применил, кнут или пряник?

Света смутилась и ненадолго замолчала. А потом, вытянувшись и, как мне показалось, даже привстав на цыпочки, сказала с вызовом:

– Меня наконец-то увидят, Саш. Поймут, какая я. Я перестану быть приложением к тебе. Раньше я чувствовала себя твоим аксессуаром или тенью, ты меня такой сделала. Они не считались со мной, и на вечеринки меня звали только за компанию с тобой. И ты сама ко мне так относилась и выставляла такой перед всеми. Я была удобной подругой, которая всегда рядом, но рядом настолько, насколько тебе нужно, и ни миллиметром больше. Не дай бог я окажусь в центре внимания или стану общаться с кем-то за твоей спиной. Тебе же сама мысль об этом невыносима, как так: я кому-то интересна, а ты нет? Теперь все изменится.

– Да что ты несешь? – ошарашенно принялась защищаться я. – Когда я с тобой так поступала? И перед кем тебя такой выставляла?

– Например, перед Салтыковым, – едва ли не со слезами сказала Света.

– Чего? При чем тут Салтыков? – Я закрыла голову руками. У меня сейчас просто мозг взорвется!

– При том, что он мне нравится! – Это был уже отчаянный вопль.

Меня будто кувалдой ударили. Света никогда не говорила, что ей нравится Рома. А еще что я, оказывается, в каком-то не том свете ее перед ним выставляла и мешала им общаться! Что она там себе надумала?

– Он? Тебе?

– Да! А я ему. Но ты вечно мешаешь. Только он делает шаг в мою сторону, а ты уже тут как тут: влезаешь между нами и все портишь. Начинаешь с ним заигрывать, переводишь внимание на себя. Тебя бесит, когда я кому-то нравлюсь, а ты нет. Ты хочешь забрать себе всех парней в мире, чтобы все только в тебя и влюблялись. Ты просто эгоистка! И если хочешь знать, все это с восьмого класса тянется!

Я была в шоке. Оказывается, Света третий год держит на меня глубокую обиду? Да еще за то, о чем я понятия не имела? Я вспылила и огрызнулась:

– Извини, что я такая тупая, Свет, но мысли я, к сожалению, читать не умею. Почему не сказать прямо: «Эй, подруга, мне нравится этот парень, подвинься, а лучше свали»? Почему надо делать из ерунды трагедию? Накручивать обиды и злиться из-за того, что можно было просто взять и обсудить?

– Потому что нормальные подруги понимают все без слов, перед ними не надо унижаться и все разжевывать! – Света резко откинула с лица волосы.

– Когда человек складывает губы определенным образом и издает звуки, он произносит слова. Тем самым он выражает мнение. Это называется «говорить», Свет. Тебе дать определение слову «унижаться?» Или просто подарить толковый словарь?

Я говорила холодно, смотрела прямо… а сама обрывала заусенцы. Света не успокаивалась:

– Не верю, что ты вообще не догадывалась. Ты все специально делала. Не дай бог Сашенька в стороне останется, когда где-то что-то интересное происходит!

По Светиным словам, я просто самовлюбленный нарцисс, копия Севера, которая питается чужим вниманием. Это было ужасно несправедливо: вовсе я не такая!

– Овца ты, Свет, – вздохнула я. – И отношений у тебя нормальных не будет, пока не начнешь слова проговаривать.

– Все у меня получится! Но только когда тебя рядом не будет. Просто все заметили, что я тоже могу быть интересной, а тебя вытеснили. Каково оказаться на моем месте? Правда, паршиво?

Я растерялась, ответа не нашлось. Воспользовавшись этим, Света выскользнула за дверь. Я устало прислонилась к стене, сползла на пол и закрыла лицо ладонями. Затем, почувствовав на коже что-то теплое, вытянула руки и увидела кровь на дрожащих пальцах.

После уроков в актовом зале должно было состояться собрание по поводу спектакля. Я спускалась по лестнице, и вдруг что-то колыхнуло волосы. Я дотронулась до них и вляпалась пальцами во что-то липкое и тягучее. Плевок! Я проходила под ограждением, которым на третьем этаже заканчивалась лестница. Это опасная зона, которую всегда нужно пробегать быстро: сверху может что-то прилететь. И вот, пожалуйста. Поморщившись и еле подавив рвотный позыв, я помчалась в туалет, где яростно отмыла волосы и руки мылом.

Приведя себя в порядок, я беспомощно посмотрела на свое отражение. Казалось, еще вчера все единогласно выбрали меня мисс Гимназией, а сегодня – плюют в меня, называют крысой и объявляют бойкот. Что вообще происходит? Но ныть было некогда. Я взяла себя в руки и пошла на собрание.

Народу в актовом зале было много – ученики с седьмого по одиннадцатый класс, все хотели прибавку к оценке. Валерия Антоновна кратко ввела нас в курс дела.

– Спектакль состоится во второй половине октября. Что ставим, решим сейчас с вами. Так как большинство наших зрителей будут семи-десяти лет, нуж но что-то детское. На выбор: «Золушка», «Волшебник Изумрудного города», «Незнайка на Луне», «Буратино», «Остров сокровищ». Также можете предложить свои идеи, и давайте проголосуем.

В итоге мы выбрали «Волшебника Изумрудного города». Я была рада – это моя любимая история с детства.

– Нужны актеры, декораторы, художники, швеи, танцоры и просто любые помощники. Работа огромная, будем трудиться без отдыха. Давайте по порядку, всех запишу, подходите по одному. – Валерия Антоновна села в кресло и раскрыла толстую тетрадь.

К ней тут же выстроилась толпа. Когда наконец очередь дошла до меня, я сказала:

– Хочу одну из главных ролей.

Мне необходима пятерка по русскому. А ее можно получить либо за знания, либо за главную роль, либо за помощь с костюмами и декорациями. Так как я ненавижу все, что требует кропотливой работы руками, выбор у меня невелик.

– Так, для тебя вариант – только Элли, – сообщила учительница. – На остальные главные роли берем мальчишек.

Несправедливо! Почему девочка не может быть Страшилой, Дровосеком или Тотошкой?

– У нас уже есть шестнадцать Элли. Прослушивание завтра после уроков. Сценарий я разошлю на почту каждому классу и напишу отдельно, какие сцены нужны будут для прослушивания, подучи их, пожалуйста.

Валерия Антоновна выглядела усталой. Было видно, что она отдает спектаклю много времени и очень ответственно относится к делу. Наверное, руководство, поручив ей непростую дополнительную нагрузку, устроило новенькой учительнице проверку – как вообще она справится с задачей и как у нее сложатся отношения с учениками. Валерия старалась, прикармливала нас оценками, тратила много сил.

Оставалось только надеяться, что спектакль пройдет идеально.

* * *

Дома мне не хотелось ничего. Я не делала уроки, не занималась домашними делами, не готовилась к экзаменам. На обед сварила себе пельменей из кеты. Включила «Элиту» и посмотрела две серии подряд. Не заметила, как слопала целую коробку пирожных. И только когда уже пора было спать, я начала готовиться к прослушиванию.

Встав перед зеркалом, я стала репетировать сцену, где Людоед поймал и связал Элли. Он обещает зажарить и съесть девочку, она пытается убедить его не делать этого, потому что у нее жесткое и жутко невкусное мясо. Дальше Людоед заносит над Элли нож, но зевает и сообщает, что устал и лучше пообедает попозже. Он уходит спать, а Элли поет грустную песню о том, как тяжело ей в плену и как она мечтает, чтобы ее спасли друзья. Ого, так это еще и мюзикл, оказывается! Об этом Валерия не упомянула.

Мотив оказался из старой медленной американской песни. Я нашла ее в интернете и прослушала несколько раз, а потом пропела с новыми словами, предварительно связав руки ремнем для лучшего погружения в роль. В комнату с круглыми глазами ворвался брат.

– Это ты так поешь или у нас дома где-то тонет слон? – спросил он.

Я со связанными руками бросила в него подушкой.

Я репетировала до глубокой ночи. Просто боялась ложиться в кровать, зная, что сразу начну грузиться сегодняшними неприятностями. Я упорно гнала прочь плохие мысли и убеждала себя, что бойкот – большая ошибка, о которой 11 «А» еще тысячу раз пожалеет. Завтра все изменится. Я приду в школу – и все станет как раньше. Но на следующий день все повторилось: меня игнорировали. Я уныло гадала, на какой период меня бойкотнули и когда это кончится. Мысленно уже представила финал: как мне объявляют о завершении бойкота, но теперь уже я сама гордо молчу и ни с кем не общаюсь.

На лабораторной по биологии всем велели разбиться по парам, чтобы рассмотреть в микроскоп дрожжевые грибы и сенную палочку, сделать зарисовку и написать анализ. Ко мне никто не подошел. Я видела, что без пары остался Толя. Он явно растерялся и не знал, что делать. Посмотрев на Панферова, он будто мысленно спросил разрешения сесть со мной. Север нахмурился и предложил Толе сесть к ним с Димой третьим. Учительница, казалось, и не заметила, что кто-то сидит втроем, а я – одна. Оборудования хватило на всех, это для нее было самое главное.

Прослушивание было после уроков. Жюри состояло из троих учителей: Валерии Антоновны, учи тельницы музыки и театроведа. Все кандидаты ждали своей очереди в зале и смотрели, как пробуются другие. Половину конкуренток я мысленно отмела сразу. Мне понравилась игра Сони Крыловой из бэшек. Для Элли у нее чересчур пышные формы, а на лице – вечная маска презрения, которая больше подходит Бастинде, но я не могла не признать, что играла она хорошо. Я выступала последней. И даже не запнулась на словах «жесткое и жутко невкусное», хотя на репетициях перед зеркалом постоянно спотыкалась. Тот, кто писал сценарий, хоть раз проговорил слова? Язык же сломаешь!

Наконец Валерия Антоновна объявила результаты. Северу отошла роль Железного Дровосека, Роме – Людоеда, Света стала мигуньей, Ваню Минаева вместе с группой семиклашек произвели в жевуны. Другим одноклассникам отошли роли жителей Изумрудного города и летучих обезьян. Черепанову достался Гудвин, Дине Харитоновой – Бастинда. Также бэшкам перепали Трусливый Лев, Страшила, Тотошка и некоторые эпизодические роли. Женя от участия отказался. Наконец дошла очередь до Элли.

– Итак, Элли будет играть… – Валерия Антоновна сделала паузу. Я напряглась и выпрямила спину, ожидая, когда учительница назовет мою фамилию. – Соня Крылова.

Я расстроилась. Дело в том, что заучить любой, даже огромный текст для меня легкотня. Мне часто давали большие роли в школьных постановках, зная, что я не напортачу. У меня была отличная память, за перемену перед литературой я успевала выучить несколько стихотворений. Чего не скажешь о способности работать руками. До десятого класса у нас был урок технологии, где девочкам приходилось шить. Помню, как мы шили мягкие игрушки и мой плюшевый кролик выглядел так, будто явился прямо из ада, чтобы уничтожить человеческий род. Если я возьмусь за костюмы, то сделаю нам ремейк «Волшебника» и история о девочке Элли получится в жанре хоррор.

Ученики, не прошедшие отбор, расхватали эпизодические роли. Например, моя одноклассница Юля, которая тоже пробовалась на Элли, взяла себе Гингему. Но в пятерке по литературе, в отличие от русского, я нуждалась не так сильно, поэтому на остальные роли даже не претендовала. Я подошла к Валерии Антоновне:

– А можно мне все-таки сыграть Элли?

– Саша, извини, но жюри выбрало Соню. Мы можем взять тебя Стеллой, ее уже взяла Рита, но я думаю, что тебе эта роль больше подойдет. Стелла из тебя бы вышла отличная.

– Но я хочу быть Элли, – настаивала я. – Мне нужна пятерка по русскому.

– Сожалею, но выбор пал на Соню. – Учительница покачала головой.

– Но Соня часто болеет, ее в школе по месяцу не бывает, – возразила я.

– Правда? – Валерия Антоновна нахмурилась. – Ох, этого мы не предусмотрели. Попробуй поговорить с Соней, может, ей не так важно играть именно Элли.

Соня уже ушла, и я нагнала ее в коридоре.

– Соня, а тебе принципиально играть Элли? – спросила я миролюбиво.

Но Соня, сразу поняв, к чему я веду, сердито прищурилась:

– Ну, вообще да, мне нужна пятерка. А что?

– Мне тоже она нужна. И я иду на медаль, – сказала я многозначительно.

– Медаль дают за знания, Орлова, – хмыкнула Соня.

Вот стерва! Ну куда ей пятерка? Она в тройках вечно плавает!

– Ты часто болеешь и сорвешь постановку. – Я достала туз из рукава. У Сони хронический гайморит. Как можно быть такой эгоисткой, соглашаться на главную роль, зная, что в любой момент сляжешь?

Соня вспыхнула и процедила:

– Я не заболею на премьеру. Если так много свободного времени, лучше бы пошла и подучила пунктуацию в сложносочиненных предложениях… – Соня вдруг осеклась.

Мимо, напевая, прошел Кощей:

– Хорошие девчата, заветные подруги, приветливые лица, огоньки веселых глаз!

Поравнявшись с нами, он подмигнул, достал галстук и игриво помахал нам кончиком, а потом ушел дальше, пританцовывая. Мы с Соней недоуменно переглянулись, начисто забыв о конфликте. Это что сейчас такое было и как это развидеть?

Я вернулась к Валерии Антоновне и рассказала об отказе Сони.

– Если хочешь, можешь быть запасным игроком. Потихоньку учить реплики Элли и заменять Соню на репетициях, если вдруг она… Ну… Ты поняла. И давай все же дадим тебе работу по костюмам и декорациям.

Я безнадежно кивнула. Придется заняться кройкой и шитьем… Видя мое расстройство, Валерия Антоновна решила меня подбодрить:

– А давай сделаем тебя главной по костюмам и декорациям? У тебя хорошо получается организаторская работа, будешь придумывать и руководить…

Идея пришлась мне по душе, и я согласилась.

В конце дня случилась очередная стычка с бэшками. У обоих классов было по шесть уроков, все завалились в раздевалку одновременно и не умещались. Марк толкнул Толю, когда тот прижался слишком тесно к вешалкам бэшек.

– Чего прижимаешься-то? Вали на свою половину!

– А чего ты сразу бычишь? Нормально сказать нельзя? – Толя толкнул Марка, и понеслось.

Марка поддержали бэшки, Толю ашки. Девчонки жались к стенам, дрались одни парни. В таком тесном помещении не удавалось разобрать, где кто, и я видела, что Марк пару раз врезал Валере, Толя – Минаеву. От своих доставалось своим же. Унять возню получилось только у прибежавшего охранника. С грозным видом направив на нас термометр, словно базуку, он закричал:

– Социальная дистанция! Соблюдайте социальную дистанцию! Где ваши маски?!

Убедившись, что все успокоились и надели маски, охранник ушел обратно на пост. Два класса смотрели друг на друга с презрением. Каждый стоял на своей половине. Неужели так теперь будет всегда?..

* * *

Вечером в школе состоялось незапланированное родительское собрание, на котором должны были обсуждать драку на Собачьей поляне. Обычно на собрания ходил мой папа. Собирались офлайн, а не онлайн – впервые за долгое время.

– Как все прошло? – спросила я, когда папа вернулся.

– Да нормально. Панферовы, оказывается, дачу купили. Галанин похудел, прям не узнать… Лет двадцать сразу сбросил. А Шепелюки третьего ждут…

Я закатила глаза:

– Пап, я, конечно, понимаю, что родительские собрания для тебя плавно перетекают во встречи бывших одноклассников, но я имею в виду наш класс, а не ваш.

– Ах да, – спохватился папа. – Да нормально, все утряслось. Поругались, поругались да успокоились. Никого больше не исключат.

Родители многих ребят из 11 «А» и 11 «Б» учились в той же школе в одном классе, в том числе мой папа и даже папа Жени. Прошлой весной родительские собрания стали проходить онлайн в зуме, и сразу после завершения наши родители-одноклассники собирались снова – в отдельном чате. Папа неизменно устраивался перед экраном с бокалом коньяка. Так что я не преувеличила, наши родительские собрания для папы – это мини-встречи выпускников.

– А про меня что сказали?

– А тебя, наоборот, похвалили. Чего ты так переживаешь? Ты же в драке не участвовала.

Но папа не знал про бойкот…

За ужином Олег сидел в телефоне, а родители разговаривали о работе. Мама жаловалась, что, хоть она и рекламщик, от нее почему-то требуют продаж напрямую.

– Что-то я не помню, когда переквалифицировалась в продажника. Тогда пусть платят мне две зарплаты.

– А это разве в самом начале не обговаривается? – спросил папа. – За что вы должны отвечать, за что нет. Вдруг продажи плохие из-за того, что отдел продаж плохо работает? Или кол-центр?

Меня вдруг захлестнуло странное тревожное чувство, будто родители тоже объявили мне бойкот и делают вид, что меня нет. Аж под ложечкой засосало. Я намеренно смахнула со стола маленькую пустую салатную миску. Она упала на пол, но не разбилась. Мама с папой обратили на меня внимание.

– Аккуратней, солнышко, – сказала мама с легким укором и снова повернулась к папе. – В том-то и дело, что Юра как услышал, сколько они платить готовы, так сразу им наобещал с три короба… Лентяи они там все. Им по башке не стучат, вот они и сидят, в носу ковыряют. А все шишки на нас. Продавать – это вообще не наша работа, а их…

Мамина речь доносилась до меня далеким гулом. Я с тоской подумала о завтрашнем дне, когда снова придется тащиться на учебу. А ведь раньше я так любила ходить в школу, прихорашиваться, наряжаться. Каждое утро я собиралась как на вечеринку, с предвкушением чего-то волшебного, светлого и интересного.

Я никогда не думала, что бойкот настолько сложно выдержать, не рассматривала этот вид наказания (или буллинга?) как насилие. Человека же не трогают. Но я ошибалась. Бойкот – психологическое насилие, уродливое и жестокое. Интересно, было бы мне так же тяжело, если бы я была не собой, а, скажем, Женей? Ему не привыкать быть изгоем. Может, я так остро все воспринимаю, потому что со мной такое в первый раз?

Может, Света была права? Я слишком привыкла, чтобы меня любили.

Урок 10
Влияние школьной формы на климат

САША

В понедельник, когда оба класса пришли в раздевалку, Женя мелом прочертил линию вдоль вешалок, разделив помещение на две части. Все поняли, для чего это. Каждый выходил аккуратно, не ступая на территорию врага. Первым уроком был английский. Нам задали подготовить рассказ о какой-нибудь стране. Почему-то я выбрала Швейцарию.

Сначала вызвали Панферова. Он рассказывал о Северной Корее. Когда он закончил, учительница спросила, у кого есть вопросы. В воздух выстрелили руки. Севу спрашивали о режиме, и правда ли, что из этой страны никто не может уехать, и о побегах, трудовых лагерях, «наказаниях трех поколений». Сева подробно и охотно отвечал. Затем Ваня Минаев выступил со сбивчивым и невнятным рассказом о США. Вопросов ему тоже было много, но он мало на какие ответил. Все были активны, ведь за вопросы тоже получаешь баллы. Я выступала последней: рассказывала о швейцарских ножах, сыре, шоколаде, о многом другом. В конце учительница опять предложила задать вопросы. Сердце сжалось: не поднялась ни одна рука. А чего я ожидала? Бойкот распространяется не толь ко на личное общение. Учительница сильно удивилась:

– Что, неужели ни у кого нет вопросов о Швейцарии? Никто не хочет получить баллы?

Все молчали. Мне стало жутко обидно, а главное, стыдно перед учительницей. Вдруг она догадалась, что вопросов у класса нет потому, что со мной что-то не так? Вдруг станет меня жалеть, оставит после урока, чтобы поговорить по душам? Горло предательски сжалось. Казалось, я вот-вот разревусь на потеху всем. И тут я пересеклась взглядом с Севером. Его глаза светились торжеством. Нет, я все выдержу, я не доставлю ему такой радости!

Учительница стала сама задавать вопросы. Она спросила о географических особенностях, и я ответила, что 60 процентов страны занимают Альпы. Задала вопросы про климат, местную кухню и туризм. Я отвечала с трудом, борясь с комом в горле. Глаза были влажными. Я всеми силами проглатывала слезы, смотрела вперед. Все мое выступление одноклассники делали вид, будто перед ними никто не стоит и ничего не рассказывает. Это ужасно – вдруг в один момент стать невидимкой. Это чувство ни с чем не сравнимо.

Когда прозвенел звонок, меня посадили с пятеркой. Я шустро собрала вещи, первой выбежала из класса и поспешила в женский туалет. Хотелось умыться холодной водой, чтобы прийти в себя. Еще пересохло в горле, а в холле недалеко от туалета стоял питьевой фонтанчик.

Я подошла и сделала несколько жадных глотков. Наконец горло расслабилось, твердый ком исчез. Я выпрямилась, глубоко вдохнула. Ну чего ты разнюнилась? Потерпи еще немного. Скоро они сами приползут просить прощения. Они просто не смогут без тебя. А вот если они увидят твои слезы, это сделает их сильнее. Они почувствуют, что победили. Не дождутся.

Мое внимание привлек шум, и я повернула голову. По коридору шла целая толпа бэшек. Все были частично одеты в белое, если точнее – белый верх. У кого рубашки, у кого толстовки или футболки. Ребята будто вышли из одного инкубатора. Что за черт? У нас какой-то праздник или флешмоб? А мне не сказали? Но нет, остальные сегодня одеты кто во что, как обычно. Значит, это инициатива самих бэшек.

Они дружно шли со стороны лестницы. Меня никто не замечал, а я продолжала смотреть на них во все глаза. Эта белая толпа меня пугала. От нее веяло силой и властью.

Я заметила Женю – он двигался в самом центре, по одну сторону от него шагал Марк, по другую – Дина. На Жене была белая рубашка. Она чертовски ему шла, я даже засмотрелась. Какой он красивый… выделялся из толпы. Правда, красота опасная, от нее лучше держаться на расстоянии, не то потеряешь голову.

Женя оживленно болтал, ему со смехом отвечали. Марк достал телефон и что-то показал Жене на экране, тот изобразил шутливый испуг. Дина требовательно протянула руку, но Женя, дурачась, отвел телефон подальше. Дина нетерпеливо запрыгала, чтобы ей тоже дали заглянуть в экран. Женя сдался. Посмотрев в телефон, Дина бросила какую-то реплику и расхохоталась, Марк тоже. Затем Черепанов похлопал Женю по плечу, и они принялись что-то бурно обсуждать. Видеть Женю в компании, и не просто какой-то компании, а возле Марка, было странно.

Я нахмурилась. Со всеми нами продолжали происходить пугающие метаморфозы. И я не могла предсказать, что же будет дальше. Вдруг Женя посмотрел на меня. Казалось, что это был не случайный взгляд, когда смотришь по сторонам и вдруг замечаешь кого-то. Нет. Вот секунду назад он смотрел на Марка, а затем – прямо на меня. Он будто знал, что я там стою.

В его взгляде все смешалось. Он понял, что со мной что-то не так. Видимо, мои проблемы отразились у меня на лице. Я видела, что он хочет подойти ко мне, как-то утешить, расспросить, проявить участие. Но понимает, что я просто сбегу от него. А еще во взгляде было что-то другое… Женя будто говорил мне глазами: «Видишь, Орлик, я иду в компании, у меня много друзей, я абсолютно нормальный, тебе не стоит убегать от меня. Будь со мной, и я тебе помогу».

Самое паршивое – в эту самую минуту я сильно нуждалась в его утешении. Мне хотелось кинуться к нему в объятия и жаловаться на то, что все вокруг меня бросили и я осталась абсолютно одна. Чтобы не мучить себя, я отвернулась первая и ушла прочь. Когда я пришла на урок, класс обсуждал новую форму бэшек. Все строили предположения, для чего это.

– Что они задумали?

– Какой в этом смысл?

– Может ли это нам навредить?

Вопросов было много, и ни одного ответа.

– Может, они просто хотят показать, что они на одной стороне, а мы не с ними? – спросил Толя.

– Нет, должен быть практический смысл, – возразил Панферов.

– Но какой смысл в белых шмотках? Это же не оружие. Я думаю, это просто такой символ чего-то и практического применения никакого нет, – настаивал Толя.

– Вчера была драка в раздевалке, а сегодня они пришли в белом, – пустился в рассуждения Север. – Это явно связано.

– Это как в баскетболе, – подала я голос. – У одной команды зеленые жилетки, у другой – желтые. Чтобы отличать в игре, где свои, а где нет. Только в нашем случае это не игра.

Это было единственное логичное объяснение. Вчера в потасовке в раздевалке творилась такая неразбериха, что все наваляли своим же. Бэшки наверняка вырядились в белое, чтобы такого больше не повторилось. Все переглянулись. Мне не ответили, никто не удостоил меня взглядом… но одноклассники замолчали, как будто ждали, что я продолжу. И я добавила после паузы:

– Они готовятся к войне. И это – предложение для нас, их противников.

Напряженная тишина дала понять, что меня услышали.

Вечером от Панферова пришло сообщение, в котором была ссылка на опрос. Очевидно, Сева сделал рассылку всему классу. В шапке говорилось, что нам тоже нужна «униформа». Ниже предлагались вари анты для голосования: «серый верх», «черный верх», «цветной верх в клетку», «я против униформы». Голосование было анонимным. Я нажала на последний пункт. Чуть больше, чем половина класса, проголосовали за «униформу», несогласных было десять человек. Из тех, кто проголосовал за, большинство выбрало черный верх. В комментариях все обсуждали варианты и пришли к выводу, что черный верх есть почти у всех. Панферов подвел итог и написал последний комментарий:

«В общем, большинство выбрало черный верх. У кого нет черных вещей – есть время приобрести до конца недели. У кого есть – надевайте уже завтра».

Хм, интересно, а что будет с теми, кто в начале следующей недели не придет в черном? Их ждет казнь?

* * *

Утром я выбирала, что надеть. Как назло, первой в шкафу попалась черная рубашка. Я надела ее и повертелась перед зеркалом. Потрясла головой, быстро сняла и с отвращением повесила обратно. Захотелось помыться, как будто рубашка была очень грязной. Вместо нее я надела бежевую блузку.

Войдя в класс, я выдохнула: человек десять были не в черном. Зеленый свитер Минаева, коричневое платье Вари, Толина рубашка в клетку, серая блузка Ирочки, кофейный кардиган Ксюши, джемпер Малика с синим рисунком – эти наряды радовали взгляд. Север между тем сидел с довольным видом, как будто все идет по плану.

В этот день Панферов подозрительно часто кому-то что-то одалживал. Если кто-то в чем-то нуждался, это тут же находилось у Севера, как будто его рюкзак был волшебным. На самостоятельной по алгебре Север дал забывчивой Ксюше чистую тетрадь. Математичка была очень строгой и не принимала работы на листочках – только в специальных тетрадях. Также у Севера нашлись для Малика запасной транспортир и циркуль.

После физкультуры я мыла руки в раковине возле раздевалок. Следующим уроком ожидалась история. Над раковиной висело зеркало, а рядом табличка с надписью: «Пожалуйста, экономьте горячую воду».

Я услышала голоса. Мимо прошли наложницы Панферова. За ними и сам Панферов. Увидев меня, он сказал им, чтобы шли без него, он их догонит. Север тесно прижался сзади, протянул руки с обеих сторон от меня и нагло подставил их под кран над моими. Я убрала руки и схватилась за край раковины. Наши взгляды пересеклись в отражении. Север смотрел на меня с хищным оскалом. У меня вдруг засосало под ложечкой.

– Что задали по истории, Орлова? – спросил он с ухмылкой мне в ухо, едва не дотронувшись до него губами.

По телу пробежали мурашки. Я чувствовала подвох, но сделала вид, что меня совершенно ничего не смущает: ни то, что он так сильно прижался ко мне, ни то, что задал странный для такой ситуации вопрос.

– Вау! – с напускным восторгом сказала я. – С меня сняли бойкот? Какая щедрость! Кланяюсь в ножки.

– Никто не снимал, это… Одно из исключений, – важно сказал он. – И ответь на вопрос. Так что нам задали по истории?

– Казнь Колчака.

– Подготовилась?

– Тебе-то какое дело?

Ему плевать на мой ответ, он явно что-то задумал.

– Просто вот размышляю… Как думаешь, какая казнь из истории подошла бы крысам? – зловеще ответил он вопросом на вопрос.

Я напряглась. Он почувствовал мое напряжение и довольно хмыкнул. В этот момент я опустила глаза вниз, но чувствовала, что он смотрит в зеркало и ждет, когда я встречусь с ним взглядом. Север убрал руки из-под крана, и я продолжила мыть свои.

– Думаю, самая медленная, – издеваясь, ответил он сам на свой вопрос. – Может, четвертование?

Север резко крутанул ручку, перекрыв горячую воду, и меня обожгло ледяной водой.

– Экономь воду, Орлова, школьный бюджет не резиновый! – гадко ухмыльнулся он в отражении.

Я резко убрала руки. Дернулась. Но на этот раз Север крепко вцепился в края раковины и зажал меня в тиски. Стало страшновато, я подняла глаза на зеркало и как можно спокойнее и ровнее произнесла:

– Выпусти меня.

Север сделал вид, что не услышал.

– Хм… – издевательски продолжил он, ухмыляясь. – Возможно, заливание в горло расплавленного металла вполне себе подходящее наказание для стукачей. Хотя нет… От него недостаточно медленно умирают. Может… – Он прислонился щекой к моей щеке. – Сдирание кожи? Или захоронение заживо?

Стало по-настоящему жутко. По позвоночнику пробежали мурашки.

– Пусти меня! – крикнула я и попыталась вырваться, но с тем же успехом можно было двигать каменную статую.

Тут из зала вышел физрук. Увидев нас, он остановился и удивленно на нас посмотрел. Север неохотно меня отпустил. Я ринулась прочь. Мне нужно было укрытие. Спрятавшись за угол в конце коридора, я встала у окна и прислонилась к холодному стеклу. Руки дрожали. Я ковыряла заусенец, чтобы боль привела меня в чувство. Панферов злопамятный и мстительный, он так просто с меня не слезет. Постарается, чтобы я до конца учебы застряла в изгоях.

А ребята прекрасно обойдутся без моего общения и моей помощи. Они сделают все, что им скажет Север. Какая я была наивная дура, когда считала, что они не проживут без меня и дня. Я, словно рыба-шар, раздувалась от чувства собственной значимости и незаменимости. Но незаменимых не бывает. Привыкай, это теперь твоя жизнь. Живут же как-то изгои, и ничего. Это просто школа. Временный этап твоей жизни, закончишь ее – и закончатся неприятности. Во взрослой жизни никто не устраивает бойкоты.

* * *

К четвергу людей в черном прибавилось. На сторону Севера перешли Ксюша, Малик и еще трое. Сам Панферов был в черных джоггерах и черном лонгсливе. И, конечно, в мартинсах. В этот день Север кормил голодных одноклассников конфетами «Степ», дал Ирочке таблетку от головной боли и охотно одолжил пауэрбанк Насте, когда у той сел телефон.

Вечером Панферов стал слать мне фото: черные тотал-луки. Все мне подходили и нравились: Панферов явно взял не первые попавшиеся картинки из интернета. Он знал мой стиль в одежде.