Текст книги "…Имя сей звезде Чернобыль. К 35-летию катастрофы на Чернобыльской АЭС"

Круглый стол «Московских новостей»

1989 г.

Ю. Щербак: Ложь началась не сейчас – три с половиной года назад. Полагаю, самой существенной правды об аварии мы еще не знаем.

Первое:…ряд очень крупных и ответственных специалистов пришли к выводу, что главной причиной аварии явились заложенные в сам реактор РБМК-1000 конструктивные недостатки в системе безопасности.

Второе:…необходимо ответить на вопрос: куда пошла информация об аварии, каково было ее качество и на каких «этажах» она искажалась?

…А киевская первомайская демонстрация?.. Что это – безграмотность? Или же такое, с позволения сказать, понимание долга, который диктует: лучше самому стать жертвой радиации – только бы не говорить правду людям.

А. Адамович: Аналогичная картина была и у нас, в Белоруссии. В первые дни после аварии наш белорусский профессор-ядерщик В. Нестеренко обратился к республиканскому руководству с перечнем незамедлительных мер, включая эвакуацию населения. Напомню – коли мы говорим о конкретных лицах – первым секретарем ЦК БКП тогда был нынешний член Политбюро, секретарь ЦК Н. Слюньков, Председателем Совмина БССР – ныне занимающий эту должность М. Ковалев. Так вот, Нестеренко в высоких сферах ответили в том смысле, чтобы он не лез не в свое дело и попросту выгнали из кабинета. Ну, Нестеренко, не будь дурак, взял дозиметр и пошел мерить фон у цэковских секретарш и посеял там такую панику, что пришлось начальству как-то реагировать. Но именно «как-то». Десятки тысяч людей, накрытых радиационным облаком, остались жить там, где и живут по сегодня.

«МН»: Итак, очевидно: ложь вокруг чернобыльской катастрофы началась с первых ее мгновений. На первом году перестройки, когда гласность лишь пробивалась сквозь мерзлоту сталинского социализма, отлаженный механизм секретности и полуправды, что называется, не засбоил. Простить это, конечно, нельзя. Но подобное можно хотя бы – зная наши реалии – как-то понять. А дальше? Казалось бы, сама обстановка в стране уже не позволяла говорить неправду?

А. Адамович: Теперь я хочу сказать, что преступление, которое началось в 1986 году, продолжалось и продолжается. Менялись его формы, но оно ничуть не становилось меньше. Я спрашиваю себя: почему молчали три года и не говорили о степени радиационной загрязненности Белоруссии, Украины, Брянщины? Почему на подтверждение этой лжи была задействована и местная наука, и московская, в особенности Институт биофизики Минздрава, возглавляемый вице-президентом Академии медицинских наук (!) СССР академиком Ильиным? Лишь спустя три года после Чернобыля, наконец, сказали: треть Белоруссии заражена, пятая часть пахотных земель «убита». Вот цифры: РСФСР – 1000 квадратных километров «грязной» земли, УССР – 1500, БССР – 7000 квадратных километров! Врать продолжали даже тогда, когда стала всплывать информация, убеждали, например, что никто не умирает от радиации. Но когда вскрывали людей, умерших якобы от других болезней, например, от ишемии, то оказывалось, что у них в легких – это зафиксировано белорусским профессором Е. Петряевым – в огромном количестве так называемые горячие частицы. До 15 тысяч! 2000 таких частиц гарантия рака.

На Съезде народных депутатов мы все наблюдали за перепалкой между председателем Госкомгидромета Ю. Израэлем и Председателем Президиума Верховного Совета УССР В Шевченко, как они пытались друг на друга свалить вину. Шевченко обвиняла Израэля в том, что он давал в республику не ту информацию, а Израэль в свою очередь теперь выплескивает на страницы газет документы, показывающие, что он всегда говорил правду, только правду и ничего, кроме правды. Наш академик Борисевич рассказывал мне, как он пришел к Ю. Израэлю с данными о катастрофическом положении шести районов Могилевской области – теперь тому много свидетельств. Израэль же перед ним выложил документы, что все-де в порядке. Но я не удивлюсь, если завтра у него окажутся и документы обратного порядка.

Однако я не стал бы обвинять только аппаратчиков и бюрократов. Хотя, конечно, вина таких людей, как Щербина, который был председателем правительственной комиссии, огромна. Немалую долю вины должны с ними разделить и наши ученые, и физики, и медики. Как же медики могли подписывать документы, скрывающие истину от людей и тем обрекающие их на страдание? И отвечаю: это клановое мышление. Оно есть везде. Но у нас оно приобрело гипертрофированные размеры, ибо получило колоссальную идеологическую цементировку.

Ю. Щербак: Наука и медицина превратились у нас в служанок политической системы. Это самое страшное, что может с наукой произойти.

«МН»: Итак, вскоре после аварии на Чернобыльской АЭС стало очевидно, как пагубно сокрытие правды. Но и эта очевидность мало поколебала тех, кто продолжал пребывать в уверенности: одна гласность – для всех, другая – для избранных. В зонах повышенной радиации болели дети, умирали или кончали самоубийством взрослые. А страна читала Гроссмана и готовилась печатать Солженицына – узнавала правду о своем прошлом и хотела верить, что нет зон, закрытых для гласности. Но зона чернобыльской лжи оставалась. Теперь и это очевидно. Какие же сделаны выводы?

А. Адамович: Раз, начав говорить неправду, трудно остановиться. Новая неправда, свалившаяся на измученных людей, которые уже не знают, кому верить, и не верят теперь никому, – это так называемая концепция 35 бэр. Такую предельно допустимую дозу, полученную в течение жизни, определили для пораженных районов ученые из центра во главе с академиком Л. Ильиным. Определили для всех – для здоровых мужчин и для беременных женщин, для стариков и детей. Против этой концепции выступили и белорусские, и украинские ученые, доказывающие, что расчет, мягко говоря, некорректен, что он не учитывает, сколько люди нахватали радиации в первые дни и месяцы аварии; не учитывает расчет и степени радиоактивного заражения воды и почвы, не учитывает, наконец, что люди вынуждены питаться «грязными» продуктами. Но не учитывать это невозможно! Можно только на это закрывать глаза! Зачем? Затем, что, если больше 35 бэр, людей надо отселять.

Белорусских ученых упрекают в некомпетентности, поскольку комиссия ВОЗа согласилась с этой концепцией. Действительно, согласилась. Но когда профессора Пеллерина в Белоруссии спросили, почему он поддерживает концепцию, он ответил просто: «Но у вас же все равно нет денег на переселение». Хотя бы честно! Кстати говоря, буквально несколько дней назад, на сессии, я говорил с академиком Велиховым, и он в присутствии Горбачева и Рыжкова сказал, что все эти 35 бэр взяты с потолка, что ясно: люди не должны жить там, где они не могут съесть картошку с собственного огорода, выпить молока от своей коровы.

Ю. Щербак: У нас в стране принят документ «Нормы радиационной безопасности» (принят он, в частности, тем же Ильиным), где сказано, что за превышение радиационных норм положена уголовная ответственность. Так вот 35-бэровская концепция находится в полном противоречии с этим документом. И второе. Международный комитет радиационной защиты постоянно снижает порог предельно допустимой дозы. Выступавший у нас на парламентских чтениях по поводу челябинской аварии Жорес Медведев говорил, что для профессионалов, то есть для людей, работающих на АЭС, ПДД снижена до 20 бэр. А у нас для детей 35!

…И два слова о нынешней ситуации в Чернобыле и на станции. Передо мной газета «Трудовая вахта», которая издается в зоне Чернобыля, датированная 20 июля 1989 года… Цитирую: «…предстоит пересмотр чернобыльской трагедии, это будет, когда общество избавится от гнета официального мнения, когда будут лишены рычагов давления Щербина, Чазов, Ильин, Луконин, Израэль и все, кто с ними работает. Когда закончатся успокоительные оценки Минздрава? Пора бы также узнать и обнародовать имена тех, кто выбрал место для Славутича и заставил нас решать сложные психологические проблемы и немалые дополнительные расходы». Речь идет о том, что город Славутич построен на «грязном» цезиевом пятне, и поэтому большинство персонала, располагая данными дозиметрического контроля, отказывается здесь работать.

А. Адамович: А теперь давайте посмотрим, во что эта ложь вылилась. А вылилось это в большое преступление уже перед всей страной. Вместо того, например, чтобы вовремя локализовать радиацию, не дать ей расползтись, ее «размазали» сначала по Белоруссии – если на Украине еще были какие-то контрольно-пропускные пункты, то у нас их либо не было вовсе, либо быстро сняли. А потом радиационная грязь поползла по всей стране. Мы уже слышим: от белорусского мяса отказываются на Севере, в Средней Азии, в других местах. А мы продолжаем наращивать производство и масла, и мяса в радиоактивно зараженных зонах. Вот документы. Хойникский район – один из тех районов, который сразу был объявлен как радиационно опасный. Здесь все загрязнено, никакого сельского хозяйства вести нельзя. Однако план 1985 года по молоку был 32 500 тонн, 1989-го – 36 000, по мясу был 7,5 тысячи тонн, стал 7,8 тысячи тонн. В совхозе «Судаково» директор Садченко Николай Иванович добивался, чтобы с него списали 500 га «грязной» земли, а ему еще 124 га добавили, планы по молоку и мясу подняли в полтора раза. А у него в деревнях Ломачи и Тульговичи – ученые из Обнинска померили – по плутонию 5,4 кюри на км², тогда как норма – 0,1! Так на наших с вами глазах продолжает работать механизм бюрократического убийства народа – убийства слепого, бессмысленного, даже незлобного, просто нормальная работа бюрократического механизма.

А. Адамович: И последнее, о чем я хотел бы сказать, поскольку наш разговор, очевидно, подходит к концу. Я прошу выделить это черным шрифтом. Люди, повинные во всех этих преступлениях, во всей этой лжи и обмане, укрывательстве истины, – эти люди ситуацию изменить не смогут. Так как они и дальше, скрывая свою ложь, должны будут изворачиваться и лгать. Поэтому те, кто еще не успел уйти на пенсию, должны уйти со своих постов.

«МН»: Собирая этот круглый стол, редакция ставила перед собой задачу выстроить от начала до конца всю цепочку большой чернобыльской лжи, понять до конца ее механизм. Сделать это, как видите, не удалось…Полная правда о Чернобыле необходима потому, что, не извлекая уроков из пережитого, мы тем самым делаем потенциально возможным новые преступления государства против личности.

Таким образом, мы расцениваем эту публикацию как исходный материал для дальнейшего расследования…

Принимали участие: народные депутаты СССР – А. Адамович, Ю. Воронежцев, А. Ярошинская, член ВС СССР Ю. Щербак и другие.

Круглый стол вела Евгения Альбац.

1989 г.

…Договорились с ним [А. Адамовичем] о литературной беседе. И вдруг накануне звонок: «В «ЛГ» не смогу быть, пойду на сессию Верховного Совета». – «Зачем? Вы же не член Верховного Совета?» – «Будет обсуждение вопроса о чрезвычайных мерах. Хочу выступить». И выступил. А потом, в конце заседания, М. С. Горбачев попросил его, Е. П. Велихова и Е. Е. Соколова задержаться для разговора, был и Н. И. Рыжков.

–  Можно узнать, о чем шел разговор?

– Дело в том, что мы с Велиховым послали Горбачеву письмо о послечернобыльской ситуации в Белоруссии.[104]104
    См. с. 154.


[Закрыть] Проблема предельно обострилась.

Я вспомнила всесоюзный писательский пленум весной 1987 года в Москве и тревожное выступление Адамовича на нем: замалчиваются масштабы последствий чернобыльской катастрофы для Белоруссии; вместо того чтобы локализовать радиацию в тех местах, где поражена земля, ее размазывают по республике и далее по стране – в первую очередь через продукты: «Едите наш сыр, так имейте это в виду!» Он говорил о том, о чем сегодня пишет вся наша пресса, но тогда… Сокращать у Адамовича пронизанные болью строки просто рука не поднималась, сделала это цензура.

Имело это выступление и свое продолжение. Стенограмма попала в Минск, и там были принять экстренные меры – не по чернобыльским делам, по неугомонности Адамовича: как его укротить, поставить на место. Экстремист, паникер, пацифист, чуть ли не глава какого-то там заговора – какие только ярлыки не клеили ему! Почитать минский журнал «Политический собеседник» – страшнее «врагов перестройки», чем Адамович и Быков, нет. Его это, естественно, огорчает, но, конечно же, не усмиряет – партизанскую школу не перешибешь.

– Опять воюете? Теперь Чернобыль не отпускает?

– После 1945-го лет десять все снилось, что опять война идет. Как ни ужасна была, но 9 мая она закончилась, нам все-таки остались земля, реки, лес, летний освежающий дождь… Ну а кто назовет дату окончания чернобыльской трагедии? И снов чернобыльских? И когда вернутся к белорусам, украинцам, жителям Брянщины их земля, их вода, их воздух? «30 сентября, во время «Чернобыльского марша» по центральному проспекту Минска, выступали женщины «оттуда» – из пораженных районов», – спрашивали об этом. Кто может им ответить и что обещать? Переселим к 1995 году?.. Был я недавно в Цюрихе и, выступая перед ученой аудиторией, обрушил и на их «физиков» нашу ситуацию – как вину науки. Некоторые обиделись: обвиняйте, мол, политиков! Они принимают решения. А доктор Ханс-Рудольф Цуллигер – молодой еще по возрасту, один из создателей швейцарских АЭС, – у которого мы с американцем Крейгом Барнсом и его немецкими коллегами по миротворческой организации «Вeyond war» [ «Без войн»] заночевали, утром устроил нам экскурсию по своему дому. Не дом, а технический агрегат, сам себя (за счет солнечных батарей) обогревающий, питающий энергией. Свою же энергию физика хозяин как раз и направил в эту сторону – на поиски альтернатив атомному «будущему». Не дожидаясь решения политиков, ученый сам принял решение. Нашего Чернобыля хватило и этому швейцарцу. Даже радикальное предложение А. Д. Сахарова – упрятать все АЭС под землю, в скальный грунт – кажется швейцарцу недостаточным: никаких АЭС! А кое для кого из наших «аэсизаторов» все еще мало.

Впрочем, надежда приходит иногда с неожиданной стороны. Я стал укрепляться в ней, когда на всебелорусском митинге 30 сентября выступил новый директор Курчатовского института Е. П. Велихов и поддержал гуманную «чернобыльскую формулу» белорусских ученых: общество, государство обязаны обеспечить право и предоставить возможность переселиться в безопасные места каждому, кому мы же лицемерно-заботливо запрещаем употреблять овощи со своего, ставшего смертельно опасным огорода, молоко от своей коровы. А не эти скользкие, издевательские «бэры» (вначале 70, потом 50, затем 35), когда не учитывается самое главное – зараженность продуктов, воды, а только лишь «фон», который «центральная» ведомственная команда вице-президента АМН Л. А. Ильина, усиленная авторитетом лоббистов западной атомной энергетики, снова пытается навязать белорусским детям – у них уже кровь идет из носа и ушей от послечернобыльской анемии. Е. П. Велихов предложил свою помощь, чтобы отправить тысячу белорусских ребятишек за границу по давно налаженной им программе обмена детьми. (Но, конечно, американских не в Могилевскую или Гомельскую области.) Более того, он подсказал идею выселить на зиму всех детей из опасных районов – по образцу спасения и учебы в курортных местах армянских ребят после землетрясения – и тем временем переходить к программе полного переселения.

Вот такие разные у нас программы, концепции. И вице-президенты тоже. Что ж, «плюрализм» и здесь, не только в научной, но и в нравственной сфере.

– А белорусская литература в такой ситуации – что она? Слышен ее голос?

– Есть публицистика, поэзия, случается, и настоящая. Видимо, так болит, что в публицистике исходим криком, не до романов и повестей…

Интервью вела корреспондент

«Литературной газеты» И. Ришина

1989 г.

– Как теперь перед глазами – третья полоса газеты «Знамя юности». Броский заголовок «Читайте Адамовича!». Отличные снимки и рубрика: «Координаты души». За внешней броскостью материала искусствоведа Владимира Бойко – глубокое исследование тончайших нюансов творческой лаборатории писателя, его мировоззрения и позиции. Раздумья, тревоги и живая боль нашего современника, от чего в большинстве своем мы уже отвыкли. А может, и не умели никогда…

Подписывая тот номер в печать, я прекрасно понимал, каким будет для меня утро завтрашнего дня. И не ошибся: сектор печати ЦККПБ сработал, как будильник. «Так к чему это газета призывает молодежь? Читать Адамовича?! А почему не Ленина?» Как можно было отвечать на эти нелепые вопросы? Впрочем, там и не ждали ответов. Пришла в движение камнедробильная машина – ну как же: не согласовал, проявил самостоятельность и непослушание. А в таких случаях административная ярость не знала предела. Угрозы, оскорбления в адрес редактора – дело обычное. Но речь не о том.

Было совершенно ясно, Алесь Михайлович, что над вашей головой собираются тучи с весьма зловещей начинкой… Все, у кого действительно болит душа за белорусскую культуру, кому не безразлично духовное богатство нации, прекрасно понимали, что ваш срочный отъезд в Москву не что иное, как почетная ссылка. Но, очевидно, ваши недруги не учли то обстоятельство, что дальнобойная артиллерия порою эффективнее прямой наводки. И наивно было рассчитывать оторвать ваши корни от республики, ее народа. Выступления по телевидению и в печати (особенно публикация в «Огоньке»), где вы идеологическую обстановку в республике определяете одним емким понятием «Вандея» и называете фамилии чиновников от идеологии, повинных в этом. В затхлой, подвальной атмосфере откровенного натравливания рабочего класса на интеллигенцию эта публикация была действительно глотком чистого воздуха. И хотелось посоветовать каждому, у кого болела душа от мучительных вопросов и несоответствий нашего времени: «Читайте Адамовича», блестящий судебный процесс над сталинизмом, наконец, ваши слова как народного депутата страны, прозвучавшие с трибуны съезда Советов, со всей очевидностью говорили о том, что боль республики – это ваша боль. Она неотделима от вас, как память. И, право, уже от одной мысли, что в наш прагматичный, расчетливый век есть такие борцы за правду и справедливость, становилось легче дышать…

Ради Бога, Алесь Михайлович, не поймите мои слова как некую неумеренную похвалу в ваш адрес: любой нормальный человек в республике, искренне верящий вам, я думаю, произнес бы их во много раз больше. Знаете, до сих пор больно и стыдно за попытки обвинить вас в оскорблении белорусского народа, в неком злостном подстрекательстве и паникерстве. В ход против вас было пущено тупое, примитивное, как дубина пещерного человека, оружие. Хотя чему тут удивляться: каковы бойцы – таково и их оружие… И все-таки, Алесь Михайлович, чем вызвано к вам столь неприязненное, если не сказать враждебное отношение со стороны управленческого аппарата? Насколько мне известно, после чернобыльской трагедии вы обращались с письмом к Михаилу Сергеевичу Горбачеву…

– Да, это так. Но прежде чем ответить на вопрос, надо представить само письмо.[105]105
    Письмо см. с. 92.


[Закрыть] Тогда, возможно, и комментарий не потребуется.

– Вы правы, Алесь Михайлович, комментарии здесь ни к чему. Но тогда с новой силой возникает вопрос, который, я думаю, не дает покоя миллионам жителей республики: как же так случилось, и кто в этом виноват, что на огромной территории Белоруссии (кроме трех районов) люди и слыхом не слыхивали о постигшем их несчастье? Почему преступное молчание длилось три года?

– Трудные вопросы, но я попытаюсь на них ответить. Казалось бы, реакция на мое письмо была самая благоприятная. 3 июня Михаил Сергеевич Горбачев получил письмо, а на следующий день зачитал его на Политбюро, где присутствовали и руководители республики. А еще через два дня я возвращался в Минск в одном вагоне с представительной комиссией (разумеется, по чистой случайности, да и узнал я об этом, спустя время). Так что реакция была незамедлительной, но произошло нечто странное. Эту представительную комиссию едва ли не с вокзала готовы были завернуть назад. Ее все-таки приняли, но весь разговор свелся к тому, что автор письма – человек несерьезный, некомпетентный и вообще – писатель, у которого, как известно, реальность тесно переплетается с вымыслом. Так стоит ли придавать этому значение? И это вместо того, чтобы показать весь масштаб бедствия и просить, просить незамедлительную помощь, как просят добрые люди.

Если иметь в виду, кто входил в состав комиссии – председатель Госгидромета, ответственные работники из министерства приборостроения и ряд других номенклатурных работников – то, надо полагать, эту версию они приняли охотно и одобрительно. Они ведь сами – рычаги этой отработанной административно-бюрократической машины.

Но получилось, однако, не совсем гладко: на беседе присутствовали белорусские ученые Борисевич Н. А., Нестеренко В. Б., которые не могли пойти против совести и выдать желаемое руководством республики за действительность. Они как раз и подтвердили факты, изложенные в моем письме: поражены не три района, как информировали Москву, и не только Гомельская область. И мы совсем беззащитны перед радиацией – нет приборов…

Каковы же результаты всей этой истории? Не стану утверждать, что они нулевые. Ведь какие-то приборы появились, что-то делается и за пределами Брагинского, Наровлянского, Хойникского районов. Тем не менее ситуация в Белоруссии считалась более или менее благополучной. А слухи и паникерство – это, дескать, от некоторых ученых и писателей.

Был в этой невеселой истории и очень конкретный результат – все, кто давал информацию для письма, были уволены.

– И само собой, Алесь Михайлович, не замедлили рассчитаться и с вами…

– Разумеется. Меня выжили из Белоруссии… Здесь я, пожалуй, перейду к некоторым обобщениям. Я не стану обвинять конкретных лиц, имеющих непосредственное отношение к последствиям чернобыльской трагедии. Порой слишком с близкого расстояния приходится мне наблюдать тех, кто находится на самой вершине административно-бюрократической пирамиды. На мой взгляд, их личные качества не играют особой роли. Не в них суть.

Я даже задумал такую вот повесть. Ахнуло еще несколько Чернобылей, но наша административно-бюрократическая система действует, как всегда. Как действовала и с первым Чернобылем. Постепенно вымирают люди, а информация, как внутри страны, так и на весь мир идет такая, что у нас стало даже лучше, чем было до катастрофы. Все функционирует как прежде, а людей становится все меньше и меньше. И хотя страны, по сути, уже нет, противник по-прежнему считает нас опаснейшим врагом. В один из кризисных моментов он не выдерживает и наносит ядерный удар по стране, которой не существует, но где, тем не менее, бюрократическая система так мистифицирует мир, что никто этого не заметил. Как, впрочем, в свое время не замечали миллионов советских людей, сидевших в лагерях. И вот из-за несуществующего врага погибает от радиации и сам агрессор. И весь мир.

Наблюдая действия нашей бюрократической машины в связи с чернобыльской аварией, невольно думаешь, что нет такого абсурда, который не может стать реальностью. Мне один большой деятель, с которым я вел беседу о ситуации в Белоруссии, несколько часов подряд доказывал, что все у нас делается правильно и хорошо. С восторгом рассказывал ([Салтыков-]Щедрин это называл административным восторгом), как на беседе у Рыжкова Председатель Совета Министров Украины Ляшко полтора часа плакал в жилетку и просил помощи, а наш представитель отчитался за 10 минут. И тогда его похлопали по плечу и сказали: «Учитесь, украинцы, у белорусов». А я, слушая и наблюдая этот восторг, с болью подумал: «Ради вот такого похлопывания по плечу они готовы списать хоть целый народ». Вот тогда, пожалуй, и возникла у меня идея той повести.

– А ведь такие «объективисты», Алесь Михаилович, не исключение и в высших эшелонах власти, куда они попали «за крупные достижения» в своих республиках и краях. В свое время они активно творили застои, а теперь, выходит, так же активно его преодолевают? Что-то не очень верится в такие чудодейственные перевоплощения. Административно-бюрокртические методы руководства жили и живут, а каждой клетке их организма. Если бы это было иначе, то откуда мог возникнуть застой?

– Так вот, если бы в 1985 году не началась попытка ломки этой бюрократической системы, то мы и по сей день, никакой информации о Чернобыле не имели бы. Как десятки лет не имели никаких сведений о катастрофе под Челябинском. И то, что сделано и делается для пострадавших, что, наконец, заговорили вслух о трагедии Белоруссии, объясняется не сменой плохих руководителей на хороших. Стала давать трещины монолитная система бюрократии. И только сломав ее окончательно, можно надеяться на спасение.

Интервью Леониду Екелю,

заместителю главного редактора журнала [Родник/Крынща]