Текст книги "…Имя сей звезде Чернобыль. К 35-летию катастрофы на Чернобыльской АЭС"

14.12.1989

…И в заключение, позвольте напомнить, что я – белорус. В Минске проходила Чернобыльская ассамблея, и она приняла Обращение ко Второму съезду народных депутатов. Есть там голос и белорусов. Пострадала Украина, русские области. Но так получилось, что из 10 хиросимского калибра (по радиации) бомб 7 упало на наши районы. Белорусы часто встречали нашу общую беду первыми, такова их история. А вот просят о помощи они обычно последние – такова их национальная особенность. А раз уж просят, значит, беда настоящая и неподъемная.

Спасибо вам, если вы услышите их голос!

1990

1990 г.

Фраза эта из одной из газетных публикаций о Чернобыльской аварии. Казенный автор во что бы то ни стало хотел порадовать читателей, хоть чем-нибудь. Кого он порадовать никак не мог, так это белорусов: ветер все первые семь дней дул как раз в их сторону, на север и северо-запад. И именно на Белоруссию, на ее города, села, реки, поля, леса в основном и осели те миллиарды кюри (по подсчетам некоторых наших ученых 4/5 от общего количества), которые выбрасывал и выбросил пылающий кратер четвертого блока. Это несколько сот хиросимских бомб (по радиации, в основном – цезий).

А весь мир смотрит «в сторону Киева», да еще на «тридцатикилометровую зону». С этой зоной, она прямо-таки заворожила сознание мировой науки, дальше уже мало что различают. Пусть простят меня, но невольно вспоминаешь фокус с курицей: посадят ее на темный пол и обводят мелом круг – курица ни с места. Фокус этот проделан с мировым общественным мнением стараниями наших властей и прессы – в первые недели Чернобыля. Наши белорусские власти, как сообщили про три района, которые поближе к АЭС, так и держались этой версии целых три года, даже от помощи центра отказывались. Необъяснимые никаким здравым смыслом проявления нашей командно-бюрократической системы, идущие от сталинистского пренебрежения правдой и человеческими жизнями. Но чем и как объяснить, что и Всемирная организация здоровья и МАГАТЭ не раз содействовали (и все еще способствуют) преступному сокрытию истины.

Белорусы говорят: ворон ворону глаз не выклюет. Имея в виду, что действует всемирный клан лоббистов атомной энергетики.

Именно эта ситуация подтолкнула многих «неспециалистов» (меня тоже) заняться, как нас упрекают, «не своим делом».

Сегодня вообще стало нормой, когда писатель делается то народным депутатом, то участником экологических движений и еще движения десталинизации («Мемориал»), или «зеленых». Но то, что меня пригласили еще и в Московский международный энергетический клуб, избрали гуманитария членом клуба ученых-энергетиков, видимо, свидетельствует, что в «неспециалистах» стали нуждаться. Ну, хотя бы вот в каком смысле. Как-то случился у меня разговор с крупным руководителем нашего атомного ведомства. Он начал, конечно, с упреков в нашем непонимании, в некомпетентности и заклинаний, что без атомной энергетики нам не обойтись. Обижался, что мы, «зеленые», «давим на Горбачева». Но вдруг, прощаясь, наклонился, что-то в глазах его переменилось, человек вдруг произнес, почти умоляюще: «Не ослабляйте напора».

Я это так понял: мы люди зависимые, а вам публицистам можно, спасайте нас от самих себя!..

Может, мне лишь показалось, но что действительно факт: специалисты-атомщики, крупные ученые-физики, и не малое число их, особенно после Чернобыля и особенно в Белоруссии, стали принципиальными противниками «мирного атома». Отсюда идея моратория на строительство АЭС в нашей стране. Да и куда денешься, если общественность своими действиями практически установила его. Из 38 запланированных новых атомных блоков работа на 36 парализована «зелеными».

А. Д. Сахаров вот такой путь спасения атомной энергетики (и от «мирного атома» спасения) предлагал: всю ее убрать, спрятать в скальный грунт под землю, в шахты. Что ж, неплохой путь отступления для тех, кто не сразу способен переквалифицироваться на разработку альтернативной энергетики.

Ну а что главная жертва Чернобыля – Белоруссия?.. У меня на стене за спиной висит карта моей республики, заштрихованная почти наполовину. Недавно, во время Московской конференции по мировым проблемам экологии я подарил такую же Пересу де Куэльяру[106]106
    Перес де Куэльяр Хавьер – генеральный секретарь ООН (1982–1990).


[Закрыть] с просьбой от белорусов взять под контроль ООН нашу послечернобыльскую ситуацию. Так вот: поражено 7 тысяч кв. км (и еще несколько тысяч на территории Украины, России), четвертая часть пахотных земель Белоруссии заражена радиацией (от 5–15 до 140 кюри на километр и выше), даже по официальным данным (напор общественности сказался, заговорили), в зоне повышенной радиации оказалось 27 городов и около 3000 других населенных пунктов, а это более чем 2,5 млн человек. Нужно переселить в чистые районы 450 тысяч (100 тысяч – срочно). Хотя все сроки давно прошли: сделать это надо было три с половиной года назад.

Для нас Чернобыль не позади не только потому, что гроб с заразным покойником (саркофаг 4-го блока) надо будет как-то убрать с нашей земли, обезопасить окончательно. (А заодно и еще 15 АЭС чернобыльского типа, особенно опасных). Чернобыль впереди потому также, что лишь сейчас обнаруживаются его долговременные последствия. «Радиационный СПИД» (ослабление иммунной системы) уже несколько лет косит людей, провоцируя сердечно-сосудистые и легочные заболевания. А сейчас началась открылась полоса лейкемии, особенно детской. И обнаружилось, что медицина не готова к этой болезни в таких масштабах. (Специалистов и медицинского оборудования для трансплантации костного мозга у нас катастрофически не хватает.) А впереди – онкологические беды.

И может быть, главное: на десятки, а то и сотни лет люди, которым жить на зараженных или полузараженных территориях (Белоруссия слишком мала для столь большой беды), лишаются самых обычных радостей, но которые столь необходимы человеку: полежать на траве или в теплом песке над рекой, прогуляться по росе или по грибному лесу без ощущения, что и лес, и роса, и дождливое небо – твои враги, медленные убийцы. Каково ребенку вырастать, коль ему на каждом шагу напоминают: по асфальту можно, а по песку ни в коем случае, в спальне у нас «чисто», а вот на кухню ходи пореже, там дозиметр «частит». (Это когда будут дозиметры, их все еще только осваиваем: заинтересованные ведомства, лоббисты «мирного атома» тормозили и это дело, борясь с «радиофобией» – любят они это слово и все неприятности им объясняют.)

Хотя нам еще толкуют насчет «безопасности» АЭС, но с этим для жителей нашей страны все ясно. Психологически, морально атомная энергетика – если иметь ее ближайшее, а возможно и отдаленное будущее – у нас мертва.

Но нам все равно толкуют еще о ее дешевизне – АЭС. До самого последнего времени, несмотря на очевидную нелепость этой цифры, убытки от чернобыльской аварии официально оценивали в 6–8 млрд рублей.

Передо мной лежит работа, выполненная проф. Ю. И. Корякиным [ «Оценка экономических потерь, вызванных Чернобыльской катастрофой»] по заданию Союза «Чернобыль» (Союз ученых и ликвидаторов, то есть людей, участвовавших в ликвидации последствий аварии и пострадавших при этом). Ю. И. Корякин убежден, что без атомной энергетики не прожить, тем более можно думать, что он не завышает цифру экономических потерь, вызванных чернобыльской катастрофой. Так вот с учетом выводимых из оборота земель, переселения сотен тысяч людей из зараженных районов Белоруссии, Украины, России, средств, затрачиваемых на лечение людей, ну, и прямых затрат в дни катастрофы – все на все обойдется нам к 2000 году в 170–210 млрд рублей. (А многие ученые просто не учитывали, оговорившись, что не имеют данных.)

Не знаю, сколько лет пройдет (потеряем) и какие сюрпризы готовят АЭС другим странам (не дай-то Бог!) нам всем, пока мы поймем окончательно: солнце, ветер, морские отливы-приливы и прочие природные источники энергии – вот куда надо бросить все ресурсы: ум и энергию ученых, энтузиазм и готовность раскошелиться государств и бизнесменов. При этом воспитывать в людях всех стран понимание: энергосбережение, разумная умеренность в потребностях становится условием выживания людей на планете. Проблемы АЭС – мировая проблема. Она и твоя, независимо от того, строит твоя страна атомные станции или не строит. На территории Белоруссии нет ни одной АЭС. А между тем Белоруссия стала главной жертвой самой крупной в истории аварии. В этом смысле можно сказать: французские станции – это и испанские, и итальянские, а немецкие АЭС – это и австрийские. (Хотя сама Австрия, население ее, как известно, отказались от благ «мирного атома»).

И что, и дальше будем уподобляться крестьянам, которые, бывало, строили свои наружные сортиры, ставя подальше от своего дома и так, чтобы прямо у забора соседа? Посмотрите на карту европейских АЭС: не та ли древняя хитрость? Но она никого не спасает и не спасет.

Спасение – в альтернативной, не отравляющей и не разрушающей природную среду энергетике.

Алесь Адамович, писатель,

член-корреспондент Академии наук Белоруссии,

член Московского международного энергетического клуба

22.05.1990

Выслушав доклады немецких коллег по Клубу и, главное, увидев распираемый зеленью Рур, который ожидали увидеть чем-то вроде нашего черно-запыленного Донбасса, поверишь в немецкую технологию и немецкое трудолюбие еще больше.

К чему остается, однако, недоверие по-прежнему – это к атомной энергетике. Даже в немецком варианте. Если не произойдет коренного изменения в международном статусе ее.

Во-первых, мы из «страны Чернобыля», где на огромных, в десятки тысяч квадратных километров территориях, люди живут в тревоге и неопределенности, дети лишены беззаботной радости от общения с природой. А продукты питания стали важнейшим звеном в заболевании людей – «внутреннее облучение». Вот в Москве исчез сыр. Прежде его поставляла в основном Белоруссия. Ей его и потреблять – как будто белорусы повинны в Чернобыле…

Ну, а во-вторых, потому доверие к атомной энергетике в нынешнем состоянии падает, невзирая на успехи отдельных стран в создании все более надежных технологий, что в мировом масштабе о «мирном атоме» все равно приходится судить не по сильным звеньям, а как раз по слабым. Как мы оцениваем надежность или ненадежность любой машины: рвется там, где тонко! И потому не по японским или немецким реакторам приходится оценивать надежность и безопасность мировой атомной энергетики, а по все еще действующим нашим (чернобыльского типа, да и другим тоже) какие бы изменения в них ни были внесены. Да и в других странах, особенно третьего мира – разобраться бы, что там установлено, чем грозит.

Кто-то может подумать, сказать: это ваша забота, а вот наши реакторы!.. Но такая уверенность невозможна после Чернобыля. Ведь Белоруссия, пострадавшая больше всех, не имела и не имеет на своей территории АЭС. И не потому ли Швеция, например, заколебалась в своем решении отказаться от АЭС: отсутствие своих АЭС никак не обезопасит страну, когда они имеются у соседей. И не только близких, но и далеких.

Мир уже узнал, как моя Белоруссия подсчитывает ущерб: будто еще одна война над нею прогремела: пострадало (по официальным данным) 27 городов и около 2700 деревень, населенных пунктов. Еще бы: «сброшено» 300 хиросимских (по радиации) бомб! «Отнято» невидимым врагом (изъято из оборота) около 1/4 белорусской земли (только пахотной). Враг, невидимый, но тем более грозный, оставил свои «гарнизоны радиации» (где 15 кюри на километр, а где 40–140 и гораздо выше) почти во всех областях республики. (То же самое в северных областях Украины, в западных – России.)

Говорим, все еще по инерции, о задаче: преодолеть последствия Чернобыльской катастрофы. И все больше осознаем, что преодолеть полностью в обозримом будущем не удастся! Чернобыль не позади, он впереди. Постоянная стесненность бытия, болезни, стрессы, отнятая у миллионов людей уверенность существования, все новые угрозы не только живущим рядом, но и удаленным от Чернобыля территориям. Например, стали задумываться: а что, если паводок поднимет радиоактивный ил со дна Припяти, Днепра и поволочет его по Днепру – в Черное и в Средиземное моря?

Когда какая-то страна начинает обзаводиться ядерным или химическим оружием, соседи нервничают. Вот так же беспокоиться приходится, когда сосед строит АЭС, а ты знаешь, что не располагаешь никакими правами хотя бы контролировать качество строительства, эксплуатации опасного объекта. А почему, собственно, нет таких прав у соседа, если опасность в случае катастрофы у каждого вполне «белорусская»: не имеешь «мирного атома», так получишь, и даже может быть больше, чем сам хозяин. Если с ветром не повезет.

Выводы напрашиваются самые серьезные, если исходить из горького опыта самой крупной (как сказано в постановлении Верховного Совета СССР по Чернобылю) катастрофы XX столетия. Напрашивается несколько вариантов решения проблемы атомной энергетики в мировом масштабе.

Полный отказ от «мирного атома», который не оказался ни мирным, ни надежным в энергетике.

Упрятать все АЭС под землю, строить только подземные, в скальном грунте, а ныне существующие во всем мире «поверхностные» закрыть (предлагал этот проект еще Сахаров А. Д.).

Строжайший контроль, международный, над атомной энергетикой – на всех этапах: от проектирования до эксплуатации, подготовки обслуживающего персонала и т. д.

Рассмотрим вариант последний, третий. Это нечто вроде нового «плана Баруха»[107]107
    «План Баруха». Б. Барух – американец, миллионер. В 1945 г. предложил план: учреждение в качестве международного органа по развитию атомной энергии при ООН (строительство, эксплуатация атомных реакторов, взрывных устройств, научно-исследовательская деятельность). В 1946 г. этот план был предложен СССР, но был получен отказ.
  См. также статью «Лицом к апокалипсису» с. 178.


[Закрыть], но по отношению к «мирному атому». (Хотя думается, что не закрыт окончательно вопрос и о коллективном владении, через ООН, остающегося после всех сокращений, атомным оружием.)

Вот некоторые аспекты этого возможного соглашения по атомной энергетике:

а) Разработка, конструирование, создание общими усилиями оптимально безопасного реактора и обязательство стран не использовать другие, которые хуже, ниже по уровню безопасности;

б) коллективная помощь тем, кто вынужден будет избавляться от устаревших типов реакторов, АЭС;

в) поддержка идеи подземного строительства АЭС, которое имеет свои, уже обнаруживающиеся, проблемы;

г) обязательство полной компенсации населению всего ущерба, если кто-то пострадает от атомной энергетики. (Чтобы не повторилось недопустимое: то, что и поныне продолжается на территориях, обездоленных Чернобылем.)

Создание Московского международного энергетического клуба – инициатива страны, где случился Чернобыль. Кому же, как не нам, не нашему Клубу, выступить инициатором плана Международного контроля, строгого, реального, за развитием атомной энергетики? Без такого контроля у этой отрасли энергетики будущее – лишь до нового Чернобыля. Так стоит ли дожидаться непоправимого? Давайте опережать события хотя бы в таких делах.

1990 г.

Повивальной бабкой ядерной бомбы фактически был фашизм. Он ускорил, как уже отмечалось, ее рождение, насильственно-вынужденное (если иметь в виду ученых-физиков, причастных к созданию первой бомбы).

И очень точно и, главное, своевременно несколько лет назад академик советский физик-академик Е. П. Велихов уравнял их – бомбу и фашизм.

Вот так началась атомная эра – с печатью проклятья. Не лежит ли печать эта – насильственно-преждевременных родов – и на мирном атоме. Оказывается, он оборотень: вполне мирная АЭС превращается вдруг в долговременную Хиросиму.

И не случайно, что после аврии на мирной станции в Чернобыле, люди еще острее ощутили всю угрозу всеобщей гибели, заключенную в 60 тысячах боеголовок, которые в арсеналах ядерных стран.

Мы все должны осознать, что авария в Чернобыле, взволновавшая весь мир и ставшая настоящей трагедией для наших народов, не идет ни в какое сравнение с возможными последствиями взрыва одной-единственной ядерной бомбы даже «тактического назначения». А их в одной Европе, в одной ФРГ – сколько?

У ядерного разоружения, у полного запрета на ядерное оружие одна альтернатива – полное самоистребление рода человеческого.

Ну а «мирный атом»? Если он станет действительно гарантированно мирным, у него не будет противников. А сегодня их немало – и среди ваших «зеленых», ваших граждан.

И я, белорус, их понимаю. Думаю, что поиски новых нерадиоактивных источнков энергии – нравственный долг ученых перед обеспокоенным человечеством.

1. Физические реальности Судного дня

Мы прослушали интересные доклады и выступления, в которых Апокалипсис – понятие философское, теологическое или же психологическое. Ну а Апокалипсис – физическая реальность – что он такое? Сегодня это прежде всего ядерное оружие. Его Джонатан Шелл, в своей замечательной работе «Судьба Земли», давно назвал: оружием Судного дня.

Когда показал свои зубы дракона «мирный атом» – в Чернобыле, сквозь растерянный журналистский лепет и оправдательное бормотание науки грозно прорвались слова прямо из пророчеств Иоанна Богослова: «Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда… и пала на третью часть рек и источники вод… Имя сей звезде “полынь”»…(В украинском языке «чернобыль» означает «полынь обыкновенную».) Помню, когда я услышал это от одного физика летом 1986 г., мой материалистический, атеистический ум посрамленно поклонился необъяснимому. И я решил посрамить его еще и публично, процитировав Откровение Иоанна Богослова на проходившем в Москве съезде писателей: шок был в зале. Думаю, что и в президиуме, где сидел сам Егор Лигачев. Но мы все равно еще не осознавали близости бездны, которая открылась у ног наших…

Впрочем, кое о чем мы догадывались. Особенно у нас, в Белоруссии. Страна эта, оказывается, особенная. Знаете, это как бывает с некоторыми людьми, их называют невезучими. И другие болеют, попадают в аварии. Но невезучих не обойдет ни одна болезнь и ни одна авария. Хоть плачь. Вот так и с моей Белоруссией. Сколько войн вела Россия, и с Россией вели, все самые главные прокатывались по Белоруссии и ее народу. И шведская, и с Наполеоном, и все войны с немцами. То, что мы пережили в войне 1941–1945 гг., можно назвать «атомной войной обычными средствами». Один американский публицист побывал на кладбище белорусских деревень под Минском (их сотни и сотни, сожженных вместе с людьми, убитых деревень), потом написал: трудно реально представить трагедию другого народа, для этого надо то же самое хотя бы спроецировать мысленно на свою страну, на свой народ. Вообразим, что убито 50 млн американцев, сожжены все города и деревни Америки, за исключением, например, Восточного побережья, – вот масштабы трагедии Белоруссии. Сопоставимые (по результатам) разве что с атомной войной…

И вот мир снова обнаружил, что мы уже в 1986 году ощутили, о чем пытались сказать, крикнуть, но нас долго не слышали ни в Москве, ни за рубежом, ни в самом партийно-правительственном Минске: Белоруссию снова накрыла тень Апокалипсиса!

Сегодня, наконец, увидели, услышали: из 350 условно-хиросимских бомб (по радионуклидам) 300 упали на север от Чернобыля, то есть на Белоруссию: на 27 городов, на 2700 деревень, (это по официальным данным, все еще заниженным). Как минимум четвертая часть населения (2,5 млн из 10) живет (вот уже 3,5 года) в зараженной местности. Где ни молока от собственных коров попить без дозиметра (а дозиметры до сих пор прячут от населения), ни ягоду съесть.

Одна четвертая часть населения… Кстати, одна четвертая жителей Белоруссии погибла в последнюю войну. Вот еще одна для белорусов «апокалипсическая» цифра!

Ясно, что, живя на столь помеченной трагической судьбой земле, нельзя было не воспринимать с особой, с физической остротой и любые знаки «ядерного Апокалипсиса». Которые мы особенно стали замечать после начала брежневской авантюры в Афганистане, и начавшегося во всем мире соревнования: кто больше приготовит ядерного горючего для общего акта самосожжения.

Было естественно, что в это время лично меня очень тянуло встретиться, поговорить с людьми, которые непосредственно у «кнопок Судного дня» – прежде всего с капитанами ядерных подводных лодок. Чтобы понять, чего ждать от них.

Судьба меня свела с тремя (один из них американец). На ком душа успокоилась? На солдате-мальчишке, тоже ракетчике – он обслуживал «кабели» на ядерной установке.

О них обо всех и расскажу.

2. Так нажмем или не нажмем?

Время и впрямь было критическое и, как оказалось, поворотное (близящаяся перестройка). Но тогда казалось: два тяжеленных состава по однопутной насыпи стремительно сближаются лоб в лоб, вот-вот врежутся. Все и перед всеми всегда правы! Так определял для себя формулу, по которой погибнет мир, – в повести «Последняя пастораль», которую писать начал, день за днем, слушая речи в ООН, где работал осенью 1982 года в составе белорусской делегации. В апреле 1983 года мы организовали в Минске встречу, конференцию писателей и публицистов, кажется, первую у нас, на тему ядерного Апокалипсиса.

Классически прозвучала на конференции жалоба моего ироничного соавтора по «Блокадной книге» Даниила Гранина: «Адамович тащит меня на край пропасти – нарисовал жуткую картину конца света, а тут еще Карякин[109]109
   Карякин Юрии Федорович – русский философ, публицист.


[Закрыть] добавил – и говорят: работай! А я не могу работать на краю пропасти».

Действительно, это тогда была проблема: чувство всеобщего конца, погибели – оно спасительно или губительно? Мобилизует человека, людей на сопротивление грозящему или обезволивает, совершенно уже, перед неизбежностью, только ускоряя сползание к пропасти?

Задолго до этого (в 1955 г.) прозвучал «на весь мир» Манифест-предупреждение Рассела – Эйнштейна. На весь-то, на весь, но услышали его немногие (у нас опубликован, открыто и полностью, лишь в 1989 г. в журнале «Дружба народов»). Время нового мышления все не наступало. Даже строптивый академик Петр Капица не принял главной мысли Манифеста: мир погибнет, человеку не выжить, если ядерное оружие будет оставаться на планете, а мир будет по-прежнему идеологически и политически разорван. Великий физик зачем-то стал гадать-прикидывать, насколько организм человеческий сможет адаптироваться к радиоактивному заражению…

Вначале и академик Сахаров создавал оружие Апокалипсиса (и его подчинила мысль, что спасение в равновесии страха) и лишь в 60-е годы понял: спасение на путях конвергенции социальных систем, а свой долг стал видеть в борьбе за то, чтобы общество, которому он вручил свой гений физика, перестало быть закрытым, чтобы уважались права человека, жизнь человека, а тем самым, и рода человеческого.

Ведь вызывали меня, например, после той Минской конференции в ЦК партии Белоруссии, где сообщили удивительную «формулу политики», высшей, по-видимому: «Если из всего нашего народа уцелеет 10 человек, важно, чтобы они остались советскими людьми. Советскими». Вот что, оказывается, важнее самого выживания рода человеческого.

Впрочем, генерал Хейг, госсекретарь Соединенных Штатов Америки, тогдашний, исповедовал нечто схоже-каннибальское, помните, знаменитое генеральско-секретарское: «Есть вещи поважнее мира и пострашнее войны…»

Я все старался прорваться к капитанам подводных монстров, существующих ради того, чтобы «при необходимости» своими двумя десятками ракет снести целую Европу или Америку.

Первый такой разговор я «рассекретил», выступая на Московском форуме «За выживание человечества» – был уже 1986 г. «Московские новости» напечатали и начался шум, обвинения в «кощунстве» и «предательстве». Как: они нас да, а мы их нет? Они – миллиард снесут, испепелят, два миллиарда жизней и не получат того же в ответ? Да и вообще, никакого капитана не было, Адамович его придумал! По причине зловредного своего пацифизма.

Но капитан был, и разговор был. В семейной домашней обстановке, за чаем. На вопрос мой: я предложил «модель ситуации» – они нанесли удар, испепелили полмира и вторую половину засыпали радиацией, кнопка возмездия под вашим пальцем – ответите агрессору (но, возможно, что и ошибка компьютеров) – нажмете или не нажмете? Жизнь уцелевших людей и стран, а возможно, и само будущее рода нашего и вообще существование жизни на земле – в ваших руках.

Сидевшие за столом мать и дочь капитана откликнулись немедленно: «Конечно! Они же нас убили. Нашу страну».

Голоса из прежних времен: папа, отомсти – плакаты и призывы неядерной Великой Отечественной живут и поныне в нашей памяти, в нашем сознании.

Капитан все не отвечал. И вдруг вернул мне вопрос: ну а вы как бы поступили?

– Нет, не нажал бы ни при каких обстоятельствах! Иначе именно я, мы будем убийцами человечества. Тот, нажавший первым, подлец – убийца половины человечества, а я – всего рода людского. Всекаин!

– Ну а я, – наконец ответил капитан, – я не скажу, как поступлю. Они не должны этого знать.

История эта имела продолжение поучительное. В том смысле, что проявила, от чего и к чему мы поднимались в своем сознании. И как стремительно. Летом 1987 г. генерал Дмитрий Волкогонов, тогда второе лицо в политуправлении Советской Армии, очень легко вызвал гнев и возмущение не троллейбусной, а писательской публики в зале Дома литераторов, когда упрекнул некоего писателя (не называя имени), в немыслимой безответственности и кощунстве (пересказал беседу с капитаном мнимым, по его убеждению, потому что советские воины, в отличие от некоторых писателей, «не такие»).

Когда я все-таки не пожелал быть анонимом и вышел на трибуну: мол, это я такой плохой! – и попытался объяснить и развить свой разговор с капитаном, убедить, что времена «возмездий» ушли бесповоротно, пришлось преодолевать несколько шквалов искреннего возмущения из писательского зала. А после в вестибюле знакомый, близкий мне фронтовик, поэт, сказал как-то растерянно: «Не знай я тебя, решил бы, что говорит предатель!»

Но прошло всего лишь полгода, горбачевская политика нового мышления привела его в Вашингтон, был заключен первый в истории договор о ликвидации целого класса оружия ядерного, и когда в газете «Советская культура» снова вспыхнула полемика: нажал бы, не нажал!.. – в ответ на письмо моих земляков Бегуна и Бовша она прозвучала глухо, почти не резонируя на общество.

Людям становилось многое привычным, что недавно казалось абсолютно неприемлемым.

Помнится, что там, в Вашингтоне, Горбачев, счастливый тем, что им удалось с Рейганом совершить, отметил, подчеркнул благодарно, что вело его к этому и общественное мнение, а его, общественное мнение, подталкивали публицисты, писатели и т. д.

Расскажу про такого вот «подталкивателя» – солдата советских ракетных войск, который приезжал ко мне специально, поговорить. Его едва не посадили (но потом досрочно демобилизовали) за упрямую мысль, фразу:

«А я на месте Горбачева не ответил бы даже на первый удар…» – «Значит, ты порубишь кабели?» (Он обслуживал кабельное хозяйство при ракете.) – «Нет, я свой долг выполню, но на месте Горбачева я бы…»

Позвонил он мне из Чернигова и попросил «10 минут для разговора». Не по телефону, а с глазу на глаз. Когда появился у меня дома, сразу же начал с полемики. Прочел, мол, «Последнюю пастораль», не кажется ли вам, что вы приглашаете противника нанести первый удар (то есть провоцирую его, укрепляя в нем надежду, что не ответим ударом на удар?). Раз во имя жизни человечества мы готовы пожертвовать собой, собственным народом…

Вопросы действительно крутые и даже страшные. Но в томто и дело, что новое мышление, если все додумывать до конца – это нечто пострашнее и потрагичнее гамлетовского, личностного: «Быть или не быть?» Тут о народе, о человечестве!

Я пытался объяснить, что вкладывал в «Пастораль», из чего исхожу, но солдат (уже в джинсах, демобилизованный) наконец открылся: он лишь испытывал мою логику и доказательства. Чтобы убедиться в своих убеждениях. Потому что это и его убеждения, и пришел он к этому сам, в армии. И рассказал, как уговаривали и угрозами суда «за предательство» старались вернуть его к доатомному мышлению. Чтобы он публично, перед всей частью отрекся от «новой веры». Не отрекся: «Я свою, солдатскую, службу исполню, но на месте Горбачева…»

Ну а Горбачев – на своем месте? Сегодня у нас в стране ему не очень уютно в роли лидера перестройки: балки перекрытия старого сгнившего здания, столбы падают, рушатся чуть не на голову, куда и отклоняться? Но что бы ни случилось, как бы ни пошли дела, одно сегодня ясно: этот парадоксальной судьбы лидер дает миру еще один шанс – избавиться от значительных запасов ядерного оружия, самого тяжелого, опасного, которое завтра может стать и орудием (и оружием) хаоса. В стране и во всем мире. На Западе немало пишут, с оправданной тревогой: а кто будет им распоряжаться, советским ядерным арсеналом, если захлестнет страну анархия? Ну, так не медлите, все надо сделать, вместе с Горбачевым, и заранее разоружить этот возможный хаос. Разоружась вместе с ним, не торгуясь, не до того сейчас, поймите!

Доядерное оружие сопровождалось таким мышлением: если у другой стороны есть это, надо, чтобы и я такое же имел, а то и посильнее. Потягаемся! Ядерное оружие должно диктовать совсем иную логику: если оно есть у возможного противника, а у меня тоже есть – оно одинаково опасно для обеих сторон и потому как средство войны бесполезно. Надо от него избавиться. Пока не поздно. А тем более – в нынешней ситуации. Если наши и ваши советники по этим делам начнут расчетливо торговаться, пытаясь выгадать на каком-то другом классе ракет (морские и т. п.), а в результате многомегатонные так и останутся в шахтах, не придется ли завтра пожалеть, если они окажутся совсем в других руках: а ведь их могло и не быть, была возможность их не иметь против себя!

Происходило все описанное и происходит на фоне, я сказал бы, на гребне из глубины, напирающей еще одной волны – нарастающей экологической катастрофы. Когда скорости или силы суммируются со встречной, момент последнего удара (если события к нему влекут) сокращается соответственно. И это надо учитывать: военную угрозу – когда речь идет об экологической, и наоборот. И поторапливаться (не опаздывать!) вдвойне.

Случись большая война (даже неядерная), результат был бы близок к той же ядерной катастрофе. Первоочередной целью неядерных ударов стали бы ядерные реакторы, АЭС. Многие уже позаботились, чтобы их были сотни: «Если произошел бы выброс лишь 10 процентов радиоактивных веществ из всех европейских АЭС, – пишет Лен Семейко (статья «Ядерное сдерживание безъядерного оружия» // Новое время. 1990. № 18.), – то, по оценкам некоторых ученых, в течение 10–15 лет катастрофические последствия этого были бы в четыре раза большими, чем при ядерных взрывах общей мощностью 2500 мегатонн».