Текст книги "Избранные труды. Том 3. Уголовная политология. Сравнительное и международное право"

Насильственная преступность и уголовная политика[43]43
  Текст опубликован: Советское государство и право. 1991. № 3. С. 101–112.


[Закрыть]

Постановка проблемы. Насильственная преступность всегда сказывается на состоянии социальной защищенности граждан, усиливает напряженность в обществе, подрывает авторитет государства. Происходящий же в последнее время рост преступного насилия становится чрезвычайно серьезной помехой эффективному решению назревших социальных, политических, экономических проблем. Он приводит к обострению межнациональной напряженности, усиливает тоску по «сильной руке», порождает популистские стремления любой ценой преодолеть существующие трудности.

Такое действие феномена преступного насилия признается в ряде политических и собственно законодательных решений. К великому сожалению, оно подтверждается и все большим количеством фактов, известных обществу. В 1989 г. достигнут пик посягательств против личности по меньшей мере за последние 20 лет. По сравнению с 1988 г. прирост убийств и изнасилований (с покушениями), разбоев и грабежей составил соответственно 28,5 и 38,4; 23,9 и 66,3 %. За семь месяцев 1990 г. по сравнению с таким же периодом 1989 г. также произошел существенный прирост. Как известно, огромное число насильственных посягательств совершено во время происходивших в стране межнациональных конфликтов и в связи с ними. Однако далеко не все они и даже далеко не большая их часть отражены в этих статистических данных.

Проведенные научные исследования свидетельствуют, что насилие все в большей степени становится инструментальным и используется для совершения корыстных, должностных преступлений, начинает реально применяться при совершении преступлений против национального и расового равноправия, политических и трудовых прав граждан, порядка управления и др. Так, Госкомстат СССР опубликовал результаты опроса руководителей кооперативов, которые заявили, что в 30 % случаев вымогательств деньги у них требовали работники исполкомов местных Советов народных депутатов и в 70 % – рэкетиры[44]44
  См.: Известия. 1990. 3 февр.


[Закрыть].

В стране происходит усиление агрессивности, конфликтности, противоречия все чаще разрешаются силовыми методами. По данным МВД СССР, в состав враждующих группировок молодежи входили на Украине 6 тыс. человек, в Казахстане – около 2 тыс., в Белоруссии – около тысячи[45]45
  См.: Известия. 1990. 21 февр.


[Закрыть]. И это далеко не полные данные. Растет вооруженность лиц, склонных к насилию, похищаются и перепродаются крупные партии оружия.

Эти тенденции должны вызывать соответствующую реакцию, основанную на принципе разумной достаточности и использования реального потенциала государственного и общественного регулирования, в том числе президентской власти, а не на экстенсивном усилении репрессии. Намечая контуры такого подхода, попытаемся рассмотреть с новых позиций социально-правовую характеристику преступного насилия, его причин и содержания уголовной политики в данной сфере.

О насильственной преступности и ее соотношении с преступным насилием. Актуальность этого вопроса порождена жизнью. Сегодня наряду с насильственной преступностью в традиционном понимании появилось довольно много видов поведения, которые не охватываются ее понятием, и для определения явления в целом необходимо ввести в научный оборот понятие «преступное насилие». Обратимся к анализу того и другого.

На первый взгляд кажется, что в советской криминологической литературе, равно как и в работах по уголовному праву, насильственной преступности и соответственно преступлениям насильственного характера уделяется существенное внимание[46]46
  См.: Антонян Ю. М. Психологическое отчуждение личности и преступное поведение. Ереван, 1987; Бородин С. В. Квалификация преступлений против жизни. М., 1977; Дубинин Н. П., Карпец И. И., Кудрявцев В. Н. Генетика, поведение, ответственность. М., 1989; Игошев К. Е. Психология преступных проявлений среди молодежи. М., 1971.


[Закрыть]. Много написано о таких преступлениях, как убийства, изнасилования, телесные повреждения, причем вопросы их уголовно-правовой оценки в ряде отношений разработаны весьма подробно. Вместе с тем складывается впечатление, что насильственная преступность понимается слишком узко, вне исторического контекста, независимо от происходящих в обществе социальных процессов[47]47
  Попыткой преодолеть такое положение, во многом спорной, но интересной, явился сборник «Теоретические проблемы изучения территориальных различий в преступности. Социальные и правовые аспекты насилия» (Тарту, 1989).


[Закрыть]. И дело здесь не в дефиниции, а именно в характере явления. Криминологи традиционно выделяют такие структурные элементы преступности, как насильственная и корыстно-насильственная, но достаточно развернутой криминологической характеристики группы насильственных преступлений при этом не дают. В ряде криминологических исследований насильственная преступность ограничивается убийствами, тяжкими телесными повреждениями, изнасилованиями[48]48
  Так, пишут: «Умышленные убийства, умышленные тяжкие телесные повреждения и хулиганство образуют самостоятельный в криминологическом отношении “блок” насильственных преступлений» (Курс советской криминологии. Ч. 2. М., 1986. С. 174). В этом внешне тривиальном тезисе много странного. Почему сюда не включены менее тяжкие телесные повреждения (ведь они не имеют особой криминологической природы), изнасилования и другие преступления? Более подробно классификацию насильственных преступлений см.: Гаухман Л. Д. Насилие как средство совершения преступлений. М., 1974.


[Закрыть]. В криминологических работах встречаются лишь отдельные упоминания об опасности вспышек насилия, выходящего за рамки традиционных форм насильственного поведения (насилие в школах, «дедовщина» в армии и не только в ней, насилие на национальной почве, молодежное массовое насильственное и агрессивное поведение и т. д.). Детерминанты же насильственного преступного поведения, не говоря уже о насильственной преступности и правонарушаемости, рассматривались главным образом применительно к индивидуальному поведению. Тенденции насильственной преступности сводились к анализу нескольких преступлений, раскрывались на основе практически только статистики, причем противоречиво. По существу, такой анализ не отражал действительности. Так, в статье СБ. Алимова, носящей обобщающий характер, говорится: «В рамках сравнительно-криминологического изучения факторов, влияющих на изменения насильственной преступности, особенно настораживают такие процессы, как:

а) ухудшение нравственного облика фигуры потерпевшего;

б) обострение ситуаций взаимного общения супругов, вынужденных проживать на совместной жилой площади;

в) стабильность удельного веса наиболее тяжких преступлений против личности, совершаемых в коммунальных квартирах (доля которых в общем жилом фонде за последние 15–20 лет резко сократилась)»[49]49
  Алимов СБ. Основные направления изучения насильственных преступлений и обусловливающих их антиобщественных явлений (Опыт конкретных исследований) // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 46. М., 1988. С. 38.


[Закрыть].

Сегодня важно осознать недостаточность и пробельность имеющейся информации о насильственной преступности и те трудности, которые возникают в связи с этим при формировании целей уголовной политики и путей их реализации. Ведь уголовная политика в отношении насильственной преступности должна опираться на социальное понятие насилия, которое подлежит уголовно-правовому обозначению и запрещению в его наиболее острых реально существующих проявлениях. При этом возникают серьезные трудности, связанные с неопределенностью понятия насилия и традициями оценивать его в общесоциологическом плане главным образом с позиций исторического материализма, игнорируя иные философские подходы и течения.

На мой взгляд, такой подход недостаточен. И поэтому необходимо, чтобы уголовная политика могла опираться на современные научные и нравственно-этические представления о насилии, его действительной роли, которые в конечном счете легли бы в основу соответствующих уголовно-правовых дефиниций, предписаний и запретов. В этой связи нужно шире использовать уголовно-правовое понятие насилия, стремясь совершенствовать его применительно к реальностям социальной жизни.

Как известно, в уголовно-правовой науке особо анализировались понятия физического и психического насилия, его формы и способы применительно к различным видам преступного поведения – посягательствам на личность, имущество. Еще проф. И. Я. Фойницкий напоминал: «По мнению римских юристов, все преступления учиняются или насилием, или обманом»[50]50
  См.: Фойницкий И. Я. Курс уголовного права. Часть Особенная. Посягательства на личные и имущественные права. СПб., 1916. С. 3.


[Закрыть]. Он подчеркивал в связи с этим, что ни одна классификация преступлений не может обойтись без этого признака; однако последний может иметь лишь видовое, а не родовое значение, потому что один и тот же способ деятельности возможен при различных преступлениях и наоборот.

Уточним несколько исходных положений. Насилие в любых проявлениях должно рассматриваться как негативное явление, подлежащее максимально возможному ограничению в любой сфере. Понятно, насколько остр и неоднозначен вопрос о насилии. По-видимому, юридическая наука не может и не должна обманывать общество нереалистическими лозунгами об отказе от насилия. Заметим, что они не принимаются общественным мнением.

В интересах уголовной политики необходима объективная картина насилия, по возможности очищенная от псевдоидеологических деформаций; важно определить уровни и объекты насилия, его формы и цели. Насилие на индивидуальном уровне – это воздействие (как правило, контактное) на поведение личности, непосредственно ограничивающее возможность выбора ею желательного варианта поведения путем причинения страданий физического или психического характера.

Следует признать, что общественная опасность насилия, его зловещая роль только начинают осознаваться в нашем обществе. Сейчас в советской литературе, в работах русских и зарубежных философов ведется обширная полемика по вопросам о насилии[51]51
  См., например: Соловьев Э. Ю. Личность и право // Вопросы философии. 1989. № 8.


[Закрыть]. В рамках данной статьи вряд ли возможно осветить ее более или менее подробно. Отмечу лишь, что есть все основания согласиться с утверждением В. С. Нерсесянца о том, что канонизированные под руководством А. Я. Вышинского представления о государстве и праве еще, к сожалению, «доминируют в широком научном и общественном сознании»[52]52
  Нерсесянц В. С. Правовое государство: история и современность // Вопросы философии. 1989. № 2. С. 10.


[Закрыть]. На мой взгляд, нужна проработка гуманистического подхода к оценке всех видов насилия, независимо от его действительных или мнимых целей. В уголовном законе должна в итоге восторжествовать оценка насилия как несомненного зла, противоречащего стремлению человека и человечества к самосохранению и самосовершенствованию. Следует, видимо, разделить высказанное по этому поводу мнение, что «насилие сеет зло. И ничего другого. Во имя каких бы высоких целей оно ни применялось, каким бы вынужденным ни было, оно всегда будет делать свою черную работу, жестоко насмеется над благими помыслами своих носителей, отравит все, первоначально пусть даже чистые, источники»[53]53
  Этика ненасилия // Правда. 1990. 23 февр.


[Закрыть]. Юристу трудно, а быть может, и невозможно последовательно провести в жизнь эту мысль, но некий постулат решения социально-правовых задач здесь наличествует.

Насилие возможно не только на индивидуальном уровне, оно может быть осуществлено по отношению к группе людей, причем не только случайной, неформальной, но и организованной, официальной, формальной. Ясно, что насилие не должно расцениваться только как индивидуальный поведенческий акт. Оно представляет собой некое социальное явление, основанный на психическом или физическом принуждении способ социального регулирования, осуществляемый формальными и неформальными структурами. Его можно рассматривать как качество некоторых видов общественных отношений. Игнорирование оценки социальной сущности насилия препятствует четкому определению понятия насильственной преступности и круга насильственных преступлений.

Анализ, основывающийся на этих позициях, показывает, что насилие проявляется в различных сферах. К ним относятся случайные и постоянные неформальные межличностные контакты и связи; семейно-бытовые отношения; политические отношения; имущественные отношения; должностные отношения и в особенности сфера правосудия. Типичные проявления насилия – это террор, лишение жизни и причинение телесных повреждений, посягательства на половую неприкосновенность, захват заложников, вымогательство и иные способы изъятия имущества, в том числе путем похищения детей, пытки и истязания, применение незаконных методов воздействия по отношению к задержанным и подследственным, превышение власти, лишение различных прав и свобод, истязание женщин, детей и др. Представляется, что сведение насилия к насильственной преступности в ее традиционном понимании, т. е. к убийствам, тяжким телесным повреждениям и изнасилованиям, никак не отражает и не может отразить социальной реальности, в которой насилие выступает как наиболее угрожающий способ общественно опасного поведения, чаще преступного, но иногда и не урегулированного уголовным законом. Можно выделить следующие его черты: наиболее легкий и с точки зрения преступника эффективный способ преступления, угрожающий основным социальным ценностям; его быстрое распространение, расширение; он трудно регулируется и трудно реагирует на социальные изменения; представляет собой часть сложного феномена, внешне сходную с его одобряемыми элементами. Отметим, что при насилии как способе поведения фактически нивелируются различия между объектами посягательств, поскольку сам способ связан с нанесением вреда личности.

С этих позиций следовало бы развивать широкий (криминологический) и узкий (уголовно-правовой, нормативный) подходы к преступному насилию. Первый подход должен охватывать все виды преступного насилия и использоваться в первую очередь для прогнозирования возможных изменений способов насилия, его целей, распространенности и т. д. Именно такой подход позволяет осознать, исследовать и сделать объектом уголовной политики новые проявления насилия, осуществляемого организованными преступными группами, стихийное групповое насилие, применение новых или изощренных средств насилия, использование насилия как средства совершения экономических и должностных преступлений, посягательства на права граждан, в том числе на право на определение своего места жительства, и т. д.

При таком подходе выявляется связь между различными видами насилия. Так, становится ясным, что взятки порождают рэкет; превышение власти – посягательства на права личности; нарушения политических и трудовых прав граждан – преступления против порядка управления; незащищенность молодежи – преступления несовершеннолетних; нарушения национального равноправия, ограничение прав гражданина – различные насильственные преступления. В то же время преступное насилие отражает общий уровень конфликтности в обществе, его склонность решать существующие проблемы насильственными методами, пусть даже дозволенными.

Следовательно, общество должно реагировать на насильственную преступность как на разнообразные виды преступного насилия, представляющие собой опасный вызов основам человеческого общежития в различных областях социальной жизни и выступающие как элемент и разновидность отношений насилия, существующих в обществе и зависящих от его социальных условий. Уголовно-правовой подход в принципе может быть основан на собственно нормативных критериях, например объекте посягательства (такой подход развит Л. Д. Гаухманом), способе совершения преступления (И. Н. Панов, Н. Н. Филчев). Однако и он должен давать достаточно полную характеристику данного элемента преступности. Для этого нужна в широком смысле многомерная классификация насильственных преступлений в их традиционном понимании и преступного насилия по объекту, способу, характеру вреда, цели, сочетанию с иными способами и т. д. Такого рода характеристика важна и для формирования уголовной политики, причем не только на правотворческом, но и на правореализационном уровне.

Может возникнуть вопрос, не является ли предложенное понятие преступного насилия, и прежде всего включение в него случаев насилия должностного, искусственным, не утратится ли в результате такого подхода специфика насильственной преступности. На мой взгляд, в криминологическом и правовом планах существует связь между различными проявлениями насилия. Например, рэкет как вымогательство, осуществляемое преступниками с применением угроз поджога, уничтожения имущества, – это зеркальное отражение вымогательства взятки. Рэкетиры не имеют возможности брать взятки в смысле должностного поведения, но принципиальных различий между взяточником и рэкетиром нет. Насильственная преступность несовершеннолетних вызывает серьезную тревогу, а каждое отдельное преступление – самое серьезное осуждение. Но следует признать, что данный вид преступности отражает общий уровень конфликтности отношений в обществе, в том числе различные формы и способы юридически осуждаемого насильственного поведения по отношению к самим несовершеннолетним.

Открытое насилие хулигана, разбойника, убийцы, рэкетира очевидно для всего общества. Но существуют и другие виды не менее опасного насилия, представляющие собой крайнее проявление административно-командной системы. Сегодня они не отражены в уголовном законе. Это положение, на мой взгляд, необходимо изменить.

О детерминантах преступного насилия. Преступное насилие в изложенном понимании должно рассматриваться как элемент и разновидность отношений насилия в данном обществе. Оно представляет собой опосредованное отражение социальных условий и образа жизни. Причем на состояние, структуру и динамику преступного насилия воздействуют, по-видимому, на первый взгляд отдаленные факторы, возможно, в первую очередь включающие экономические отношения производства и распределения материальных благ. В этом смысле общество ответственно за состояние преступного насилия.

Для научного осознания природы и закономерностей преступного насилия, а также для принятия необходимых управленческих решений необходимо прежде всего определить структуру и реальное состояние процесса его детерминации. В то же время целесообразно выявить и осознать наблюдаемые и проверяемые индикаторы криминогенных процессов в данной сфере. Это более поверхностный подход, но он приносит наиболее наглядные результаты.

В рамках первого подхода нужно прежде всего исследовать источники детерминации и причинного воздействия. К ним, в частности, следует отнести противоречия между интересами различных социальных групп и индивидов, между исторически закрепленными позициями и установками в различных сферах (экономика, быт, национальные отношения, религиозная практика, искусство и т. д.). Известно, что любое противоречие таит в себе возможность его реального либо иллюзорного преодоления (попытки преодоления) насильственными средствами. Характер этих возможностей должен быть исследован методами криминологии, социологии, психологии, других наук. Причем может быть дана предметная эмпирическая характеристика источников детерминации насильственной преступности. Это данные о деятельности людей в различных областях, о характере общественных отношений, межличностного общения, о степени напряженности, интенсивности существующих конфликтов, о разнообразии целей, о степени нормативной (правовой и противоправной) конформности и т. д. Можно неоднократно проиллюстрировать выдвинутые положения. На индивидуальном уровне столкновение интересов различных групп расхитителей влечет порой попытку совершения убийств; сведения счетов (разборы), происходящие с помощью насилия, сопровождают мошенничество, квартирные кражи; на социальном уровне от расхождения интересов в производстве и распределении материальных благ недалеко до попытки насильственного его преодоления. Но противоречия таят в себе лишь возможность насилия, как и возможность позитивного развития.

Детерминация преступного насилия, по-видимому, усиливается за счет закрепленных в сознании, поведении, образе жизни и действующих (как позитивно, так и негативно) способов защиты гражданами своих интересов, преодоления противоречий между ними. В обществе могут закрепиться такие способы преодоления противоречий (нередко одобряемые), которые не соответствуют его высшим интересам. Здесь должны обратить на себя внимание авторитарные взгляды, обычаи и традиции в официальных и неофициальных структурах, в частности характер уголовной репрессии, порядок разрешения дел, касающихся граждан, а также приемы школьного воспитания, нормы и стереотипы поведения в семье, структура семейных отношений, неформальное взаимодействие.

Проведенные в ряде регионов страны исследования выявляют распространенность конфликтных вариантов поведения, склонности к навязыванию вкусов, мнений. Те же результаты дает использование контент-анализа прессы. Склонность к насильственному решению проблем, конфликтный подход к интересам третьих лиц довольно часто проявляют юристы и остальные граждане. Особенно четко прослеживается ригоризм по отношению к уголовному закону и практике его применения.

Существенное внимание должны привлечь причиняющие (детерминирующие) связи и каналы их воздействия на сознание и поведение. Связи детерминации реализуются передачей энергии, информации, материальных воздействий. Источник детерминации – противоречие между людьми, возникая, в принципе порождает необходимость его разрешения и веер вариантов – от возможности пренебречь своими интересами до крайних форм их обеспечения. Но процесс детерминации, проявляясь через принимаемые правовые нормы и социально значимые оценки допустимости или недопустимости, полезности или опасности насилия, через принимаемые формальные и неформальные решения, поведенческие акты, различную информацию, изменение статусов, личностные контакты, меняет возможности выбора разрешающих противоречие вариантов поведения.

Складывающиеся в процессе детерминации отношения определяют для общества, группы, индивида реальные способы защиты своих интересов. Чем шире развито насилие в обществе, чем более распространены оправдывающие его нормы, чем меньше возможности правомерно защитить свой интерес и сохранить свой статус при отказе от интереса, тем, следовательно, активнее действуют детерминирующие насилие факторы, интенсивнее передается криминогенное воздействие. Наоборот, чем более развиты согласование воль и интересов, социальный контроль, тем более позитивный характер носят общие процессы социализации групп и индивидов, тем менее интенсивным оказывается криминогенное воздействие источников детерминации насилия.

В результате в обществе, в отдельных сферах социальной жизни возникают промежуточные криминогенные или позитивно регулирующие образования, соответственно усиливающие либо тормозящие процесс детерминации насильственной преступности. Первые выражаются в усилении и иногда господстве взглядов, оправдывающих насилие, правовых норм, облегчающих либо разрешающих насильственное поведение, стереотипов поведения, институтов управления, широко использующих правомерное или неправомерное насилие, и т. д.

Постепенно и на отдельных участках, в отдельных сферах, опираясь на возникший криминогенный эффект, детерминирующие воздействия усиливаются, становятся господствующими и перерастают в причиняющие криминогенные связи, ограничивая веер возможных решений, направляя общество, группу и личность к выбору способа поведения, связанного с насилием или заключающегося в нем.

С этих позиций о причинах преступного насилия, насильственной преступности и насильственных преступлений можно говорить тогда, когда на фоне потребности разрешения жизненно важных конфликтов складываются реальные возможности их разрешения или снятия с помощью насилия; когда возникает система взглядов и норм, так или иначе оправдывающих такое поведение, поддерживающих его. Эти взгляды и нормы становятся господствующими в определенных референтных группах населения или применительно к отдельным видам поведения. Правомерное ненасильственное поведение становится более трудным и «невыгодным» для субъекта, чем неправомерное насильственное; готовность к насилию делается постоянной и целенаправленной для некоторых групп людей и в некоторых типовых ситуациях.

Эти причины насилия существуют в обществе и на вероятностном уровне определяют принятие решения о преступном поведении[54]54
  См.: Дубовик О. Л. Принятие решения в механизме преступного поведения и индивидуальная профилактика преступлений. М., 1977.


[Закрыть], опредмечиваются в актах насильственного поведения, число и социальное значение которых опосредовано силой причин, их интенсивностью, криминогенным потенциалом.

Изложенные соображения, по-видимому, должны обсуждаться, насыщаться фактическим материалом, корректироваться и дополняться. Некоторые проблемы при этом чрезвычайно актуальны. Так, на мой взгляд, сейчас нужно провести ряд исследований, посвященных влиянию на насильственную преступность исторических традиций и социальной памяти, связи преступности с содержанием и интенсивностью репрессии, ее зависимости от социального статуса группы и личности. Думается, именно путем анализа реального социального статуса подростков, поля их возможностей, влияния авторитарной атмосферы можно объяснить и вспышки массового насилия в молодежной среде («казанский» и иные феномены), рост готовности к конфликтам самых различных социальных групп, усиление инструментальной жестокости при совершении имущественных преступлений и многие другие тревожащие общество тенденции.

Второй подход к детерминации преступного насилия, в сущности развивающий первый, связан с поиском индикаторов состояния этого явления. Общество должно иметь средства постоянного контроля за состоянием преступного насилия и насильственной преступности. Этот подход учитывает, что некоторые показатели способны отражать распространенность и интенсивность криминогенной детерминации, ее причиняющий потенциал, не раскрывая или необязательно раскрывая его природу. К таким индикаторам можно, в частности, отнести уровень конфликтности отношений; реальное состояние судебных и иных гарантий охраны собственных интересов как элемент социальной защищенности; возможности реального доступа к социальным благам и ценностям, декларируемым как всеобщие; степень интенсивности авторитарных приемов социального регулирования; преобладание тех или иных нравственно-этических и правовых норм, формирующих отношение к насилию; вооруженность населения; раскрываемость преступлений и т. д.

Разумеется, проблема индикаторов насильственной преступности нуждается в специальном анализе. Здесь дана лишь постановка вопроса. Но она, однако, подтверждается некоторыми данными о конфликтности отношений в различных сферах, коррелирующими с уровнем насильственной преступности, прежде всего с посягательствами на личность и насильственными имущественными преступлениями.

О содержании уголовной политики в отношении преступного насилия. На мой взгляд, это направление уголовной политики должно включать в себя:

а) разработку концепции необходимого и достаточного социального и правового реагирования на регулируемый, ограничиваемый объект;

б) создание оптимальной нормативной базы, прежде всего соответствующего состояния уголовного, уголовно-процессуального, уголовно-исполнительного и иного законодательства;

в) обеспечение законности и эффективности правоприменительной практики и профилактической работы;

г) развитие их организационно-ресурсных возможностей.

Расшифруем некоторые из этих соображений.

Уголовная политика по отношению к преступному насилию должна выполнять в конечном счете регулятивные функции. Общими усилиями правоведов, социологов, психологов, других специалистов, как теоретиков, так и практиков, необходимо принципиально изменить подход к насилию на концептуальном уровне, его оценку с социальных и собственно правовых позиций. Его нужно рассматривать не как локальное или национальное явление, но как проявление более общих процессов, поскольку преступность насильственного типа практически синхронно растет в западных странах и в СССР (отличаясь, разумеется, структурой и способами совершения). Поэтому нужно осознать приоритетность правового противостояния насилию. Недооценка опасности последнего привела к искажению логики развития законодательства: умышленное убийство без отягчающих признаков наказывается так же, как и опасные виды нарушения правил торговли, а умышленное тяжкое телесное повреждение либо доведение до самоубийства – мягче.

В то же время невозможно безнравственно отвечать насилием на насилие. Необходимо развивать, не стесняясь плагиата, концепцию реагирования разумной достаточности. На этой основе важно последовательно очищать социальную практику от элементов насилия, легального и нелегального. Разумеется, всякая демократия предполагает подчинение закону, а соответственно, и применение насилия. Но в уголовную политику должны быть заложены различные методы уменьшения насилия и обеспечения согласия общества на применение его в строго определенных ситуациях.

Нужно учитывать ответное эхо любого насилия. Так, применение норм с двойной превенцией, т. е. осуждение лица за менее значительные преступления с целью избежать более опасных, акцент на общую превенцию лишь накапливают насилие, откладывая его реализацию на два-три года. На социальном уровне это превращается в своеобразную правовую наркоманию, когда требуется все больше и больше насилия одного рода, чтобы избежать насилия другого рода.

Предлагаемая концепция уголовной политики должна отражать способы согласования противоречий между группами людей, отдельными гражданами, усиливать возможности получения правовой защиты, развивать традиционные для некоторых народов способы внегосударственного, общинного примирения в случае совершения правонарушения, возмещения ущерба, повышать статус индивида, расширять его возможности принимать самостоятельно те или иные решения, ограничивать случаи вмешательства государственных органов в личную жизнь, принципиально расширять меры помощи дезадаптированным лицам. Известно, что названные проблемы остро ставятся во многих странах.

Значимым элементом уголовной политики должны стать методы преодоления объективных противоречий между правом на свободу и правом на безопасность. Для начала следует прояснить эти противоречия, указав общественному мнению на их проявления, на последствия их разрешения. При этом возникают вопросы платы за безопасность, которая объективно в любом обществе складывается из ограничения свобод, затраты ресурсов, усиления некоторых аспектов напряженности. Принимая решения, общество должно осознавать их последствия и соответственно размер платы за тот или иной эффект.

Наконец, необходимо развивать социальную активность граждан и различных организаций в целях преодоления преступного насилия. Строго говоря, общество пока слабо влияет на определение целей преодоления преступности вообще и преступного насилия в частности, на выбор методов деятельности, на оценку уровня законодательной и правоприменительной деятельности. Критика в прессе может считаться свободной, но она поневоле носит выборочный, часто случайный характер. Оценить разумность принимаемых решений об использовании силы, о сравнительной тяжести наказания за насильственные и ненасильственные корыстные преступления трудно. Это может привести и порой приводит к утрате доверия к правоохранительным органам, к анемии норм, деформации поведения, порождает тяготение к самосуду и пр. Что же нужно? Очевидно, было бы полезно усилить социальный контроль за деятельностью правоохранительных органов, ввести обязательные отчеты, а возможно, и выборы.

Кроме того, на мой взгляд, в Общей части уголовного законодательства следовало бы дать определение насилия и его видов, а затем в нормах Особенной части реализовать линию на необходимое и достаточное обозначение и оценку насилия, его разграничение с обманом и иными способами совершения преступлений.

Такой подход обеспечил бы последовательность и адекватность правового регулирования. Проиллюстрирую сказанное. Преступления против социалистической собственности определяются так, что насилие или обман как способы их совершения как будто бы учитываются довольно строго. Но, например, при умышленном уничтожении или повреждении государственного или общественного имущества насилие как способ совершения этого преступления не выделяется, а квалифицирующее значение приобретают последствия либо такой опасный способ совершения преступления, как поджог Вряд ли здесь есть логика. Еще опаснее то, что признак насилия не выделен должным образом применительно к должностным преступлениям, если не считать указания на вымогательство взятки как квалифицирующий ее признак. Между тем в прессе сейчас приводится довольно много примеров должностного рэкета, осуществляемого далеко не только в отношении кооператоров. Расторгаются договоры в случае невыполнения требований о различных уплатах, проводятся незаконные ревизии… В публикации с характерным названием «Рэкет по-гомельски погубил научно-технический кооператив “Спутник”»[55]55
  См.: Известия. 1989. 9 апр.


[Закрыть] перечисляются такие методы давления, как присылка на работу некомпетентных людей – родственников влиятельных лиц, навязывание своих разработок, угроза расторгнуть договор на аренду помещения, бесконечные ревизии, полностью противоречащие закону, и т. п. Не во всех случаях здесь, по-видимому, имело место вымогательство взятки, но незаконное давление с целью заставить принимать невыгодные для кооператива решения, несомненно, было, и оно нуждается в уголовно-правовой оценке.