Текст книги "Избранные труды. Том 3. Уголовная политология. Сравнительное и международное право"

Уголовная политика и социально-правовое мышление[38]38
  Текст опубликован: Проблемы советской уголовной политики. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1985. С. 50–57.


[Закрыть]

В советской юридической литературе уделено большое внимание анализу границ и содержания уголовной политики. Важную роль в этом сыграл П. С. Дагель. Он исследовал социальную обусловленность уголовной политики, выделил ее основные направления. Чрезвычайно плодотворной явилась постановка вопроса о научных основах уголовной политики. В работах П. С. Дагеля, как и других советских правоведов, показано, что советская уголовная политика основывается на подлинно научном мировоззрении. Она формируется как результат усилий многих людей, принимающих коллективные и индивидуальные решения различного масштаба и проводящих их в жизнь.

Социальные потребности и научная логика определяют в этой связи необходимость поиска таких средств разработки и осуществления уголовной политики, которые соответствовали бы целям и методам, были бы потенциально регулятивными, «технологичными», т. е. реально применимыми, без излишних ресурсных затрат обеспечивали бы скоординированное участие в разработке и реализации соответствующих мероприятий максимально широкого круга участников. Эта задача привлекает внимание к такому феномену общественного сознания, как социально-правовое мышление.

Опираясь на многочисленные исследования советских психологов и правоведов, в целом можно определить социально-правовое мышление как интеллектуальную деятельность, направленную на решение теоретических и прикладных мыслительных задач, возникающих в сфере действия права, и осуществляемую на основе учета закономерностей социального развития, с ориентацией на достижение желаемого социального эффекта во всех областях социальной жизни, постольку, поскольку потребности общественного развития требуют использования средств правового воздействия.

Социально-правовое мышление, следовательно, всегда активно. Это целенаправленная, напряженная интеллектуальная деятельность, в принципе направленная на обеспечение выбора оптимального варианта поведения. В этом плане социально-правовое мышление можно рассматривать как активную часть правосознания, инструмент его перевода в регулятивную форму – в решение о действии, оценка которому лишь предшествует.

В сфере уголовной политики социально-правовое мышление использует и сочетает в себе приемы мыслительной деятельности, выработанные уголовным правом и процессом, криминалистикой, криминологией и другими правовыми науками, и более общие приемы и научные подходы марксистско-ленинских общественных наук, в первую очередь теоретической социологии, экономики и др.

Социально-правовое мышление как реальный процесс и как система научных и бытовых представлений неоднородно, сочетает в себе более или менее развитые элементы. Однако в своей ведущей части истинное социально-правовое мышление опирается на серьезные методологические предпосылки, созданные за длительную историю исследования различных аспектов мыслительной деятельности юриста в сфере борьбы с преступностью. Здесь обязательно следует исходить из достижений теории и методики толкования уголовного закона, квалификации преступлений, теории криминалистического планирования и выдвижения версий, теории доказывания в советском уголовном процессе и т. д.

Развитым элементом социально-правового мышления являются мыслительные приемы криминологического планирования, разработки отдельных криминологических решений. Существенное место в нем занимает находящаяся в состоянии становления методика уголовного правотворчества. В целом она представляет собой систему способов (проникнутую некоторым единством, имеющую общую методологическую и методическую основу) решения задач, связанных с распознаванием и оценкой социальных явлений, соотносимых с преступностью, с прогнозированием решений, тенденций развития, выбором и обеспечением средств уголовно-правового воздействия на социальные процессы и поведение людей, анализом и оценкой социальной ценности и эффективности использованных средств, выявлением последствий их применения.

Структура результатов социально-правового мышления в сфере уголовной политики включает в себя, на наш взгляд, несколько обязательных элементов. К ним относятся:

а) фиксация проблемной ситуации и ее социального значения;

б) установление и учет ограничений на выбор методов уголовной политики;

в) формулирование системы задач и их приоритетная оценка;

г) выбор методов решения задач и оценка их возможных последствий;

д) получение представления о механизме реализации избранных методов, включая их обеспечение и понимание трудностей;

е) оценка потенциального и реального эффекта, выраженного в изменениях регулируемой ситуации.

Все элементы должны включать в себя представления о состоянии потребностей, напряженности ситуации.

Такой подход к результатам социально-правового мышления может показаться идеализированным. Действительно, во многих случаях решение мыслительных задач не связано с осознанием такого рода сторон социальной действительности. Но так или иначе в свернутом виде они обычно присутствуют в сознании лица, активно участвующего в разработке и реализации уголовной политики. Если же эти элементы отсутствуют вообще, то, как правило, это означает, что субъект мыслительного процесса неверно представляет себе возможности и трудности осуществления избранного пути либо его последствия. Это делает данный мыслительный процесс неверным, но отнюдь не устраняет его социально-правовой направленности, а главное – регулирующего воздействия, которое может быть настолько же сильным, насколько и неверным.

Из указанного следует, что социально-правовое мышление как относительно устоявшийся способ решения мыслительных задач может существовать на общесоциальном уровне, отраслевом и индивидуальном, локализуясь в общественном, групповом, включая профессиональное, и индивидуальном правосознании. В этом смысле социально-правовое мышление может различаться по степени развитости, направленности, а также по предпочитаемым решениям, соответствующим уровню правосознания данного лица, его общей и правовой подготовленности.

При этом совершенно очевидно, что понимаемое таким образом социально-правовое мышление в более или менее развитом виде присуще не только профессионалам – участникам разработки и реализации уголовной политики, но и гораздо более широкому кругу лиц. Это предполагает существование многих различий в степени компетентности, направленности и содержании социально-правового мышления, типичного для различных групп населения. Возможно и существование известных барьеров, возникающих при координации деятельности, когда применяются разные подходы к социально-правовому мышлению. Однако в принципе социально-правовое мышление обладает известным единством, позволяющим согласовывать различные решения, вводя их в некоторую систему.

Значит, социально-правовое мышление в сфере уголовной политики имеет конкретные проявления, фиксируемые количественно и качественно. Прежде всего, существует реальная возможность выделения круга проблемных ситуаций, в которых социально-правовое мышление, несомненно, применяется в сравнительно развитом виде, и отказ от него наносит очевидный ущерб эффективности уголовной политики.

На основе ряда исследований применительно к сфере уголовной политики (в узком смысле слова) к числу этих ситуаций можно было бы отнести:

• ситуации правотворчества, включая осознание социальных потребностей в уголовно-правовом воздействии, поиск и обнаружение пробелов уголовного закона, разработку предложений по совершенствованию законодательства и т. д.; реальная общественная практика показывает, и это великолепно отражено правоведами, что уголовно-правовые новеллы, сформулированные с позиций юридической техники грамотно, но не соответствующие должному уровню социально-правового мышления, как правило, не являются эффективными;

• ситуации применения уголовного закона; здесь можно выделить формирование собственно практики применения санкций, дифференциации ответственности, практики применения конкурирующих норм Особенной части УК, практики регистрации преступлений и т. д.;

• ситуации обеспечения применения уголовного закона; здесь выделяются планирование уголовной политики, планирование и составление правовой пропаганды и воспитания, определение форм участия общественности в применении уголовно-правовых норм, организация деятельности общественности в этой сфере, организация информационного обеспечения уголовной политики.

Эти же ситуации можно подразделить и по этапам уголовной политики на ситуации: целеполагания и разработки ее стратегии; планирования общесоюзной, региональной и отраслевой уголовной политики либо отдельных мероприятий; выбора методов, способов и технологии проведения отдельных мер уголовной политики, поскольку такой выбор разрешен законом; контроля за осуществлением уголовной политики; создания условий эффективности уголовной политики; оценки социальной ценности и эффективности проводимой деятельности; внесения изменений, соответствующих сдвигам, происшедшим в социальной действительности.

Нетрудно видеть, что в данных ситуациях как раз и решаются задачи на распознавание (наблюдение и удостоверение) социальных процессов; на предвидение (прогнозирование и планирование); выбор технологии (программирование исполнительской деятельности); контроль и корригирование.

Все эти ситуации и решаемые при их регулировании мыслительные задачи в сфере уголовной политики имеют специфический ракурс, если их рассматривать применительно к позициям отдельных участников этой деятельности. Так, работники правоохранительных органов сталкиваются с ситуациями и решают мыслительные задачи, определяемые их компетенцией. Для представителей местных органов власти ситуации уголовной политики, требующие применения социально-правового мышления, носят несколько иной, более общий характер. Они связаны с необходимостью учета местных условий, обеспечением координации деятельности участников на уровне региона, совершенствованием правоприменительной практики.

Представители общественности, в свою очередь, решают мыслительные задачи по реализации мер, заменяющих уголовное наказание, включая организацию индивидуально-профилактической деятельности.

С учетом сказанного, на наш взгляд, можно выделить специфические черты, характерные для социально-правового мышления в целом и отличающие его от других направлений профессионального мышления.

Прежде всего, социально-правовое мышление, основываясь на признании правовой природы всех мер борьбы с преступностью, что находит свое выражение в соблюдении режима социалистической законности, состоит в согласовании относительно стабильных правовых требований с изменяющимися социальными потребностями и условиями. Каждая мера борьбы с преступностью так или иначе должна опираться на правовые нормы, которые либо обязывают к ее проведению, либо разрешают, не воспрещают ее. Именно поэтому социально-правовое мышление противодействует принятию мер борьбы с преступностью, противоречащих действующему праву.

Ведущей чертой социально-правового мышления, роднящей его с иными видами социального (экологического, экономического, управленческого и т. п.) мышления, является опора на социальную практику и постоянное строгое использование марксистско-ленинской методологии.

Решая прикладные задачи на основе социально-правового мышления, практик рассматривает выявленные им факты, ситуации с позиций партийных решений, социальной политики государства, научных оценок различных явлений социальной действительности. Здесь чрезвычайно важным оказываются опора на исходные положения, сформулированные на более высоком уровне, истолкование конкретного на основе общего.

Специфической чертой социально-правового мышления является использование различных видов социальной информации при решении мыслительных, а соответственно, и практических задач. Отсюда – необходимость овладения приемами получения разнородной информации, к которым можно отнести представление о наиболее значимых социальных процессах, характеризующих демографические сдвиги, изменение и рост потребностей граждан, смену стереотипов поведения, отношения к социальным нормам и т. п. Обычно человек располагает огромным объемом информации, которую он не всегда осознает. Специфика социально-правового мышления состоит не столько в расширении объема информации, сколько в ее осознании с позиций целей и возможностей борьбы с преступностью.

Приведем простой пример. Сейчас оживленно обсуждают проблему выпуска средств малой механизации, в частности мини-трактора с системой навесных орудий. Видимо, эта проблема «на слуху» и у работников правоохранительных органов сельской местности. Но особенность социально-правового мышления должна проявиться при этом не в собирании сведений о техническом устройстве указанного трактора, а в анализе таких вопросов: не приведет ли его выпуск к расширению группы шабашников, увеличению их доходов вследствие его высокой цены и сложности обслуживания; не вызовет ли его широкое применение утечку общественного и государственного горючего и запчастей, если они будут взаимозаменяемыми, т. е. не приведет ли это к росту правонарушений; как, какими средствами избежать этого, не подрывая самой идеи облегчения труда честных граждан.

Как видим, важной чертой социально-правового мышления является его опережающий характер. Надо признать, что юридическое мышление все-таки в значительной своей части сформировалось как решение мыслительных задач по поводу прошлого: факта правонарушения, совершенной сделки и т. д., хотя каждое такое решение обращено в будущее. Так, квалификация преступления исчерпывается выбором правовой нормы и, строго говоря, остается в пределах реагирования на совершенное событие. Многие же меры борьбы с преступностью, включая формирование практики назначения уголовного наказания в соответствующих актах высших судебных органов страны, опираясь на реально существующие явления, все же рассчитаны на возможное течение событий и даже на изменения этого течения упреждающим регулированием.

Далее, социально-правовое мышление осуществляется в условиях неопределенности. Как правило, сами мыслительные задачи сформулированы в крайне общем виде – «не допустить рост преступности», «устранить ее причины» и т. д. Они нуждаются в конкретизации применительно к условиям региона, объекта, правового статуса участника борьбы с преступностью. Но, кроме того, при этом не хватает сведений и об объекте регулирования, о способах воздействия на него, о влиянии избираемых способов на положение и состояние регулируемого объекта. Это хорошо известно практикам, поскольку теория причин преступности не описывает достаточно строго истоки поведения людей и нет уверенности в том, какие же реально факторы на него действуют.

Поэтому социально-правовое мышление особенно сильно нуждается в постоянной практической, экспериментальной проверке. Оно не допускает догматического подхода, когда однажды данная оценка тех или иных факторов предопределяет длительное время характер принимаемых мер борьбы с преступностью. Диалектичность процесса социального развития требует постоянного анализа возникающих противоречий, учета всей сложности действия факторов, влияющих на поведение людей.

Все эти специфические черты социально-правового мышления подводят к вопросу о содержании и истинности его результатов.

Результаты социально-правового мышления, ответы на решаемые им задачи обычно приобретают специфическое содержание. Они, как правило, вероятностно характеризуют связи между социальными явлениями и преступностью, указывают на возможные тенденции развития, одновременно выступая в виде конкретных описаний поведения людей, состояния социальных процессов и т. д. Продолжив пример с выпуском мини-трактора, отметим, что не каждый его владелец будет непременно приобретать похищенные запчасти, но такая тенденция без принятия соответствующих мер возможна. С позиций социально-правового мышления правовое воспитание – мера необходимая и эффективная, но в отдельных случаях она может и не сработать. Таким образом, результаты социально-правового мышления, как правило, вероятностны. Конечно, это не является их недостатком, ведь жизнь никогда не укладывается в исчерпывающие схемы, но с таким характером итогов социально-правового мышления необходимо считаться. Именно поэтому нельзя, в частности, опровергать результаты социально-правового мышления отдельными примерами, как это порой делается.

Вместе с тем результаты социально-правового мышления по необходимости должны носить практический, регулятивный характер, представать в виде некоторых суждений о том, что необходимо сделать и какие это даст результаты. Это трудная проблема, но правоведы должны стремиться к переводу своих суждений в прикладную, инструментальную форму. Мало сделать вывод о наличии, скажем, негативных последствий развития подсобных хозяйств, важно использовать этот вывод для принятия управленческих решений, например, о дополнительном изучении вопроса с привлечением специалистов, внесении представления, выступлении на компетентном совещании, усилении внимания к выявленным группам правонарушений и т. п.

Следует иметь в виду, далее, что результаты решения социально-правовых прикладных задач носят ограниченный характер и приложимы, во всяком случае без дополнительной проверки, только к тому региону, объекту, на которых были получены. Этим объясняются известные трудности распространения передового опыта, а равно некоторое недоверие к нему со стороны отдельных практиков. Суждения и выводы, преобразованные в предметную деятельность, а затем и в передовой опыт, должны быть проверены на местном материале и по необходимости изменены применительно к условиям места и времени. Это требует известных усилий.

Кроме того, результаты социально-правового мышления ограничены и временными рамками. Бурные процессы социального развития, совершенствование управления, появление новых проблемных ситуаций приводят нередко к старению полученных выводов, и было бы опасно настаивать на их правильности в изменившихся условиях. Именно поэтому социально-правовое мышление должно постоянно сопровождать правоохранительную и правоприменительную деятельность, все меры, направленные на устранение причин и условий преступности.

Нет сомнения, что усиление внимания к социально-правовому мышлению со стороны практических работников, проведение организационных мер и научных исследований, направленных на его развитие и внедрение, чрезвычайно положительно скажутся на эффективности борьбы с преступностью.

Экономико-социологические основания уголовной политики[39]39
  Текст опубликован: Государство и право. 2006. № 8. С. 124–126.


[Закрыть]. Рецензия на книгу В. В. Радаева «Экономическая социология»[40]40
  М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005. 601 с.


[Закрыть]

Рецензируемая работа принадлежит перу известного ученого, который в данном случае выступает как один из наиболее активных разработчиков экономической социологии, причем в значительной степени сориентированной на исследование поведения, нуждающегося в уголовно-правовой оценке. Его перу принадлежит ряд солидных публикаций. Он является инициатором издания сборников научных работ с участием российских и иностранных авторов, руководителем нескольких исследовательских проектов.

Монография отличается фактическим богатством содержания, практической направленностью и подготовленностью к использованию специалистами различных профилей, в том числе непосредственно связанных с обеспечением правопорядка в экономике. В книге речь идет о России, о ее реалиях, проблемах и надеждах.

В. В. Радаев счел необходимым в самом начале определить кратко основную цель своей работы. Она состоит в систематизации разнообразных экономико-социологических подходов к объекту исследования и в предложении набора традиционных и впервые разработанных исследовательских инструментов для теоретических и эмпирических изысканий, что конкретизируется в задачах выявления и показе спектра возможных альтернативных решений в исследуемой им сфере. Многие экономисты в настоящее время склонны к так называемому экономическому империализму, т. е. способны применять экономические методы для решения самых разнообразных социальных задач, и это сказывается позитивно на содержании и возможностях рецензируемой работы. Автор исследует такие проблемы, как государственное регулирование экономики, неформальная экономика, различные виды поведения, включая и поведение уголовно наказуемое. Но наиболее существенным представляется то, что В. В. Радаев сумел убедительно показать: рынок, предпринимательство, общественно-экономические отношения – это специфические социальные феномены. Автор подчеркивает, что с экономикой нельзя обращаться произвольно и что разрушенная экономика неизбежно приводит к социальной катастрофе. Такая установка важна для всех. Она дисциплинирует экономическое и правовое мышление, а следовательно, так или иначе определяет цели, содержание и границы правового регулирования. Юристы же нередко парадоксальным образом склонны преувеличивать возможности регулирования правом экономических отношений, ставя перед ним явно невыполнимые задачи, стремясь (едва ли не любой ценой) к «порядку» и приписывая, скажем, разрушение планового хозяйства чьей-либо злой воле.

В связи с этим в рецензируемой работе В. В. Радаева представлен анализ реальностей экономического поведения, причем прежде всего таких реальностей, например в сфере отклоняющегося поведения, которые разрушают экономику. Здесь дано более реальное описание экономических процессов, чем, скажем, в криминологической литературе, поскольку оно дается с позиций субъекта экономики в широком смысле слова. Несколько отвлекаясь от собственно авторской мысли, следует отметить, что юристы мало интересуются такими вещами, как покупательная способность населения, издержки, связанные с преодолением барьеров на рынке, и не только административных.

Для познания реальностей вводятся малопривычные в юридической литературе понятия «трансформационные и альтернативные издержки», «хозяйственная власть», «проблема безбилетника», «демонстративная праздность» и пр. Но все же самое интересное состоит в авторском анализе практики и научного опыта, в корректном изложении взглядов и теорий, включая взвешенные характеристики марксизма.

В. В. Радаев, обращаясь к понятию «экономическая социология», ее истокам, пишет: «На протяжении всей книги центральный объект внимания – действия человека. Я начинаю с обоснования принципов действия, их социальной обусловленности и структуры хозяйственных мотивов человека, переходя далее к рассмотрению его конкретных хозяйственных ролей – участника рынка и предпринимателя, менеджера и наемного работника, члена домашнего хозяйства и потребителя. По мере выполнения этих ролей человек включается в более широкие социальные структуры общности – становится членом хозяйственных организаций и представителем социальных групп, его действия вплетаются в панорамные картины эволюции хозяйства и общества». И затем вывод: «Экономическая социология изучает хозяйственные действия людей, которые не только выбирают наилучшие способы использования ограниченных ресурсов, но также обучают друг друга нормам поведения, борются за доминирующие позиции, создают новые структуры и входят в состав имеющихся структур».

Заявленные направления конкретизируются в 12 разделах книги. В двух первых и последнем из них рассматриваются теоретические проблемы. В остальных разделах дается социологический анализ рынков, раскрывается предпринимательство как социальное явление, рассматривается социология хозяйственных организаций, когда, по словам автора, предприниматель превращается в менеджера, характеризуются организационные модели и поведение человека, отношения занятости, т. е. проблемы создания, распределения и смены рабочих мест. Подробно описываются потребительская практика и денежные отношения, даются основные понятия социальной стратификации и, наконец, исследуется формирование хозяйственных идеологий.

Внимательное чтение книги убеждает в том, что достижения экономической социологии и связанные с ними подходы успешно могут быть использованы, в частности, при решении столь наболевших проблем, как уголовно-правовое обеспечение государственного регулирования экономики, взаимодействия публичной власти и бизнеса, определение оснований и границ юридической ответственности, а также того, что юристы называют предупреждением противоправного поведения. Однако применительно к экономической социологии и экономике в целом юристам еще следует осознать и реализовать эти возможности.

В правоведении не было и, вероятно, не могло быть отрасли знания, изучавшей «экономического и социологического человека» в том понимании, которое представлено в исследованиях В. В. Радаева. Криминология активно изучала личность преступника и преступное поведение, но не человека дела и не механизм целостного экономического поведения. Факторы риска, условия конкуренции, ресурсоемкость предпринимательства, способности к инновационному поведению нередко во внимание не принимаются.

В. В. Радаев ставит во главу угла личность, человека, субъекта и начинает с него. Возможно, главное здесь состоит в более полном, чем это привычно для криминологов, структурном описании человека как субъекта социального действия на основе двух различных дисциплин, а также в характеристике теорий, которые в значительной степени конкретизируют направления описания, представляя наборы или системы аналитических конструкций. Для специалистов в области уголовного права и криминологии такое описание принципиально дополняет и корректирует во многих отношениях действительно необходимую им информацию. Понимание сложности личности и разнообразия поведения человека – сильная сторона рецензируемой книги, она важна для понимания и оптимизации действия уголовного закона.

Автор связывает процесс выявления экономического и социального в человеке, в его личности с развитием социальной теории, изменением взаимоотношений экономики и социологии. Данные об этом привязываются к характеристике различных школ и парадигм, которые конкретизируются по четырем предпосылкам. Предпосылки эти весьма наглядны: человек независим, человек эгоистичен, человек рационален, человек информирован. Экономическая социология в рамках своих возможностей как раз должна выяснить, так ли это, когда, в чем, как и насколько человек независим, эгоистичен, рационален и информирован, насколько и какой ценой, что крайне важно, эти свойства поддаются постороннему воздействию или саморегулируются. Эти же вопросы в формулировках проблемы свободы воли, значения потребностей в механизме преступного поведения, эффективности профилактики и наказания, как известно, беспокоят и юристов. Приводимый в связи с этим материал весьма обширен и выражен в специфических понятиях, но трудности восприятия скрашиваются четким структурированием материала, что дает возможность заинтересованному читателю получить в свое распоряжение обширный инструментарий, позволяющий глубже осознать факторы отклоняющегося поведения, его механизм и точки профилактического воздействия.

Приведем только некоторые примеры, так как сколько-нибудь полное изложение в данном случае невозможно. Один из подходов, рассматриваемых В. В. Радаевым со ссылкой на лидера фрайбургской экономической школы В. Ойкена, – типы экономических личностей, складывающиеся из ограниченного числа фиксированных принципов, к которым относятся объективное или субъективное следование экономическому принципу, постоянство или изменчивость уровня потребностей, следование принципу максимизации дохода, долгосрочность планов, сила традиционных связей. Здесь для уголовной политики крайне существенны статистически преобладающие характеристики потребностей, поскольку используемое их разделение на нормальные и искаженные отражает лишь представления наблюдателя о жизни, а не ее реалии.

Любая правовая норма так или иначе воздействует на поведение, и знание его механизма определяет понимание переносимости и эффективности правового регулирования. Можно полагать, что годы плановой экономики показали бесполезность борьбы со спекуляцией, незаконным посредничеством и пр. Поэтому необходимо реально учитывать структуру и устойчивость, интенсивность и иные параметры поведения в сфере экономики и других сферах социальной жизни с тем, чтобы знать, что можно запретить, а какой запрет чреват взрывом (политическим или экономическим).

На основе современной теории в книге даются элементы экономического действия. Автор относит к ним: ограниченность ресурсов; возможность их альтернативного употребления; ненасильственный характер контроля над ресурсами; нацеленность на обеспечение жизнедеятельности людей, количественную определенность целей и средств. При этом экономические действия поддаются классификации и имеют социальные основания. Как полагает автор, это позволяет строить разные модели типов между полюсами «недосоциализированного» и «пересоциализированного» действия. В его представлении для «экономико-социологического» человека характерны следующие черты.

Во-первых, это познающий, социализирующийся, борющийся человек, который в рамках многих ограничений сам строит свой мир, демонстрируя способность и к самостоятельному действию, и к рефлексии.

Во-вторых, он способен переходить от логики экономически ориентированного к логике социально ориентированного действия и обратно.

В-третьих, он способен поступать «вопреки», в том числе вопреки очевидной рациональности или устоявшимся нормам.

В-четвертых, он готов к дифференцированным действиям.

Все эти действия, как показывает В. В. Радаев, осуществляются в определенном контексте, т. е. они именно укоренены. Автор выделяет здесь действительно реальные сферы укорененности, относя к ним хозяйственную культуру и власть. Читателю, привыкшему к позитивистскому, строго нормативному подходу, иногда сложно в данном случае отделить содержание деятельности от ее контекста, но здесь чрезвычайно важны некоторые положения, выдвигаемые автором для понимания генезиса поведения и ответственности за него. В. В. Радаев связывает возникновение хозяйственной власти с борьбой за ресурсы. Он отмечает, что власть включает в себя такие элементы, как право на истолкование событий и выдвижение целей развития, особые позиции в распределении ресурсов, контроль доступа к информации как к особому ресурсу, возможность запрещать и предписывать, способность оказывать личное влияние.

В книге рассматриваются негативные эффекты «экстерналии», как называют это экономисты, связанные с возникновением и продавливанием рынка, которые, быть может, следовало бы учесть в процессе монетизации и которые определенным образом фактически программируют деятельность государства. Автор совершенно правильно подчеркивает ряд обстоятельств. Одно из них: ключевой признак государства – монополия на легитимное насилие, из которой вытекает фискальная монополия, и это является чувствительным объектом оппортунистического поведения. Второе: сочетание государственных и рыночных структур глубоко специфично для каждой страны, а главным вопросом является не количественное соотношение государства и рынка, но способы их взаимодействия на основе выполнения законодательной, репрессивной, распределительной, монетарной и производственной функций.