Текст книги "Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец"

Он был сыном нубийца, его звали Сахбан. Он – один из лучших среди суфиев, один из достойнейших среди тех, чья духовность скрыта от посторонних ('айяран), ибо он избрал путь сокрушённости и странствовал по стезе порицания (маламат). Все люди Египта терялись в догадках о его истинном состоянии и не верили в него до самой его смерти. В ночь его кончины семьдесят человек увидели во сне Посланника, который сказал:

– Иду встречать Зун-Нуна, друга Божьего.

После его смерти на лбу у него проступили слова:

Вот воэлюбленный Божий, умерший в любви к Богу, убитый Богом.

Во время его погребения птицы небесные слетелись со всех сторон и простёрли свои крылья над похоронными дрогами, осенив их тенью. Увидев это, все египтяне почувствовали угрызения совести и раскаялись в несправедливостях, которые чинили ему. У него много точных, выразительных высказываний об истинах мистического знания. Например, он говорит:

«Познающий ('ариф) более смиренен в повседневности, ибо в каждый момент он подходит ближе к своему Господу» – поскольку он осознаёт могущество Божественного Всевластия, и, когда его сердце исполняется величием Божьим, он видит, как далёк он от Господа и что нет возможности достигнуть Его; поэтому он становится ещё более смиренным.

Так, Муса (Моисей) сказал, беседуя с Господом:

– О Господи, где мне искать Тебя?

Бог ответил:

– Среди тех, чьи сердца сокрушены.

Муса сказал:

– Нет сердца более сокрушённого, чем моё.

Бог ответил:

– Тогда Я – там, где ты.

Кто хочет познать Бога без смирения и страха – тот невежественный глупец, а не познающий. Признак подлинного знания – искренняя воля, а искренняя воля порывает со всеми вторичными причинами и отношениями, не оставляя ничего, кроме Бога.

Зун-Нун говорит:

Искренность (сидк) – меч Божий на земле: он рассекает всё, чего касается.

Искренность проявляет Побудителя и не имеет отношения к утверждению вторичных причин. Утверждать их – значит разрушать принцип искренности.

Среди историй о Зун-Нуне есть такая. Как-то он плыл на лодке со своими учениками по Нилу. У египтян в обычае речные прогулки ради отдыха. Их догнала другая лодка с веселящимися людьми, чьё несдержанное поведение так возмутило учеников, что они обратились к Зун-Нуну, чтобы он попросил Господа потопить лодку.

Зун-Нун воздел руки вверх и промолвил:

– О Господи, в этом мире Ты даровал этим людям приятную жизнь, даруй им приятную жизнь и в будущем мире!

Ученики изумились его молитве. Когда лодка подошла ближе и люди в ней увидели Зун-Нуна, они начали плакать и просить прощения, разбили свои лютни и раскаялись перед Богом.

Зун-Нун сказал ученикам:

– Приятная жизнь в будущем мире есть раскаяние в этом мире. Всем хорошо – и вам, и им, и никто не в ущербе.

Он поступал так из чувства глубокой любви к мусульманам, следуя примеру Посланника, который, несмотря на дурное обхождение со стороны неверных, никогда не забывал произнести:

О Боже! Направь мой народ, ибо они не ведают.

Зун-Нун рассказывает, что, когда он странствовал из Иерусалима в Египет, он увидел, что кто-то вдалеке движется в его направлении, и ощутил желание поговорить с этим человеком. Когда человек приблизился, это оказалась старуха с посохом ('укказа)[67]67
  Укказа – треножник, на котором устанавливаются кожаные мехи для воды, согласно подстрочному примечанию в [I.].


[Закрыть], одетая в шерстяную накидку (джубба). Он спросил её, откуда она идёт.

– От Бога, – ответила она.

– А куда направляешься?

– К Богу.

Зун-Нун протянул ей золотой слиток, который был у него, но она затрясла рукой у него перед лицом со словами:

– О Зун-Нун, ты проявил немощь своего ума, помыслив так обо мне. Я тружусь Бога ради и не беру ничего, что не от Него. Я почитаю Его одного и принимаю лишь от Него одного.

Сказав так, она пошла своей дорогой. Слова старухи о том, что она трудится Бога ради, – подтверждение её искренности в любви.

Люди, совершающие что-либо Бога ради, бывают двух родов.

Одни воображают, что трудятся во имя Бога, на самом деле работая для себя; и, хотя их труд не имеет мирских мотивов, они желают награды в ином мире.

Другие не думают о награде и наказании в мире ином, как и о том, чтобы произвести впечатление или обрести влияние в мире этом; они действуют исключительно из благоговения перед Божьими установлениями. Их любовь к Богу заставляет их забыть о своих эгоистических интересах, когда они исполняют Его установления.

Первые воображают, будто то, что они исполняют ради мира иного, они исполняют ради Господа, не удосужившись узнать, что набожные люди находят больший эгоистический интерес в поклонении, чем грешники – в грехе, ибо удовольствие грешника длится лишь мгновение, а поклонение – это блаженство навсегда.

Кроме того, Господу нет прибытка от религиозных поклонений людей, как и нет убытка от их неисполнения.

Если бы все в мире действовали с правдивостью Абу Бакра, весь прибыток принадлежал бы людям; а если бы все были лживы в своих поступках, как Фараон, – то весь убыток достался бы людям.

Как сказал Господь:

И если вы добро творили,

Вы это делали себе [на пользу],

А если вы творили зло,

Его вы делали опять же для самих себя. (Коран 17:7)

И ещё:

И кто усердствует на промысле Господнем,

Усердствует на благо собственной души —

Аллах свободен от нужды в мирах,

[Которые Он Сам же создал]. (Коран 29:6)

Они взыскуют для себя вечное царствие и говорят: «Мы трудимся Бога ради», однако идти по стезе любви – непростое дело.

Любящие, исполняя Божественный завет, следуют лишь воле Возлюбленной, исполняя её и более ни на что не взирая. Эта тема будет рассмотрена в главе об искренности (ихлас).

На своём Пути он был единственным в своём роде, являясь духовным наставником своих современников.

Он был учеником пророка Хизра, встречался со многими суфийскими шейхами древности и был связан с имамом Абу Ханифой, у которого изучал богословие ('илм).

В молодости он был царевичем Балха. Однажды он отправился на охоту и оторвался от своей свиты, преследуя газель.

Бог побудил газель заговорить и обратиться к нему со словами:

– Для этого ты сотворён или тебе завещано делать это[68]68
  У Аттара в «Житии святых» газель заговорила, когда царевич, натянув тетиву своего лука, готов был убить её. – Прим. рус. пер.


[Закрыть]?

Он раскаялся, бросил всё и встал на путь подвижничества и воздержания. Он свёл знакомство с Фузайлем ибн Ийязом и Суфьяном Саври и общался с ними на равных. После обращения он никогда не ел иной пищи, кроме заработанной своим трудом. Его высказывания об истинах суфизма самобытны и утончённы. Джунайд сказал:

Ибрахим – первый в [мистических] науках.

Передают, что он сказал:

«Прими Господа как своего товарища и оставь людей самим себе» – то есть когда человек надлежащим образом и искренне обращается к Богу, правильное обращение его к Богу требует, чтобы он повернулся спиной к людям, поскольку общество людей не имеет ничего общего с помыслами о Боге.

Дружба с Господом – это искренность в исполнении Его заветов, а искренность в поклонении исходит из чистоты в любви, а чистая любовь к Богу исходит из отрешённости от страстей и похоти. Кому близка чувственная любовь – тот отделён от Бога. А кто отделён от чувственных удовольствий – тот пребывает с Богом. И потому в отношении к самому себе ты являешь собою всё человечество: отвернись от себя – и ты отвернёшься от всего человечества. Неправильно, если ты отворачиваешься от людей, поворачиваясь к самому себе, и озабочен самим собой, в то время как то, что происходит со всеми людьми, определяется провидением и предопределено Господом.

Внешняя и внутренняя прямота (истикамат) искателя имеет две опоры: теоретическую и практическую.

Первая состоит в том, чтобы воспринимать добро и зло как предопределённые Господом, ибо ничто в мироздании не покоится и не движется, пока Господь не изволит создать в этой вещи покой либо движение.

Вторая заключается в исполнении Божьих заветов, в правильности действия по отношению к Нему и в исполнении обязательств, которые Он утвердил. Предопределённость не может служить оправданием пренебрежению Его предписаниями.

Подлинный отказ от человечества невозможен, пока ты не отринул самого себя. Как только ты отказался от самого себя – оказывается, что всё человечество нужно для исполнения Божьей воли; и как только ты обратишься к Богу – оказывается, что ты нужен для исполнения Божьего завета. Поэтому непозволительно довольствоваться человечеством.

Если ты будешь довольствоваться чем-то помимо Бога, по крайней мере довольствуйся «иным» (гайр), ибо довольство иным имеет отношение к Единению (таухид), а довольство собой означает принижение Творца (та'тил).

По этой причине шейх Абу'ль-Хасан Салиба[69]69
  См. [Нафахат, № 347], где он назван Абу’ль-Хусейн Салиба.


[Закрыть] говорил, что для новообращённых лучше находиться под влиянием кошки, чем под своим собственным влиянием, поскольку дружба со своим «я» ведёт к поощрению чувственных привязанностей. Эта тема будет рассмотрена в соответствующем месте.

Ибрахим ибн Адхам приводит такой случай:

Однажды, когда я забрёл в пустыню, появился старец и сказал мне:

– О Ибрахим, знаешь ли, что это за место, куда ты пришёл своими ногами и без дорожных припасов?

Я понял, что это Сатана. Я достал из-за пазухи четыре монетки, которые выручил в Куфе за продажу корзинки, отшвырнул их прочь и дал себе слово, что исполню молитву с четырьмястами коленопреклонениями на каждый фарсанг, проходимый мною.

Четыре года я шёл через пустыню, и Господь подавал мне каждодневный кусок хлеба без всяких просьб с моей стороны. В течение этого времени Хизр общался со мной и обучил меня Великому Имени Божьему. И тогда моё сердце полностью очистилось от «иного» (гайр).

Он был связан с Фузайлем и был учеником у своего дяди по матери Али ибн Хашрама. Он был сведущ в фундаментальных науках так же основательно, как и в прикладных. Его обращение произошло следующим образом. Однажды, будучи пьяным, он нашёл на дороге обрывок бумаги, на котором было написано:

Во имя Бога, Милостивого, Милосердного.

Он с благоговением поднял его, надушил благовониями и положил в чистое место. В ту же ночь ему приснилось, что Бог сказал ему:

– О Бишр, ты сделал имя моё благоуханным, и потому клянусь Моею славой, что сделаю твоё имя благоуханным в этом мире и в следующем.

Он покаялся и избрал подвижничество. Он столь глубоко ушёл в созерцание Бога, что всегда ходил босым.

На вопрос о причине этого он ответил:

– Земля – Его ковёр, я думаю, неправильно наступать на Его ковёр, имея что-то между своей ногой и Его ковром.

Таков один из его необычных подходов: сосредоточив свой ум на Боге, он воспринимал обувь как «завесу» [между собой и Богом].

Передают, что он сказал:

Всякий, кто желает быть почтённым в этом мире и возвышенным в следующем мире, пусть остерегается трёх вещей: обращаться к кому-либо с просьбой, говорить дурное о ком-либо, принимать пищу от человека.

Ни один человек из знающих путь к Богу не обратится с просьбой к людям, потому что поступать так – значит выказывать своё неведение Бога: если он знает Подателя всех благ, он не будет просить у таких же, как он сам, сотворённых существ.

А человек, говорящий дурно о ком-либо, тем самым ставит под сомнение предначертания Божьи, поскольку как сам человек, так и его поступки созидаются Богом, и на кого падает проклятие за содеянное, как не на побудителя? Однако это неприложимо по отношению к проклятию, которое Господь повелел нам насылать на неверных.

Это величайший из шейхов по чину и достоинству, о котором Джунайд сказал: «Абу Язид среди нас занимает такое же положение, как Джабраил [Гавриил] среди ангелов».

Его дед был магом, а отец принадлежал к кругам знати Бистама. Он – автор многих заслуживающих доверия рассказов, касающихся Речений Посланника. Он является одним из десяти избранных Имамов суфизма. До него никто столь глубоко не вникал в откровения этого учения. Он всегда отличался любовью к богословию и почитанием Священного Закона, не имея ничего общего с той напраслиной, которую возводили на него некоторые люди, пытавшиеся примерить на него свои еретические воззрения. Основу его жизни всегда составляли самообуздание и практика поклонения. Записано его высказывание:

Тридцать лет я подвизался в самообуздании и обнаружил, что нет ничего труднее, чем воспринять Божественное и следовать его заповедям. Однако из-за разлада с богословами я потерпел полную неудачу в своих устремлениях. Разлад с богословами – это милость, приберегаемая для места Единения.

И это действительно так, ибо человеческая натура более склонна к неведению, чем к знанию, и если в неведении легко сотворить множество вещей, то, обладая знанием, нелегко сделать и один шаг. Мост Священного Закона много тоньше и опаснее, чем мост (сират) в мир иной. И потому это побуждает тебя действовать во всех случаях таким образом, чтобы, не достигнув высокого чина и выдающейся «стоянки», ты мог по меньшей мере оставаться в рамках Священного Закона. Даже если ты всё утратишь, твои труды поклонения останутся с тобой. Пренебречь ими – худшая из напастей, которая может обрушиться на новичка.

Передают, что Абу Язид сказал:

«Рай не имеет цены в глазах любящих, и любящие отделены [от Бога] „завесой“ своей любви» – то есть Рай – сотворён, любовь же – несотворённый атрибут Бога. Любой, кого сотворённое удерживает от несотворённого, ничего не стоит. Сотворённые вещи никчёмны в глазах любящих.

Любящие заслонены любовью, потому что существование любви подразумевает двойственность, что несовместимо с единством (таухид). Путь любящих – от единства к единству, но изъян любви заключается в необходимости существования желающего (мурид) и желаемого (мурад). Либо Бог должен быть желающим, а человек – желаемым, либо наоборот.

В первом случае бытие человека покоится на желании Бога.

А если человек – желающий, а Бог – желаемое, то поиск желаемого может не увенчаться успехом; в любом случае в любящем сохраняется разлагающее влияние бытия. Поэтому упразднение любящего в непреходящей любви более совершенно, чем его существование посредством непреходящей любви.

Передают, что Абу Язид сказал:

Я отправился в Мекку и увидел Дом, стоящий отдельно от всех. Я сказал: «Моё паломничество не принято, ведь я и раньше видел много таких камней».

Я отправился снова и увидел Дом и Владыку Дома. Я сказал: «Это ещё не единство».

На третий раз я увидел одного Владыку Дома. Голос в моём сердце прошептал: «О Абу Язид, если бы ты не заглядывался на самого себя, ты не был бы многобожником (мушрик), даже если бы видел всё мироздание. Но ты смотришь на себя, и потому ты многобожник, хоть ты и слеп по отношению ко всему мирозданию».

И тогда я раскаялся, и ещё раз раскаялся в своём раскаянии, и, более того, ещё раз раскаялся в том, что видел своё собственное существование.

Эта утончённая история освещает глубины его состояния и содержит ценные указания для людей духа.

Он преуспел в основных и производных науках, его авторитетность признана всеми богословами его времени. Он написал труд под названием «Ри'айят»[70]70
  Полное название – «Ри’айят ли-хукук Аллах» – «Соблюдение должного перед Господом».


[Закрыть] о принципах суфизма и много других работ. В каждой отрасли знания он показал себя человеком возвышенных чувств и проницательного ума. В своё время он был первым шейхом Багдада.

Передают, что он сказал:

Аль-'илм би-харакат аль-кулуб фи мутала'ат аль-гуюб ашраф мин аль-'амаль би-харакат аль-джаварих — то есть «Тот, кому знакомы тайные движения сердца, лучше, чем тот, кто действует, двигая членами тела». Это означает, что знание – это совершенство, а неведение – поиск, и знание святыни лучше, чем неведение у двери: знание ведёт человека к совершенству, а неведение даже не позволяет ему вступить [на путь совершенствования]. В действительности знание выше, чем действие, ибо возможно узнать Бога посредством знания, но невозможно достигнуть Его посредством действия. Если бы можно были обрести Его с помощью действия без знания, христиане и монахи-подвижники прозревали бы Его лицом к лицу, а верующие-грешники не видели бы Его. Поэтому знание – это Божественный атрибут, а действие – человеческий атрибут.

Некоторые передатчики этого речения впадали в ошибку, читая аль-'амаль би-харакат аль-кулуб[71]71
  Такое чтение приводится в «Табакат ас-суфийя» Абу Абд ар-Рахмана ас-Сулами (рукопись Британского музея, прим. 18, 520, ст. 13а).


[Закрыть], что явно нелепо, поскольку действия человека никак не влияют на движения сердца. Если автор использует это выражение, чтобы обозначить размышление и созерцание, касающиеся внутренних тонких восприятий, это не вызывает возражений, ибо Посланник сказал:

«Миг размышления лучше, чем шестьдесят лет поклонения» – а духовные действия воистину превосходят телесные действия, и эффект, производимый тонкими внутренними восприятиями и действиями, на самом деле более совершенен, чем эффект, производимый внешними действиями. Поэтому говорят: «Сон мудреца – труд поклонения, а бодрствование глупца – грех» – ибо сердце мудреца подчинено [Богу] и во время сна, и во время бодрствования; а когда сердце подчинено, тело также подчинено. И потому сердце, подчинённое Божьей власти, лучше, чем чувственная часть человека, которая управляет его внешними движениями и действиями, направленными на самообуздание.

Передают, что Харис сказал однажды дервишу:

Кун лиллах ва-илла ла такун – «Будь Божьим или будь никем» – то есть либо существуй через Бога или утрать своё индивидуальное существование; либо соединись с чистотой (сафват) или отделись нищетой (факр); либо [находись] в состоянии, описанном в словах: «Адаму низко поклонитесь» (Коран 2:34), или в состоянии, описанном словами:

Ужель над человеком не прошёл

Тот долгий срок, когда он был ничем? (Коран 76:1)

Если ты предашь себя Богу по своей воле, твоё воскресение произойдёт посредством тебя же; а если нет – то ты воскреснешь через Бога.

Он был учеником Абу Ханифы и современником Фузайля и Ибрахима ибн Адхама. В суфизме он был учеником Хабиба Раи. Он был глубоко осведомлён во всех науках и не имел себе равных в законоведении (фикх). Но он предпочёл уединение и обратился спиной к влиятельности, избрав путь аскетизма и набожности.

Передают, что он сказал одному из своих учеников:

«Если желаешь благоденствия, простись с этим миром, а если желаешь благодати (карамат), произнеси такбир[72]72
  Такбир, то есть слова «Аллах акбар» – «Бог велик», произносятся четыре раза в погребальной молитве мусульман.


[Закрыть] над будущим миром» – то есть оба мира суть «завесы»[то, что заслоняет тебя от видения Бога]. Спокойствие (фарагат) любого рода покоится на этих двух советах. Любой, кто хочет обрести покой тела, должен повернуться спиной к этому миру; и любой, кто хочет обрести покой сердца, должен очистить сердце от тяготения к миру иному.

Хорошо известно, что Дауд постоянно общался с Мухаммадом ибн аль-Хасаном[73]73
  Мухаммад ибн аль-Хасан и Абу Юсуф были крупнейшими законоведами ханифитской школы. См. [Вгосkelmann, I,171].


[Закрыть], но никогда не принимал кази Абу Юсуфа. На вопрос, почему он почитает одного из двух выдающихся богословов своего времени и отказывается принимать другого, он ответил, что до того, как Мухаммад ибн аль-Хасан стал богословом, он был богат и благополучен, и богословие стало причиной его духовного продвижения и мирского унижения. А Абу Юсуф до того, как стал богословом, был беден и презираем, для него богословие стало средством обретения достатка и власти.

Передают, что Ма'руф Кархи сказал:

Я никогда не видел никого, кто уделял бы мирскому меньше внимания, чем Дауд Таи; мир и миряне не имели никакой цены в его глазах, а на дервишей (фукара) он смотрел как на совершенных, хотя бы они и были испорченными.

Он приходился Джунайду дядей по матери. Он был сведущ во всех науках и преуспел в суфизме. Он первый уделил самое пристальное внимание классификации «стоянок» (макамат) и пояснению духовных «состояний» (ахваль). Большинство шейхов Ирака – его ученики. Ему доводилось встречаться с Хабибом Раи и общаться с ним. Он был учеником Ма'руфа Кархи. На багдадском базаре у него была бакалейная лавка (сакат-фуруш). Как-то на базаре случился пожар, и ему сказали, что лавка сгорела.

Он только и сказал: «Вот я и свободен от забот о ней».

Потом выяснилось, что лавка уцелела, хотя вокруг неё все лавки сгорели. Увидев это, Сари раздал всё, что имел, бедным и вступил на суфийский путь. Его спросили, что послужило толчком к этому.

Он сказал:

Однажды Хабиб Раи зашёл ко мне в лавку, и я отдал ему чёрствый хлеб, попросив отдать бедным. Он сказал мне: «Богда вознаградит тебя!» С того дня, как я услышал его молитву, мне больше не было успеха в мирских делах.

Передают, что Сари сказал:

«О Боже, какое бы наказание Ты ни послал мне, не наказывай меня унижением быть отделённым „завесой“ от Тебя» – ибо, если я не заслонён от Тебя, мои мучения и беды будут озарены поминанием и созерцанием Тебя; а если я отгорожен от Тебя, даже Твоя щедрость будет убийственна для меня. Нет наказания в Аду более мучительного и тяжкого, чем оказаться за «завесой».

Если бы Бог явил Себя в Аду обитателям Ада, у верующих-грешников никогда бы и мысли не возникло о Рае – узрение Бога исполнило бы их такой радостью, что они перестали бы ощущать телесную боль.

А в Раю нет блаженства выше, чем отсутствие «завесы» (кашф). Если бы люди там стократно ублажались всеми благами этого места и другими удовольствиями, будучи при этом отделены «завесой» от Бога, то их сердца были бы разбиты. Поэтому обычай Бога – дозволить сердцам тех, кто любит Его, всегда видеть Его, чтобы блаженство от этого могло облегчить им любую беду, и они произносят в своих молитвах:

Лучше любые напасти, чем быть отделённым «завесой» от Тебя. Когда Твоя красота явлена нашим сердцам, мы и думать не думаем о напастях.