Текст книги "Бог, мысль и «козлы отпущения»"

Часть 2
Семья и козлы отпущения

Предисловие

«Кумиры» и «козлы отпущения»

Мы живём и боремся не только за кусок хлеба, но и за доминантность. Подобная борьба, не только душевная, происходит каждодневно. Пожалуй, нет живого существа, а также человека, который хоть раз в жизни не захотел бы доминировать над другим. И необязательно приводить в пример Наполеона, Александра Македонского или Чингиз-Хана… Борьба, соревнование друг с другом начинается с детства, на улице или дома, между братьями и сёстрами. Существует закономерность бытия, когда одно без другого не может существовать, например: плюс и минус в магните, волки и овцы, плохое и хорошее в характере, – спрашивается, для чего нам нужны «кумиры» или, как их ещё называют, «идолы» и их антиподы – «козлы отпущения»?

Сталкиваясь, общаясь, мы учим и учимся, часто непроизвольно. Кто-то сегодня в роли «кумира», а завтра в роли «козла», или же на работе он – «козёл», а дома – «кумир», пары отпускает на притихших, любящих или зависимых родных. «Кумиру» нужен «половик» или «козёл отпущения», чтобы было на ком выпустить душевное неудовлетворение и почувствовать себя человеком, на чьём-то фоне выше и лучше, чем он есть на самом деле. И та и другая сторона являются противоположностями, крайностями. Борьба подобных противоположностей может обернуться оздоравливающим итогом, когда «козёл» научится отстаивать своё мнение – право быть личностью, а «кумир» уважать не только себя. Или же борьба может вылиться в негативный результат, когда заболевший «кумиром» окончательно поверит в свою непревзойдённость, а бывший «козёл отпущения» начнёт мстить налево и направо, создавая себе подобных, рождая потерявших веру в себя или волю к борьбе за достоинство… до тех пор, пока та и другая противоборствующая сторона не разболеются окончательно, перенасытив себя отрицательной энергией, если, конечно, вовремя не остановятся.

И снова: баланс, дисбаланс, поиск золотой серединки. Борьба вечная, бурная и интересная для всех, кто не потерял, а приобрёл понимание, любовь к людям, к таким как они есть – с их болезнями, страданиями, обидами, дерзостью и скромностью, пребывающими в вечном поиске равновесия, гармонии с миром и с самим собой. Борьба неизбежная, потому что в какую бы сторону она не завела, рано или поздно, но вынудит задуматься.

Глава 1
Кира

Я познакомилась с Кирой в отпуске, в Карловых Варах. Иногда женщины, находясь на отдыхе, делятся своим жизненным опытом и сомнениями даже с незнакомыми людьми, желая разрядиться или найти ответ на проблемы.

С Кирой мы нашли много общего, подружились. Ей 45, но, несмотря на возраст, выглядит она значительно моложе. Необыкновенно красивая, женственная, хрупкая блондинка с большими и очень яркими голубыми глазами, нежной, доброй и мудрой улыбкой.

После завтрака мы прогулялись по парку, а потом присели на лавочку. Мы с ней делились впечатлениями о процедурах, которые нам предложили в санатории. Кира улыбалась, но я остро ощутила исходящую от неё тоску. Мы продолжали болтать о разном.

– Ты замечала, что бывают энергетические вампиры? С некоторыми общаешься, а потом будто из тебя энергию высосали, – задумчиво произнесла Кира.

– Конечно! Люди далеко не все подходят друг другу, даже с родными не всегда легко.

– Часто именно с самыми близкими людьми можно потерять больше энергии, нежели с чужими, – тихо продолжала она. – Знаешь, моя жизнь, я бы её назвала историей козла отпущения, причём, им была не только я сама, но и мой маленький сын…

Кира оперлась руками о край скамейки, приподняв хрупкие плечи.

– … Новый год, я его никогда не забуду. Это был Новый год, когда мой красивый, добрый, перспективный, талантливый и такой любимый муж – сошёл с ума. С этого дня его сознание просветлялось только изредка. Алкоголь сказал своё последнее слово, раз и навсегда поставив точку, он одержал победу над разумом моего бедного «мальчика», как я его называла. Он пролечился, но потом всё равно продолжал пить, несмотря на то, что врачи ему это строго запрещали.

Мы с мужем прожили 16 лет, были одногодками, когда поженились, нам было по 20 лет, оба молодые, красивые и открытые для жизни и любви. Наши родители – дети войны, которым много досталось, и отпечаток от пережитых ужасов войны накрепко поселился у них в сознании. Каждый по-своему перерабатывал перенесённое.

Свекровь – мама мужа – дочь врага народа. Её отец пострадал, честно рассказав руководству, что родственники жены принадлежат дворянскому роду и живут за рубежом. Реакция не заставила себя ждать – его объявили врагом народа и расстреляли. Впечатление у моей свекрови, которая была тогда молодой девушкой, осталось не только от войны, но и от несправедливости и жестокости окружающих. Она всю жизнь внушала моему мужу – своему сыну – быть осторожным, не говорить лишнего, опекала его, где надо и где не надо.

В молодости свекровь была очень хороша собой: стройная, спортивная, кокетливая, с длинными каштановыми косами ниже пояса, с чуть раскосыми, мечтательными карими глазами. После отличного окончания института работала недолго, вышла замуж за молодого, перспективного офицера и затем всю жизнь была домашней хозяйкой, воспитывая своего единственного, любимого и талантливого сына. Она дала ему всё, что только можно было, и даже больше. Он знал языки, играл на фортепьяно, гитаре, скрипке. Обладая прекрасной памятью, читал стихи, потом стал писать свои. В школе он учился только на отлично. Был очень музыкальным, прекрасно пел. Он был спортивным, занимаясь множеством видов спорта, где достигал почти профессионализма, и родителям регулярно приносил грамоты за свои спортивные достижения. Выигрывал соревнования по шахматам. Всё, за что он только ни брался, делал на отлично, вызывая восхищение не только матери, но и окружения. Вырос, стал красивым юношей. Родители отправили его в военную академию, он вышел оттуда инженером, специалистом-программистом. Потом получил ещё одно высшее математическое образование в Университете. Блестящий молодой мужчина!

Только с ним всегда и везде тенью была его мама…

Она почти каждый день приходила в школу, а потом в академию, где он учился, если её не пускали, то заглядывала через ограду, чем там её «ребёнок» занимается. Она ездила с ним на отдых, организуя путёвки не с мужем, с которым у неё были не самые лучшие отношения, а с сыном. Сын, немного вырвавшись из-под чрезмерной опеки мамы, в военной академии, в казарме, среди молодых парней быстро научился курить и пить, пытаясь таким способом самоутвердиться. У мамы проснулись ещё большие страхи за будущее её «ребёнка», она ещё чаще стала появляться в стенах академии, надеясь своим присутствием предотвратить беду. А сын искал выхода из цепей любви матери, но, к сожалению, это было трудно сделать, потому что она ничем не была занята и, ко всему прочему, считая себя во всём правой. Свекровь отличалась особой энергией, напористостью и невероятным упрямством.

Он заканчивал академию, я институт, мы с ним случайно встретились на чьём– то дне рождения и влюбились друг в друга. После второй встречи я не могла больше ни о ком другом думать. Я была покорена, хотя поклонников у меня было достаточно. А он, оказывается, видел меня два года назад и не смог забыть. Он очень красиво ухаживал. Потом мы поженились, закончили вузы, началась работа. Мы оба заняты. Встречи с друзьями, его коллегами, встречи с моими, мы вместе поём не только с друзьям, но и на конкурсах туристических песен, где, как правило, выигрываем первые места. Играем в большой теннис, работаем, любим… Но ни он, ни я не знаем покоя.

Родителей, которых мы любим, мы должны слушать и уважать, мы должны – они столько пережили!…

Я жалею свою маму: блокадница, сирота, всего добивалась сама своим умом и терпением, она стала сильной, её слушают все, даже строгий отец, которого она называет «сыночек». Она звонит мне каждый день и рассказывает о себе всё подробно: о хорошем и плохом, что случилось у неё за день, о своих проблемах и неприятностях – я слушаю, жалею. Я звоню ей, рассказываю всё о себе и своих проблемах, она умеет слушать, жалеет, хочет всё знать…

…Я не смогу, я не справлюсь без маминого совета – она мой друг, умная, я привыкла делиться с ней, слушать её, она ведущая в семье, она сумела с папой, я нет!… С отцом у меня с детства не было понимания, я не справлюсь, у меня не получается с ним, наверное, не получится и с мужем – пусть мама подскажет… Я пребываю в состоянии ожидания какого-то несчастья.

Мои родители часто приходят к нам. Я с привычным уважением, почти с восторгом отношусь к ним, их заслугам, пытаюсь внушить восторг мужу.

Я расскажу тебе немного о своём детстве. Сестра на семь лет старше меня, она подсмеивается надо мной – я младше, наивнее, не понимаю, не умею… Она смелая, как мальчишка, спортивная, это вызывает гордость у отца; я трусиха, пытаюсь не показывать, но боюсь, не умею, как она, сделать мостик или перепрыгнуть через преграду.

Мне года четыре или пять. Я, отец и сестра идём вместе по улице, папа протягивает мне завёрнутую в красивую обёртку конфету, я её с радостью открываю, пробую, но – это оказалось мыло, я заплакала, а отец с сестрой разразились громким смехом, потешаясь над моей растерянностью. Отец подшучивает и подтрунивает надо мной, часто я получаю от него оплеухи, он на меня сердится, кричит, я сама не знаю, за что, чувствую себя виноватой перед чужими и родными, сама не знаю, почему: за то, что ко мне плохо относится отец и сестра… за свою трусость, неловкость, слабость… Маму считаю единственной, как мне кажется, кто меня понимает и любит. Она мне потихоньку, чтобы не услышал отец, объясняет: он не очень умный, но что делать – он кормилец. Она, хоть и на ответственной работе, но получает значительно меньше него, если она отца или он её, не дай Бог, оставит – на её зарплату не проживёт и один человек, а нас у нее двое – надо терпеть!… Я снова жалею маму.

И вот, я повзрослела, замужем, у сестры юмор такой ловкий, такой острый, отточенный и натренированный! Отец привычно ею восхищается и, как всегда, подсмеивается надо мной вместе с ней: вот это да! Молодец! Какая удачная шутка, подхватывают острую шутку, смеются вместе надо мной и моей жизнью… я растерялась и опять, как всегда, не нашлась, что ответить: всё сжалось в душе, в груди пробегает привычный холодок… Другие смотрят сочувственно в мою сторону, смех распространяется, люди, друзья, чужие, близкие… – кто-то неловко переглядывается и опускает голову, кто-то смотрит с усмешкой или явным презрением, кого они презирают?.. Ну, конечно, меня – я не нашлась, что сказать, как ответить. Как всегда постаралась сгладить обстановку, чтобы не расстроить маму, мило улыбаюсь. Мне стыдно, на душе пусто, одиноко, я в тупике собственной слабости. Я пытаюсь поговорить с отцом, что со мной не так, почему он меня не уважает? Он, как всегда, театрально возмущён, кричит: «Уважение заслужить надо!» Жалуется маме и сестре, что я его достала… Я не выдерживаю, обвиняю отца во лжи. Он поднимает руку и ударяет меня по лицу!

Я обращаюсь к маме. Но она объясняет, что сестра сумела найти подход к отцу, а я нет! Это моя вина! Что-то я должна изменить в себе самой! Мужчина – главный в доме, надо приспосабливаться! Я снова испытываю чувство вины. Какая-то я не такая!…

Подсмеиваются над моим юным мужем: он должен больше уделять внимания мне – его жене – вот пример: её родители и семья её старшей сестры, смотри, учись – это пример, а ты что?! И что твоя семья?! Откуда у тебя может быть что– то хорошее! Посмотри только на свою мать, она же явно не в себе, и отец подкаблучник!…

А свекровь продолжает звонить сыну на работу, и не кому-нибудь, а своему ребёнку! Она звонит каждый день, если он не отвечает, она идёт к нему на службу и поджидает на улице во время обеденного перерыва или после работы – чтобы встретиться со своим «красавчиком», её «котиком» – ему же надо подсказать, открыть глаза на этих злыдней, этих акул, на жену, которая хочет от него только денег, надо же ему втолковать, чтобы был осторожней, не рассказывал о своём прошлом, не дай Бог, будут неприятности на работе, нужно, чтобы откладывал деньги для себя, не отдавал бы всё жене!..

Она приходит без предупреждения к нам домой, иногда прихватив своих подружек. Мы уставшие, после работы, такая настырность вызывает досаду и раздражение у мужа больше, чем у меня. Она звонит сыну каждый день, я слышу нервный крик мужа. После такой беседы с «мамулей» он долго сам не свой, страдает не только от обвинений мамы, но и за-за собственной несдержанности.

Однажды, не предупредив меня, муж пишет рапорт, он хочет уехать из города, подальше. Поступок был для меня странным. Он надеется, что мы с ним начнём новую жизнь в далёком Узбекистане без влияния обеих мам. Он уезжает первым. Его отправляют далеко в глубинку огромной страны, но там опять появляется его мама, которая ещё больше волнуется за своего ребёнка, приезжает, как всегда, неожиданно, без предупреждения. Она пишет ему длинные письма каждый день, где расписывает, что он должен делать, как одеваться, как строить свой день и куда тратить деньги, она же всё продумала! У неё же такой огромный жизненный опыт! Она же любит своего сына и желает ему только добра, и она его самый лучший и единственный друг! Она пишет письма, желая открыть глаза сыну на его жену, описывая все детали моей неуклюжести или глупости.

А я, жена его, беременна, я не могу ехать к любимому так далеко, потому что врачи предписали лежать, чтобы сохранить долгожданного ребёнка.

Я родила мальчика. Мои родители помогли: связи, взятки – муж возвращается, но что с ним?.. Он это и не он?.. Он продолжает пить, курит ещё больше… Прошло пять лет.

«Что-то со мной не то, Лапуня! – муж взялся за голову. – За мной следят!..»

«Кто? Миленький, дорогой!»

«Но ангелы меня не оставят!»

Было 31 декабря. В этот день мы обычно праздновали одновременно два дня рождения – сына и отца.

«Ну, подгадала!» – шутили друзья.

«Это я так всё рассчитал», – отшучивался муж.

«Ничего не скажешь, хороший программист.»

«Доченька, всё в порядке?» – позвонила мама.

«Нет, муж ушёл в милицию. Он считает, что за ним следят и хотят убить.»

Горе в моей семье растеклось и затопило тёмной жижей – горе!

«А как малыш?» – с тревогой в голосе спрашивает мама.

«Он поправляется. Сегодня поел немного каши».

Мальчик болел, он таял на глазах, иногда теряя сознание. С первых дней появления малыша на свет я борюсь за его здоровье и жизнь. Я чувствовала себя, как на войне, роботом или солдатом, который не имел права заболеть или сдаться. Я не имела права запустить болезнь, должна была поднять ребёнка. Вроде бы выкарабкались, мальчик поправился, но нервотрёпка на работе продолжалась, а тут ещё это несчастье…

Это был Новый год, когда я потеряла мужа, а сын своего отца. Мой муж сошёл с ума, но продолжал пить. А через несколько лет его не стало.

Рассказ Киры тронул, у меня на глаза навернулись слёзы.

– Я тогда сочинила белый стих, – Кира взглянула мне в глаза и снова улыбнулась своей милой улыбкой.

Мой мальчик, ты ушёл, но ты рядом, тебя нет, но ты всегда со мной, болью, печалью, горечью и любовью.

Ты не захотел вырасти вместе со мной и посмотреть на жизнь взрослыми, зрелыми глазами; мой мальчик, прости!

Прости, что жизнь жестока, прости, что я была наивна, прости, что ты так и не стал взрослым, прости, мой единственный, мой любимый!

– В это же самое время, когда муж заболел, на работе набирал силу моббинг, – продолжала Кира. – Начальница не могла простить мне мой отказ подписать списки с ценной, антикварной литературой на списание. Я же не могла идти на сделку с совестью. Позже я тебе расскажу и эту историю. – Кира на секунду задумалась.

– Я держалась, старалась выдержать весь груз неприятностей, одновременно обрушившихся на меня большой, тяжёлой ношей. Старалась и не замечала, что со мной происходит неладное. Я раздражалась, а потом начала злиться на самого беззащитного и невинного – своего маленького сына. При этом была совершенно уверена в своей правоте! Раздражение подкатывалось в душе за его неуклюжесть, несобранность, неаккуратность, излишнюю разговорчивость и повышенную активность. «Кто ещё научит, как не я. Не подскажу, таким глупым и останется», – думала я, в очередной раз делая замечание. Улыбки были, но всё более натянутые, искусственные, вымученные. На душе скребли кошки. Я увлеклась «воспитанием», вернее говоря, бесконечными замечаниями. У сына появился нервный тик.

«Мамочка! А-а-а-а! – залился слезами малыш, – Я у тебя появился… ты меня родила… – он захлебнулся от отчаяния, набирая воздух, – Чтобы… чтобы меня ругать и сердиться?! Да? Да? Да-а-а-а?!!

Мальчик громко разрыдался, его маленькое тело беспомощно вздрагивало. Я застыла от этих слов. Они метко попали в моё тогда замутнённое горем и усталостью сознание.

«Я устала! – поняла я. – И несправедлива, что же я делаю?! Я же злюсь и выливаю раздражение на ком?! На маленьком, ещё неокрепшем ребёнке!»

Я прижала всхлипывающую, худенькую фигурку моего мальчика к себе.

Что же делать, как избавиться от чрезмерной раздражительности? И тогда, ища выход, я вспомнила, что можно помолиться. Говорят, что это помогает. Ты знаешь, в советское время Бога «отменили», религии тем более, всё заменили уставом Коммунистической партии. В нашей семье о религии и вере не любили говорить, как я поняла позже, из страха за нас – детей. Тех, кто ходил в церковь, особенно, в городе, могли лишить работы, осудив, проработав на партийном или комсомольском собрании, превратить в изгоя. КГБ работало исправно, доносчики тоже. У нас в семье были развиты и важны нравственные ценности. Этот моральный стержень держал меня на весу. Примером для меня были, кроме родителей, мои бабушка с дедушкой, которых я искренне любила и уважала. Несмотря на сложные характеры и разногласия, родители мои были честными людьми, что и было поддержкой на протяжении всей жизни. В тот сложнейший период, когда никто не мог помочь, я вспомнила о Боге. Взяла Библию, прочитала главную молитву «Отче наш», обратилась к Христу, Деве Марии, поставила свечку, и – почувствовала облегчение. Вера, что помощь будет мне оказана свыше, оказалась мощнейшей силой. Моё разгорячённое сознание стало постепенно остывать и успокаиваться. Всплески раздражения к сыну проявлялись, но реже. А когда накатывалось раздражение, я начала учиться контролировать свои мысли, что в данный момент думаю. Я задумывалась, какие они в адрес моего ребёнка – злые, недобрые или положительные. Ловя себя на злом, я начинала внушать самой себе, повторяя, как заклинание: «Это мой ребёнок, мой любимый сыночек, я его люблю, я мама, во мне говорит усталость, я могу, я справлюсь, ему нужен покой, моя поддержка, он должен выздороветь, ему нужны положительные эмоции, я же люблю моего мальчика!…»

Мысленно, повторяя эти слова, настраивала сама себя на позитивную волну. В связи со стафилококком, болезнью, которой малыша заразили ещё в роддоме, сын часто болел, я посадила его на диету, через какое-то время повела на спорт, мальчик стал чаще смеяться. К первому классу, наконец, усилия оказались не напрасны, он окреп. Помог спорт, диета, дисциплина и вера в Бога – мой ребёнок поправился. Слава тебе, Господи! Я не могу сказать, – продолжала Кира, – что после всего случившегося, стала ангелом и прекрасным воспитателем, к сожалению, нет. Учёба продолжалась, жизненный опыт накапливался, и позже, когда я сталкивалась с глупостью и непониманием не только чужих, близких, но и собственным, старалась проанализировать и критиковать прежде себя. Я часто воспринимала своего отца и даже маму в образе вампиров, но потом, увидев собственные ошибки, мне было легче простить других, в том числе, родителей моих и моего мужа. Ведь я сама стала «вампиром» для своего маленького сына, превратив его невольно в «козла отпущения». Мой маленький ребёнок, по существу, научил меня, как надо сопротивляться агрессии авторитарных взрослых!

Позже, как бы мне ни было больно и обидно это сделать, я должна была признать, что была в своей семье «козлом отпущения». По примеру своего малыша я училась защищаться – говорить людям то, что думаю или не понимаю, если видела несправедливое к себе отношение. Мне было сложно, но я старалась не идти на приглашение к игре в злословие и вампиризм. Иногда моё незлое слово или вопрос «Почему?» попадали в цель, заставляя задуматься и изменить поведение недоброжелателей.

– Как ты думаешь, почему именно ты стала, как ты говоришь, козлом отпущения в семье?

– Я уже говорила, что была младшей, к тому же, очень ранимой и чувствительной. Я всегда сочувствовала людям, отличалась особой жалостливостью, что иногда воспринималось как наивность и глупость. Росла же я в семье людей, которые научились отбиваться острым словом и считали мое поведение – неумение как следует укусить в ответ – слабостью. Кроме того, в послевоенное время, как ты помнишь, в то время в России не особенно помогали молодым родителям в воспитании детей. Психотерапевтов не было или их было мало, поэтому насмешки со стороны отца сыпались без особой оглядки на мою реакцию, а сестра была папиной дочкой, его любимицей. Я родилась пугливой, тонкокожей и впечатлительной натурой, боялась перечить. К сожалению, сопротивляться жестокости научилась слишком поздно. Сестра не была для меня другом, ревновала к родителям, и моя наивность её вполне устраивала, она часто сама подливала масла в огонь, ловко использовала мою склонность к излишней самокритике и застенчивость. Наивность моя была в том, что я не могла предположить, что самые родные люди обращаются со мной жестоко, не считаясь с тем, что меня это ранит и портит не только здоровье, но и жизнь. Даже после замужества я продолжала верить доводам авторитетных родителей и обвинять себя, считая виноватой в неумении ловко ответить, как это умела делать моя сестра. Какое-то время мне было очень плохо, насмешки не прекращались. В семье они превратились в некую традицию. Если у кого-то возникали проблемы – искали виноватого. Виноватой оказывалась я. Вернее, все разряжались и отходили от своих проблем после того, как вдоволь посмеются надо мной и моими «ошибками», которые всегда можно было найти.

– Почему тебя так мучили? Маленького ребёнка?…

– Я думаю, что моя реакция провоцировала на насмешки, я смущалась и делала вид, что поддерживаю шутку, лишь бы всё было хорошо. Мама мне внушила, что нужно стараться для папы и его хорошего настроения, что я сама виновата в его взрывах.

– Ошибки в поведении всегда можно найти у любого человека, идеальных людей не бывает.

– Конечно, но, к сожалению, я это поняла только, когда повзрослела, перечитав литературу по психологии. А в то время я чувствовала себя, как под лупой, человеком, который не имеет права совершить оплошность и не имеет права на недостатки. Часто я не выдерживала, дело доходило до скандалов и слёз, тогда родители привычно обвиняли меня в плохом характере и невыдержанности, каждый раз сравнивая со старшей сестрой, которая «никогда не позволит себе такого капризного поведения в адрес старших!», внушали они.

– Это очень похоже на манипуляцию.

– Я этого не понимала и, к сожалению, не сразу научилась сопротивляться! Слишком глубоко засел страх выразить протест, даже просто произнести слово! Я была так забита и неуверенна, что для меня стало тяжело выразить своё мнение, построить фразу.

Так сложилась судьба: я переехала в Германию, выучила язык, работала, получила жильё. Потом за мной потянулась вся семья. Они все несколько месяцев прожили в моей небольшой квартире. До тех пор, пока не возмутились соседи.

Муж сестры попросил помочь ему найти работу программиста в одной из немецких фирм. В благодарность за помощь он с энтузиазмом пообещал сделать моего сына программистом, а также помогать в изучении математики, если это нам потребуется. Зная язык, я помогла найти ему подходящую работу. В Германии хорошие программисты были нужны. Я очень старалась, помогая родителям и семье моей сестры в обустройстве на новом месте. Через какое-то время вся семья устроилась. Я также надеялась, что за рубежом мы сплотимся, будем держаться друг друга. Так я рассуждала, всё ещё оставаясь наивной.

Занимаясь родственниками, я недостаточно уделяла внимания маленькому сыну. Он всё чаще оставался один. Наконец я нашла работу по специальности. Кроме неприязни мои успехи у сестры ничего не вызывали. Насмешки только усилились. Сын меня начал спрашивать, почему надо мной всегда подсмеиваются родные, я выкручивалась, стараясь сохранить авторитет дедушки с бабушкой в его глазах, не замечая, что теряю собственный. И однажды прозвучала шутка в мой адрес уже от него. Всё чаще я стала виновата в его неудачах в школе, с друзьями, всё чаще он подшучивал надо мной теперь уже вместе с другими членами семьи. Он находил, вернее, выискивал, в чём я была неправа: не так посмотрела, не так, как надо, отреагировала, нет дипломатии в отношении с ним: «Ведь ты же старше меня, я мужчина! Тебе, как старшей и женщине, надо думать, что говоришь, чтобы я не вскипал… Да и шутить ты не умеешь так, как это делает тётя! Тебя в семье никто не воспринимает!..»

Это он говорил о моей сестре и повторял слова моей мамы о мужчинах. Тут я прозрела! Я поняла, что рискую потерять теперь уже своего ребёнка.

Однажды я случайно услышала разговор сына с бабушкой (моей мамой) по скайпу. Эта беседа помогла мне разобраться в подводных течениях наших взаимоотношений. Мама обсуждала с внуком меня… Она доверительным и сообщническим тоном говорила сыну, что я ещё маленькая, незрелая и наивная… Мама, имея властный, собственнический характер, таким образом завоёвывала авторитет внука.

Сын чувствовал неуважение в семье, ко мне, к матери, но любил меня, в результате, – вечное противоречие и противостояние, а также одиночество в переходном возрасте толкнули сына к ложным друзьям. Дома общения было мало, я работала, он слишком часто оставался один, не видя авторитет во мне, рассматривая меня как слабую и наивную, он пытался найти ответы на жизненные вопросы на стороне. У него появились друзья, которые подсмеивались над сыном, называли его маменькиным сынком, себя выставляли «крутыми». Через какое-то время он и друзья оказались в полицейском участке за участие в драке. Я не могла оставить сына в беде. Началась борьба. В тот период я не могла ему открыть глаза на мои взаимоотношения с родителями и сестрой, наоборот, должна была показать всё лучшее, что есть, если не лично у меня, то в семье сестры и родителей, чтобы сохранить хоть что-то, что было ему ценно в семье. Итак, я решила терпеть подшучивания, лишь бы мальчику было хорошо с нами, а не на стороне.

И опять я, как когда-то в России, оказалась без сил и энергии, словно из меня её выкачали вампиры. С работы мне пришлось уйти, сын часто болел, ему требовалась постоянная помощь.

Он стал ещё невыносимее, часто кричал. Мальчик вошёл в подростковый возраст, вырос, окреп физически, стал выше меня ростом, иногда я боялась его повышенной агрессии.

Тогда я решила отвести его к психотерапевту, в это время он меня ещё более или менее слушался. Мы пришли к врачу. Я встретилась с красивыми зелёными глазами молодого терапевта, в которых отражался холод и равнодушие. Он посоветовал нам обратиться в юношескую организацию и даже не попытался поговорить с сыном, помочь нам. А секретарша врача почему-то потребовала от меня фотографию ребёнка. Мы ушли, как оплёванные. Через какое-то время я пошла с ним к другому психотерапевту. Он довольно дружелюбно встретил нас и с вежливой улыбкой объяснил, что мальчик не получает то, что ему хочется, поэтому так себя ведёт, в смысле – грубо. Мой сын, выслушав такой вывод «специалиста», потом долго мне вспоминал, что ему необходимо получать то, что ему хочется. Я чувствовала себя как в заколдованном круге – время шло, а с ним увеличивалась пропасть между мной и сыном.

Тогда, вспомнив обещание мужа сестры сделать из сына программиста, я обратилась с просьбой о помощи к сестре, чтобы её муж позанимался с мальчиком математикой. Я надеялась, что занятия со взрослым и уважаемым им мужчиной помогут подростку в становлении, ему явно не хватало мужского влияния. Сын был рад этому предложению. Но нас с ним ожидало очередное разочарование… Сестра, поджав губы, молча отвернулась, а её муж, бросив быстрый взгляд на сестру, посоветовал моему сыну заниматься самостоятельно, как это делал в своё время он собственной персоной, прежде чем выбиться в люди и стать программистом.

Итак, мы опять оказались в полном одиночестве, лицом к лицу с суровой действительностью: равнодушием и презрением самых близких людей. Вернее, действительность продемонстрировала мне, что люди могут быть родными, но далеко не близкими. Мой сын в то время ничего не понимал. Он искренне верил в то, что ему говорили родственники, и жил в своём выдуманном мире.

Я приняла решение в этот период не открывать сыну глаза на действительность, понимая, что это вызовет только лишь очередную агрессию и непонимание. Я решила постараться его успокоить и быть для него другом, ни в чём не обвиняя, наоборот, хвалить за любые положительные поступки. Однажды, когда он на меня в очередной раз закричал, я ему сказала: «Сыночек, я же твоя мама, я тебя люблю, сынушка!»

Я подошла к нему; как ни странно, он дал себя обнять, хотя и выставил вперед неловкие, острые локти. Я осторожно поцеловала его в щетинистую щёку, почувствовала смущение.

«Я сам не знаю почему так злюсь, извини…»

– Это был первый шаг навстречу. Потом я всё чаще его хвалила, по любому, даже маленькому поводу. Рассказывала о положительных примерах во взаимоотношениях в других семьях. Внешне он не всё воспринимал, но потом оказалось, что мои усилия были не напрасны! Однажды мне посоветовали ещё одного психотерапевта.

– Русскоязычного?

– Да, немца из России. После препирательств сын всё-таки согласился пойти к нему. Похоже, судьба решила повернуться к нам лицом, потому что этот терапевт и в самом деле оказался порядочным человеком и хорошим специалистом. Несколькими свиданиями он сумел помочь моему сыну. Агрессия стала отступать. А когда он поступил в университет, то изменился в корне. Он опять увлекся чтением, стал более терпимым.

– Мне кажется, не только книги, а прежде всего твоя любовь и вера в него помогли!

– Усилия оказались не напрасны. Учёба и студенчество затянуло и увлекло в мир молодых, интеллигентных людей и знаний.