Текст книги "Мисс Страна. Шаманка"

Теперь у тебя начнется совсем другая жизнь. Целый год ты будешь обслуживать только этот контракт. Это новая вершина! Такой отдых – ни тебе кастингов, ни ожиданий. Четкий график съемок. Я еще отредактирую твой контракт, впишу в него, чтобы тебя поселили в нормальной квартире в Париже.

Если не получится, ничего страшного. У меня есть деньги на отель.

Они праздновали, пили шампанское, потом, веселые, поехали в ЦУМ и купили по платью стоимостью с отечественный автомобиль. Потом Ксюша вернулась домой, обнаружила у порога курьера с огромным букетом роз – двести, не меньше. Любовник, которому она в смс сообщила о победе, прислал.

Ксюша приняла ванну, намазалась миндальным маслом, поставила джаз, открыла еще бутылочку шампанского. Рассеянно смотрела в окно, и ей казалось, что теперь весь мир принадлежит ей одной. А потом подошла к зеркалу, отсалютовала своему отражению – и все для нее закончилось. Навсегда.

4.

У Даниила были деньги и связи. И болезненное влечение к нимфетке-Ксюше, которое он, забегая вперед, так и не осмелился реализовать – за все годы, что они были знакомы. Ему удалось затеять судебный процесс, поднять на уши опеку – деньги раздавались в конвертах направо и налево. В итоге все устроилось так, что Ксюша переехала в Москву, была переведена на домашнее обучение и поселилась в уютной крошечной квартирке вместе с молчаливой заботливой женщиной из Украины, которую нанял для нее ангел-хранитель.

– А когда я стану моделью? – серьезно спрашивала Ксюша, глядя на него снизу вверх своими огромными белыми глазами.

– Зачем тебе вообще эта помойка, – хмурился Даниил. – Живи спокойно, учись. Поступишь в МГУ, станешь… Кем ты хочешь стать?

– Моделью, – пожала плечами она.

Вспоминая прошлое, Ксюша не могла ответить себе на вопрос – понимала ли она, что Даниил испытывает к ней нечто большее, чем просто желание помочь. Он ни разу не позволил себе ничего лишнего. Ни разу не прикоснулся к ней. Только иногда так смотрел… Так долго и печально, что этот взгляд был чем-то большим, чем прикосновения. И намного более интимным, чем страсть.

Жизнь Ксюши устраивалась втайне от жены Даниила, Лизы. Но Москва не умеет хранить секреты. Довольно скоро пополз слушок – примерный семьянин завел себе несовершеннолетнюю девчонку на стороне. Настолько несовершеннолетнюю, что вынужден был даже нанять ей няню.

Однажды Лиза пришла к ней. Без предупреждения. Взломала телефон мужа, нашла переписку с Ксюшей – бытовую, невинную. Вычислила адрес. И явилась – во всей своей гневной красоте.

Ксюша была дома одна. Ее няня уехала на рынок за продуктами – Даниил сам контролировал меню, выдавал деньги и список.

Лиза была одета еще более шикарно, чем в тот вечер, когда они впервые встретились. На ней было велюровое платье в пол – переливающегося мушиного сине-зеленого цвета. Рюкзачок из золотистой кожи, жемчужная песцовая курточка. Ногти алые, кожа светится, ресницы завиты, волосы – как шелковое покрывало. Ожившая картина. Хладнокровная Ксюша даже попятилась от роскоши такой.

– Ты-ы-ы? – протянула Лиза, которая сразу ее узнала. – Вот уж никогда бы не подумала.

Ксюша мрачно молчала. Ей не было страшно. Она считала, что, если что, сможет дать отпор этой избалованной леди. Ксюшу воспитывала улица, у нее и не такие противники случались – и ничего, отбивалась как-то.

Но Лиза была то ли слишком интеллигентна, то ли слишком растеряна, чтобы вступить в потасовку. Зато она решительно вдвинулась в квартиру и закрыла за собой дверь. Не снимая лакированных туфель (и снова туфли зимой – особенный шик, доступный только тем, кого личный водитель всегда подвозит прямо к искомому подъезду), прошла сначала в единственную комнату, где осмотрелась по сторонам, нахмурившись; потом и в кухню. Ксюша молча ходила за ней.

– Хата убитая, – наконец вынесла вердикт Лиза. – Странно, что он снял для тебя такую дешевую хату… А что, это правда говорят, что тебе няню наняли?

– Ну да, – буркнула девочка. – Только не няню, опекуна.

– Ясно… И что же мы будем делать? – Лиза плюхнулась на стул, взяла из вазочки блестящее красное яблоко, понесла его к накрашенному рту, но потом, скривившись, положила обратно.

– Мы? – не поняла Ксюша.

– Раз уж ты вмешалась в жизнь моей семьи – стало быть, «мы».

– Я не вмешивалась. Поговорите с Даниилом. Он знает, что вы ко мне пришли? – пошла в атаку Ксюша.

– Какие мы дерзкие, – ухмыльнулась женщина. – Для тринадцати лет… Ладно, не буду ходить вокруг да около. Слышь, ты, звезда малолетняя. Я тебе дам денег, ты в Питер переезжаешь. Вместе с нянькой своей. Не волнуйся, на произвол судьбы не брошу. Раз уж так все вышло… Но с одним условием – чтобы я тебя возле моего мужа и в метре не видела. Иначе все потеряешь.

Когда Лиза злилась, она переставала быть красавицей. Лицо у нее становилось какое-то рыбье – выпученные глаза цвета бутылочного стекла и вялые, увеличенные дорогим косметологом губы.

– Квартиру сниму тебе получше, чем эта. Двушку. В школу запишем тебя. И живи.

– Я подумаю, – пообещала Ксюша, хотя даже в тринадцать лет у нее хватало ума понять, что не стоит иметь никаких дел с женщиной, которая так ревнует к тебе мужа. Особенно если эта женщина старше тебя на двадцать с лишним лет.

– Вот тебе моя визитная карточка, – Лиза всучила ей серебристый пластиковый прямоугольник. – Завтра наберешь. Это твой последний шанс.

…Ох, как она ошибалась. Это у нее, у Лизы, был последний шанс не потерять то, что, по сути, перестало ей принадлежать в тот момент, когда Даниил осознал себя любующимся странной девочку с внешностью Снегурочки. Шанс переиграть, подстроиться, понять.

Вместо этого Лиза начала прикладываться к бутылке. Это был ее позор, ее закат. За ее спинами перешептывались люди. «Лизкин муж ушел к двенадцатилетней!» До тридцати пяти лет Лизина жизнь была сахаром. Поступила во ВГИК без блата, еще будучи студенткой снялась в нескольких проходных фильмах, потом устроилась в театр. Не звезда, но уважаемая актриса, стабильные деньги, какая-то (пусть и тающая с каждым годом) надежда на настоящий успех. Богатый щедрый муж, любимый и любящий. Дом полная чаша. Канны в мае, Таормина в июне, Альпы на Новый год. Личная портниха. Платиновая кредитка. Собственный меховой холодильник в подвале загородного дома. Бизнес, который ей купил Даниил, – актерское агентство – и который она быстро и весело развалила. Такие же холеные и сытые подруги. Черная икра на завтрак, томленые осьминоги к ужину. Выписанный из Италии повар. Размеренная буржуазная жизнь.

И ведь вряд ли она так уж остро и нежно любила Даниила – после проведенных вместе десяти с лишним лет. Скорее это дружба была. Привычка. Но что-то темное взыграло внутри. Первобытная бабья злость.

Да еще и интрижка какая унизительная. Гумберт, блин, недоделанный.

У Даниила иногда случались любовницы – Лиза о них знала, но снисходительно играла в неведение. Все какие-то пустышки. Его секретарша, гарная украинская дивчина в душераздирающем люрексе. Его маникюрша, пухлогубая тихоня с нежными пальчиками и талантом выразительно молчать. Какая-то пылкая молодая поэтесса с гнездом на голове и вытатуированным Фениксом во всю спину. Лиза относилась к этой веренице дев-вдохновительниц снисходительно.

А вот Ксюшу простить не смогла. Всю эту идиотскую историю. Маленькая некрасивая девочка из социальных низов набросилась на них у входа в театр. И как будто бы околдовала. Голову он потерял. На всю Москву опозорился!

Лиза начала пить – сначала в дорогих барах с подружками, потом и одна. Поселила в прикроватной тумбочке бутылку виски. Ее как будто бесы рвали изнутри – а когда выпьешь, не так больно.

Спустя полгода муж сказал ей, что больше не может так жить. И отселил ее в отдельную квартиру.

– А здесь теперь будет жить она? Эта маленькая проститутка? – орала Лиза ему в лицо, когда он хладнокровно складывал ее шелковые платья в огромные дизайнерские чемоданы.

– Успокойся. Ты зря все это затеяла. Зря себя мучила. Ничего у меня с ней нет. Не было. И не будет.

– А почему же ты тогда стал… таким! – Лиза размазывала по щекам зеленые ручьи туши.

– Поживи пока сама. Приди немного в себя. Перестань пить. Я нанял для тебя нарколога. Может быть, потом и съедемся обратно.

– Нанял! – фыркнула она. – Ты всегда так! Всех ты нанял, все купил! И меня нанял когда-то. А теперь уволил.

– Прости, но все эти годы тебя устраивал такой контракт.

– Педофил!

– Лучше замолчи. Чтобы я не сказал такого, после чего я тебя вообще никогда видеть не захочу.

Сам Даниил себя никаким педофилом не считал. Он прекрасно себя контролировал и не собирался переходить границы. Разве что во сне. Но кто об этом узнает. На сплетни же ему всегда было наплевать.

Запретное чувство. Преступление, которого ты никогда не совершишь, – но из-за этого почему-то не чувствуешь себя виноватым меньше.

Он навещал Ксюшу каждый день.

И каждый день думал о том, какая она удивительная. Конечно, Ксюша была не первой тринадцатилетней девочкой, с которой ему доводилось общаться. Его крестнице было как раз тринадцать, он много раз бывал на каких-то семейных мероприятиях, участвовал в общих играх, общался. Но те девочки были другими. Детьми. А Ксюша – маленькая женщина. Как будто бы взрослый человек в теле ребенка. Ошибка программы. Остаточная память прошлых воплощений. Она точно знала, что она хочет. И планомерно этого добивалась. Не канючила, не шантажировала, не использовала типичные «девочковые» уловки. Просто шла к своей цели – спокойно и напролом.

В день ее тринадцатилетия Даниил представил ее своей давней подруге Марианне, владелице известного модельного агентства.

Та сразу пришла от Ксюши в экстаз. До такой степени, что Даниил даже испытал укол ревности. До того самого дня Ксюша была только его девочкой. Да, к ней приходили школьные преподаватели, да, была няня-опекун. Но он был единственным, кому она по-настоящему доверяла. С кем болтала просто так. Это была особенная близость. Маленький мир, принадлежащий только им двоим. Невинная любовь.

А теперь его девочкой заинтересуется весь мир. Даниил почему-то не сомневался в том, что Ксюша добьется настоящего успеха. Знал ее характер. И знал, что мир покоряется именно таким людям.

– Это же звезда! И всего тринадцать лет! Можно взяться за нее с самого начала, лепить из нее топ-модель, – ликовала Марианна. – Сокровище!

– Подожди, попробуй ее перед камерой, – уныло говорил он. – Может быть, камера ее не полюбит.

– Издеваешься? Да у меня же глаз-алмаз!

Разумеется, камера Ксюшу полюбила. Даниил нанял для нее водителя, который после домашних школьных занятий возил девочку на кастинги и в школу моделей, где ей ставили походку и учили правильно позировать. Она все впитывала как губка, и уже спустя пару месяцев у нее появилась первая работа. У Ксюши была модная внешность – кукла, андрогин, альбинос. Ее часто брали на съемки без кастингов. Уже через год ее лицо было узнаваемым в модельной тусовке. В четырнадцать с половиной лет она поехала участвовать в миланских показах. К тому времени они с Даниилом уже сильно отдалились друг от друга. Формально дружба осталась – он по-прежнему приезжал к ней почти каждый вечер. Были чаепития с долгими разговорами. Но близость – незримая связь – постепенно уходила, пока не растаяла совсем. А еще через полгода Ксюша переехала в другую квартиру, которую нашла для нее Марианна. Сама так решила, а ему, Даниилу, сообщила в последний момент.

5.

Похороны Ксюши были пышными – Марианна позаботилась. Гроб из черного лакированного дерева, белая кружевная перина. Ксюша в прекрасном платье с вышивкой ручной работы. Гример был таким талантливым, что невозможно было поверить в то, что это девушка по-настоящему мертва, а не участвует в модной готической съемке. Белые розы в изголовье. Ее любимые цветы. Очень много народу вокруг гроба. При том, что у Ксюши никогда не было близких друзей. Пришли и модели, и фотографы, и даже британская модель, которая вместо Ксюши теперь получила желанный контракт. Было много прессы. Даже после смерти на Ксюшиной красоте продолжали зарабатывать. Люди любят трагические истории с участием невиданных красавиц. Потом неделями выходили статьи, украшенные ее фотографиями в гробу. И названия почти у всех были сказочными. «Мертвая русалка». «Спящая царевна и серый волк». Потому что сама Ксюша всегда была как из сказки. Короткая сказочная жизнь. Красивая сказочная смерть.

6.

За несколько месяцев до подписания контракта с французами Ксюшу уговорили отправиться в швейцарскую клинику и немного «подрихтовать» лицо. Ксюша была из тех редких красавиц, которых мало волнует собственная внешность. Она даже макияж почти не носила вне съемочной площадки. У нее никогда не было подростковых комплексов – ее всегда полностью устраивало то, что дала природа. Но Марианна настаивала.

– Поверь, милая, я лучше знаю. Иначе они возьмут британку.

– Мне кажется, я все-таки нравлюсь им больше.

– Ты им нравишься, иначе бы они не стали дважды платить за твою поездку в Париж. Но британка – свежее лицо. И у нее интересная история.

– У меня тоже. Про меня пишут чуть ли не как про жертву педофила.

– Это не считается. Потому что ты никогда не даешь на эту тему интервью.

– И не буду.

– Вот видишь… А британка – без комплексов. Поверь моему профессиональному взгляду. Если немного сузить спинку твоего носа и подправить линию верхней губы, ты перестанешь быть похожа на человека из плоти и крови. Станешь инопланетянкой. Которую французы и ищут… Никто и не заметит ничего. Я тебя отправлю к самому лучшему хирургу. Дней десять посидишь в клинике, чтобы пресса не пронюхала. А потом вернешься и скажешь, что отдыхала в СПА.

– И никто не заметит нового носа, ну конечно.

– Доктор – гений. Его специализация – «невидимые» операции. Человек будто бы похорошел, а что изменилось – непонятно. Поэтому к нему очередь на два года вперед. Но у меня там связи, и я тебя записала. Если откажешься наотрез, сама поеду. Я у него уже три раза была. Я его называю – хранитель моей молодости и красоты.

И после долгих уговоров Ксюша сдалась.

К поездке в Швейцарию она отнеслась как к рабочему заданию – без страха и сантиментов. Она – модель, сама выбрала этот путь, и операция – часть ее работы. А работать Ксюша привыкла хорошо, не растрачивая энергию на жалость к себе.

В аэропорту ее встретил водитель из клиники, Ксюшу разместили в отдельной уединенной палате. В этой клинике оперировались богатые и знаменитые, поэтому святость частной территории соблюдалась здесь как неписаный закон. Все было сделано быстро и профессионально. Собеседование с хирургом, компьютерное моделирование. На экране его космического компьютера Ксюша впервые увидела свое новое лицо. И отметила, что Марианна была права – новый нос и немного другая линия губы кардинально не меняли ее внешность, но добавили что-то инопланетное, мистическое, притягивающее взгляд. Французы не устоят, и контракт будет ее.

Потом прием у анестезиолога, и уже следующим утром медсестра делает ей расслабляющий укол, после чего Ксюшу на каталке везут в белоснежную операционную, похожую на космический корабль. «Считайте до десяти!», – говорит переводчик. Она успевает сосчитать до трех, а потом проваливается в мягкий сладкий сон.

Весь следующий день вокруг нее бегает персонал клиники – как будто бы она коронованная особа. Вместо завтрака ей приносят смузи – у Ксюши после наркоза совсем нет аппетита. Странно, но ничего не болит. Операцию она перенесла прекрасно – здоровый молодой организм.

Еще два дня – просто отдых. Ксюша гуляет по больничному парку, кормит лебедей в местном пруду. На носу у нее – гипс.

Знакомится с девушкой из соседней палаты, тоже русской и тоже совсем молоденькой, шестнадцать лет. Девушку зовут Верочка, и она не модель. Дочка бизнесмена, выпросила новый носик на день рождения.

– А на совершеннолетие пусть сиськи дарит! – смеялась она.

– Искусственные сиськи – это давно не модно, – возразила Ксюша.

– Это у вас, у моделей, не модно. А мы, простые люди, очень даже уважаем большие сиськи.

«Простой человек» Верочка таскала за собою груду какого-то барахла в сумке из крокодиловой кожи за пятьдесят тысяч долларов. «Простой человек» Верочка ни разу не была в метро, в Макдональдсе и в провинции.

Она была милая и смешная. Скрасила Ксюше скучные больничные дни.

– Я – жертва любви красивой мамы и богатого папы, – поделилась Верочка.

– Как это?

– Ну это же обычное дело. Богатый пожилой мужик средних данных женится на молоденькой красотке. И у них рождается ребенок, похожий на обоих. Хорошо, если сын. А я – девочка. У меня мамины волосы и мамины длинные ноги. Зато папин нос картошкой и скошенный подбородок.

– По-моему, ты загоняешься. Ты очень хорошенькая. Даже красивая.

– Нет, это ты – красивая. И моя мать. Я лет до десяти не понимала, в чем дело. Любовалась мамочкой и считала, что я такая же. Примеряла ее платья и туфли, воровала ее помаду и духи и мечтала – вот вырасту и все будут мною восхищаться. Но потом добрые люди открыли мне глаза.

– Может быть, надо просто меньше слушать добрых людей?

– А случайно получилось. Две училки из моей школы сплетничали. Мол, бедная девочка. Такая красивая мать, а она пошла в папашу. Вырастет – осознает, и как ей с этим жить.

– Да они просто дуры, училки эти.

– Может быть, – беззлобно пожала плечами Верочка. Таким любимицам судьбы, какой она была, вообще сложно даются обида и злость. – Я сначала и не поверила. Но потом начала присматриваться. К себе, к маме. И в конце концов поняла, что она – принцесса, а я – гоблин.

– Клоунесса ты, а не гоблин.

– Дошло до того, что я стеснялась с мамой в люди выйти. Все мне казалось, что на нас смотрят и меня жалеют… Нет, с мамой отношения не испортились. Она же хотела как лучше. Она вообще умница. Была маникюршей и ухитрилась склеить моего папашу, за которым очередь баб стояла. Еще и родить. Сначала брата моего, потом меня, потом еще сестренку. Трое детей от такого мужика – это уже капитал.

– Какая ты циничная! – рассмеялась Ксюша. – Это в маму или в отца?

– В обоих, – вернула улыбку Верочка. – Нет, ну это же правда. От одного ребенка мужик может уйти, но трое – это уже якорь. Хотя у моего отца одиннадцать детей. Плодовитый он. И влюбчивый. Сейчас с балериной какой-то у него роман. Видела я ее – натуральная вобла!

– А мама знает?

– Да она к этому спокойно. Собирается вот родить четвертого. Но я батю крепко держу. Он мне квартиру купил, тачку, нос вот теперь. Ты же, надеюсь, знаешь, что чем больше мужчина вкладывает в женщину, тем больше он ее ценит! Вот на тебя твой отец много потратил?

– Рублей пятьдесят, – хмыкнула Ксюша. – На презерватив, который порвался. И получилась я.

У Ксюши никогда не было близких подруг. Она родилась одиночкой. Может быть, поэтому модельная карьера давалась ей так легко. Может быть, отчасти поэтому все у нее шло как по маслу. Подруги, особенно в жестоком мире модельного бизнеса, это якоря. Поэтому многочасовой треп с Верочкой стал для нее новым жанром. Наверное, долго бы Ксюша подобный формат не выдержала. Но на несколько больничных дней новая подруга стала для нее утешением и развлечением. Они и потом общались – пару раз встретились за кофе после возвращения в Москву. И Верочка собиралась приехать к ней в Париж, посмотреть на съемки. Забегая вперед – и на похороны Ксюшины она пришла, и плакала едва ли не громче всех у роскошного гроба.

А потом хирург вытащил ее носа турунды – это была самая неприятная часть. Снял гипс. И отпустил ее на все четыре стороны. Ксюша еще на несколько дней зависла в СПА – там же, в Швейцарии, чтобы публично не отсвечивать с синяками на лице. Впрочем, синяки от ринопластики рассасываются быстро. Через неделю она вернулась в Москву как ни в чем не бывало. И все наперебой хвалили – до чего она похорошела. И все пытались выпытать секрет. А Ксюша многозначительно улыбалась как голливудская звезда. И уклончиво отвечала: свежий воздух, много питьевой воды и крепкий здоровый сон.

Марианна оказалась права – французы, увидев ее новый нос, пришли в восторг. От них факт пластической операции скрывать не стали – такая строчка была в контракте. Модель такого уровня должна быть предельно честна с заказчиками.

Так она получила работу – самую главную в своей жизни работу.

И так она получила билет в лодку Харона.

7.

Даниил на Ксюшины похороны не пришел. Конечно, ему сразу же сообщили о ее смерти. И он даже собирался. Купил огромный букет. Он ни разу не дарил ей цветы. Это был бы переход той черты, которой он так боялся. Которая делала его преступником. Всегда знал, что Ксюша любит белые розы. Но даже на дни рождения приходил с конфетами, с идиотскими плюшевыми медведями, даже с драгоценностями в бархатных футлярах.

И вот первый букет для Ксюши. Триста роз. Никакого траурного венка, никаких черных лент. Смерти нет, это иллюзия. Пусть эти розы просто лежат на могильном холмике, врассыпную, как снежное одеяло.

Цветы купил заранее, вечером. Потом пошел с лучшим другом в бар и напился как свинья.

– Ты ведь любил ее, – вздохнул друг. – Все это понимали.

– Я не…

– Да знаю я, знаю, не злись. Ты – порядочный и никогда бы не. Но любил. С самого начала.

– Я вот думаю… А если бы…

– Нет никаких «если бы». Ничего бы не получилось. Лизка бы узнала и посадила бы тебя. Да и Ксюша эта – прости господи душу ее – испугалась бы. Ты бы стал ей противен….

– Я мог ее уберечь. Я не хотел, чтобы она стала моделью.

– От всего бы не уберег… Судьба. Лизка-то знает?

– Хрен ее поймешь. Мы почти не общаемся. Она замуж собралась за итальянца.

Домой друг принес его на руках. Даниил уснул прямо в одежде. Другу только ботинки стащить с него удалось. Утром зазвонил будильник, он подскочил, почистил зубы, влил в себя кофе, надел свой лучший темный костюм, взял букет, вызвал такси, спустился к подъезду… И сказал водителю: «Поехали в центр, просто покатаемся по бульварному кольцу!» Водитель пожал плечами, но промолчал – он привык к клиентам со странностями.

Даниил понял, что он не готов увидеть Ксюшу в гробу. Что-то в нем необратимо изменится, если он увидит. Черт его знает – не то инстинкт самосохранения это был, не то банальное малодушие.

До вечера он шлялся по городу. А Ксюшины цветы оставил у памятника Высоцкого. Банально, пошло. Но почему-то это показалось ему правильным.

8.

Странно – окружающие не замечали изменений в ее лице. А сама Ксюша долго не могла к нему привыкнуть. Пугалась своего отражения в зеркале. Вроде бы она, а вроде бы и нет. Как будто бы в нее вселилось чужеродное существо и отожрало кусочек от ее сущности.

Ксюша даже вызвала на тет-а-тет своего давно позабытого в модельной суматохе ангела-хранителя. Даниила. Ее телефонный звонок застал его в Лондоне, куда он прилетел на переговоры. Но Даниил обрадовался, сорвался и через несколько часов прямо из Домодедово примчался в пустой уютный бар, где она назначила встречу.

Ксюша ничего не сказала об операции.

Но удивительно – он сразу же заметил. Профессиональные фотографы и визажисты, которые столько раз чуть ли не под лупой рассматривали ее лицо, не заметили. А он – сразу же, с порога. Заметил и расстроился. Он любил Ксюшу такой, какая она есть. Считал ее совершенством. Недосягаемой вершиной.

– Ты переделала нос! Зачем?

– Работа у меня такая, – легкомысленно сказала она, хотя на душе кошки скребли.

Почему-то она ждала, что пожалуется, а он будет уговаривать, что все хорошо, что ей так лучше, и вообще – пустяки какие. Пластическая операция для современной женщины – это как на чистку зубов сходить. Обычное дело.

– Тебе не надо ничего менять! Никогда никого не слушай. Ты – самое красивое существо из всех, что я когда-либо встречал.

– Изуродовали, да? – поникла она.

– Конечно, нет! Изуродовать тебя невозможно. Но я не люблю, когда улучшают шедевры. Это преступление.

– Я чувствую свое лицо чужим. Как будто бы меня убили. А вместо меня живет теперь другая девочка. Похожая на меня, но другая.

– Может быть, сходить к психотерапевту? Я могу дать телефон очень хорошего!

– Еще бы время на это взять… Мне через неделю улетать в Париж. А потом у нас съемки в Марокко почему-то. Там нашли шикарную натуру для ролика… Ладно, не парься. Просто у меня дурное предчувствие.

– А может быть… Хочешь, откажись от контракта? – вдруг предложил Даниил, – Сколько тебе должны заплатить? Я могу положить ровно эту сумму на твой счет. Ты ничего не будешь мне должна взамен.

– Это же не просто деньги. Это моя карьера, развитие. Светлое, блин, будущее.

– Но ты хотя бы подумай. Сделаешь паузу на годик. Поездишь по миру. У меня есть домик на Бали и квартира в Риме, я дам тебе ключи. Обещай хотя бы подумать!

И Ксюша пообещала.

9.

В последние минуты своей жизни Ксюша отмечала очередную победу. Наедине с собою. Стояла перед зеркалом – домашний атласный халат, лубутены на высоких шпильках, «Вдова Клико» в винтажном хрустале. И, чокнувшись со своим зеркальном отражением, сказала: «Спасибо всем силам и богам, которые помогают мне! Мы вместе еще всех сделаем!»

И в тот самый момент боги забрали ее к себе, а сама Ксюша даже толком не поняла, что случилось. Почувствовала боль, сразу за которой наступила ночь, вечная ночь. И даже не разглядела лица своего убийцы. Вошла в смерть легко и царственно, как, наверное, ей и было положено по статусу.

Говорят, умирая, человек вспоминает все самые яркие прожитые события. Если бы Ксюшу спросили – как ты думаешь, что ты увидишь в свои последние минуты? – она начала бы перечислять какие-то самые яркие вехи своего пути. Первая фотосессия – и как все ее называли будущей звездой. Первый показ – ох, как она волновалась, как шатались под ее неуверенным телом высокие каблуки. Первая поездка в Токио – многие модели сначала проходят через азиатские контракты. Азия закаляет как шаолиньский монастырь – там много работы, бешеный ритм, неплохие деньги, но никакой известности. Первая съемка для обложки журнала. Первое свидание с любовником-миллионером – яхта и салют над Москвой-рекой в ее честь.

А на самом деле ей вспомнился обычный серый вечер. Февраль, однушка, которую для нее снял Даниил, ей четырнадцать. В комнате спит, похрапывая, няня. А они с Даниилом сидят в кухне и болтают шепотом. Снег за окном – медленные плавные снежинки. Как крошечные бумажные самолетики. И Даниил что-то вдохновенно ей рассказывает, а Ксюша любуется его лицом. Каким красивым оно становится, когда он рядом с нею. Как будто бы в ней есть некий свет, который Даниил отражает. Другие люди не могут отразить, а он – да. И вдруг Ксюша вскидывает руку и протягивает к нему, хочет по щеке его погладить. Да, она спокойная, даже немного заторможенная, но все же – четырнадцать лет, гормональный шторм, замкнутая жизнь, смутное желание любить. Она тянет руку, а Даниил отстраняется, да еще так испуганно, словно она не ладонь протянула, а гремучую змею. «Не надо!» – говорит он серьезно, и Ксюша отдергивает руку как от кипятка. «Мне пора домой!» «Ну пора – значит, пора!»

Тот самый момент вдруг ярко, словно наяву, подбросила память. Последняя картинка навсегда засыпающего сознания. И там, в этой воображаемой картинке, Ксюша все-таки успевает сказать то, что не было произнесено в реальности, поскольку и не казалось правдой.

– А ведь я тебя люблю.