Текст книги "Сокровища дракона"

4

Солнечный свет наверху был таким добрым и прекрасным, что Рикард на мгновение закрыл глаза, чтобы сдержать застилавшие их слезы. Он стоял в одной из комнат верхнего этажа подвалов, и от поверхности улицы его отделяло не больше метра. Рикард вытер слезы и, карабкаясь на громоздившиеся у наружной стены обломки плит и перекрытий, выбрался на дорогу.

Хрустальный осколок он решил взять с собой: новые встречи с тассами были неизбежными и меч еще мог пригодиться. Его прозрачное иссиня-черное лезвие было покрыто пятнами, оставленными «кровью» грибов, и отливало в ярких лучах солнечного света тусклым металлическим блеском – фантастическое отравленное оружие. Чувствуя себя каким-то древним воителем, Рикард осторожно прикрепил его к поясу.

Теперь следовало определить свое местонахождение относительно Башни Пяти. Рикард не знал, насколько он отклонился от курса, будучи под землей. Ему казалось, что он пробыл там очень долго и ушел очень далеко, но страх и возбуждение, испытанные во время сражения с тассами, могли сказаться на его восприятии пространства и времени.

Оглядевшись по сторонам, Рикард убедился, что он действительно проделал под землей очень длинный путь. Башня теперь была не прямо перед ним, а справа.

Остаток дня удалось идти, не упуская ее из виду. Перед самыми сумерками Рикард преодолел последнюю груду обломков и оказался на широкой площади, с противоположной стороны которой вздымалась к небу мрачная громада Башни.

Это было очень высокое здание, пожалуй – самое высокое во всей Федерации. Его основание занимало площадь в несколько гектаров. Отвесные гладкие стены казались совершенно целыми, по крайней мере – до высоты пятидесяти метров. Ничего похожего на двери видно не было.

Однако вход должен был быть. Возможно, он находился с другой стороны. Рикард начал обходить Башню слева.

Солнце быстро садилось, и продвижению Рикарда сильно мешали быстро сгущавшиеся тени между грудами развалин, которые высились на месте некогда прилегавших к Башне домов – свободной от них была лишь та сторона, к которой он вышел вначале. Возможно, стоило бы подождать до утра, но Рикард был полон решимости найти вход уже этим вечером. Несмотря на смертельную усталость, он не смог бы уснуть до тех пор, пока не окажется внутри Башни.

Если бы он пошел направо, а не налево, он бы достиг дверей быстрее, но в конце концов он их нашел. Когда-то перед ними громоздились кучи щебня, но четыре года назад археологи убрали большую его часть. Рикард спустился на расчищенный участок тротуара и приблизился к дверям. Они были закрыты на засов, но не заперты. Отодвинув засов, он распахнул створки настежь и вошел внутрь.

В фойе было темно, но не пусто. Рикард включил фонарь: на полу валялись остатки, сломанной мебели, на низких пьедесталах стояли три статуи белспаэров, по-разному одетых. Присмотревшись, Рикард отметил, что сходство статуй с виденными им живыми белспаэрами было скорее символическим.

Повсюду были видны следы деятельности археологической экспедиции. В пыли на полу виднелось множество отпечатков ног, и, если одиннадцать лет назад его отец и оставил какие-либо свидетельства своего здесь пребывания, сейчас они были уничтожены.

Рикард переходил из комнаты в комнату, тщательно осматривая пол в поисках следов, которые могли быть оставлены раньше, чем четыре года назад. Слой вновь осевшей пыли, который покрывал большую часть отпечатков ног, был очень тонким. На тех отпечатках, которые искал Рикард, он должен был быть заметно толще.

Примерно в центре здания находились пять огромных подъемников, которые теперь уже не функционировали. Возможно, именно они дали Башне ее название.

В Башне было также как минимум три лестницы, каждая из которых вела только наверх. Первая была расположена рядом с центральным подъемником и имела утилитарное назначение. Ее странного вида ступеньки были сделаны с учетом вращательного способа передвижения, свойственного белспаэрам. Вторая – парадная – начиналась в большом зале, видимо, предназначенном для официальных приемов, была богато украшена и выглядела так же, как подобные лестницы, виденные Рикардом в других местах. Третья была узкой служебной лестницей, расположенной в углу здания.

Отпечатки в пыли указывали на то, что археологи сосредоточили свое внимание на верхних этажах. Но из слов Седа Блейкли следовало, что он бросил отца Рикарда среди тасс, а те обитали под землей. Белспаэры также говорили, что «родитель» был «далеко глубже», и Рикард продолжал поиски прохода вниз. Наконец он вошел в большой зал, который был залит золотистым светом, исходившим от неподвижно стоявшего в его центре дракона.

На мгновение Рикард застыл, затем вытащил пистолет. По телу его прокатилась волна страха. Но это был не тот страх, который он испытывал в присутствии тасс. Строго говоря, испытываемое им сейчас чувство страхом вовсе и не являлось. Это было просто ощущение близости мощного поля статического электричества. Так он ощущал присутствие дракона. Физиологически это ощущение было настолько похожим на чувство страха, что именно так его и истолковывал раньше и Рикард, и все остальные.

Тем не менее дракон был опасен. Прикосновение к нему означало неминуемую гибель, независимо от того, хотел этого сам дракон или нет. Разрядившись в землю, статический заряд такой мощности мгновенно испепелил бы любое существо из живой плоти. Это было бы подобно удару молнии.

Неподвижно застыв у входа, Рикард не сводил глаз с дракона и чувствовал, как он каким-то непостижимым образом начинает понимать природу этих загадочных существ. Это была живая молния. Дракон все еще производил впечатление чего-то змееподобного, но на самом деле таковым не был. Это было сферической формы энергетическое поле с нечетко выраженными внешними границами. Оно было нематериальным и поэтому почти прозрачным. Оно было переполнено энергией и поэтому излучало желто-оранжевое сияние.

Пятна света, которые беспрестанно вращались в его глубине, были чем-то вроде костяка, собственно телом этого существа. Все остальное представляло собой некую оболочку, которую, словно псевдоподии, оно могло вытягивать в любом направлении. Мерцание позади и выше, зрительно воспринимавшееся как трепетание крыльев, возникало в результате дифракции и интерференции исходящего изнутри дракона света.

Материальными были лишь глаза. В обычных условиях эти живые сгустки энергии ощущали внешний мир совсем иначе, чем любые существа из плоти и крови. В этом отношении драконы отличались от людей даже больше, чем тассы.

Тем не менее драконы могли воспринимать виды энергии и иной природы, нежели та, порождением которой являлись они сами. Глаза их были созданы с единственной целью: дать им возможность воспринимать зрительные образы – способность, которая, возможно, изначально присуща им не была. В их собственном мире, мире энергетических, а не материальных объектов, в таком чувстве, как зрение, необходимости не возникало. Но Колтри не была их миром. Сколь долго они здесь ни пробыли, они продолжали оставаться пришельцами на этой планете.

В глазах, которые сейчас смотрели на Рикарда, ощущалась способность мыслить и чувствовать. Спустя некоторое время дракон шевельнулся и начал медленно приближаться.

Из того, что чувство, которое возникало в присутствии драконов, было, возможно, не чувством страха, а ощущением соседства мощного поля статического электричества, вовсе не следовало, что к соседству этому можно было относиться без должного почтения. Малейшее прикосновение означало смерть независимо от наличия у драконов разума или от их истинных намерений.

Рикард попятился. Вначале он хотел вернуться к входной двери и выйти из Башни, но дракон быстро проскользнул мимо и, преградив путь, вынудил его пойти в другую сторону. Создавалось впечатление, что, заставляя Рикарда отсступать, он пытается указать ему дорогу. Волей-неволей передвигаясь в требуемом направлении, Рикард подумал, знает ли это существо, что его прикосновение влечет за собой смерть, а если знает – то принимает ли это обстоятельство во внимание.

Они миновали какой-то коридор, несколько больших комнат, огромный зал с высоким потолком, еще один коридор и наконец вышли к лестнице, ступени которой вели вниз.

Рикард начал было спускаться, затем заметил отпечатавшиеся в пыли следы чьих-то ног. Мгновенно позабыв о драконе, он нагнулся и направил на них луч своего фонаря.

Эти следы были оставлены значительно раньше, чем те, которые он видел в других помещениях Башни. Слой пыли на них был почти втрое толще, чем на отпечатках ног, оставленных четыре года назад участниками археологической экспедиции. По этим ступенькам прошли три пары ног – две проследовали вниз, одна вернулась.

Затем Рикард вспомнил о драконе и поднял голову, чтобы посмотреть, не слишком ли тот приблизился. Дракон ушел.

5

Итак, все это время он спрашивал совсем не тех, кого надо. Дракон привел его сюда, а затем удалился. Ему было известно, куда стремился попасть Рикард.

Рикарду вновь стало не по себе – откуда дракон мог это знать?

Следы в пыли на ступеньках были очень отчетливы. То, что они рассказывали, было предельно ясным. Шагая вдоль отпечатков ног, Рикард спустился в подвал, прошел через высокий зал со сводчатым потолком, дошел до другой лестницы, спустился еще на один уровень, затем – еще на один, все больше и больше углубляясь в подземелья Башни Пяти.

Семь уровней представляли собой подземные этажи подвалов белспаэров, но следы вели дальше, теперь уже по наклонному полу тоннеля, имевшего в поперечном сечении форму более или менее правильной окружности. Стены тоннеля были темными и отливали тусклым металлическим блеском.

Войдя в тоннель, Рикард вскоре ощутил, что свет фонаря причиняет ему острую боль, и почувствовал почти непреодолимое желание остаться одному и ждать, ждать целую вечность. Он ускорил шаги и спустя какое-то время мысленным взором увидел образы странных монолитов, стоявших по бокам, но на самом деле там были лишь стены тоннеля, в которых часто попадались боковые проходы. Над головой Рикард ощутил темное небо, но это были всего лишь своды тоннеля. Следы вели дальше.

Неожиданно стены прохода стали белыми, и гнетущее ощущение исчезло. Рикард стоял в шестистенной комнате белспаэров, которая, возможно, находилась глубоко под Башней, возможно – под одним из смежных зданий. Чувство одиночества исчезло. Вместо этого Рикард ощутил спокойствие и уверенность в себе. Они странным образом перекликались с теми чувствами, которые Рикард испытывал в присутствии дракона – после того, как осознал, что страх на самом деле был статическим электричеством.

Конструкция этих подвалов выдавала их белспаэрское происхождение, но были они гораздо более древними, чем все, что Рикард видел раньше. Грубый пористый материал, которым были покрыты стены, походил на побелевшую от времени кость. Это были руины, таившиеся под руинами, давным-давно погребенные забытой цивилизацией, которая возникла поверх них.

А три цепочки следов вели дальше. Рикард продолжил путь, и ощущение спокойствия и уверенности в себе постепенно угасло. Он спустился еще на один уровень, удивляясь, как отцу удалось разыскать это место. В том, что он идет по его следам, Рикард уже не сомневался.

Чтобы более внимательно изучить отпечатки ног, Рикард стал на колени. Люди, которые здесь прошли, носили разную обувь, и следы их было нетрудно различить. Следы одного из них шли в обоих направлениях, следы второго – только вниз. Человек, который вернулся, вниз шел первым. Во многих местах поверх его следов шли следы ног того, который не вернулся.

А затем Рикард разглядел, что под этими следами были и другие, с трудом различимые из-за отпечатков ног отца и его спутника, а также из-за как минимум векового слоя пыли, осевшего в них. Он не смог определить, как много пар ног здесь прошло, но некоторые из следов шли в обоих направлениях.

Блейкли вернулся, и Блейкли привел сюда отца. Он, должно быть, что-то узнал от кого-то из старателей. А потом появился Арин Брет, который знал еще что-то и был полон решимости действовать. И Блейкли привел его сюда. Кто-то еще, теперь давно уже мертвый, наткнулся на это место по чистой случайности и прожил достаточно долго, чтобы успеть рассказать о своей находке, хотя истинного ее значения он, скорее всего, не понимал, да и поверить ему никто, по-видимому, так и не поверил.

Рикард выпрямился и вдруг, как-то сразу, почувствовал, насколько сильно он устал. Было уже за полночь. Стрелки наручных часов показывали час. Но остановиться сейчас он не мог.

Он спустился еще на один уровень, прошел через какую-то комнату, затем через короткий холл и оказался у входа в огромное помещение с очень высоким потолком. Оно было заполнено давно умершими механизмами, которые отбрасывали столь глубокие тени, что рассмотреть противоположную стену Рикарду не удавалось.

Эффект тасс опять усилился. Темные, металлически поблескивавшие во мраке отметины их присутствия виднелись повсюду. Даже отпечатки ног были затерты. Но Рикард смог рассмотреть, что следы ног Блейкли не пересекали это помещение. Перед тем как повернуть назад, он ждал здесь.

Рикард снял ремень и обмотал его вокруг рукоятки своего хрустального меча. Затем вошел в машинный зал. Там он увидел серую пластмассовую плоскость, возвышавшуюся среди полуразвалившихся от времени корпусов механизмов, вздымавшиеся под причудливыми углами пластмассовые монолиты, загадочной формы груды серых камней со странными отверстиями, сделанные из металлических балок и брусков деревья, тянувшие кверху голые проволочные ветви: остатки древней техники непонятной формы и непостижимого назначения.

Тасс здесь сейчас не было, чему Рикард очень обрадовался – ему хотелось побыть одному. Сжимая в руке хрустальный меч, он посветил вперед. От луча фонаря исходил едкий запах, от которого болели глаза и кожа.

Рикард с трудом пробирался по этому залу с его призрачным пейзажем серой пустоты. Мысль о встрече с чем бы то ни было – тассами, людьми, драконами – внушала ему смертельный страх. Луч света выхватил из темноты часть противоположной стены. Больше всего Рикарду хотелось опуститься на пол и подождать, стремиться куда бы то ни было казалось совершенно бессмысленным. Чтобы все же заставить ноги передвигаться, приходилось прилагать немалые усилия.

Слева, на высоту его роста, поднялась тасса, образующие ее тело белесые волокна-усики сплелись в нечто напоминавшее человеческую фигуру. Выставив в ее сторону меч, Рикард поспешил к стене. Тасса его не преследовала, дурман в голове у Рикарда чуть рассеялся.

В стене, немного левее того места, куда он вышел, была плотно прикрытая дверь. Подойдя, Рикард открыл ее, сделал шаг вперед, остановился и, обернувшись, посмотрел назад на фантастический мир мрачных теней и тасс.

Луч фонаря уперся в противоположную стену. С того места, где сейчас стоял Рикард, была хорошо видна дверь, через которую он вошел. При желании до нее можно было докинуть камень.

Повернувшись, он увидел, что находится в коротком коридоре. Пыль на полу была только у стен. Кто-то здесь ходил, почти каждый день.

От волнения Рикард едва не задохнулся. Подойдя к двери в противоположном конце коридора, он мгновение помедлил, затем распахнул ее. За дверью был свет.

Кто-то здесь жил. Рикард увидел некое подобие мебели, кое-как собранной из древних обломков. Источники света находились на потолке, что они собой представляли, было непонятно. В противоположной стене отворилась дверь, и в комнату вошел какой-то человек.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

1

Увидев Рикарда, старик застыл. В большей степени, чем годы, его состарили лишения. Волосы его были белыми, длинная, до пояса, борода – совершенно седой, но Рикард узнал лицо отца, даже через тринадцать с половиной лет.

Он попытался что-то сказать, но голос не повиновался" ему. Слишком много противоречивых чувств нахлынуло на него сразу: гнев, облегчение, смертельная усталость, ненависть, радость. Глаза затуманили слезы.

Отец продолжал стоять неподвижно. В его взгляде читались испуг, удивление, надежда…

– Рикки? – тихим, сдавленным голосом спросил он наконец.– Это действительно ты?

– Это я, отец,– ответил Рикард.

Через мгновение они сжимали друг друга в объятиях, плача, смеясь, целуясь, что-то крича, хлопали друг друга по плечам и опять стискивали в объятиях, становясь единым целым.

– О Боже мой, Рикард,– не отпуская, отец отстранил его на длину вытянутых рук,– это ты, это действительно ты!

– Отец, у тебя все в порядке?

– В сложившихся обстоятельствах – да.

И они снова смеялись, плакали и обнимались. Когда наконец первый шок прошел, они сели и рассказали друг другу, как каждый из них здесь оказался.

Известие о смерти жены глубоко опечалило Арина Брета, хотя и не явилось для него полной неожиданностью.

– Я не собирался отсутствовать так долго,– сказал он.– Хотя для того, чтобы отыскать это место, времени понадобилось больше, чем я рассчитывал, через месяц я был бы уже дома, если бы не Блейкли. Он должен был вытащить меня отсюда с помощью веревки, но, вместо этого, сбежал.

– Он все еще жив,– сказал Рикард,– и я знаю, где он. Когда мы вернемся, я тебя туда отвезу.

– Да, мне хотелось бы с ним повидаться. С кем ты здесь?

– С парнем, которого зовут Стефан Добрин. Его ранили по дороге сюда, и я оставил его в одном из домов на въезде в город.

– Больше с тобой никого нет?

– Здесь – нет.

– Значит, ты тоже в ловушке.

– Надеюсь – нет. Несколько моих приятелей-белспаэров вчера ночью пытались втолковать, как отсюда выбраться. Боюсь, правда, придется изрядно поломать голову, чтобы понять, что они имели в виду.

– Ты сказал – белспаэров? Разве они не вымерли?

– Похоже, нет. Я встречал их дважды. Они знают, кто я такой и, соответственно,– кто такой ты. Они считают меня чем-то вроде мессии. Я не знаю, где они были и чем занимались все эти годы, но сейчас они, похоже, захотели выйти из небытия. Но это все подождет, пока мы не выйдем отсюда, и я не собираюсь предпринимать попытки выбраться наружу прямо сейчас, я слишком устал. Кроме того, нам еще нужно так много друг другу рассказать.

И хотя они говорили лишь о самом главном, разговоры эти длились до шести часов утра. Отец рассказал, как он постиг тайну диализайта, как в течение двух лет искал эту планету и это место, а затем больше одиннадцати лет потратил на то, чтобы просто выжить.

– И именно диализайт сделал это возможным,– объяснил Арин.– Тебе приходилось его видеть? Держать его в руках? Значит, тебе знакомо то ощущение покоя и силы, которое он дает. Это и только это помогло мне сохранить рассудок, удержало от того, чтобы сдаться.

– Но как же ты жил? Я имею в виду энергию и пищу?

– Таарсхомы. Нет, я не сошел с ума. Их нет здесь сейчас, но позже они придут. Их ощущение времени отличается от нашего. Одного из них я тебе покажу, и, если после этого ты скажешь, что я сошел с ума, я тебе поверю. Но не торопись с выводами до того, как я смогу представить тебе доказательства.

Большую часть времени рассказывал Рикард. Арин хотел знать все: как они жили после его отъезда, как умерла Сигра, как и где он учился, о жизни Рикарда на Горсхоме, о том, как он сумел отследить передвижения Арина по планетам Федерации, и обо всем, что произошло после его прибытия на Колтри.

– Знаешь, я всегда хотел, чтобы ты стал гестой,– сказал Арин,– и, видит Бог, задатки у тебя неплохие!

– Не знаю, сколько это будет продолжаться.

– А какая разница? Будь тем, кем хочешь. Тогда ты станешь гестой в истинном смысле этого слова, хотя лишь очень немногие это понимают. У меня было вполне достаточно времени для размышлений, Рикки, и многое теперь я вижу иначе, хотя, возможно, и не всегда правильно.

В конце концов Рикард почувствовал, что больше не в силах бороться с усталостью. Арин уложил его в соседней комнате, и Рикард мгновенно уснул. Ему снилось, что он играет на заднем дворе их дома на Пелгрейне.

Проснулся он, почувствовав на своем плече руку отца.

– Таарсхом пришел,– сказал Арин,– пойдем поговорим с ним.

Рикард встал. Он проспал около пяти часов, этого было достаточно. Вслед за отцом он прошел в комнату, где они встретились, затем, по боковому коридору в другую, побольше. Посреди нее сиял золотым светом большой дракон.

– Это,– сказал Арин Брет,– таарсхом.

2

Дракон спокойно парил в центре комнаты.

– Не прикасайся к нему,– сказал Арин,– или изжаришься.

– Ну, это мне уже известно – видел их в городе. Один из них показал мне лестницу, по которой я сюда пришел. Но откуда ты знаешь, что это – таарсхомы? Предполагается, что они исчезли из Галактики не меньше миллиона лет назад.

– Они вернулись. Ты можешь научиться с ними разговаривать, хотя это требует времени и терпения. У меня было достаточно и того и другого. Возможно, с моей помощью ты сможешь научиться гораздо быстрее, чем я.

– И они снабжают тебя пищей и энергией?

– Да. Не могу объяснить как. Знаю только, что они нашли меня здесь примерно через десять дней после того, как сбежал Блейкли. Он унес все продукты, и я был в довольно жалком состоянии.

Кроме того, мне повезло. Несмотря на эти свои глаза, таарсхомы видят не так, как мы. Им трудно точно определить, где именно мы находимся. Очевидно, наша энергетическая оболочка слишком слабая и маленькая. Тот, которого ты сейчас видишь, научился различать нашу физическую форму, но ему так же трудно видеть нас, как нам – его.

– «Ему»?

– Так, во всяком случае, я его воспринимаю. На самом деле они бесполые и, когда в том возникает необходимость, размножаются партеногенезом[11]11
  Партеногенез (от греч. parthenos – девственница) – форма размножения: развитие яйцеклетки без оплодотворения. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. Как бы то ни было, этот дракон ко мне не прикоснулся. И это было везением. Но он сумел понять, что я умираю, и придумал, как меня накормить. То, что я здесь ел, очень питательно, но я чертовски рад, что ты принес с собой обычную человеческую еду.

– Они не могли помочь тебе выбраться наружу?

– Тем путем, который используют они, это невозможно. Они перемещаются сюда по электрическим проводам.

– Глаза и все остальное?

– Глаза каждый раз приходится создавать заново.

– Но разве они не могли провести тебя через тот зал с тассами?

– Это можно было сделать только на ощупь, а прикосновение к ним мгновенно убило бы меня. Им очень трудно иметь дело с материальными объектами. В принципе это для них осуществимо, но с очень большими сложностями. Чтобы просто потянуть за веревку, им приходится затрачивать столько усилий и проявлять столько изобретательности, сколько нам для того, чтобы сделать плазменный реактор. Кроме того, лишь очень немногим из них интересен лично я, хотя все они очень интересуются человечеством и, в связи с этим,– белспаэрами.

– Итак, ты оказался в ловушке.

– Как видишь. Но жизнь здесь была не такой уж скучной. Не всегда, во всяком случае. Восстановив силы, я большую часть времени потратил, чтобы научиться разговаривать с таарсхомами. Года два – так, по крайней мере, мне кажется, я прожил в темноте, прежде чем смог втолковать им, что мне нужен свет. Относительно пищи все было понятно – у них есть прямой аналог. Но свет, чтобы видеть,– это нечто совершенно им чуждое. В том или ином смысле, тем или иным образом, они видят всегда – независимо от окружающей среды или энергетического поля.

Но я узнал и еще кое-что. Я пришел сюда за диализайтом, и я его нашел. И очень много. Чего Блейкли не знал, так это того, что мешок, который я ему бросил через зал тасс, был всего лишь первым. Остальных двадцати с лишним он дожидаться не стал.

– О Боже!

– И я остановился на этом лишь потому, что кончились мешки. Здесь достаточно диализайта, чтобы цена на него упала примерно до ста тысяч за грамм, если забрать его весь. Чего я, разумеется, делать не стану.

Но главное в том, что я знаю, как образуется диализайт. Если тебе удастся привести некоторую массу в соприкосновение с одним из центральных пятен света, вращающихся внутри тела таарсхома, то при условии, что используемое вещество является диэлектриком, имеет сравнительно большую плотность и достаточно энергии, чтобы проникнуть в их тело, ты получишь немного диализайта.

– Но не причиняет ли это им боли?

– Господи, нет! Им это нравится! Но почему ты спрашиваешь?

Рикард рассказал, как он стрелял в дракона на лесной поляне и о следе из мерцающих пылинок, который тот оставил за собой.

– Должно быть, пощекотало его немного,– сказал Арин.– Пойдем, я покажу тебе диализайтовые копи.

Он пересек комнату и подошел к двери в дальнем ее конце. Дракон последовал за ними.

За дверью начинался широкий коридор, который через несколько метров был разрушен произошедшей много лет назад подвижкой земной коры. Там, где коридор таким образом кончался, открывался вход в пещеру. Она была не очень велика: метров сорок в длину, метров тридцать в ширину и около трех метров в высоту.

По неровному полу пещеры извивалась довольно широкая трещина, видимо вулканического происхождения, светившаяся изнутри своим собственным светом. По обеим сторонам от трещины вздымались груды диализайта, целые его залежи, таинственно мерцавшие в полумраке.

– Здесь больше сокровищ, чем кто-либо может себе представить,– тихо сказал Арин. В голосе его не было и следа алчности.

Из коридора позади них показался дракон. Старательно держась подальше от людей, он подплыл к трещине в полу, некоторое время неподвижно над ней парил, затем нырнул вниз. Мгновение спустя он появился снова: огромный, великолепный, сияющий. Из него вывалилось несколько искрящихся кристаллов, которые, упав на россыпи диализайта, вызвали небольшой оползень, и в трещине исчез целый ливень сверкающих камней.

– Этим они занимаются с тех пор, как вернулись сюда примерно две тысячи лет назад. Камни, которые ты здесь видишь, представляют собой лишь малую толику того, что они невольно создали за этот период времени.

Ошеломленно взиравший на сокровища Рикард почувствовал необходимость как-то отвлечься:

– Ты сказал, я могу научиться с ними разговаривать?

– С таарсхомами? Да. Теперь, когда они овладели этим искусством, тебе понадобится не очень много времени.

Сопровождаемые таарсхомом, они вернулись в комнату, где впервые его увидели. Не отводя глаз от таарсхома, Арин остановился в ее центре. Казалось, от него исходит легкое мерцание. Затем он повернулся к Рикарду и протянул ему руку.

– Подойди сюда,– сказал он,– и я научу тебя.

Рикард подошел к отцу, взял его за руку и повернулся к таарсхому. От сверхмощного заряда статического электричества, излучаемого драконом, волосы его зашевелились.

Он почувствовал спокойствие и уверенность в себе.

– Это особенное место,– как бы читая его мысли, сказал Арин.– Ты уже прошел через такое же, когда спускался. Оно было светлое и пористое, как побелевшая от времени кость. В верхнем мире такие места встречаются нечасто. В этих местах можно воспринимать часть, малую толику, первородной мощи и мудрости таарсхомов, что позволяет с ними разговаривать.

Рикард стоял в ожидании того, что должно было произойти. Он видел завораживающую игру ярких сполохов света, чувствовал необычайную легкость во всем теле, томительное волнение в предвкушении чего-то радостного и светлого. Существо, парившее перед ним, казалось, стало более реальным, более осязаемым.

Рикард знал: то, что он сейчас видит, было всего лишь иллюзией. Таарсхом принял форму классического дракона с мощным телом, когтистыми лапами, длинными, как у змеи, хвостом и шеей, перепончатыми крыльями и большой головой с зубастой пастью.

Подпитываемая мощью таарсхома, невообразимо древняя энергетическая паутина, которая их сейчас связывала, становилась все ощутимее и прочнее. Возрастало и окружавшее их богатство красок, спокойствие становилось покоем, уверенность в себе превращалась в несокрушимую мощь.

Он парил в самом центре стремительно расширявшегося кристалла, в сердце кристалла диализайта, чьи грани и плоскости проходили одна через другую, уровень за уровнем, более чем в трех измерениях, более чем в четырех.

Призрачный дракон, стоявший перед ним, поднялся на задние лапы. Форма его нисколько не изменилась, но теперь это уже был не зверь, но ангел. Он был светлым; радостным, сияющим, металлическим, огромным. Он заполнил собой кристалл, в котором парил Рикард, кристалл, который расширился за пределы неосязаемой теперь поверхности этой планеты и сверкал среди звезд и солнц. Он нес в себе понимание сути и смысла самой Вселенной.

– Мы были первыми,– сказал таарсхом,– мы уходили на время, чтобы проведать дальних родственников, а вернувшись, обнаружили, что это единственное, что осталось от всего некогда нам принадлежавшего.

***

Колтри не была их миром, но они пришли сюда очень давно, когда едва сформировавшаяся планета еще не остыла. Где была первая колыбель их цивилизации, таарсхом не смог донести до человеческого понимания Рикарда, несмотря на все свои ум и мудрость.

Они всегда были лишь наполовину материальными существами. И они были первыми существами в Галактике, которых эволюция одарила разумом. В те неизмеримо древние годы они еще не перешагнули порог бессмертия. Период их истории до прихода на Колтри был длиннее, чем последующий. Они представляли собой технологическую цивилизацию, достигшую стадии межзвездных путешествий, и почти одинокую в практически пустой в те времена Галактике. Жизнь тогда встречалась очень редко, а разумная жизнь и того реже.

Они пришли и увидели, что мир этот, по их тогдашним стандартам, был прекрасен. Они жили, и процветали, и совершенствовали определенные технологии. Они создали государство, в которое вошли еще шесть или семь других цивилизаций, лишь одна из которых была представлена существами полностью материальными – кельсарианами. Они заселили Галактику.

Они изменили Колтри в соответствии со своими нуждами. И когда они достигли вершины своей ранней истории в качестве смертных существ, на Колтри возникла жизнь. Это не было делом их рук. Это был совершенно естественный ход событий.

Однако само присутствие таарсхомов повлияло на некоторые из зародившихся здесь форм жизни. В частности, у одного из видов развился разум, хотя в эволюционном отношении он далеко отстал от других. Это были тассы.

Таарсхомы перешагнули порог бессмертия тогда, когда тассы, эволюционировавшие медленнее, чем чисто животные формы жизни, сумели в конце концов овладеть ядерной технологией. Таарсхомы ушли, и этот мир унаследовали тассы.

Таарсхомы не многое знали о том, что происходило на Колтри после их ухода. Все их знания на этот счет имели чисто предположительный характер, проистекая из выводов, сделанных на основании того, что они обнаружили после своего возвращения около двух тысяч лет назад.