Текст книги "Ложь в двенадцатой степени"

– Тебе снятся сны? – Упорству Стива можно было позавидовать.

– А я люблю говядину. С детства ее ем. Ваши нелепые выводы несостоятельны.

– Не отвлекайся. Я не отстану от тебя, сколько бы ты ни отвечал невпопад.

– Мертвецам разве снятся сны?

МС нарочно повернул голову в сторону Хельги. Если он ждал, что она сорвется и заговорит, ему надо было лучше стараться. Вероятно, именно это было целью его провокаций.

– Для мертвеца ты слишком болтливый, – заметил Амберс. – Давай без ответов вопросом на вопрос.

– Будете настаивать? – перебил Манипулятор.

– Хотя бы сегодня будь послушным. К тебе пришли сразу двое гостей, – непозволительная для тебя роскошь, чтобы еще и ерничать.

– Если вы так желаете. Но гостей? Я вижу только зазнавшегося молодого человека и еще одного манекена.

Хельга усмехнулась и смолчала. Слишком открытая провокация, чтобы купиться. С другой стороны, МС, несмотря на все выпады, вел себя как шелковый. Она не понимала, с чего это Стив ругал его манеру говорить загадками и не по делу. В этом был весь МС. Но зато сейчас он хотя бы не бросался на них с обвинениями и желчными оскорблениями, чтобы подавить их волю. Он был в меру приветливым и общительным, а ведь именно это и требовалось от сеанса – разговорить его. Проследить за изменениями в поведении, психике, а уже потом выудить какие-нибудь поразительные сведения о происхождении этого чудака. Недовольство Амберса раздражало Хельгу больше, чем намеки Манипулятора на ее бесполезность в беседе. А ей вовсе не хотелось вставать на сторону злобного лжеца.

– Что же такое для тебя смерть? – уставившись в папку, а не на собеседника, произнес Стив.

– Разумно предположить, что мое перманентное состояние.

– Послушать тебя, так ты такой бедный и несчастный.

– Слушайте, я не жалуюсь, лишь констатирую факт, – невозмутимо выдал МС. – Попробовали бы вы, доктор, жить без тела, когда у вас есть только ваше сознание и воспоминания прошлого. Думаете, если ваш мозг сейчас поместить в банку, вы будете осознавать свое новое положение? Или мозг продолжит обманывать вас и показывать, что у вас все еще есть ноги и руки?

– Я не отвечаю на вопросы, а задаю их.

– Конечно. Обретая тело, я не могу до конца отделаться от представлений, что у меня ничего нет. – МС активно двигал головой, не имея других способов жестикуляции.

– Рене Декарт не согласился бы с тобой, особенно если учесть, что ты – главная иллюстрация его известнейшего высказывания. И ты не мертв, а пребываешь с рождения инвалидом. Хватит уже разыгрывать драму, – поморщился Стив.

– К тому же мертвецов не волнуют живые, – вставила Хельга, ухватившись за метафору. В последнее время ее часто выбрасывало на берег обсуждения смерти.

– Рискну спросить: а кто же их волнует? Другие мертвые? – изрек МС.

– Вряд ли это так, – фыркнул Амберс. – Сомневаюсь, что тебя интересуют мертвые. Зато смерти – вполне. И чем больше смертей, тем лучше, правда?

– Если бы. Вы рисуете любопытный портрет моей личности, доктор. Боюсь вас разочаровывать, но мне бессмысленно радоваться чьим-то смертям. В этом нет выгоды. А вот вы, люди, должны, нет, обязаны радоваться смертям, особенно незнакомых людей.

– О да, тебе же лучше знать, чего мы обязаны желать. Урок философии от Двенадцатого, – небрежно бросил Стив, поворачиваясь к Мантисс.

К его разочарованию, она не подхватила насмешливого настроя.

– Так я же просто пытаюсь вас понять, – невинно проговорил МС. – Вы так неправильно реагируете на сообщения о смертях в прессе. Почему вы так неправильно реагируете? Это противоречит самой вашей природе. Относитесь к гибели других либо равнодушно, либо с сочувствием, либо с лицемерным страхом, радуясь, что подобного не случилось с вами или вашим окружением. И все это бессмыслица. На планете перенаселение, ресурсы – это снег в марте, а экологические проблемы становятся острее. И когда очередные дармоеды прощаются с жизнью, что вы должны испытывать? Правильно, облегчение!

– Неужели?

– И довольство при мысли, что дышать стало легче. И сетовать должны, отчего смертность в вашей стране не превышает естественный прирост. Умер еще кто-то? Отлично! Ваши правнуки не будут толкаться на улице с лишними кусками мяса.

– А еще лучше – пойти и убиться самому? – сказал доктор.

– Ну, если ты идиот, хоть прямо сейчас.

– Не удивлен, что тебе непонятно наше поведение. Тебя не воспитывали в семье, не учили, что такое быть человеком. Не рассказывали про совесть, доброту и порядочность.

– Вам, получается, тоже, потому что за вами я этих качеств не замечал, – преувеличенно угрюмо отозвался МС. – Но что с вас, людей, взять. Вам вешаешь лапшу на уши – вы недовольны. Говоришь правду – вы беситесь еще больше. Уж и не знаю, как вы такие приспособились к жизни в обществе.

У Мантисс возникло чувство, что он упорно намекал на неблагодарного Амберса, который не оценил его «подарка». МС неустанно обтирал края своего со Стивом конфликта, дразнил доктора. То, что последний не переваривал его, заметил бы и слепой, и бестелесный обитатель минус второго этажа постоянно дергал струны его нервов, напоминал об обиде. Выдержка Амберса потому так и поражала, что Хельга догадывалась о причинах его ненависти к МС и недоумевала: какие силы еще держат его на этом месте? Она поглядывала на Стива краем глаза и видела, как гуляют желваки и сдвигаются брови, а ногти сжатых пальцев впиваются в кожу ладоней. Доктор прямо сейчас мог бы сорваться и нанести обидчику парочку ударов, если бы не был в курсе, что Маска останется целой, а срыв доставит объекту лишь удовольствие.

– Опрос на сегодня окончен. – Амберс захлопнул папку.

– Разве? Я помню, что у юной Мантисс давно есть ко мне вопрос. Дайте ей уже высказаться.

– Он и не запрещает, – не позволив Стиву ответить, сказала Хельга. – Мой вопрос может подождать. Лучше отгадай загадку: сколько нужно карликов, чтобы сжечь все население Земли?

– Опять эти недалекие загадки Марка Вейлеса. – МС поразил точностью определения автора этой мыслительной задачки. – Да, я знаком с ним. Он же раньше работал на этом этаже, – уж ты бы и сама связала все ниточки. Что же до загадки, то один карлик, поскольку неуважаемый доктор Вейлес имеет в виду звезду. Лучше ты отгадай мою. Она понравится тебе больше.

– Это не входит в план нашей беседы, – прервал Стив, важно вскинув подбородок.

Он напоминал Хельге, кто вел программу, однако она не обещала, что будет следовать ей.

– Позвольте ему высказаться, доктор Амберс. Я уверена, ему есть что сказать. Разве не на такие результаты вы работаете?

– Результаты будут, если следовать плану…

– Уверена, что ваш план идеален, но иногда следует отклоняться от курса, чтобы выявить неточности и отыскать пути эволюции старого. Поэтому, пожалуйста, не встревайте. Я не перебивала вас, когда вы высказывались.

Хельга знала, что фактически подавляла Амберса уверенным выпадом. Она не грубила ему, как любил делать МС, и не говорила открыто о своем отношении к составленной программе. И все же она буквально заткнула Стива. Логичными обоснованиями выиграла себе парочку минут, пока Амберс вернется в позицию босса.

– Да, это правильное решение, – изрек МС приторным голосом, от скрипучести которого все сжималось внутри. – У одного щедрого низкорослого богача с тучным телосложением (как и у любого богача, я полагаю) было 126 монет. Он раздал их четверым соседям, с которыми был вынужден проживать. Очевидно, он любил этих прохвостов, хотя среди всех был самым главным и нужным. Но не суть. Первому, любителю указывать на чужие недостатки, он дал на четыре монеты меньше второго, рослого паренька. Третьему – на семь монет больше второго. А четвертому мальцу – на шестьдесят восемь монет больше третьего, сиротинушки. Ты что, серьезно будешь рисовать схему? Поработай немного своим идеальным байесовским наблюдателем, – увидев, что Хельга выхватывает у Амберса папку и чертит ручкой прямо на ней, пропуская мимо возмущенный возглас доктора, процедил МС. – Сколько монет кому досталось? И кто был обделен больше всех?

– Да это задачка средней школы, – приглядываясь к схеме, дернул плечом доктор. – Через подстановку икса легко решается.

– Дело не в этом, – записав числа подряд, сказала Хельга. – Думаете, он задает ее ради проверки наших математических навыков? Восемь, двенадцать, девятнадцать и восемьдесят семь. Посмотрите на цифру и числа. Это дата. Восьмое декабря тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Что-то знаменательное случилось в этот день?

– Не знаю, – признался загрузившийся Амберс. – Пусть Двенадцатый сам расскажет.

– Подождите! В этот год отец водил меня к МС в детстве. Возможно, что это одна из дат визита!

– Европа поцеловалась с Азией! Так кто же остался обделенным? – нетерпеливо прервал МС.

– Второй. Это так важно? – спросила Хельга.

– О, ты не представляешь насколько. Это может помочь тебе найти фальшивого человека. Или нет, я не знаю. Что же до даты, то это просто случайно выбранное число случайного месяца и года. На проверку прозорливости, но самое главное ты так и не увидела.

– Твое счастье, что я не такая умная, какой могла бы быть.

– Не поспоришь. Окажись все иначе, ты уже могла бы не то что отыскать какой-то там метод профессора, но и сочинить собственный.

Хельгу словно щелкнули по носу. Он намеренно дразнил ее, видя полную беспомощность. Стив, который был в курсе первого провала Мантисс, нахмурился. И все же, какой бы слепой в некоторых вопросах Хельга ни была, кое-что она отчетливо узрела. Какими бы оскорблениями ни разбрасывался Манипулятор, какие бы ярлыки ни вешал на собеседников, он так или иначе признавал их умственные способности. Даже загадка демонстрировала, что МС не считал их полными кретинами. Если пустит на самотек, то кто-то из этих «тупиц» рано или поздно перещеголяет его. Мантисс не собиралась доказывать ему, что способна учиться на собственных ошибках. Гордость не толкала ее на хвастливые поступки. Пусть лучше Манипулятор и дальше видит нарисованный им самим потолок ее способностей, в то время как сама она поднимется выше.

– Спасибо, – сказала Мантисс, к вящему удивлению не только Амберса, но и адресата.

– За что? – выпалил почему-то доктор, хотя она надеялась на ответ МС.

– Пока не знаю. – Хельга смотрела на Маску, а не на Стива. – Время покажет, что из сказанного было полезно для нас.

Доктор неодобрительно покачал головой и засуетился, приступая к следующему этапу, пока подопечная и МС играли в гляделки. Хельга устала сидеть на одном месте. Так она чувствовала себя более уязвимой – маленьким пятном в центре комнаты, сдавливаемым стенами. Она закидывала ногу на ногу, ерзала на стуле, теребила брошь, водила ногтями по подушечкам пальцев – и все равно не могла ощутить себя живой. Не статуей. Не манекеном, как тот, что напротив. Если бы не суровый Амберс с непреклонным уставом поведения, Мантисс уже расхаживала бы по помещению, внося в это мертвое царство искры живого и деятельного. А так – они сидят на месте, исследования стоят на месте, и время вот-вот да перестанет бежать вперед.

Стив положил перед Хельгой газету. Как и договаривались, ее очередь вести программу. Мантисс опустила взгляд на заголовок, повествующий об очередных политических конфликтах, пролистала дальше, на раздел садоводства и сообщение о грядущей Олимпиаде. Она забыла спросить, зачем проводилось чтение. Возможно, это был своего рода пряник для МС, призванный задобрить его.

– Я же просил принести книгу.

– Почему бы не принести ему книгу? – спросила Хельга.

– Мы обсуждали это, – резко бросил Амберс, почесывая скулу. – Ты все равно не читаешь их. Просто тешишь свое самолюбие.

Мантисс была уверена, что МС пожал бы плечами, не окажись он скован условностями пластмассового тела. Хельга зачитала ему отрывок о политике, хотя и сомневалась, что ее слушают. Манипулятор никак не прокомментировал фрагмент, лишь проворчал, что социальные болезни, вроде ксенофобии, гомофобии, религиозного фанатизма, все равно что рак человечества и никак не излечиваются.

За этот час Хельга редко вспоминала о докторе Траумерихе. Он определенно наблюдал, но мудро не вмешивался, не давал указаний и не перебивал. Доверял опыту коллеги, либо его устраивало течение беседы. Дочь профессора не сомневалась, что Уильям сам никогда не следовал прописанным до мелочей планам, как Стив, и при этом не допускал полной импровизации.

– Это все скучно, – протараторил МС. – Ваши источники массовой информации все больше превращаются в шоу. Главное, с каким размахом произошло событие, а так ли описанное близко к действительности… Да и без них все предельно ясно. Любые закономерности в этом мире прослеживаются с легкостью, – не знаю, зачем вы вечно все усложняете? Вот посмотри на него. – Манекен неуклюже качнулся в сторону Амберса. – С утра выглаживал свои рубашки. Педантичен до скрипа на зубах. Женщинам такие аккуратные педанты сначала нравятся, даже если не красавцы, но спустя время начинают утомлять. Безмерно много контроля, вернее, видимого контроля. Потому как на самом деле такие люди, сколько они ни пытаются контролировать все в жизни, не могут справиться со сбивающим потоком. Обязательно что-то пойдет не так, и тем сильнее это их злит, чем упорнее они следуют своему плану.

– Сеанс окончен, так что можешь не тянуть время, – отрезал Стив, неожиданно хладнокровно восприняв анализ.

– Трудолюбивый. Питается чаще здоровой пищей, хотя иногда злоупотребляет полуфабрикатами. – МС выбрал целью то ли довести Амберса до белого каления, то ли развлечь Хельгу. – Лишний жирок все же откладывается. Могу поспорить, что принял нейтральную позицию в вопросе «приводить Мантисс или не приводить». Не хватает смелости принимать сложные решения. Бесклеточный.

– Правильно говорить «бесхребетный», – поправил Амберс, даже в такой ситуации не устоявший перед искушением сделать все правильно. Вот только Хельге показалось, что МС нарочно ошибся. – Я тоже могу показать чудеса холодного чтения. Любой дурак с мозгами проделывает такие фокусы на высший балл.

– О, конечно, доктор, конечно. Но любой ли может, пользуясь прочитанной информацией, внушить людям то, что он пожелает? Заставить человека кардинально поменять мнение или сделать что-то? Да расслабьтесь вы, доктор, я не буду демонстрировать ничего подобного прямо сейчас.

– У нас еще двенадцать минут, но я настаиваю на том, чтобы закончить раньше, – сверился с часами Стив. Мантисс показалось, что он уже на пределе терпения. – Мы выполнили программу раньше.

– Тогда оставшееся время можно потратить на импровизацию.

Хельга не желала уходить сейчас. Она только поняла, на какой вольготной позиции находилась. Амберс являлся ключевой фигурой в их паре и забирал почти всю порцию негатива МС на себя. Мантисс перепало крайне мало язвительных замечаний, и она ощутила, что ей интересно слушать размышления Маски.

– «Понеже горьким словом моим посмеются», – изрек Манипулятор, а затем бодрее добавил: – Быть шоу? Чего изволит юная Мантисс? Зреть, как всходят семена завтрашнего сада? Сам придумал термин.

Амберс фыркнул, но позволил МС болтать. Хельга не ожидала, что доктор так просто уступит, учитывая точку кипения, в которой он находился. Мантисс попросила собеседника продолжать.

– Что означают «семена завтрашнего сада»?

– Оптимальная заготовка. Что-то вроде закономерности. Только закономерность происходит сама по себе, так сказать, свыше, – манекен качнулся, – а семена сажаем мы своими действиями. В долгосрочной перспективе. Хочешь пример? Конечно же хочешь. Вы знаете, сколько нужно предложений, чтобы привести человека в экстаз от неожиданного осознания? Ровно девять. Считаете, доктор?

Хельге померещилось, что МС попытался задрать голову и посмотреть на камеру, адресуя посыл еще и Уильяму. Возможно, правда, ей это только почудилось.

– Ну, давай уже, – устав ждать продолжения, сказал Амберс.

– Тысячи лет назад был у меня знакомый, который каждый раз смеялся, когда видел говядину, – выразительно начал объект. – Люди часто смеются во время еды, да и не только во время. Но говядина прямо творит чудеса! Люди ее едят – и смеются. Из этого можно сделать вывод, что люди, которые любят говядину, обладают хорошим чувством юмора, а которые не любят – нет.

– Что за глупость! – выплюнул Стив.

– Однако исключения тоже бывают, но, скорее всего, дело в другом. Если вы любите говядину, но не смеетесь, когда едите ее, значит, либо вы лжете, либо я даю вам не говядину. На основе этого правила можно делать и другие выводы. Например, вы, доктор Амберс, не любите говядину.

– Напротив, я люблю ее. С детства ем. Видишь, Двенадцатый, твои нелепые выводы несостоятельны. Да ты и сам это знаешь. К чему была эта клоунада?

К тому, что МС устроил шоу, которое у Хельги в самом деле вызвало изумление, смешанное с неверием. Она взглянула на Стива и различила на его лице лишь раздражение и скепсис, словно он ничего не заметил. А ведь он и впрямь не заметил – то, как сам же повторил фразу, произнесенную ранее Манипулятором. Будто МС еще в середине сеанса был в курсе, что они придут к этому разговору и Амберс ответит таким образом. Конечно, он заранее вел к этому – посадил семена, – но то, как обитатель комнаты почти слово в слово угадал, что позже ответит ему Стив, удивило Хельгу больше монолога, который с самого начала имел строго направленную цель.

Амберса не посетило прозрение, потому что он не помнил ранее сказанных МС слов о говядине. Почему он забыл? Может, он привык к нелогичным, неадекватным репликам объекта и пропускал часть его безумных высказываний мимо ушей? Мантисс же впитывала каждую фразу этого лжеца, обдумывала, обрабатывала.

И МС, похоже, понимал это. Фокус предназначался для Хельги, а Стив остался с пустой тарелкой.

– Ты что-нибудь поняла? – обратился Амберс к подопечной.

Мантисс могла бы объяснить ему смысл фокуса, но ей вдруг показалось, что тогда она убьет его красоту. Кто понял сам, тот молодец, а остальные… Пусть для них сцена будет неразгаданной тайной. Неловко разжевать процесс равносильно тому, чтобы разобрать механизм на детали, сломав его. Или разоблачить иллюзиониста.

– Где ей до такого додуматься? – вместо нее сказал МС.

И в этом ответе заключалась его позиция. Он тоже не желал, чтобы Хельга рассказывала доктору секрет девяти фраз.

– Я не к тебе обращался. – Амберс повернул голову к девушке: – Мантисс?

– Нет. Я не уловила сути.

Подыгрывая МС, Хельга ощущала себя его сообщницей. Как будто они затеяли разыграть бедного доктора и теперь втайне потешались над его невнимательностью. Хельга велела себе остановиться, но ее уже заполнила странная радость от игры в команде. Успокаивало то, что она не совершала ничего преступного, а Стиву, напротив, лучше не знать тонкостей выходки Манипулятора, чтобы не злиться еще больше.

– Он не скажет ничего полезного, – заключил Амберс. – Он дурачится и пудрит нам мозги. Крутится в кадрили, запутывает нас.

– Угу. Но что такое «кадрили»?

– Кадриль. Танец такой, Двенадцатый.

– Вот оно что. Не слышал о нем. Как он исполняется?

– Бодренько и в парах, чего тебе не светит. – Стив поднялся и поправил полы халата. – Ног тебя лишило само Провидение, а партнера не сыскать и за век. Все, Мантисс, мы уходим.

Сдвинув голову манекена, МС вновь взглянул на девушку. Он звал ее вступиться за него? Или, не получив удовлетворительного объяснения, искал его у Хельги? Она невольно ощутила ту связь союзников, безмолвно договаривающихся о чем-то в присутствии третьего лишнего. Ей не нравилось, что МС рассчитывает на их партнерство, словно они заранее обговорили играть против Амберса. После всех гадостей, что Манипулятор наговорил Мантисс, после его безудержного отвращения к ней было странно и нелогично сталкиваться с таким открытым приглашением действовать сообща. И вместе с тем Хельга находила это закономерным для конкретно сегодняшнего дня. Если забыть о прошлом, сейчас намеки на сотрудничество накапливались с самого начала сеанса, складывались из более-менее беззлобных ответов МС на вопросы Мантисс и его попыток сконцентрировать на ней больше внимания, чем того позволяла цель беседы. Так ли теперь удивительно, что он обратился к ней как к более дружелюбному человеку в помещении?

Это было открытое манипулирование, но Мантисс не видела загвоздки в том, чтобы удовлетворить любопытство МС. Он обернет ее ответ в очередную насмешку над ней и Амберсом? Пусть, неплохо для статистики. Отреагирует иначе? Зато они посмотрят, почему его на самом деле так завлек этот предмет беседы. Может, он не хочет отпускать единственных, кто пришел к нему на этой неделе? Или далекое, неизученное и непостижимое для него, вроде танцев, волнует воображение одинокой Маски? Кадриль заинтересовала его, потому как он что-то вспомнил или нашел изъян в собственной картине мира?

– Он прав. – Хельга вскочила на ноги следом за доктором. – Не в том, что тебе не дано, а в том, что это бодрый и веселый танец, особенно популярный, как мне известно, при дворах во времена феодализма. И он исполняется группой людей.

Стив подхватил папку, сложил газеты и, кивнув на прощание нелюбимому собеседнику, повернулся к нему спиной. Так и прощаются с врагами – холодно, демонстративно отвращая от них лица, если не нужно бояться удара в спину, и с надменным выражением. МС, очевидно, показал бы спине Амберса язык, если бы имел его.

– А ты знаешь движения?

– Не так чтобы даже нормально. – Хельга секунду пялилась на блестящую чешуйку краски на лбу Маски, и доктор уже успел дойти до двери. – Тебя разве интересуют танцы?

– Меня интересует все, – отозвался МС. – Коллекционировать знания – мое хобби.

– Да? А я думала, что доводить людей до срыва.

Амберс заметил, что помощница за ним не идет, и отпустил ручку. Позвал Мантисс еще раз, и этот окрик почти разозлил ее. Неужели нельзя подождать пару секунд? Хельга почти кожей ощущала, как по пространству бежит и удирает от нее время, какая это хрупкая материя. А если Стива так заел зуд ненависти к Маске, шел бы один. Она не собиралась ночевать в этой комнате, все равно выйдет следом, пусть и с опозданием.

Возможно, возросшее негодование и стало причиной того кричащего об упрямстве поступка, который в следующий миг совершила Хельга. Она попробовала по памяти продемонстрировать движения кадрили – те из них, в правильности которых была сколько-нибудь уверена. Ровно две мысли успели пронестись в ее голове: не стоит дезинформировать МС, оттого нужно с точностью воспроизвести движения, и Амберс впал в ступор. А после он громко прикрикнул на нее, дернулся в сторону подопечной, теряя папку с листами, и поймал ее за предплечье.

– Доктор? – изумилась Хельга.

– Идем. – Он потянул ее к выходу, пройдясь по распечатанным тестам для МС.

Стив буквально вытолкнул Мантисс из комнаты. Это было слишком. Кем он себя возомнил – спасителем девиц? Или чрезмерно властным руководителем, который позволяет себе нарушать личное пространство подчиненных в экстренных случаях?

– Ничего плохого в моем танце нет! – выпалила Хельга, вконец разгневанная поведением Амберса. Стив на секунду заглянул в помещение с МС, подобрал листы и вернулся к ней еще более красным. Мантисс верила, что он вредничал, суетился больше положенного, ставил столько ненужных ограничений, что сам же путался в условиях. Сам доктор верил, что его тактика идеальна, и такая слепота еще больше выводила дочь профессора из себя.

– Я делаю выговор не из прихоти. – Стив сконфузился от резкого тона Хельги, но тут же сердито нахмурился. – Ты избрала опасный стиль поведения. Думаешь, от твоей доброты МС вдруг размякнет и подружится с тобой? Те, кто пытался быть самоотверженно вежливым с ним, плохо заканчивали. Ничуть не лучше всех других. Твоя милая улыбка и подобострастие ничего для него не значат!

Доктор Траумерих медленно поднялся со стула, растирая колено. Он слушал их разговор, и лицо его было пасмурным. Однако он благоразумно не встревал, позволяя спорщикам выговориться.

– Это безобидный танец. Он никак не символизирует мою подобострастность. – Хельга уперла руки в бока. Это мерзкое слово, характеризующее ее как преданную собачку, прилипало к деснам.

Амберс просто не понимал… не видел за пеленой ненависти, какие перспективы им открывались. Почему он считает, что держать себя холодно и невозмутимо – единственная возможная манера в присутствии МС, когда тот сам всегда демонстрирует им разнообразие и сложность поведения? Какой, должно быть, простой и скучный этот Стив с его брюзжанием в глазах Манипулятора! Хельга отважилась подойти с иного бока, так разве это плохо?

– Ты почти все время поддакивала ему, и танец – не исключение! Все, что говорит или делает Двенадцатый, несет в себе разрушительную направленность!

– Не все. Разве это не очевидно? Он делится с людьми секретами об их жизни. Он и с вами поделился?

По выражению лица Амберса Хельга догадалась, что попала в точку. Вопрос был лишним, потому что она и без того давно знала, как МС повлиял на жизнь Стива и к чему это в итоге привело. Доктор фыркнул и проворчал что-то совсем тихо.

– Кажется, это у него такая фишка. И как вам понравилось то, что он сказал?

– Мне совсем не понравилось то, что он сказал! – гневно выдал Амберс. – Это разрушило мою личную жизнь! Само собой, я не в восторге от этой его правды. И это еще одно доказательство того, что Двенадцатый не способен говорить приятные вещи!

– Приятные – нет. Но не всегда новости, меняющие жизнь к лучшему, кажутся приятными. Время покажет, насколько нужной была правда МС.

– Мне нравилась моя семейная жизнь такой, какая она была!

– Конечно! Кто бы отказался жить в выдуманном мире, где дома ждут уют и тепло, а любимая даже не знает, что такое измена? Только самообман не является благом.

– Прекратите, пожалуйста, – встрял в их спор Уильям.

И вовремя, так как дальнейшие препирания могли перерасти в непримиримую конфронтацию. Амберс и без того достаточно побагровел от болезненной темы и того факта, что кто-то мог встать на сторону главного злодея, уничтожившего его брак. Он действительно был бы рад неведению, гарантировавшему спокойную и привычную жизнь. А так ему насильно открыли глаза, и к этому Стив оказался не готов.

– Я займусь бумагами, – бросил Амберс и, подхватив папку (возможно, первую попавшуюся), вышел из помещения.

– В этот раз он прав, Хельга. Ты идешь на сотрудничество и сама не замечаешь, как даешь слабину. МС этим непременно воспользуется.

– Если мое поведение может навредить моему здоровью, что же вы не прервали сеанс, когда заметили это? – Мантисс еще не остыла и переключилась в своем упрямстве на другого доктора.

– Я посчитал, что реакция МС достаточно интересна и отличается от предыдущих, чтобы не прерывать сеанс и не лишать нас возможности наблюдать за изменениями.

– Да вы лицемер! Встаете на сторону доктора Амберса, который рад сделать мне выговор, а сами довольны тем, что моя «податливость» спровоцировала МС на изменение в поведении! – Хельга дернула рукой по направлению ушедшего доктора. – Вы не имеете права осуждать меня!

Доктор Траумерих безотрадно улыбнулся и примирительно поднял ладони. Разгоряченная взъерошенная Хельга отступила на шаг, давая себе установку немедленно остыть. Иногда ей казалось, что сеансы временно превращали Уильяма в чудовище, для которого цели оправдывали средства. А когда время бесед с МС заканчивалось, доктор возвращался в старые ботинки, и раскаяние за некоторые решения вступало в противоречие с недавним ощущением правильности.

– Я беспокоюсь, что ты можешь пострадать, – сказал Уильям. – И уж точно не хочу этого. Мне нужны здоровые и уравновешенные сотрудники. И при этом я, конечно же, не могу не радоваться успехам в работе. Исследователь во мне в восторге, когда намечается прогресс. Извини, если тебя это как-то задевает. Надеюсь, ты прислушаешься хотя бы к словам Стива, раз считаешь, что я не имею права поучать тебя.

Он кивнул, обозначая окончание разговора, и отвернулся от Хельги. Она глубоко вдохнула и встряхнулась, чтобы сбросить остатки негативных эмоций. Несомненно, Мантисс проанализирует и хорошенько обдумает все, что было на сеансе, несколько раз просмотрит запись и вынесет определенный урок. Вот только пока она склонялась к тому, что доктора преувеличивают масштаб влияния МС. Ее путь ведения диалога может оказаться более действенным. Или же она серьезно преувеличивает свои способности.