Текст книги "Между"

Кромка заклятия: Марх

связан синий сильно словом спетым славно

канет крепкий камень в крошево расколот

путь проложен прямо первым из пришедших

жаждет жадно жизни жалящий железом

зов звенит заветный запад зазывает

соберет стихии сила самодержца

Торец длинного кургана. Круглая камера. Человеку – только если он не круитни – не выпрямиться под низким сводом. Не-человеку плиты сланца над головой не помешают стоять во весь рост.

Никакого света – лишь синим огнем горят узоры на теле короля и его наследника.

Одна из плит начинает мерцать белым. В подземелье врывается пьянящий запах луга.

Другая плита мерцает тускло. Пахнет влажной землей леса.

Рианнон.

Араун.

Кромка заклятия: властители Аннуина

Сеть сплетем, сталь согнем, власть сорвем, сожжем, снесем, чужое чудо-чудище чарами перечеркнем, заклятье заморозим, заморочим, заговорим, запоем, западнее заката загоним, верой волю вернем, желанием жизнь разожжем!

Смерть – смех! Сталь – прах! Чужд – слаб! Свой – прав!

Как змеи выползают из топей своих, так пусть прочь из тела ползут заклятия Запада!

Как снег тает под солнцем, так пусть истают заклятья Запада!

Как страшатся волка овцы, так пусть бессильны будут заклятия Запада!

Отсветы силы всех троих плясали по подземелью, словно нечисть в Самайн. Могущества, вложенного сейчас, хватило бы, чтобы уничтожить город или воскресить мертвеца… но не на заклятье, чуждое Прайдену.

Друст казался спящим беспокойным сном… он уже не выглядел умирающим – но и живым не был.

Рианнон отвернулась, смахнула слезы отчаянья с ресниц. Белая Королева не хотела признавать поражения.

– И что теперь? – голос Марха был бесстрастен.

– Отпусти его, – покачал рогатой головой Араун. – Ты видишь: мы бессильны. Мы когда-то не смогли исцелить Врана от ничтожной раны в бедро… а Друсту не сравниться с Верховным Королем.

Марх молча покачал головой.

– Отпусти, – срывающимся голосом сказала Рианнон. – Он уйдет со мной. Будет жить у меня. Увидится с матерью. Станет тенью приходить к тебе. Это не потеря, Марх. Он всё равно будет рядом с тобой, ты лишишься только наследника для людей – но он ведь…

– Нет! Друст будет жить!

– Зачем? Ты истязаешь его и мучаешь себя…

– Он останется в живых! – каменные плиты отражают рык короля.

– Как? – горько спрашивает Араун. – Мы сделали всё, что могли. Больше, чем могли.

– Вы – да. Но не я.

Голос Рианнон звучит укоризной:

– Это пустое упрямство, сын мой…

– Убирайтесь! Если не можете спасти его – уходите прочь!

И переливчатое мерцание силы меркнет.

В темноте только Марх и бесчувственный Друст.

Кромка надежды: Марх

Помогите моему мальчику, прошу вас.

Прошу всех, кто слышит.

Я не зову могущественных. Не зову сильнейших.

С этой бедой не сладить силой. Я зову тех, кто хочет помочь.

Хитроумные заклятья не смогли сделать ничего. Разум здесь бессилен так же, как и магия.

Последняя наша надежда – на доброе сердце. На теплое желание помочь.

Там где сдаются великие, приходит черед малых.

Где сдается мудрость, приходит черед безумия…

– Давай-ка отнесем его на солнышко, – сказал Колл, идя по галерее кургана, будто тот был его собственным двором.

За свинопасом вперевалочку шла полная немолодая женщина в белом платье, и Марх не сразу понял, что это Хен Вен решила сменить обличье на человеческое.

– Вы?! Я должен был сообразить сразу…

– На воздух его, на воздух, – кивнула Хен Вен. – Мальчику душно здесь. Ишь, заклятий-то сколько… и как вы весь курган ими не разворотили.

Она хмыкнула – почти как хрюкнула.

Марх и Колл взяли Друста – один за голову, другой за ноги – посмотрели друг другу в глаза и… легко и мягко миновали грань миров.

Корнуолл. Утро. Менгир на холме. В низине – хижина Колла.

– Отнесем туда?

– Нет, положите здесь, – возразила Хен Вен.

Она не меняла обличья.

– Что ты делаешь? – изумился Марх. – Тебе же нельзя в мире людей быть…

– Это уже неважно, – мягко улыбнулась она. И хозяйским тоном велела королю: – Сбегай вниз, принеси воды. Мальчик захочет пить, когда очнется.

Марх со всех ног помчался к дому.

Король прибежал назад очень быстро, но Хен Вен, видно, уже успела сделать то, что не под силу оказалось Властителям Аннуина. Друст полулежал на коленях у Колла, глаза юноши были открыты, взгляд – ясен, и только по закушенной губе было видно, какую сильную боль он терпит.

– Ддя… дя… – выдохнул Друст.

– Жив!

Тот снова закусил губу и чуть опустил веки, что означало согласие.

Марх налил воды к долбленую чашу, поднес к губам племянника.

– Пей.

Друст выпил половину и откинулся назад: даже простой глоток был для него сейчас слишком трудным делом.

Неподалеку в траве свернулась калачиком Хен Вен – всё еще в человечьем облике. Марх подошел к ней, хотел сказать, как это опасно – играть обликами в мире людей, тронул за плечо…

Мертвое тело упало спиной в траву.

– Ка-ак?!

– А как ты думал? – нахмурился Колл. – Она отдала свою жизнь ему. Он был хорошим свинопасом когда-то… она отблагодарила.

Марх молчал. Хен Вен за Друста… король со стыдом понимал, что эта жертва его более чем устраивает.

– Она много потрудилась для мира людей, – проговорил Свинопас. – Теперь отдохнет в Аннуине век-другой. Потом посмотрим.

– Дя…дя… – снова заговорил юноша, – послушай…

– Молчи, молчи! Тебе надо отдыхать, потом поговорим.

– Нет… – он с трудом выталкивал из себя слова. – Рану не вылечить… не здесь… мне надо в Ирландию…

– Что?! Ты сошел с ума?!

– Да… Я всегда был… сумасшедшим. Когда пошел к Гвидиону… особенно…

– Друст, тебя там убьют!

– Нет… послушай… отправь меня в ладье… по морю… наугад… может быть… мне надо западнее Эрина… там острова… чародеев… море вынесет…

Король уверился, что у племянника – бред и спорить не о чем.

– В замок, – приказал он Коллу.

– Нет, – возразил старый Свинопас. – Мальчик прав. Жертвы Хен Вен оказалось недостаточно. И никто лучше Друста не знает, как исцелить его рану.

– Колл, мальчик бредит, но ты-то! Ты хочешь, чтобы я своими руками отдал его Манавидану на расправу?! Мне мало смерти Ирба?!

– Дядя… я здесь долго не… проживу…

– Вот именно, – прорычал Колл. – Если ты не отправишь его по морю – он наверняка умрет здесь.

– А там…

– А в море или в Ирландии он рискует тем же. В Ворруд Манавидан не сунется, так что худшее, что грозит Друсту – тенью придти к Рианнон. Смерть его ждет везде – но за морем есть надежда выжить.

Марх покачал головой:

– Это безумие.

Колл хмыкнул:

– Не большее, чем отправлять юнца побеждать Гвидиона.

Кромка прибоя: Марх

Ладья. Всё готово… хотя что там готовить? Запас пресной воды, несколько лепешек и твоя арфа.

Слишком мало, чтобы выжить.

Чтобы уповать на чудо – в самый раз.

Я несу тебя на руках. Ты такой легкий… еще мальчишка, в сущности.

Что я делаю?! Это безумие – отдать тебя на волю волн. Это медленная смерть…

Я сошел с ума. Я слушаюсь твоего бреда. Так же нельзя!

Но именно так и надо.

На тебе туника из шерсти Хен Вен. И золотой волос в ней. Ты ослушался меня, дерзкий юнец.

Какое это имеет значение – теперь? Но всё же я провожу пальцем по волосу, с укоризной смотрю на тебя. Будто нет ничего важнее того нарушения мой воли.

Ты говоришь еле слышно:

– Накажи меня за ослушание, дядя.

Я киваю:

– Когда вернешься – непременно накажу.

Когда вернешься…

Твои губы чуть растягиваются в улыбке. Я улыбаюсь в ответ.

Скалу сдвинуть проще.

Кромка бреда: Друст

…белее молока. Море вокруг меня – белее молока. Я стою в ладье… то есть лежу, но всё равно – стою.

Я оборачиваюсь и вижу: у берега море ярится, и на волне, как на скале, стоит огромный черный жеребец, он бьет копытами в воздухе, и от его яростного ржания осыпаются камни со скал.

Не тревожься, отец. Посмотри, это же так ясно: я вернусь.

Так был отмечен след Хен Вен по мягкой лесной земле. Так снегом был занесен путь Ллаунроддеда, даже если древнейший из сидхи шел по летним цветам. Так была проложена моя дорога в Гвинедд.

Вслушайся в звуки арфы, отец. Мне не нужно трогать струны, чтобы она пела. Ее голос чист и ясен: я движусь не прочь от Корнуолла, я возвращаюсь домой. Только вот путь мой пролегает через западный остров.

Ты еще накажешь меня за то, что я осмелился поднять золотой волос твоей невесты.

Кромка

тихо тает туман

сплетаются белесые пряди

размывается молочная мгла

полнится песнью простор

светом слиты море с небом

спокойно вечному стоять на свете

возвращаться вечному млечным мороком

далека и мягка дорога мороков – не мраком, но светом устлана

нет моря, нет неба – лишь свет, лишь туман, лишь песнь переливается

легко плыть по радости

…Когда Манавидан очнулся – было уже поздно: волны выносили ладью Друста на ирландский берег.

Правда, владыка морей тотчас утешил себя: наследник Марха защищен священной бороздой даже в открытом море, его ладью невозможно было потопить, хобы и не играла там арфа Древнего.

В конце концов, всё не так плохо: Друст оказался в стране, где ему не простят убийство Мархальта, так что приемышу Марха отнюдь не повезло.

Разве что его, Манавидана, от хлопот избавили.

Ирландский узор

…Эссилт разбудил рассветный холод. Всё-таки лето уже кончилось, и пусть дни по-прежнему теплы, но ночи стали совсем другими.

Очаг догорел; ежиться под шкурами девушке не хотелось, и она решила прогнать холод холодом – пробежкой через туман.

Весь дом еще спал, Эссилт торопливо оделась и на цыпочках выскользнула в белую мглу.

Дорогу к морю она нашла бы и в кромешной тьме – впрочем, сейчас она бежала в кромешной белизне, если можно так сказать.

Под лучами восходящего солнца туман из белого становился золотым, оставаясь таким же плотным. Эссилт замерла: она стояла посреди сияния, в котором, однако, нельзя было увидеть ничего. Этот свет был сам по себе, у него не было источника, он не освещал ничего… он просто – был.

И маленькая дочь короля стояла посреди него.

И еще была – музыка. Тихая, почти неслышная за шумом прибоя.

Эссилт шла на звуки.

Туман редел, поднимался вверх. Волшебное царство света исчезло – просто рассвет над осенним морем.

И только музыка продолжала звучать.

Девушка шла вверх, к морю. Ей, родившейся и выросшей на этих берегах, не казалось странным, что к морю всегда нужно подниматься, долго идти на зеленый холм, который потом, словно ножом отрезанный, обрывается хищными сколами скал, будто кто-то пропахал исполинским плугом борозду, отделив земли Мунстера от моря.

Или и вправду это – след священной борозды.

Эссилт почти взбежала на самую кромку утеса. Туман – рассеялся. Впереди расстилался неимоверный сияющий простор – океан, пробуждающийся навстречу новому дню. Эссилт рассмеялась от счастья; вознесенная над этим бескрайним серебряным сиянием, она, казалось, сейчас сама полетит как птица навстречу солнцу, полетит над морем, над миром, полетит по музыке, как зверь бежит по запаху, полетит туда, где под ее пальцами заклятья будут сплетаться, как нити в узоре, полети-и-ит…

Но музыка, едва слышно звучавшая, смолкла. И это вернуло девушку в мир людей.

Она взглянула вниз – и увидела.

К берегу прибило лодку. В ней лежал арфист, и пальцы его бессильно упали на еще дрожащие струны.

Эссилт на миг задохнулась. Она – здесь, на зеленом холме, среди густой травы и цветов. Он – внизу, среди темных, кроваво-красных скал, на узкой, как лезвие серпа, полоске песка. На ней он висит, как на ниточке… вот-вот лодку смоет – обратно, на прибрежные скалы…

Надо было спуститься – немедленно! Но как? По этому обрыву даже опытный воин не рискнул бы…

Неважно. Для дочери короля, только что мечтавшей о полете над миром, невозможного сейчас не было. Она просто знала – она спустится.

Шаг. Другой. Третий.

Будто исполин, пропахавший священный вал, сейчас подставлял ей свои ладони. Красно-коричневые, каменные ладони. Шаг с одной на другую, ухватиться за палец – так слезть удобнее, и так вдоль всего обрыва – с левой на правую, с правой – на левую. Лезь, малышка, лезь, я тебе помогу…

Так это было или нет, Эссилт не думала. Она спешила спасти неведомого арфиста – и такие мелочи, как спуск по отвесному обрыву, ее сейчас не волновали.

Кромка прибоя: Эссилт

Кто ты, творящий чудеса своей музыкой? Из какой страны… из какого мира ты приплыл? Говорят, есть волшебные страны…

Откликнись. Скажи хоть слово. Что с тобой?

Ты ранен?

Ай… будто об иглу укололась. Если зажмуриться – то из твоего тела словно торчат десятки острейших игл. А глазами не увидеть ни одной.

…но это же наша сила?! Фоморы, живущие у нас, в Мунстере, они такие.

Тебя покусал фомор?

Ты не отвечаешь.

Да, я помню, рассказывали, что на севере, в Ульстере, фоморов боятся так, что даже песни складывают, какие они ужасные. Странные они, эти северяне… не пытались договориться с фоморами. Они же безобидные, если их не злить.

Но ты ранен фомором. И ты умрешь, если я не вытащу из твоего тела эти фиолетовые иглы.

Она на удивление легко оттащила лодку в одну из прибрежных пещер, где ее и самый высокий прилив не достанет. Кажется, та сила, что помогла Эссилт спуститься к морю, еще не оставила девушку.

А потом она стала выбирать иглы… дочь короля не открывала глаз, чтобы зрение не мешало ей сосредоточиться. Медленно и аккуратно, как ткут сложный узор, она нащупывала и вытягивала из тела незнакомца яд фомора – остатки его магической силы. Кололась, было больно, но она терпела: раз укололась – то нашла, а раз нашла – то тяни.

Иглу за иглой – до самой последней… не позволив обломиться в ране и кончику иглы… не допустив, чтобы в теле остался и след магии, осколок заклятья.

…На рассвете прибрежная пещера, куда Эссилт дотащила лодку, освещалась лучами молодого солнца. Потом пришли тени и сумрак, так пригодившиеся девушке. А теперь уже через отверстие в потолке снова льется свет – поздний, золотистый, скоро станет рдяным.

– Эссилт! Госпожа!

Ее хватились не сразу. Да, утром Бранвен увидела, что дочь Ангеррана ушла, – но это же не повод тревожиться. Странно одно: обычно она будила подругу, и они бродили вместе. Но – ушла одна и ушла.

К полудню забеспокоились, стали спрашивать – но дочери короля не видел никто.

Когда солнце начало клониться – встревожились всерьез.

Правда, Бранвен не ощущала тревоги, о чем она сказала Ангеррану, – и тем изрядно успокоила его. Ей король и поручил возглавить поиски Эссилт.

Бранвен же повела людей короля к морю – и велела им не искать, а звать. Звать Эссилт, пока та не откликнется.

– Я здесь! – закричала Эссилт, подбегая к отверстию пещеры. Вторым выходом этот лаз назвать было трудно.

– Госпожа? – она услышала голос Диоруйнга, ближайшего папиного друга и первого бойца. – Ты цела?

– Я – да, но здесь…

– Я сейчас спущусь, – отвечал воин.

И очень скоро он был в пещере.

– Что случилось? – заботливо спросил он.

– Арфист, – Эссилт потянула Диоруйнга к морскому выходу. – Он ранен. Его надо…

– Откуда здесь эта лодка? – нахмурился старый боец.

Дочь Ангеррана принялась объяснять:

– Она была на песке. Он ранен. Я смогла хоть немного… Когда я увидела сверху, он еще играл… Надо же было оттащить из прибоя – его могло унести…

Диоруйнг на всякий случай кивал. Главное было сделано: госпожу нашли, она цела. Ну, какой-то странный раненый при ней… мелочи.

– Девочка моя. Тебе надо выбраться. Пойдем, тебе помогут подняться.

– Но он?! – встрепенулась Эссилт.

– Я вынесу его.

– А арфа?!

– Да, конечно. Арфа. Хорошо, сюда спустится один из моих, мы поднимем и твоего героя, и его арфу.

– Диоруйнг, это важно! Он смог…

– Конечно, госпожа. Пойдем к лазу, я тебя подсажу на первый камень…И как тебя угораздило сюда забраться-то?

– Ведь с моря удобная тропа, – сказала она, ловко хватаясь за камни.

Диоруйнг чуть рук не разжал.

– С моря – что?!

– Тропа. Ты разве не знал?

– Кх-х-кххх… Тропа. Конечно. Держишься? Эй, сони, спуститесь, помогите госпоже!

Кромка очага: Диоруйнг

Ангерран, вот твоя дочь, а вот ее улов: раненый и его арфа.

А теперь послушай меня, король.

Она уверяет, что спустилась к Клыкам со стороны моря. И говорит, что там удобная тропа.

А этот раненый щенок проплыл между Клыков. Пока я его тащил наверх из пещеры, он так и не пришел в себя. И сомневаюсь, чтобы он был в сознании, пока плыл.

Однако ж он благополучно миновал Клыки. Чужестранец. Наши рыбаки не рискуют там плавать.

Ангерран, ты понимаешь, что всё это значит. На один день пришлось два невозможных.

Я не знаю, что это за мальчишка, но будь внимателен к нему. А наша Эссилт выросла, раз уже творит тропы там, где я б и в молодости свернул бы себе шею.

Твоя девочка уже пробуждает силу магии. И это, уверяю тебя, только начало. И не удивлюсь, если этот неведомый арфист ей поможет.

* * *

…Когда он открыл глаза, на него обрушился золотой поток. Золото текло и текло, сияя ярче солнца, и это было так чудесно, что Друст рассмеялся от радости.

О том, что этот смех был тише шепота, он не знал.

– Он очнулся, Бранвен! Дай ему питья.

Ласковые руки приподняли его, невольно вызвав в памяти прикосновения матери… как давно…

Отвар трав полился в пересохшее горло, Друст невольно закашлялся, питье пролилось… неважно.

Она – Золотая – рядом. С ней тепло. Она – его жизнь, и он не умрет от ран не потому, что она его лечит, а просто потому, что она рядом.

– Всё хорошо, – улыбается Золотая. – Лежи, отдыхай. Твои раны заживают, скоро ты сможешь встать.

Он силится улыбнуться в ответ.

Она поправляет на нем мягкие овчины:

– Не торопись. Сейчас Бранвен принесет мясной отвар. Выпьешь и поспишь. Проснешься здоровым. Ну, почти здоровым.

Его рука шарит по одеялу.

– С твоей арфой всё хорошо. Она здесь, цела и невредима. Скоро ты споешь мне.

Его пальцы встречаются с ее – и сжимают.

– Не говори пока ничего. Мы еще успеем поговорить. Главное: ты жив. Яд я вытянула.

– Тххх…ты? – хрипит он.

– Молчи, пожалуйста. Я Эссилт, дочь Ангеррана, из королей Мунстера. Тебе здесь ничто не угрожает.

Кромка яви: Друст

Вот я и нашел тебя. Не искал, а нашел.

Всего лишь чуть не умер, чтобы встретиться с тобой. Такая малость.

Ты – счастье дяди. Тебя он ждет веками. Он же не знал, что путь к тебе так прост и прям: через воды смерти.

Ты ждешь по ту сторону смерти. Ты дождалась.

Твой волос, как канат, притянул меня. Знаешь, у людей бывает такая хитрая штука: плот, привязанный канатами к двум берегам. Я по волосу приплыл сюда.

А теперь надо потянуть за другой канат. И по песне доплыть до обратного берега.

Песня – ведь это тоже канат.

Такой же прочный, как твой волос.

Едва незнакомец смог хотя бы сесть на ложе, он потребовал арфу. Сил петь у него еще не было, и он просто перебирал струны.

Эссилт слушала, завороженная, – и ее мысленному взору представали древние курганы, и рыжеволосый владыка шел сквозь них, и синим огнем горели узоры на его теле, и бил копытами черный жеребец, повергая полчища врагов, и не найти героя славнее его и властителя мудрее, и только он достоин преклонения…

– Кто? – выдохнула девушка, не помня себя от волнения.

– Марх, – отвечал арфист. – Король Корнуолла.

Кромка моря: Эссилт

Море. Оно разделяет наши страны.

Но море можно переплыть. День пути, другой – и ты в Прайдене.

Нельзя переплыть ненависть. Самый надежный курах потонет.

«Отомстим за Гверна!» – кричат у нас. Уже не помнят, кто такой был этот Гверн… главное ведь для воинов – мстить, а за кого – неважно.

Но я-то знаю: матерью Гверна была Бранвен. Не моя, а та… древняя. И она была из Прайдена.

Я не хочу ненавидеть Прайден. Мне некому мстить за Гверна. И я… я хочу мира меж островом Могущества и Островом Чародейства.

Этот мир мне очень нужен. Потому что я, кажется, люблю их короля.

Они снова вдвоем. Бранвен не в счет, она не выдаст.

– Спой еще. Пожалуйста.

– Ты знаешь, кто я? – тихо спрашивает арфист.

– Да, – опускает взгляд она. – Ты из Прайдена. Ты наш… ты их враг.

– А твой?

– Пой…

– Он – король Корнуолла.

– Я знаю. Я люблю его…

– Он мой отец. Приемный… но это неважно.

Кромка любви: Эссилт

Я – королева. С первого вздоха. С первого взгляда. С первого шага.

Я – сила Земли, но не родной, как Бранвен, а той, с которой меня свяжет судьба. Я не знала, что за земля это будет. Одно лишь ясно: не Мунстер. Я здесь лишь гостья. Мой дом… далеко или близко, но не тут.

Придет час – и сила новой родины войдет в меня, как вода наполняет сосуд или как живительные соки заставляют семя стать ростком. И то могущество, что спит во мне, пробудится и выплеснется в мир.

Одного лишь я не ведала: что это будет за королевство? что за земля?

Теперь – знаю.

Ты ждешь меня, муж мой. Ты, для кого я овладевала всеми искусствами, что пристали дочери королевы, – и иными, которые в сумраке лесов и тумане низин передавала мне моя Бранвен.

С младенчества я пыталась угадать твой облик. Лица твоего я не вижу, но сейчас это и неважно. Ведь я знаю: ты – истинный король.

И я люблю тебя всем сердцем.

Любишь ли ты меня так же?

Сбивчивый шепот. Двое, объединенные любовью, – но не друг к другу: к третьему.

– Твой отец никогда не согласится…

– Придумаем. Он же не знает, что ты из Прайдена.

– Что ты предлагаешь?! Бежать в Корнуолл? Да новая война вспыхнет через день после твоей свадьбы!

– Но тогда мы должны…

– …действовать в открытую. И Ангерран казнит меня, едва узнает, что я – победитель Мархальта.

– Он не казнит. Мархальт – фомор… был фомором, за победу над ним не…

– Ну не казнит. Но всё равно – не отдаст тебя за Марха.

Это было слишком хорошо ясно обоим. Эссилт со вздохом занялась ранами Друста – уже почти затянувшимися, но всё же еще долго требующими ухода.