Текст книги "Между"

Кромка чар: Орел из Гверн-Абуи

Страсть сильного – свобода. Вольному – вечный воздух.

Постигшему парение – покой.

Сумей понять: свобода и есть спокойствие. Полет – спокойствие – сила. Слова сплетены, стремления связаны сильнее.

Опорой пусть станет пустота. Внимай ветру, доверься воздуху.

Надежно незримое, плотно прозрачное.

Победой полнится песнь поднебесья.

Марх внимал песни величайшего из эрлов воздуха, и сомнения уходили, как вода уходит в песок. Отважный призыв Лосося «Вперед! Против течения!» и требование Совы «Смири себя» – эти противоположные мудрости объединялись в песни Орла, и было ясно, что нет разных путей, а есть один, только говорят о нем по-разному, и путь этот – не к власти, а к большему, к высшей победе, и не над собой даже, а больше – над…

Но Марх не мог найти сейчас слов для того, что смутно ощущал.

Надо было идти дальше. Надо было еще многому научиться.

Олень из Рединфре был в обличье человека – и сейчас очень походил на Лосося. Тоже дорогие одежды, тоже золотые украшения. И главное – та же стать, то же сдержанное величие, которое будет присуще всегда, хоть в шелках, хоть в лохмотьях. Два старейших эрла Корнуолла были сходны как братья, но если у Лосося человеческий облик ничем не напоминал рыбий, то Олень оставался собою и в двуногом виде. Посадка головы, разворот плеч, длинные сильные ноги – всё выдавало в нем звериную суть.

Он милостиво кивнул Марху.

– О Олень из Рединфре, я пришел…

Тот с улыбкой перебил его:

– Пришел пробежаться, Жеребенок?

Марх с сомнением посмотрел на него:

– Я ведь теперь человек.

– Как ты еще молод! Оборотня от человека отличает не то, что снаружи, а то, что внутри. Я стою перед тобой на двух ногах, но это не делает меня человеком. А ты и на четырех им останешься. Вперед, мой юный король!

Кромка чар: Олень из Рединфре

Только по нетореным тропам, то по теснинам тверди, то по топям, то по тайным путям, то по просторам, то потише, то побыстрее, то по приволью, то по дебрям…

По твоей стране.

Отзывается земля на звонкий зов. Знает: здесь защитник от разгулявшихся захватчиков.

Запомни: защитит тебя то, что защищаешь сам. Счастлив щедрый к земле, безмятежна земля за щитом.

Легок скок, стоек дух, быстр удар, резв бег, чуток слух, смел смех, горд нрав!

Прав припавший к земле, преступен поправший землю. Ища помощи – просто прислушайся.

Отзовется земля.

Они обежали всю страну, от устья Северна на севере и болот Девона на востоке – до мыса Пенгваэдд, западнее которого – только океан, и солнце уходит в преисподнюю. Вороной жеребец и рыжий олень с сотней отростков на рогах проскакали по скалам и долинам, холмам и лесам, мимо одиноких пастухов и рыбацких деревушек, мимо волшебных холмов малого народца и величавых замков сидхи, таящихся в глубине леса или за вратами туманов.

– Теперь ты знаешь свою страну, юный король, – сказал Олень из Рединфре.

– Не называй меня так. Я еще не прошел испытания.

– Ты о Кабане? Полпути к победе ты проскакал: земля Корнуолла откликнулась тебе. Ты уже стал королем. Дело за малостью.

Марх невольно улыбнулся.

– Ступай теперь к Дрозду из Килгори.

– Но… чему мне учиться у него?

– Главному. Тому, ради чего ты будешь сражаться и побеждать.

К Дрозду Марха привели песни. Крестьяне трудились в поле и пели, громко и радостно. Ткач, бондарь и корзинщик распевали за работой. Молодая мать пела малышу – отнюдь не колыбельную, а он подгукивал, еще не умея говорить, но попадая в такт. В детских играх победу решала песня. Старики, сидя возле неказистых торфяных хижин, не говорили о прошлом, а пели долгие и протяжные сказания.

Здесь улыбались даже усталые. Здесь не было хмурых или злых лиц. Здесь на хитрый вопрос – ради чего мы живем? – ответ был прост: ради радости.

Кромка чар: Дрозд из Килгори

Смех и свет. Сумей сыскать смысл счастья. Сыщешь ли свободу, сыщешь ли спокойствие, если сам себя серьезностью скуешь?

Развей гордость радостью. Прогони печаль песнью.

Осмелься смеяться.

Сгниет грозное, стихнет слава, скукожится коварство, померкнет мрак – но останется смех.

Легким облаком взлетишь, смехом страх сокрушишь, радостью превзойдешь ревность, песнью проложишь путь.

Сбрось серьезность, стань смелым – без злости, зависти, заботы.

Поверь песне. Пройди по-над печалью.

* * *

Марх не сказал бы, что понял песнь Дрозда, но от нее ощутил прилив новой мощи, силы, которой нет границ, могущества, которого хватило бы, чтобы свернуть землю, будь одно кольцо в небе, а другое в тверди.

– Каба-ан! – Марх не кричал, он звал безмолвно, сердцем, волей, душой. Он хотел этой битвы, он ощущал себя могучим, сильнее шквала моря и напора прибоя, он чувствовал в себе всю незримую жизнь земель Корнуолла – и людских, и нечеловеческих.

И имя противника пришло само:

– Гру-угин!

Гордый и властный, юный Король ждал соперника. Звал соперника.

Требовал.

Земля вспухла, давая выбраться… чудищу преисподней? одному из властителей земли? бойцу священной схватки?

Его можно было назвать как угодно.

Его шерсть отливала серебром. Смертоносный зверь, один из хранителей Корнуолла.

Против Короля. Еще не провозглашенного, но уже подлинного.

Гругин бросился на Марха, и удар Кабана был бы ужасен…

Был бы.

Кромка победы: Марх

Откликнись мне, моя земля.

Как женщину пронзает плоть мужа, так тебя наполняет моя сила. Я властен над тобой – больше, чем любой из мужчин властен над любой из жен.

Мне достаточно захотеть – и сомкнутся скалы. Достаточно одного усилия воли – и земля станет непролазной топью.

Кабану не взобраться на отвесные скалы. Кабану не выбраться из гибельных болот.

Остры его клыки – но бессильны против каменных стен. Грозна его ярость – но смешна она в чавкающем бессилии болот.

Могуч ты, Гругин. И один на один не выстоял бы я против тебя. Немногое мог бы сын Рианнон.

Но правы мои эрлы: я уже стал королем Корнуолла. И против силы всей земли – что можешь ты, Кабан?

Марх прыгнул на холку Серебряному Кабану.

– Сдавайся! Признай себя побежденным! Я не хочу убивать тебя, мы не враги! Признай мою победу – и болото отпустит тебя.

Гругин хрюкнул… соглашаясь? – и вдруг сменил облик.

Марх полетел в болотную грязь, а над ним в небе воспарил юноша с серебряными крыльями.

Он пел и смеялся, смеялся и пел, и песнь его была светлой радостью, и в смехе его не было торжества победы.

Он был прекрасен.

Марх, отплевываясь и отфыркиваясь от грязи, уже понимал, чем он может одолеть Гругина в этом облике: песнью Дрозда. Спеть о том, что радость превыше всего – а значит, и красоты, и света… Кабан падет в болото, где ему, твари древней, самое место…

Победа ясна и близка.

Кромка судьбы: Марх

Я не могу.

Я всё знаю – но не могу обратить свои знания против него.

Потому что нельзя бороться с красотой – ни ради какой цели. Высокой, низкой – неважно.

Красоту нельзя уничтожать, повергать, одолевать.

Радостью нельзя повергать радость.

Даже во имя самых благих целей.

Песни Дрозда преступно использовать как оружие.

Ты слышишь, среброкрылый юноша?

Ты победил.

Гругин спустился на землю. Крылья исчезли, но принимать облик Кабана он не спешил.

– Ты победил, Марх, – сказал он.

– Нет… ты…

– Не спорь с Кабаном. Ты прав: радость – это не оружие. Ей нельзя сражаться, даже если можно победить. Ты одолел меня. Ты стал владыкой Корнуолла.

– Нет, я…

– Послушай. Если я тебе понадоблюсь – просто позови меня. Я приду на помощь.

– Но ты…

Гругин не дал ему возразить и договорил:

– А если я тебе очень понадоблюсь, Король, то не беспокойся: я приду без зова.

Корнуольский Кабан расправил крылья и взлетел. С карканьем поднялся с дуба ворон, подлетел к Гругину. Среброкрылый юноша и ворон принялись выписывать в воздухе одним им понятный танец, удаляясь и удаляясь в вышину. Но, странное дело, если серебристая фигура уменьшалась, то ворон – нет. Рос? Становился исполином?

Кем был тот ворон, что наблюдал за их поединком?

Король Марх не стал искать ответа на эти вопросы. Если будет нужно, ответ найдет его сам.

Сейчас – Тинтагел. Градлон.

Тот, кого Рианнон и Араун лишили власти, – и с кем Марх бы хотел решить дело миром.

К поверженному сопернику король испытывал жалость. Хорошим ты был королем или нет, но когда тебе объявляют, что теперь ты никто, это несправедливо.

И Марх надеялся смягчить приговор, вынесенный его матерью.

Кромка миров: Марх

Тинтагел. В мире людей ты – башня, сложенная древними исполинами. Скудная каменная ограда вокруг – это уже люди постарались, как могли. Стен, способных выдержать осаду, нет – да они и не нужны: здесь всё пронизано магией, и любого врага остановят задолго до того, как он приблизится к главному замку Корнуолла.

А если враг будет настолько могуч, что его не сдержат чары, то против него и крепостная стена не поможет.

За оградой замка – обычные человеческие строения: кухня, амбары, кузница… И башня, могучая и величественная. Думаю, даже люди чувствуют, что она – больше, чем видно оку.

Замок на границе миров. Замок, куда равно можно войти и из мира людей, и из Аннуина. Замок, наземная часть которого вдвое больше, чем кажется. Лестницы и залы, куда не могут попасть люди.

Я это вижу даже отсюда.

Это над землей. А уж под ней…

Не считаю себя робким, но вряд ли решусь спуститься в подземный Тинтагел. Глубоко пустил корни этот замок. Для морского короля Градлона Тинтагел и его подводный Исс – одно. Но этот замок еще глубже. Я слышу дыхание преисподней. Где кончаются подземные галереи Тинтагела и начинаются владения Нудда, хозяина Нижнего мира?

Не знаю. Да и знать не хочу.

Игры с подземными силами опасны. Некогда Сархад Коварный осмелился разбудить преисподнюю… это было задолго до моего рождения, и с тех пор имя Сархада даже боги повторяют лишь шепотом, если уж приходится произнести. Даром что его заточили века назад.

Говорят, этот ужас древности был учеником Нудда.

Надеюсь, подземные галереи Тинтагела были созданы не им.

Но мне нет дела до жутких преданий прошлого. Меня ждет Градлон – и уж никак не теплая встреча.

* * *

Марх вошел в замок. На человеческих обитателей Тинтагела он сейчас не обращал внимания: после.

Король видел воду. Нет, глазам она была незрима. Но она лилась повсюду, по щиколотку, по грудь, по горло.

– Перестань, Градлон! Тинтагел и Исс – больше не одно и то же! – крикнул сын Рианнон.

– Ты пришел выгнать меня? – раздался насмешливый голос.

Градлон ждал его в главном зале.

Казалось, что по покою гуляют волны. Посреди зала стоял прежний король Корнуолла – бледный, как все демоны моря, черноволосый. Злой прищур глаз.

Марх наклонил голову, приветствуя его. Тот не ответил.

– Градлон, ни ты, ни я не вольны оспаривать волю властителей Аннуина. Даже у людей друиду достаточно лишь слова, чтобы лишить короля власти. Я не хотел отбирать у тебя Корнуолл, поверь.

– Как благородно! Отобрать не желая. Покорно слушаться свою мать, – бледное лицо морского короля прорезает усмешка.

– Градлон, я пришел не ссориться.

– Ты пришел меня выгнать.

– Нет.

– Не-ет?

– Послушай. Мы можем договориться.

– О чем? В Корнуолле может быть лишь один король!

– Да, это так. Но изгонять тебя я не хочу.

– Каким образом?

– У тебя есть дочь, Градлон. Отдай Дахут мне в жены – и вы оба останетесь в Тинтагеле, в Корнуолле.

Король подводного Исса расхохотался. От его смеха незримые волны взметнулись до потолка.

– Ты, кобылье отродье, мало того, что отнимаешь у меня страну – ты хочешь отнять и дочь?! И надеешься, что я настолько доверчив, чтобы дать согласие?!

– Я не отнимаю, Градлон. Я ищу способ оставить вас обоих здесь – и не вижу другого.

– Подлый лжец! Ты надеешься получить ключи от Исса, ключи, которые хранит Дахут!

– Мне не нужен Исс, Градлон. Я – король Корнуолла.

– Ты еще похваляешься этим передо мной, наглец.

– Градлон, как мне убедить тебя: я не враг.

– О да! Ты мне не враг! Ты лишь отобрал у меня страну, отбираешь этот замок и надеешься завладеть и тем, что мое и только мое!

Как ни был терпелив Марх – он разгневался.

– Довольно, Градлон. Я предлагал тебе сохранить часть власти над этой землей – ты не захотел.

Кромка чар: Марх

Вытекай, вода. Не место морю на суше. Не место волнам в замке.

Прочь – течь. Вниз, воды. Выйди, влага.

Шум воды наполняет замок. Громче любого ливня. Яростнее любой бури. Бурлят водовороты в залах. Грохочут водопады на лестницах.

Оглушителен рев призрачной воды, падающей с утесов Тинтагела – в море.

Отныне не быть единым Иссу и Корнуоллу.

Отныне не плескаться призрачным волнам по замку.

Лишь влажные камни да корка соли остались от власти твоей, Градлон.

Я не хотел изгонять тебя.

Но тебе дороже ненависть.

Марх, стоя на берегу, смотрел на Исс.

Морской замок, стены которого – не из камней, а из волн.

От берега Корнуолла к замку Градлона пролегала дорога, мощеная волнами. Ровными, чуть колышущимися.

На глазах Марха этот путь рушился.

Не от моря на берег, но с берега к горизонту мчались огромные валы, разламывая дорогу к Иссу. А потом начал рушиться и водный замок. Волнами до неба оборачивались стройные башни, чтобы низринуться в море, пасть внутрь самих себя.

Градлон, изгнанный из Тинтагела, глушил боль потери – саморазрушением. Потеряв Корнуолл, он уничтожал и Исс.

* * *

Марху не дали долго переживать о судьбе Градлона. Тинтагел – замок на границе миров – заполонили гости. И неважно, что король Корнуолла не звал их.

Рианнон сияла, гордясь сыном.

Дрозд из Килгори стал бардом на этом празднике – и пел о победе юного Короля.

Гругин, довольный словно победитель, кивал: всё так и было.

Прочие эрлы-нелюдь собрались на пир.

На этом пиру угощали не едой – сказаниями. И новым героем стал Марх, сын Рианнон.

Последним пришел Араун. Властитель Аннуина. Оленерогий Король – и рога его были так велики, что никакому оленю не снести на своей голове подобной короны.

– Славна твоя победа, Жеребенок, – сказал он. – Но главная битва у нас впереди.

Кромка битвы: Араун

Ты доказал всем свою силу и мудрость, Марх. Но власть над Корнуоллом – лишь первый шаг.

Ты – король Аннуина.

Ты соединишь два мира, подобно тому, как нить швеи соединяет два куска ткани.

Ты сможешь вернуть в Аннуин стадо священных свиней. Лишь одна из них осталась с нами, когда Гвидион похитил стадо у Придери, – Хен Вен.

Среди собравшихся здесь эрлов – Колл, сын Коллфевра. Тот единственный свинопас, кто всегда и везде находил Хен Вен. Отныне он будет служить тебе.

Кромка чар: Гругин

Араун, подожди. Ты всегда говоришь слишком много. И никогда не понять, о чем.

Я объясню проще.

Марх, гончар не слепит горшка без глины. Швея не сошьет одежду без ткани. Пахарь немногое сможет без плуга.

Аннуин почти бессилен без священного стада.

Не спрашивай, что за сила воплощена в этих свиньях. Я сам из этого стада. В моем чародейном могуществе ты убедился, надеюсь?

Свиньи Аннуина похищены Гвидионом. Им же убит твой сводный брат. Это ты знаешь.

Вернуть свиней Аннуину – всё равно что вернуть арфу барду… да, сравнения уже не нужны, ты всё понял.

– Я клянусь, – звенит, срываясь от волнения, голос молодого короля Корнуолла, – клянусь, что верну в Аннуин священное стадо! Не знать мне покоя, пока не одолею я Гвидиона и не отомщу за брата своего Придери!

Слезы выступают на глазах Рианнон.

Вскидывает рогатую голову Араун.

Весело щурится Гругин.

Кромка времен: Динас

Приветствую тебя, Марх, король Корнуолла.

«Мой король». Эти слова я говорил и Градлону – но как я рад сказать их тебе, сын Рианнон.

Ты будешь хорошим королем для нас. Даже когда ты еще не одолел Гругина, тебя уже признавали эрлы.

Теперь я спокоен за нашу землю. Надеюсь, что надолго.

Гругин взахлеб рассказывает по всем мирам колдовства, как красиво ты одолел его. Слава о тебе уже катится по Аннуину.

Но, Марх, тебе осталось последнее. И главное. Это даже не испытание. Это… иное.

Торжества в Корнуолле – и человеческом, и нелюдском – мелочи. Выйди из пиршественной залы. Ты видишь: над Тинтагелем кружит ворон. И черная птица – отнюдь не знак беды.

Он ждет тебя.

Вечный Ворон

Кромка Аннуина: Марх

Вслед за вороном. Он летит неторопливо, его черный силуэт хорошо виден в свете ущербной луны.

Странная луна: словно ей откромсали верхнюю половину.

Равнина сменяется редким лесом, голые деревья тянут ветви к луне, и в ее свете кажется, что все ветви, и большие, и малые, растут кругами – кругами лунного света.

Странная луна: ущербная, но ярче полнолунья.

Под моими ступнями заскрипел снег. Снег на ветвях. Мороз… но мне не холодно. Снег по щиколотку, обжигает ноги – будто по углям иду. Горячит кровь. Весело.

А луна – тонкий серпик растущей.

Интересно…

В какую сторону течет время в этом мире?

Думается мне, я иду одну стражу… ну, от силы полторы. Пусть даже полночи, но никак не более!

Но ворон зовет, и я не стану спорить с ним. Иду…

Снега позади, ослепительная полная луна пробивается сквозь плотную летнюю листву.

Уже не удивляет.

Лес редеет.

Равнина.

Холм вдали. Огромный холм.

Ворон летит туда.

…Но это не холм. Это череп! Череп высотою в десяток башен…

И чернота новолуния. Лишь звезды мерцают в бессветном небе.

«Приветствую тебя, король Марх».

Череп не может говорить. У него нет губ, нет языка… нет даже нижней челюсти.

Это только кость. Огромная – и живая. Мыслящая.

– Я… приветствую тебя, Бендигейд Вран.

Из пустой глазницы вылетел ворон. Почему-то Марх понял, что это – тот самый ворон. Тот, что кружил над ним вместе с Гругином. Тот, за которым шел сын Рианнон.

Ворон… вран… Вран?!

– Ты видел мой поединок с Серебряным Кабаном?

Ворон наклонил голову: видел.

«Ты стал королем Корнуолла, Марх. Я рад отдать эту страну достойному».

Сын Рианнон не знал, что отвечать. Он не испытывал торжества победы. Не ощущал, что что-то изменилось. Он стал королем? Но – он остался прежним…

Все задачи (испытания?) исполнены. Но – не хватает чего-то главного…

«Слушай меня, Жеребенок. Я объясню».

Кромка мира: Бендигейд Вран

Араун свято верит, что ты должен обрести могущество, чтобы вы вместе отвоевали у Гвидиона стадо Аннуина, – и тогда всё будет прекрасно.

В это верит Араун.

В это не верю я.

Нет, Жеребенок, я не хочу отговаривать тебя от битвы за священное стадо. Ты обещал этих свиней Гругину, ты хочешь помочь Арауну… ты выйдешь на эту битву, и я надеюсь на вашу победу.

Но вернуть священное стадо – это еще не всё. Этого никогда нет поймет Араун. Надеюсь, что это поймешь ты.

Марх, Жеребенок, задумайся: что стало с могуществом Аннуина, если Гвидион легко, одним несложным обманом увел у Придери то, что Араун считает воплощением всей силы Мира Чародейства?

Где была эта сила, когда Гвидион морочил Придери?!

Аннуин ослаб до злой шутки Гвидиона!

Задумайся над этим, Жеребенок. Не о священных свиньях думай, не о мести Гвидиону – но об Аннуине и мире людей.

Миры расходятся, Марх.

Араун почувствовал это – и сделал Пуйла первым человеческим королем Аннуина. Вторым был Придери. Ты станешь третьим… почему-то мне хочется сказать «и четвертому не быть».

Миры расходятся не из-за злой прихоти Гвидиона.

Марх внимательно слушал его.

Кого?

Череп? Ворона?

Откуда шел тот голос, которому король Корнуолла внимал с жадностью?

Ему мерещилось лицо немолодого мужчины с проседью в гриве рыжеватых волос и густой бороде. Мудрый и властный взгляд. Зеленоватые с коричневыми крапинками глаза. Стрелки морщин, разбегающиеся от глаз.

Мертвый Вран… живой?

Кромка мира: Бендигейд Вран

Не отвлекайся. Неважно, каким я был при жизни. Сейчас я мертв.

Да, мертв – потому что я избрал путь людей и был убит обычным копьем. Рана в бедро… не слишком тяжелая, но человека такая может сразить.

Вот меня и сразили.

Ты избрал путь людей – как я когда-то. Похвально, но помни: тебя теперь очень легко убить. Не просто легко. О-очень легко.

Но мы отвлеклись. Итак.

Миры расходятся, Жеребенок. Дело здесь не в нас – не во мне, не в Арауне.

Дело в людях.

Посмотри на небо, Марх. Видишь тучу? Убери ее.

Прекрасно.

А теперь объясни, как ты это сделал.

Не можешь.

Да, для тебя владение Силой так же естественно, как дыхание. И так же необъяснимо – потому что нельзя объяснить привычное.

А люди – обычные люди, не такие, как мы, – они пытаются ответить на вопрос «почему?» У них есть и еще более скверные вопросы: «как?», «зачем?»

Там, где мы просто знаем, они – мыслят.

И этим отрезают себе путь к знанию.

– Постой, я не понимаю тебя. Почему мыслить – это плохо? И какая связь между расхождением миров и мыслями людей?

Ворон хитро скосил глаз, и Вран продолжал.

Кромка мира: Бендигейд Вран

Вот зверь: он не мыслит, но отлично знает, какая трава ему нужна, если он ранен, какая – от той хвори, какая – от этой.

Мы, Древние, знаем то же – только обо всех стихиях, и о том, что вне любой из них.

А человек желанием понять убивает в себе знание.

Способность мыслить убивает в нем всеведение.

И он уходит от нас – переставая ощущать наш мир, шаг за шагом теряя способности к магии… Тот, кто может вот так легко, как ты, убрать тучу, – тот у них считается великим магом, вот ведь как…

– И они по своей воле отгораживаются от Аннуина, да?