Текст книги "Золотое руно"

24. Тайное сборище

В день отъезда графини Монлюсон возле её кареты, кроме трех вооруженных лакеев на лошадях, оказался и маркиз Сент-Эллис в сапогах со шпорами и при шпаге. Подъехавший Шиврю покосился на него, но маркиз отозвался самой любезной улыбкой.

– У меня дела в той стороне, куда едет графиня, – пояснил он. – Надеюсь, вы ничего не имеете против? Дороги небезопасны, и я со своими людьми могу помочь вам.

– Прекрасная идея, – подхватила Орфиза, – и я уверена, что граф де Шиврю рад не меньше меня. Не так ли, кузен?

Дипломатичный Сезар скорчил гримасу, которую можно было счесть за улыбку, если хорошо постараться. Присутствие маркиза с тремя вооруженными молодцами стесняло Шиврю, но приходилось покоряться. Как бы то ни было, на его стороне был король, а также партия Олимпии Манчини (Суассон). Ну, а уж в крайнем случае не запрещено и прибегнуть к силе, чтобы похитить графиню. Надо, значит, продолжать пока что свою дипломатию, а там видно будет. Да и Лудеак – тоже ведь помощь. Не исключено, что с Монтестрюком что-либо случится в дороге и он… умрет, допустим, от болезни. Нет, лучше всего подождать.

И Сезар снова стал тем же любезнейшим и приятнейшим компаньоном, которым он себя уже показал на пути от Вены до Парижа. Но тем не менее, в отличие от того раза, его мучило какое-то тайное предчувствие, что сейчас в его жизни наступает решительный пер лом.

Наконец, перед ними показались башни Мельера, окруженные со всех сторон лесами.

– Вот вы и приехали к себе, – сказал Сезар кузине, вышедшей из кареты у подъезда. – У маркиза Сент-Эллиса много свободного времени и он может насладиться прелестью этих мест. Вы же, кузина, знаете, какое поручение возложил на меня король. Так позволь е мне отвезти ему известие о вашем благополучном прибытии. Могу ли я надеяться, что не скажу ничего лишнего, если уверю его величество в выполнении мною его поручения к вашему удовольствию?

– Можете, – был ответ.

Сезар поцеловал руку кузины и, сделав знак своим людям, немедленно поскакал назад. «Не сказал бы, что она меня очень удерживала», думал он, нахлестывая коня. «Равнодушие или презрение – вот был её ответ. Но что это меня так лихорадочно погнало обратно? Уж нет ли здесь признака предстоящей беды? Кажется, счастье от меня отворачивает я. Я чувствую в воздухе грозу.»

Он все погонял лошадь, и вдруг увидел на дороге стремительно приближавшееся к нему облако пыли. Через мгновение он разобрал в нем личность всадника:

– Брикетайль, вы?

Тот на всем скаку затормозил лошадь, и она встала на дыбы.

– Черт возьми! Я вас ищу.

– Меня? Что случилось?

– Беда.

– Я так и думал! Большая?

– Возможно, непоправимая. Вы ведь оставили у себя в Париже бумаги, за которые любой может сложить голову на Гревской площади.

– Ну, и что?

– Тогда вы пропали. Их украли.

Сезар схватил Брикетайля за руку.

– Украли?! Кто, когда?

Брикетайль рассказал, что прошлой проходивший мимо дома Шиврю Карпилло заметил, как с ограды дома соскочили и побежали прочь два человека. Карпилло решил проверить, что произошло. Он пробрался в дом и нашел, что бумаги из тайника исчезли.

– Подождите про тайник. Была ли перед ним на стене повешена одежда?

– Именно так. Деревянная обшивка на стене оказалась вскрытой. В углублении в стене Карпилло разглядел ящик со взломанной дверцей.

– А внутри?

– Внутри отделение. Пустое.

– Пустое?

– В нем ничего не было.

Шиврю побледнел.

– В нем были все бумаги? – спросил Брикетайль.

– Все.

– Тогда все пропало.

– Я доберусь до того, кто… – начал было Сезар, но Брикетайль прервал его:

– Поздно.

– Что же теперь делать?

– Воспользоваться оставшимся у нас временем и отомстить. Ведь грозящая вам опасность принесет пользу Монтестрюку, не так ли?

– Да, так.

– Тогда нужно его поразить в лице графини де Монлюсон.

И лицо капитана осветилось мрачной улыбкой.

– Я люблю удары грома, приносящие развязку, – произнес он. – Да, вот что еще. Графиня де Суассон – она все знает – уехала вслед за мной сразу же. Она хочет ехать в Шамбор к королю. Но сначала вам надо с ней свидеться и обо всем договориться. Она в гостинице у развилки дорог.

– Скачу к ней.

Олимпия встретила Шиврю по-деловому.

– Эти бумаги навредят мне так же, как и вам. Значит нас ждет одинаковая участь. Но я без борьбы не сдамся. вы готовы ко мне присоединиться?

– Вы ещё спрашиваете…

– Тогда не езжайте в Париж. Ждите, я вас потом извещу. Но не оставляйте Монлюсон тому, кто её у вас отнимает. Отправляйтесь в Меньер и идите ва-банк.

– Можете на меня положиться.

В это время с улицы послышалась песенка. Сезар выглянул в щель между ставнями закрытого окна. То ехал Сент-Эллис со своими слугами.

– Вот кстати, – заметил Сезар, – гарнизон покидает замок.

– Тем легче вам будет им овладеть. А эта Орфиза… Уж если я погибну, то пусть погибнет и она. Мне будет легче. Олимпия поднялась с кресла.

– Если мне не повезет в Шамборе, слуга привезет вам бант из черной ленты. В ином случае бант будет малиновый, и тогда можете уехать в Париж. Но при черном банте вы должны действовать и немедленно.

– Хорошо.

Расставаясь с Шиврю, Олимпия ещё не знала, на что ей решиться. Упасть к ногам графини Лавальер, прибегнуть к её состраданию и ждать более благоприятного случая, или решиться на преступление? Все ей казалось возможным. Пусть уж случай решит выбор между мольбой и преступлением. В этих комбинациях граф Шиврю значил для неё не больше, чем былинка от перышка.

25. Гордиев узел

Сент-Эллис ехал в Париж, раздумывая о своем отношении к принцессе Мамьяни.

– Одни крепости берут приступом, другие голодом. Свою крепость я возьму преданностью. Моя тактика, возможно, не хуже другой.

Он не подозревал, что дела дошли до такого натянутого состояния, что вот-вот должна была разразиться развязка. Полагая, что Орфиза в полной безопасности в своем замке, окруженная верной прислугой, он рассчитывал, что с отъездом Шиврю он сможет заняться своими делами, точнее, деламиМонтестрюка и принцессы Мамьяни, с которой он так страстно желал встретиться.

– Золотой ключ – вещь хорошая, но и стальная шпага – штука нелишняя. Впрочем одни крепости берут приступом, зато другие сдаются от голода. Свою крепость я возьму преданностью. Моя тактика, может быть, не хуже всякой другой. – Так он думал.

Проехав Орлеан, он встретил на дороге лакея, показавшегося ему знакомым. Присмотревшись, он узнал в нем работника принцессы Мамьяни. Он остановил его и выяснил, что Мамьяни прибыла в Божанси, где надеялась встретить Лудеака с вверенным ему пленником.

– Я упал с лошади, зашиб ногу и отстал, – добавил лакей.

«Боже! Я проехал в десяти шагах от неё и сердце мне ничего не подсказало», подумал в отчаянии Сент-Эллис. Он немедленно повернул назад и решил не останавливаться до самого Божанси.

Со своей стороны шевалье, получив высочайшее повеление принять в свои руки Монтестрюка, в восторге устроил поездку так, чтобы его принимали за важную особу. Он не спешил: можно было ведь продлить удовольствие, командуя пленником, и, кроме того, было время выбрать момент, чтобы отделаться от него.

При отъезде он искусно намекнул сопровождавшим его охранникам, которых позаботился нанять сам Брикетайль, что везет важного государственного преступника, обвиняемого в самых страшных преступлениях. В чем дело, он не стал объяснять, но его недомолвки приводили к самым различным предположениям. Это позволяло ему, с одной стороны обеспечит величайшую предосторожность при охране Монтестрюка, с другой – широкий произвол по отношению к пленнику.

В день отъезда Лудеака к Мамьяни приехал Лоредан. Он сопровождал Лудеака до первой остановки, а потом вернулся в Париж.

– Шевалье намекнул мне, – сообщил он, – что у пленника ослаблено здоровье. У него якобы лихорадка и он иногда падает в обморок от слабости. И Лудеак не уверен, доедет ли граф до Амбуа. Понимаете, принцесса?

– Очень хорошо понимаю. Это ужасно!

– Итак, я вам сообщил об этом и уезжаю. Через час меня здесь не будет. Меня ждет человек, которого я обязан слушаться.

– Уж не Брикетайль ли?

Лоредан молча кивнул головой.

Принцесса схватила его за руку.

– Вы обещали мне недавно оказать услугу.

– Я сказал, что думал.

– Так поклянитесь, что встанете между Брикетайлем и графиней де Монлюсон, если он задумает что-нибудь против нее, и решитесь на все, лишь бы её защитить!

– И что же, даже обнажить шпагу?

– Если надо, то и убить.

Лоредан в испуге отступил назад.

– Вы не решаетесь?

Лоредан побледнел

– Вы хорошо знаете, – тихо произнес он, – что я ни в чем не могу вам отказать…

– Итак?

– И вы требуете от меня совершения ужасного дела?..

Принцесса подошла к нему.

– Кто вам сказал, – продолжала она негромко, – что я не умираю от того же самого, от чего страдаете вы?

Лоредан пристально взглянул на нее.

– Поклянитесь, что все исполните, – с силой произнесла принцесса.

– Клянусь.

Лоредан ушел в глубокой задумчивости.

На следующий день вечером принцесса приехала в Божанси. По множеству часовых нетрудно было определить местонахождение Монтестрюка и Лудеака. Принцесса зашла в церковь и принялась горячо молиться. Она стала вспоминать свою жизнь. Вспомнила, как встретилась во Флоренции с Орфано, а в замке Сен-Сави – с Югэ. Теперь она приносит в жертву свою жизнь.

Слезы струились по её лицу.

Когда она въехала в карете во двор гостиницы, Лудеак, находившийся в ней случайно смотрел в окно. При свете огней он увидел её, изумительно одетую, в дорогих бриллиантах, с золотой булавкой в волосах. Опираясь на руки двух пажей, она выходила из кареты, как королева. Из окон гостиницы выглядывало множество любопытных, очарованным прекрасным зрелищем.

По жилам Лудеака пробежал огонь. Он тут же решил, не откладывая, добиться разрешения на её посещение.

Вечером Лудеак уже просился, чтобы принцесса его приняла. Принцесса вошла в приемную комнату, где её ожидал Лудеак, прекрасно одетая, с величественным взором и сверкающими глазами.

– Боже, принцесса! – вскричал Лудеак при её появлении. – На дворе ночь, а ко мне приближается заря. Каким чудом вы в Божанси?

– Я ехала в Шамбор к королю, но мне сказали, что вы здесь.

– Значит, вы ищете меня?

– Именно вас.

Глаза шевалье загорелись.

– Отныне я связан узами вечной признательности.

– Но у меня к вам просьба.

– Ваша просьба для меня приказ. И если это зависит от меня, считайте, что дело сделано.

– Посмотрим. Впрочем, вы напрасно обещаете так много вперед.

– Испытайте меня, принцесса.

– Вам поручено отвезти графа де Монтестрюка в Амбуаз?

– Мы прибудем с ним туда завтра.

Лудеак подавил глубокий вздох и продолжал минорным тоном:

– Я не верю возводимым на графа обвинениям. Но он очень изменился за последнее время. Его мучает лихорадка. А Амбуаз – место сырое. Все это очень плохо.

– От вас зависит, чтобы он туда не попал.

– От меня, жалкого сторожа?

– Вы можете дать ему убежать.

Лудеак вскочил с места:

– Вы прибыли именно за этим?

Принцесса движением руки усадила его на место.

– Я, значит, ослышалась, когда кто-то говорил, что мое желание будет для него законом?

– Нет, но…

– Может, нам требуется что-то обсудить?

В глазах шевалье вспыхнула молния.

– Допустим, – продолжала принцесса, – я тоже со своей стороны пообещаю вам то же, что и вы. Лудеак перевел дух.

– Как только граф Монтестрюк будет на свободе, – продолжала принцесса, – вы покидаете Францию, а все мое состояние переходит к вам.

Лудеак отрицательно покачал головой.

– Мне мало надо. Мне хватает того, что у меня есть.

– Мои влиятельные друзья помогут вам в вашей карьере.

– Что нужно дворянину со шпагой? Возможность отдать себя правому делу и умереть, защищая его.

– Чего же вам бы хотелось?

– Вас.

Шевалье взял Леонору за руку. Принцесса закрыла глаза. Ее губы шевелились, как будто она шептала молитву. Шевалье встал на колени.

– Да, именно вас, кого я обожаю, – пылко воскликнул он, – кто соединяет в себе все соблазны, кто наполняет меня жизнью, кажется, заставляет почувствовать весь мир, слиться с Богом, наконец! Вы этого не понимаете, но это так! С вами я осознаю, зачем родился и жил на этом свете: затем, чтобы через вас наполниться им. Одно ваше присутствие разливает огонь в моих жилах…

Она пристально взглянула на него.

– И за эту цену он будет свободен?

– Клянусь. Но только за эту цену.

– А если я потребую освободить его сейчас же?

– Извольте.

Шевалье поднялся и направился к двери. По пути он спохватился.

– Но если я сдержу свое слово, кто мне поручится, что вы сдержите свое?

– Разве я не у вас, не с вами? Сделайте так, чтобы граф де Монтестрюк был на свободе, чтобы я его увидела верхом, при шпаге, скачущим по той дороге – и так же верно, как меня зовут Леонора Мамьяни, я буду ваша.

– Поклянитесь вон тем крестом, что блестит над церковью.

Принцесса протянула руку к кресту, сверкавшему в свете луны.

– Клянусь своей христианской верой: если граф де Монтестрюк будет в безопасности, живая или мертвая, я буду ваша.

Лудеак выскочил из комнаты.

Прошли минуты, показавшиеся Леоноре вечностью. Наконец, вошел Лудеак.

– Смотрите, – сказал он, указывая на окно.

Леонора посмотрела на дорогу, облитую ярким лунным светом. На ней показался всадник на лошади со шпагой на боку. Проезжая мимо окна, всадник сбросил плащ.

– Да, да, это точно он, – прошептала она.

– Я дал вам клятву, я её выполнил, – произнес Лудеак и, наклонившись к Леоноре, обнял её за талию. Она отшатнулась и вынула из волос длинную золотую булавку.

– Подождите. Пусть он доедет до конца моста на том берегу…

Но Лудеак успел поцеловать её в шею. Ей же показалось, что её укусили.

Тем временем цокот копыт за окном все слабел. Наконец, он затих. Тогда она поднесла булавку к тому месту, куда её поцеловал Лудеак, и укололась ею. Показалась капелька крови.

– Прощай, – негромко произнесла Леонора.

– Кому это вы говорите?

– Ему и себе.

Лудеак подхватил её и усадил в кресло. Она едва передвигала ноги. Он встал перед ней на колени и стал говорить нежности. Она закрыла глаза. Он привлек её к себе на грудь. Она безжизненно упала на нее, губы её посинели.

– Что с вами? – вскричал он в испуге,

– Я обещала быть вашей живой или мертвой. Вот я и умираю. – Это были её последние слова.

Лудеак увидел, как её рука выпустила булавку, упавшую на пол. Взглянув на Леонору, он увидел у неё на шее кровь.

– Умерла, – прошептал он.

Весь дрожа от возбуждения, он зашагал по комнате, не зная, что предпринять.

Тут послышался шум снаружи. Во дворе раздались поспешные шаги. Затем шаги перешли на лестницу. Раскрылась дверь, и в комнату влетел Сент-Эллис. Приехав в Божанси, маркиз узнал, что принцесса поехала к Лудеаку. Его объял какой-то ужас и он помчался следом за ней. Увидев лежавшую в кресле Леонору, он кинулся к ней, стал звать, гладить. Она не отвечала. Уста были закрыты, лоб белый и холодный. н выпрямился во весь рост.

– Мерзавец! – воскликнул он.

– Она пришла просить за Монтестрюка. Пленника освободили… А она покончила с собой. Я не знаю почему она это сделала.

Но маркиз выхватил шпагу и с криком «попался, разбойник!» кинулся на Лудеака. Лудеак тоже взялся за шпагу. Началась яростная дуэль.

Никто не вмешался в эту борьбу. Сообщники Лудеака, объятые страхом из-за бегства Монтестрюка (Лудеак их не предупредил о его освобождении), были заняты организацией погони. Все боялись показаться на глаза Лудеаку до поимки пленника. Дуэль становилась все яростнее. Соперники уже мало беспокоились о защите, стараясь нанести побольше ударов друг другу. Обе шпаги уже запачкались кровью.

Наконец, Сент-Эллису, порядком уставшему, удалось улучить момент и вонзить шпагу в тело противника по самый эфес. Но Лудеак успел нанести ответный укол не менее опасный. Увидев безжизненное тело врага, смертельно раненный маркиз кое как дополз к телу Леоноры. Его губы прильнули к её безжизненной руке. Улыбаясь от счастья, что он вместе с любимой, он лег рядом в ожидании смерти.

Пока происходили эти события, в Шамборе появилась Брискетта в сопровождении Коклико, Угренка и Пенпренеля. С другой стороны туда же стремился Монтестрюк, не подозревая, какой ценой была куплена его свобода. Остановившись в гостинице, Брискетта заперлась в своей комнате и занялась своим чемоданом, который ещё в дороге удивил Коклико своими увеличенными размерами. Через некоторое время из гостиницы вышел никогда не входивший в неё паж в голубой с белым королевской ливрее.

В это самое время во дворе гостиницы стоял Коклико и, глазея на улицу, дожевывал кусок ветчины с хлебом, который он вынул из кармана. Он очень удивился, когда к нему подошел вышеназванный паж – вроде такой раньше не попадался ему на глаза – и спросил, не видел ли он, чтобы по дороге проезжали охотники с собаками.

Коклико торопливо проглотил непрожеванный кусок, закашлялся, тараща глаза на пажа, и извинился почтительным образом за то, что ничего не видел. В ответ раздался смех. Так могла смеяться только Брискетта! Или ему показалось?

– Ну, – произнес паж голосом Брискетты, – раз уж ты не узнал, значит, никто меня не узнает. Теперь – в путь! Уверена, что при небольшой смелости доберусь до герцогини, а уж графу де Шиврю никогда не придет в голову искать свои бумаги в кармане у пажа.

Через полчаса Брискетта прошла за двери королевского дворца и смело направилась к комнатам Лавальер, ловко выведав направление. Ей повезло: герцогиня как раз выходила на прогулку, окруженная дамами. Брискетта смело пошла ей навстречу и, сняв шляпу, п клонилась.

– Мне приказано вручить вам, герцогиня, это письмо по делу, интересующему его величество, – произнесла она громко, а затем тихо добавила: – ради Бога, успокойтесь, это письмо от графа де Монтестрюка. Дело идет о его жизни.

– Пройдите со мной, – ответила Лавальер.

Когда они вдвоем вошли в комнату, Брискетта бросилась перед герцогиней на колени.

– Я не паж и у меня нет королевского письма. Я женщина, друг графа. Прочтите эти бумаги. Вы увидите, что я пришла не напрасно.

Герцогиня бегло просмотрела бумаги.

– Теперь ясно, кто преступник, – сказала она после чтения.

Взглянув на часы, она добавила:

– Король будет здесь через несколько минут. Подождите его.

Вскоре действительно появился король. Лавальер бросилась ему навстречу.

– Ваше великое сердце вас опять не подвело. Вы позволили графу де Монтестрюку оправдаться. Теперь вы можете знать имя настоящего преступника, если прочтете это.

Король взял бумаги и стал быстро читать. Внезапно его лицо изменилось.

– Дворянину пасть так низко. Доносы, шпионаж. – В его голосе ясно слышалось отвращение. – И эта женщина, облеченная столь высоким званием при дворе! Их ждет справедливый суд.

Он взглянул на герцогиню.

– Граф оправдан по этому обвинению, это безусловно, – произнес он твердо, – но есть ещё одна вещь, которую я никак не могу понять. Письмо на ваше имя в таких пылких выражениях. Что оно значит?

– Это письмо, в котором выражена его любовь к другой женщине. Граф полагал, что я имею влияние на сердце вашего величества. Неужели так думать значит совершать преступление?

Король просветлел. Герцогиня поняла, что может просит его о чем угодно.

– Ваше величество довершит свое доброе дело, если избавит графа де Монтестрюка от его охраны и позволит ему освободить графиню де Монлюсон.

Не отвечая, король взял перо и бумагу, написал несколько слов и подал её герцогине.

– Надеюсь, вы больше не станете утверждать, герцогиня, что король не умеет повиноваться, – произнес он с той любезностью, которая делала его самым любезным кавалером во всем королевстве.

Герцогиня протянула бумагу стоявшему невдалеке пажу. Тот почтительно взял её, украдкой поцеловал кончики пальцев, подавших ему этот бесценный дар, и поспешно вышел.

26. Похищение

Прижимая к сердцу драгоценную бумагу, Брискетта быстро пробежала от дворца через парк к тому месту, где ждали её помощники. Отпраздновав бурными возгласами победу, они тут же решили ехать в Быконен за Монтестрюком. Оружие у них уже было, лошадей добыли вместе.

Они успели проехать три-четыре мили, как заметили впереди на дороге облако пыли. Вскоре можно было разглядеть в нем всадника.

– О, Боже, это же Югэ! – воскликнула Брискетта.

То был действительно Югэ, мчавшийся в Шамбор к королю.

Радость охватила встретившихся. Все смешалось – слезы Брискетты, восторженные крики Коклико, вопросы Монтестрюка. Наконец, Югэ из ответов Брискетты уяснил, что Орфиза ждет его. Он уже приготовился было отправиться к ней. Но тут взволнованная Брискетта, почувствовав, что её роль во своем этом деле подошла к концу, обратилась к нему с просьбой.

– Поцелуйте меня в последний раз. Я с вами больше не увижусь, разве что в несчастьи. Но с Божьей помощью оно уже больше не наступит.

Несколько мгновений она оставалась в его объятиях, обливаясь слезами.

– Что ты говоришь? – отвечал ей Монтестрюк, покрывая её лицо, глаза, губы поцелуями. – Не видеть тебя после того, что ты для меня сделала? Да самое полнейшее счастье не позволит мне забить тебя!

Наконец Брискетта вырвалась из его объятий и, улыбаясь сквозь слезы, сделала ему знак уезжать.

Вскоре она осталась одна, со слезами наблюдая за исчезающим вдалеке облаком пыли.

– Все кончено, – шептала она себе, и её слезы текли все сильней.

Мы, конечно, дорогой читатель, не забыли о Шиврю. Просто все это время он торчал в скверной с сосновой веткой вместо вывески, ожидая условленного сигнала от графини Суассон. Время тянулось медленно. Иногда он обращался с вопросами к капитану д'Арпальеру, например, что он думает о последних действиях Олимпии Манчини.

– Ветер переменил направление и теперь дует нам в лицо, – отвечал капитан. – Быть здесь – это потеря времени. А время для нас – сама удача, сама жизнь.

– Значит никакой надежды?

– Для меня надежда у меня на боку. – И капитан хлопнул рукой по шпаге.

Тут он взглянул в очередной раз на дорогу и увидел приближающегося всадника.

– Наконец, – произнес он.

– Это Карпилло? – спросил Шиврю.

– Нет, Карпилло едет от Шамбора, а этот – из Парижа. Это Лоредан, преданный мне дозорный офицер. Я его специально вытребовал.

Прискакавшего Лоредана капитан отвел в сторону. Он грациозно покрутил усы.

– Считаем: я, граф де Шиврю и ты – нас уже трое. Да ещё Сангвинетти и один его приятель. Итого пятеро против одной женщины. Должно выгореть. Но надо спешить: хотя против Монтестрюка есть Лудеак, на стороне первого счастливая звезда. Как знать, что будет?

И действительно, они не знали, что судьба уже привела к смерти одну женщину, боровшуюся за счастье Монтестрюка. Но на этом она не остановилась. В открытое окно Сезар увидел ещё одного всадника, переезжавшего на пароме Лауру.

– Карпилло! – воскликнул он.

И когда тот появился в комнате, он задал ему вопрос о лентах графини Суассон.

– Она передала вместо лент вот это, произнес Карпилло и подал Сезару сложенный лист бумаги.

Тот развернул его и прочел:

«Все пропало. Я не смогла встретиться с королем. Меня изгоняют. Приказано возвратить свободу Монтестрюку. Или спешите ему наперехват, или бегите».

– Разве графиня не знает, что месть – это то же прибежище? – сказал капитан.

– Нет уж. Для меня месть – либо спасение, либо могила.

– Скачу в Мезьер, – проявил вдруг решительность Сезар.

Все трое плюс Лоредан помчались в Блуа. По пути Шиврю обдумывал, как ему быть с Монлюсон, охраняемой верными людьми: её надо было, как минимум, перехватить у Монтестрюка. В то же время Лоредану вспомнилось обещание, данное им принцессе Мамьяни, спасти Орфизу.

«Здесь решили погубить её. Я же поклялся её спасти. Моя клятва против них», – так думал он.

А тем временем Шиврю, занятый своими мыслями, был отвлечен неожиданной сценой птичьей охоты. Паривший в небе над полем ястреб вдруг камнем упал вниз, откуда послышался отчаянный писк попавшей к нему в когти мыши. Казалось, молния сверкнула у него в голове. Он придержал лошадь и обратился к своим товарищам:

– Согласны ли вы предоставить мне полную свободу вести наши дела?

– Чего проще, – ответил Брикетайль, – когда волку нужна добыча, он прыгает за нею в овчарню.

– Это если собаки – а их иногда бывает слишком много – не задушат его на месте. Вот Карпилло прошел школу Лудеака, поэтому он объяснит вам, что там, где нельзя взять наверняка силой, осторожность требует применения хитрости.

– Все правильно, – поддакнул Карпилло.

– А если хитрость не удастся? – спросил Брикетайль.

– Тогда – бой. Я не опоздаю выхватить шпагу.

– И вы клянетесь, что добровольно или нет, но Монлюсон пойдет с нами?

– Разве мне это не нужней, чем вам? Хорошо, клянусь!

– Тогда мы идем за вами.

Вскоре показались башни замка, где пребывала Монлюсон. Шиврю остановил лошадь и сказал товарищам:

– Теперь пустите меня одного. Если будет неудача, я выстрелю.

Он отправился в замок, где встретился с удивленной графиней.

– Не удивляйтесь моему скорому возврату – сказал он. – Вы видите перед собой счастливейшего из смертных. У меня прекрасные вести. Во-первых, я раскаиваюсь в своих преследованиях вас. Отказываюсь от своей любви к вам и даю вам лучшее доказательство перемен во мне: прошу вас быть вашим рыцарем, очаровательная кузина, и сопровождать вас в поездке к графу де Монтестрюку.

– Но он же в заключении! – воскликнула Орфиза.

– Он свободен и будет в Шамборе сегодня же. Я виделся с королем вчера, и он дал мне поручение сообщить Монтестрюку об этом, а вас – сопроводить к нему.

– Сезар, – с чувством произнесла Орфиза, – после моего милого Югэ я люблю только вас.

– Я так люблю вас обоих, что мы можем ехать сейчас же, – ввернул Сезар. – У меня есть карета и надежные люди.

– Везите же меня. Я только возьму с собой горничную и лакея.

Сезар решил, что и так неплохо: от этих двух слуг отделаться будет несложно. Он вернулся к своим. Решено было, что Карпилло сядет кучером и опрокинет в нужный момент карету. Затем они наймут барку и отправятся по Луаре в открытое море. Там им никто н помешает договориться с Орфизой обо всех условиях.

– Сперва курица, потом петух, – «сострил» капитан. – Потом наступит очередь Монтестрюка.

– Вы полагаете, что Лудеак, сопровождающий Монтестрюка, не такой человек, чтобы воспользоваться случаем? – спросил Шиврю.

– Не хочу обижать шевалье, но все может быть. Сегодня Монлюсон, завтра Монтестрюк.

– Тихо, вот и овечка, – прервал его Шиврю.

Предложив руку графине Монлюсон, он окинул взглядом слуг. Горничная выглядела невинно и беззаботно, а Криктен был наделен самой бараньей физиономией в мире. Впрочем, физиономия в данном случае была достаточно обманчивой: у Криктена, несмотря ни на что, было достаточно хитрости. Он уже успел попросить одного своего товарища сообщить Монтестрюку об их отъезде. Кроме того, он решил договариваться по дороге с местными жителями, чтобы они сообщали Монтестрюку дорогу, по которой они должны будут проехать.

Орфиза с горничной сели в карету, по бокам поскакали на лошадях капитан и Шиврю. Сангвинетти ехал впереди, сзади же скакали Лоредан и Криктен. Сей последний успевал после стаканчика у трактира перекинуться словом с кумушками.

– Пусть запомнят нас, это пригодится, – говорил он себе.

Лоредан же, следовавший за ними, постоянно ждал момента, чтобы вступить в дело и помешать заговорщикам. Он пока не видел себе помощников в нем, если не считать не очень-то обнадеживавшего Криктена. Когда же Брикетайль и Сангвинетти поменялись местами и Сангвинетти оказался у кареты, он подъехал к нему и спросил:

– А что, если вдруг на нас нападут и захотят отбить у нас графиню, сумеем ли мы отбиться? Ведь она может закричать, позвать на помощь, а у неё здесь немало знакомых.

– Тогда она пожалеет об этом.

– Как так?

– При первой же опасности первая пуля будет для нее. Лоредан невольно вскрикнул.

– А разве вам этого не сказали? – спросил Сангвинетти.

– Нам даны точные инструкции и при том заплачено. Так что, знаете, каждый теперь за себя, а черт за всех.

Ну и положение: чуть что, несчастной Орфизе прострелят голову!

Лоредан молча продолжал скакать рядом с Сангвинетти, никак не находя ответа на вопрос «что делать?» Через пару часов показалась река. И вдруг за сотню шагов до берега одно из колес кареты зацепилось за каменный столб и отлетело.

– Бездельник, скотина! – крикнул Сезар и кинулся на кучера.

– Не трогайте его, прошу вас, произнесла Орфиза, выглянув из окна кареты.

Карпилло соскочил с козел и принялся распрягать лошадей.

– Мерзавец! – продолжал Сезар. – Благодари графиню, что я тебя не продырявил.

Он соскочил с коня и подал руку Орфизе.

– Там гостиница, – произнес Карпилло, – если граф проводит туда графиню, мы скоро поправим беду.

– Вы согласны? – спросил Сезар Орфизу.

– Что же делать, хотя и потеряем время, – ответила она.

– О, всего лишь несколько минут, не более.

Сезар проводил Орфизу до гостиничной комнаты, находившейся в конце коридора. Капитан, снявший её, сделал все превосходно. Из комнаты был только один выход, если не считать двух окон: одно – во двор, ведущий прямо к реке, другое – на дорогу, где лежал карета.

– Отдыхайте, прошу вас, – произнес Сезар. – Как только колесо поставят, я приду сообщить вам об этом. Если же дело затянется, ничего не поделаешь, придется ужинать.

Выйдя из комнаты, он бросился к Брикетайлю.

– Ну, как дела? – спросил он.

– Я отыскал барку, – ответил тот, – хозяину заплачено. Он будет ждать нас, когда стемнеет, и повезет нас в Нант. Теперь дело за тем, чтобы доставить графиню на барку.

– Я берусь за это.

Шиврю вызвал трактирщика и показал ему кошелек, полный золота.

– Вы сможете сосчитать его в ближайшем лесу, – сказал он, – если ещё заберете с собой на ночь всех своих людей.

– Понимаю, – был ответ.

Через три минуты трактир был пуст, как брошенное гнездо.

Брикетайль же, не уступая своему патрону в предусмотрительности, взял за реку горничную Орфизы и, сказав, что выполняет поручение графини, отвел её в чулан. Заперев её в нем, произнес через дверь:

– Что бы ни случилось, не советую вам пытаться выбраться отсюда. Есть пистолеты, которые стреляют сами собой.

Оставался ещё Криктен. Этому доброму малому вся история с поломкой кареты показалась странной. Сломать колесо среди бела дня на гладкой дороге и не очень-то торопясь! Кроме того, он заметил, что капитан болтал с каким-то человеком на берегу реки. В н м зародилось подозрение. А уж внезапный уход обслуги во главе с хозяином тем более усилил его беспокойство. Он было пошел к графине, но стоявший у её двери охранник грубо прогнал его. Нигде не было видно и горничной.

Дело явно пахло керосином.