Текст книги "Алая тигрица"

14

Рамсон был на лодке, потягивал вино, и, казалось, жизнь снова наладилась.

Он откинулся назад, наблюдая, как последние отблески ночи растворяются в грязном, размытом рассвете. Печально известная Черная баржа, судно, превращенное в плавучий паб в сомнительном районе порта Голдвотер, очистилась от посетителей с раннего вечера. Рамсон сидел и наблюдал, как за столами из гниющего дерева совершались сделки. Возбужденный гул и рев пьяниц перешел в приглушенные разговоры, и теперь Баржа была почти пуста.

Он прибыл две ночи назад и сразу же начал проверять свои старые места, тщательно скрывая лицо. Он бывал на подпольных рынках, в самых темных гостиницах, подслушивал и заводил разговоры с незнакомцами. Языки развязывались, стоило предложить собеседникам бокал виски или целых пять.

Самые уважаемые контрабандисты, похоже, пронюхали о торговле, происходящей между Кирилией и Брегоном. Никто не мог сказать, чем именно торговали, но утверждали, что видели полуночные корабли, выходящие из гавани в тихих водах. И поговаривали, что они отплывали в Брегон.

Контакт, который дала ему Олюша, похоже, часто бывала на Черной барже. По-видимому, она показывалась только на рассвете.

Дая, подумал он, повторяя ее имя, и досадовал, что Олюша не смогла дать ему ничего больше. Это имя могло принадлежать кому угодно, из любого региона Северной или Южной Кирилии.

– Могу я принести вам что-нибудь еще? – предложила барменша, заметив его почти пустую чашку. – Мы скоро закрываемся.

Рамсон налил то, что осталось от его напитка, в медную чашку и поставил ее на стол.

– Не сегодня, – сказал он, постукивая пальцами по выщербленной деревянной поверхности барной стойки, прежде чем отвернуться.

Его контакт должен был скоро появиться, раз уж бар закрывался.

Утренний бриз только начинал дуть с океана, неся с собой прохладный соленый привкус, который почти перенес его в другое время, в другое место. Здесь, на юге Кирилии, воздух был теплее, дни тянулись дольше, и Рамсон откинулся на спинку кресла, когда солнце, казалось, пробилось сквозь поверхность океана, позолотив его сверкающими осколками золота.

Его взгляд скользнул мимо мачты, где были приколоты плакаты. Оглядел палубу, затем вернулся.

И замер.

Рамсон резко встал, чуть не опрокинув стул. В три шага он оказался у мачты.

Мягко развевающийся на ветру, прибитый среди множества других просьб и вывесок, висел плакат с изображением девушки. Ее багровый плащ описывал позади нее впечатляющую дугу, а руки были подняты в жесте, который он слишком хорошо знал.

Рамсон откинул остальные объявления, чтобы посмотреть на плакат. «Алая тигрица восстает, – гласила надпись золотыми буквами. – Кронпринцесса жива. Восстание начинается».

Этого не могло быть.

Он целыми днями бродил по улицам порта Голдвотер, обыскивая все тенистые гостиницы, где обменивали монеты на информацию о пропавших без вести, но не нашел никаких ее следов.

Увидев ее сейчас на плакате, алую накидку, изогнутую так же, как на картине Шамиры, он понял, что это не иначе как чудо.

Рамсон почувствовал, как кто-то приблизился к нему сзади за мгновение до того, как нож с глухим стуком вонзился в дерево столба, прямо между его пальцами.

– Не верю, что ты заплатил.

Это была барменша, ее губы изогнулись в усмешке. Рамсон осторожно высвободил пальцы из-под лезвия. Он повернулся и легко стащил обратно три медника, которые она украла у него из кармана. Он узнавал хорошего вора, когда встречался с одним, а она почти прошла мимо него. Хотя он предполагал, раз он еще не заплатил за выпивку, это делало вором его.

– Урок номер один, любовь моя, – напевал он. – Мудрые люди никогда не хранят свои монеты в одном месте. – Одним движением руки медники исчезли. – Это так ты получаешь свои чаевые?

Девушка рассмеялась.

– Только у тех, кто ищет кого-то, – сказала она, и что-то щелкнуло в голове Рамсона.

– Ты Дая, – сказал он.

Она одарила его благодарной улыбкой и постучала двумя пальцами по лбу в шутливом приветствии. Рамсон бросил взгляд на океан, небо, испещренное блестящими оттенками кораллового и красного, и солнце, греющее его лицо. На Черной барже наступил рассвет.

Конечно. Он должен был заметить.

Он тут же изменил свое поведение, на его лице появилась кривая усмешка. Рамсон снял нож со столба и повернул его так, чтобы лезвие указывало на его новую знакомую.

– Что ж, Дая, – сказал Рамсон, – ты увидишь, что вежливость окупается. – Еще одно движение его пальцев, и нож крутанулся, рукоятка теперь указывала в сторону барменши.

Она приподняла бровь.

– О, я вижу, что даже мертвецы платят лучше, – она выхватила у него свое оружие и сунула его в цепочку, свободно свисавшую с бедер. Повернувшись, она погрозила ему пальцем.

Рамсон сунул плакат с изображением Алой тигрицы в складки рубашки и последовал за ней. Дая подошла к пустой кабинке и плюхнулась на скамью. Она сделала глоток из бутылки, которую прихватила в баре, и посмотрела на него из-под тяжелых век.

– Итак, говорят, ты чего-то хочешь от меня.

Быстрое движение пальцев, и на его ладони появился мешочек с монетами. Рамсон звякнул перед ней толстым кожаным мешочком.

– Я бы предпочел считать это за сделку, – ответил он. – Я бизнесмен, и не беру, не отдавая. – Еще одно движение его руки, и мешочек исчез.

Дая громко и протяжно фыркнула.

– Это самая глупая ложь, которую я когда-либо слышала.

– Правда или ложь, зависит, с какой стороны посмотреть, – любезно ответил Рамсон.

Девушка хихикнула.

– Ты мне нравишься, – сказала она. Ее взгляд скользнул по его теперь пустой руке. – Но мне больше нравится звон твоих монет. Итак, расскажи мне, чего же ты хочешь?

Рамсон склонил голову набок.

– Я никогда не веду бизнес, не зная чуть больше о своих партнерах.

Девушка улыбнулась ему.

– Конечно, я открытая книга, – весело сказала она. – Дая из Кусутри. Ребенком ступила на лодку и никогда не сходила, никогда не оглядывалась назад. Плыла всю жизнь под парусом. В последнее время дела здесь, в великой северной империи, идут плохо, так что я плыву туда, куда дует ветер и где сверкают златники, – она указала на него бутылкой с ликером, прежде чем сделать глоток.

Королевство Кусутри являлось небольшим прибрежным королевством, соседствующим с Нандьяном, известным своими мореплавателями. Теперь, когда Рамсон присмотрелся к этой девушке поближе, он заметил, что ее кожа была немного темнее, чем у большинства жителей Южной Кирилии, а волосы были чернильно-черными и заплетены в замысловатую прическу, которую носили в некоторых южных королевствах. Он также услышал едва уловимую особенность в ее интонации, словно она пыталась скрыть иностранный акцент. Как и он сам.

Он внимательно наблюдал за ней, разглядывая ее льняную рубашку, накинутую на плечи, когда она подняла бутылку ликера и сделала глоток. Над ее левой ключицей виднелась татуировка: женщина с солнцем, окружающим ее голову ореолом, лучи которого сверкали, словно корона. Амара, кусутрианская богиня.

По крайней мере, эта девушка была честной.

Рамсон наклонился вперед.

– Мне интересно узнать больше о твоей работе в Брегоне, – сказал он.

Дая приподняла темную бровь.

– А что с ней?

– В частности, какие виды работ ты выполняла для Аларика Керлана.

Ее лицо напряглось.

– Я знаю тебя, – тихо сказала она, ее взгляд блеснул, когда она снова оглядела его лицо. – Последнее, что я слышала, ты лихо сбежал из тюрьмы. Гоуст Фолз, не так ли?

Рамсон изобразил на лице волчью улыбку.

– Тогда ты знаешь, что я ищу Аларика Керлана, – сказал он, – и готов заплатить чем угодно за его голову. – Он сделал деликатную паузу. – Если только у тебя нет долгосрочного договора с ним.

– Я предана тому, кто платит мне больше, – ее взгляд остановился на его руках.

Рамсон понял намек. Он ловко пододвинул к ней мешочек с монетами через стол.

Дая схватила мешочек, пропуская его сквозь пальцы. По ее лицу скользнула злая улыбка, и в мгновение ока монеты исчезли.

– Ну что ж, начальник порта, – сказала она. – Ты хотел знать о моей работе на Аларика Керлана. – Дая подперла подбородок рукой. – Моя первая работа для него была более восьми лет назад.

– Восемь. – Рамсон тут же прикусил язык. Это было вскоре после того, как Керлана изгнал отец. Какие сделки Керлан совершал в то время? Рамсон всегда думал, что сначала он создал порт Голдвотер в качестве центра внешней торговли. – Не бери в голову. Продолжай.

– Он искал корабли, которые нельзя было распознать и заметить, – продолжила Дая. – Маленькие и быстрые. Мой идеально подходит по всем статьям.

– Чем он торговал?

– А, – сказала Дая. – Видишь ли, в том-то и дело. Аларик Керлан тогда ничем не торговал. Он перевозил людей в Брегон.

Желудок Рамсона сжался.

– Торговля людьми?

– Нет, не в этом смысле, – Дая почесала затылок. – Скорее, его собственных людей. Он велел мне привезти членов Ордена в Брегон, и всех по билетам в один конец.

У Рамсона уже кружилась голова.

– Ты знаешь, что он делал с этими людьми?

Дая почесала подбородок.

– Я думаю, у него есть незаконченные дела в Брегоне, – сказала она наконец. – До меня доходили слухи о его изгнании… Но я думаю, что он посадил преданных ему людей в Брегоне. Думаю, что у него все еще есть люди в Сапфировом порту, ожидающие его возвращения.

Мир, казалось, изменился, как две части головоломки, соединяющиеся вместе, чтобы сформировать большую картину. Рамсон думал, что после захвата власти Морганьей Аларик Керлан и его бизнес по торговле людьми были полностью уничтожены, а торговая группа «Голдвотер» разлетелась.

Однако все это время бывший хозяин Рамсона опережал события на годы, создавая сеть не только в Кирилии, но и по всей Белой Волне… в крупнейшем торговом порту Брегонии.

– Зачем? – его слова прозвучали настойчиво. – Что он планирует в Брегоне?

Дая покачала головой.

– Понятия не имею. Я старалась не подслушивать и не проявлять никакого интереса к его делам. Было чувство, что Керлан не из тех, кто оставляет за собой следы. Он нанимал меня всего несколько раз. Похоже, мне не повезло общаться с этим человеком.

– И ты не ошиблась, – сказал Рамсон.

Дая наклонилась вперед.

– Хотя, – добавила она, – были слухи о его новой активности здесь, на черных рынках…

– Я слушаю.

– Ну, – Дая многозначительно звякнула кошельком с монетами, – мне бы не помешало немного больше… убедительности.

Рамсон подпер подбородок, повторяя ее позу.

– Как насчет работы?

Это был старый трюк в переговорах, но Рамсон обнаружил, что он всегда срабатывает: сначала бросить наживку, прежде чем предложить рыбу. Смысл состоял в том, чтобы снизить ожидания другой стороны относительно того, что ты планировал предложить, чтобы они согласились, как только ты выдвинешь свое реальное предложение.

У Даи был вид рыбы на крючке.

– Какого рода работа?

Рамсон посмотрел на океан, который начинал сверкать под утренним солнцем, как будто содержал тысячи крошечных, расколотых алмазов. Вода здесь была потрясающе кобальтово-голубой и, без сомнения, безжалостно холодной. Это было зрелище, которое ему стало нравиться, и он обнаружил, что еще не совсем готов расстаться с ним.

Он перевел дыхание.

– Ты дашь мне необходимую информацию, и я найму тебя для поездки в Брегон, – он протянул руку и бросил второй мешочек с монетами на середину стола. Тот приземлился со значительно более тяжелым стуком.

Дая облизнула губы.

– Я думаю, мы скоро станем отличными друзьями, – сказала она, а затем понизила голос. – Ходят слухи, что Аларик Керлан выступил посредником в новой торговой сделке – схема контрабанды в Брегон. – Она бросила на него многозначительный взгляд. – Торговля аффинитами.

Рамсон задумался. Олюша сказала, что новые планы Керлана как-то связаны с новым развитием событий, касающихся аффинитов. Это, безусловно, подходило под описание.

– Я наблюдала за портами, – продолжила Дая, – и видела, как ночью корабли без опознавательных знаков выходили в море. Могу подтвердить, что видела, как люди садились на эти корабли после наступления темноты… И могу подтвердить, что последний из них отплыл несколько дней назад с Керланом на борту. Если хочешь поймать его, нам нужно действовать быстро.

Рамсон колебался. Зачем Керлану начинать схему незаконной торговли аффинитами в Брегоне? Что еще более важно, кто с брегонской стороны может быть покупателем в такой сделке? Военное королевство, в котором он родился, не особо заботилось о магенах, своих аффинитах.

У него было ощущение, что заговор зашел далеко, но на данный момент было ясно одно. Если он хотел найти своего бывшего хозяина, ответы лежали в Брегоне.

В груди Рамсона поселилась тяжесть. Из складок рубашки он вытащил кусок пергамента, разгладил его на теплом дереве стола между ними. Если он уедет сейчас, они, возможно, никогда больше не встретятся.

Но он не мог позволить себе ждать вечно.

Он постучал пальцами по картине.

– Есть идеи, что это такое?

Дая приподняла темную бровь.

– Ты должен осторожнее выбирать, кому ты это показываешь. Говорят, что изгнанную принцессу заметили на имперской инквизиции в Ново-Минске.

Рамсон крепче сжал пергамент.

– Ты знаешь, кто это сделал и где я могу его найти?

– Нет. До меня доходили только слухи о том, что люди объединяются под ее именем. С новой императрицей наступили тяжелые времена. Ты слышал, что она преследует не-аффинитов. Я сбежала с севера как раз вовремя, благослови меня Амара. – Она вздрогнула. – Неплохое время, чтобы убраться из Империи, начальник порта.

Рамсон посмотрел на море. Он подумал о картине Шамиры, с золотом, водой и красной полосой посреди всего этого. Он думал, что это знак для него, что он снова найдет Ану в порту Голдвотер, что каким-то чудом или по иронии судьбы их пути продолжат переплетаться.

Он поднял плакат с изображением Алой тигрицы. Под солнцем и золотистой дымкой волн изображение ее алого плаща на плакате выделялось ярко-красной полосой на фоне пейзажа – почти идеальное исполнение картины Шамиры.

Возможно, знаки все-таки предназначались для гадалок и дураков.

Рамсон моргнул. И снова моргнул.

Там, очерченная на фоне теплого утреннего света солнца, быстро приближалась тень. Слишком большая, чтобы быть чайкой.

Он встал, его ботинки глухо стучали по палубе Черной баржи, пока он не достиг деревянного причала. Испуганный смех вырвался у него, когда он поднял руку.

Снежный ястреб приземлился ему на плечо, когти впились в толстую кожу его пальто. Ястреб смотрел на него умными золотистыми глазами, ветер трепал его белоснежные перья.

– Будь прокляты боги, – тихо сказал Рамсон, а затем его взгляд остановился на предмете в клюве птицы. Прядь черных волос блестела, как шелк, в лучах утреннего солнца, и весь мир, казалось, изменился.

Линн.

Более луны назад, когда она исчезла после битвы во дворце Сальскова, Рамсон послал снежного ястреба по ее запаху, чтобы выследить. Он думал, что это дело безнадежно.

До сих пор.

– Это… птица?

Рамсон обернулся. Дая уставилась на него, ее взгляд метнулся к его снежному ястребу.

Внезапно показалось, что разрозненные нити сошлись воедино. Снежный ястреб, принесший ему новости о Линн. Плакат с изображением Алой тигрицы.

И он искал лишь один знак.

– Это не просто птица, – ответил Рамсон и, сделав несколько легких шагов, вернулся к их кабинке. Он схватил плакат, взял со стола мешочек с монетами и бросил ей. – Подожди меня здесь. Считай это авансом.

Он мог бы посмеяться над ее растерянным выражением лица.

– Подожди! Эй! Эй! – крикнула она, когда он пронесся мимо нее. – Мне подготовить корабль?

Но Рамсон уже спрыгнул на причал и бежал по улицам порта Голдвотер, его снежный ястреб парил в воздухе над ним, его шаги звучали уверенно, как он не чувствовал себя долгое время.

15

Ана ехала всю ночь с Юрием и его спутницей, девушкой из Красных плащей, которая следила за передвижениями Аны по горам с помощью своей силы родства со снегом.

– Следуй за мной, – все, что сказал ей Юрий, прежде чем отвернуться и сесть на своего валькрифа. Это было тихое путешествие, каждый из них был плотно закутан в меха, сосредоточен на поступи своего коня.

Солнце только что выглянуло из-за белых волн, когда они прибыли в порт Голдвотер, и город начал просыпаться. Скрип колес повозок смешивался с криками чаек над головой. Тут и там виднелся красочный брезент утренних рынков, поднимался зов продавцов, торгующих рыбой, морепродуктами и тканями радужных оттенков.

Ане показалось, что она попала в другой мир. Один из самых южных городов Кирилии, порт Голдвотер, граничил с горами Дживеха, которые отделяли Северную империю от южного королевства Нандьян. Давным-давно кочевые племена, которые бродили по горам Дживеха и пустыне Арамаби, обосновались в Южной Кирилии, построив свои собственные города и соединив культуры двух земель, превратили их во что-то одновременно знакомое и новое.

«Включая мою мать», – поняла Ана. Она никогда не видела так много людей с маминым цветом лица – яркой желтовато-коричневой кожей и темно-каштановыми волосами. Мама родилась здесь, но выросла на севере, в Сальскове, столице Кирилии, где климат и люди были холоднее, а здания казались бледными, с каплями цвета на красных крышах и позолоченных куполах.

Южная Кирилия была теплее и ярче, блестя десятками цветов домов: солнечно-желтые купола, усеянные зелеными кругами, и небесно-голубые башенки с позолоченными краями, и маково-красные веретена на крышах, которые закручивались в чередующиеся узоры темно-фиолетового, королевского синего и лимонно-зеленого. Это заставило Ану вспомнить о ярких одеялах и диванах Шамиры, парчовых занавесках, которые она использовала в качестве разделителей комнат, и обо всем в ее доме, что та привезла с собой в северную империю как напоминание о своем доме.

Мамины предки пришли отсюда. И это была часть ее наследия.

– Мы на месте, – тон Юрия все еще был отстраненным, а его лицо – непроницаемым.

Они остановились перед магазином с веселым, но выцветшим лимонным фасадом и крышей из красного кирпича. Большие стеклянные окна смотрели внутрь, и раннее утреннее солнце освещало выщербленную деревянную вывеску, висевшую на двери. «Кафе дамы Костова», – гласила она. «Закрыто».

Спутница Юрия вошла, но Ана схватила Юрия за запястье. Он замер, и когда их взгляды встретились, его глаза уже не были такими спокойными угольно-серыми, какими она знала их всю свою жизнь. В них ревел огонь.

Расстояние между ними увеличилось, заполняясь всем тем, о чем они не поговорили, пока не превратилось в кровоточащую рану. И Ана подумала о тенях, о кинжале в спине и холодном голосе. «Вы – противоположность нашему движению».

– Чего ты хочешь от меня? – ее голос прозвучал глухо из-за дней молчания.

Что-то промелькнуло в глазах Юрия.

– Я просто хочу поговорить.

Он вошел в магазин, оставив ее смотреть вслед силуэту мальчика, которого она когда-то знала.

Ана глубоко вздохнула и вошла.

Она оказалась в ресторане. Внутри было приятно тепло, деревянные половицы поскрипывали под ее ботинками. Столы укрывали ярко-желтые скатерти с изображениями прыгающих птиц и рыб. Дальше в глубине располагалось несколько кабинок, пустая стойка и дверь, ведущая на кухню. Пахло блинами и рыбой.

Юрий указал на кабинку у окна.

– Присаживайся, – коротко сказал он.

Снежная аффинитка исчезла за одной из множества дверей в задней части ресторана. Помещение казалось бы заброшенным, если бы не они двое.

Что-то сжалось в груди Аны.

– Почему ты спас меня? – спросила она. Ее рана резко запульсировала, и слова сорвались с ее губ прежде, чем она смогла сдержаться. – Ты попросил Сеина сделать это?

Гнев отразился на лице Юрия, и Ана поймала себя на том, что наслаждается этим. Что угодно, только не это холодное, вынужденное спокойствие.

– Все эти годы ты знала меня, – сказал он. – Ты считаешь меня трусом, Ана? – Он тяжело вздохнул и отвел взгляд. – Сеин действовал по собственной воле. Он был уволен со своей должности.

Прежде чем они успели сказать что-нибудь еще, раздался звон тарелок и глухой стук, и в следующий момент деревянная дверь в задней части ресторана распахнулась. Появилась девушка и с визгом бросилась на Юрия.

У Юрия отвисла челюсть, и он поймал ее, когда она налетела прямо на него.

– Лилия…

– Ты вернулся, Огнекосичка! – воскликнула она, протягивая руку, чтобы потянуть его за хвост.

Кончики ушей Юрия вспыхнули красным.

– Мы договорились, что ты перестанешь меня так называть, – пробормотал он, но потянул ее за одну из золотых косичек. – И я сказал тебе оставаться…

– Кто это? – Лилия теперь повернулась к Ане, широко раскрыв глаза.

Юрий беспомощно посмотрел на Ану. «Мы поговорим позже», – говорило выражение его лица, когда он взъерошил волосы девушки и сказал ей:

– Лилия, это Ана. Ана, это Лилия, моя сестра.

Девушка улыбнулась Ане, выглядя как уменьшенная копия своего брата, вплоть до веснушек на носу.

– Ты принцесса! – взвизгнула она и присела в неловком реверансе в своих юбках с узором из пионов. – Кольст принцесса!

Но приветствие только натянуло струну в груди Аны. Она не взглянула на Юрия, улыбнулась и опустила голову.

Сзади послышались еще шаги, мгновение спустя появилась женщина крепкого телосложения, как у Юрия, и с горячим взглядом, смягченным морщинками вокруг глаз, из-за которых казалось, что она уже улыбается. Ее ярко-рыжие волосы были зачесаны назад в пучок, а в крепких руках она держала деревянный черпак.

– Лилия, – кричала она, – я же говорила тебе никогда не оставлять масло у плиты или…

Женщина замолчала, когда ее взгляд упал на Ану. Ее глаза расширились.

– Ма, это Ана, – сказал Юрий. – Ана, это моя мама.

– Пожалуйста, – сказала мать Юрия, покраснев и присев в реверансе. – Зовите меня Раисой, Кольст принцесса.

– Пожалуйста, зовите меня Аной. – Внезапная волна вины сжала грудь Аны, когда она опустила голову и приказала женщине встать.

Во дворце Юрий всегда вспоминал о матери и сестре, которые остались в деревне на юге. Она никогда не задумывалась о них, но теперь они были здесь, во плоти. Большую часть своей жизни она думала о Юрии только как о своем друге и слуге во дворце. Никогда не думала, что у него есть семья, жизнь, кроме того, чтобы приносить ей горячее птичье молоко и составлять компанию. Что он жил вдали от своей семьи, когда был с ней.

Ана посмотрела на льняную юбку Раисы выцветшего красного цвета, покрытую пятнами масел и соусов, на распухшие запястья и лодыжки женщины, на ее волосы, выбившиеся из пучка. Она посмотрела на скромную обстановку ресторана, в воздухе пахло жиром и тестом. На Лилию, у которой были закатаны рукава и руки покрыты мыльной пеной.

До сих пор средства к существованию обычных граждан ее империи никогда не казались ей реальными, не казались чем-то большим, чем слова в пыльном томе или буква закона, написанная дорогими черными чернилами.

Все это казалось сном, когда Раиса приказала Юрию пойти на кухню, чтобы приготовить завтрак, а затем повела Ану вверх по шаткой лестнице в ванную. Они миновали лестничную площадку второго этажа со множеством комнат.

– Раньше это был пансион, – объяснила Раиса, – но теперь здесь живут детишки Юрия, и я предоставляю им жилье и питание.

– Вы имеете в виду Красных плащей? – спросила Ана, когда они протиснулись между простой глиняной ванной и ведром с горячей водой, от которой шел пар.

Раиса резко выдохнула.

– Причудливый титул, который они сами себе дали. Большинство из них юны, им некуда идти, они верят в дело, слишком важное, чтобы их можно было сдержать. Я делаю для них все, что могу. – Она порылась в шкафу. – Вот – аптечка. По тому как вы двигаетесь, могу сказать, что у вас рана. Садитесь, дитя, позвольте мне помочь вам.

Руки Раисы были нежными, когда она снимала рубашку Аны и бинты, которые она наложила сама.

– Когда Юрий получил должность во дворце, это был лучший день в нашей жизни, – пробормотала она, промывая рану теплой мыльной водой из ведра. – Мы переехали на юг, потому что слышали, что здесь для аффинитов безопаснее, чем на севере. Политика Империи в отношении аффинитов здесь более свободна, потому что отсюда до Сальскова очень далеко. Не то чтобы, – быстро добавила она, подняв глаза, – с ними случилось что-то плохое.

Ана поймала взгляд Раисы.

– С ними случилось слишком много плохого, – мягко сказала она, и плечи Раисы расслабились.

– Он так хорошо отзывался о вас, – прошептала мать Юрия, затем проворно нанесла мазь из консервной банки и начала обматывать тело Аны свежей марлей. – Он сказал, что вы добрая, честная и справедливая. Несмотря ни на что, я рада вашей дружбе с моим сыном.

У Аны перехватило горло.

– Спасибо.

Они продолжили, глиняная ванна оказалась холодной, когда Ана прислонилась к ней, Раиса рассказывала Ане истории о своих детях, прерываемые ее теплым, раскатистым смехом и комментариями.

К тому времени, когда Ана спустилась вниз, часы, висевшие над выцветшими кремовыми обоями, показывали, что уже чуть больше восьми часов, и солнце оранжевым светом освещало извилистые улицы южного кирилийского города.

Юрий и Лилия приготовили аппетитную еду и сервировали обед в одной из кабинок. Ана села, стараясь не наброситься сразу на дымящиеся пельмени и золотистые пирожки, начиненные картофелем и говяжьим фаршем. Прерванный разговор с Юрием казался далеким прошлым, сглаженным нежными руками и словами Раисы.

Лилия удалилась наверх. Юрий сидел напротив нее, молча, его взгляд был отстраненным. Ана налила себе чашку кофе из потертого металлического самовара. Горячая жидкость успокоила ее желудок.

– У твоей матери быстрые руки и острый ум, – сказала она в тишине. – А Лилия украла мое сердце. Я рада, что встретила их.

Руки Юрия крепче сжались на кружке.

– Ана, – сказал он и, наконец, посмотрел на нее. – Все не может быть так, как было раньше. Ты это понимаешь.

Вот так запросто сказочный покой утра рухнул. Мягкие бежевые обои, скрипучий деревянный стол, тепло ее кофе растворились в знакомом кошмаре: холод, тени, лезвие между ребер и знакомый шепот. «Монархия должна умереть».

– Пока ты претендуешь на трон, – продолжил Юрий. – Думаю, что Сеин ясно дал это понять.

Трещина. Она опрокинула свою кружку. Черный кофе разлился по скатерти, теплый и липкий на ее пальцах.

– Ана, – Юрий прижал салфеткой скатерть. – Мне жаль. За то, что случилось.

Теперь она посмотрела на него снизу вверх. Яркий утренний свет освещал его резкие черты, и впервые она заметила мешки у него под глазами, щетину на подбородке. В течение одной луны Юрий стал чужаком.

– Я отправился искать тебя, как только Сеин прислал мне записку. Он вернулся, чтобы… похоронить твое тело. – Юрий отвернулся, крепко сжимая в руке салфетку. С нее капал кофе, образуя лужицу на половицах. – Если бы я знал, что это произойдет… – его голос дрогнул, и она заметила проблеск слез в его глазах.

Кап-кап-кап.

Ана уставилась на него, солнечный свет окутал их золотистой дымкой в этот странный, неизбежный момент.

«Настанет день, когда на благо твоей империи тебя попросят пожертвовать тем, что тебе дороже всего».

Могло ли это быть тем, что предвидела Шамира?

– Что, по-твоему, должно произойти, Юрий? – как будто кто-то другой говорил ее голосом, выталкивая слова из ее губ. – Когда мы разговаривали у Шамиры, ты сказал, что любишь меня…

– И я все еще люблю. Ты мне как сестра, Ана.

Она глубоко вздохнула, прежде чем пристально посмотреть на него.

– Тогда ты просил меня остаться, – тихо сказала она. – Ты сказал, что мы начнем нашу революцию здесь, на юге. Что изменилось?

В его глазах стояла бездонная печаль.

– Мир изменился, Ана, – сказал Юрий. – Морганья взошла на трон, и я своими глазами видел разрушение Империи руками злобного монарха. – Он покачал головой, и она снова увидела в его угольно-серых глазах искру огня. – Эпоха монархии подошла к концу. Сломанная система делает злодеями даже лучших людей. Ана, конечно, ты должна это увидеть.

Ана отвела взгляд, посмотрела на узорчатую скатерть, на трещины в стене, на перевернутую кружку кофе – куда угодно, только не на мальчика, который был рядом с ней с тех пор, как она себя помнила. Глубоко в груди у нее разлилась боль, как будто какая-то часть ее уже знала, что должно произойти.

– И чего же ты хочешь от меня?

Юрий медленно полез в складки своей туники и вытащил смятый лист бумаги. Он протянул его Ане.

Она почувствовала, как по ее венам разлился шок. Это был тот же плакат, который Шамира показывала ей в ночь, когда она покинула Ново-Минск, только этот был свежевыкрашен и, казалось, не испорчен снегом или бурей. И он оказался не только в другом городе, но и в другом регионе Империи.

– Если хочешь работать с нами… если хочешь присоединиться к нашему делу и сделать так, чтобы в этой империи люди правили людьми… – внезапно голос Юрия прозвучал очень отстраненно. – Тогда ты должна отказаться от трона и отказаться от своего дела Алой тигрицы. – Стол заскрипел, когда он наклонился вперед, сжимая ее руку. – Присоединяйся к нам, Ана. Вместе мы сможем сделать мир лучше.

Ана оторвала взгляд от плаката и посмотрела на него. Впервые с тех пор, как их пути снова пересеклись, глаза Юрия были яркими, в его взгляде светились тепло и надежда минувших времен. В них она нашла мальчика, который прокрался в ее покои на звук ее плача, который тихо постучал в ее высокие двери из красного дерева. «Почему ты плачешь?»

Тот, кто сидел с ней все те пустые дни и одинокие ночи. Который приносил ей горячий чай, свежеиспеченные десерты и, самое главное, дружеское общение.

Ее серебряный божекруг прижался к шее. Он подарил его Ане месяц назад, пообещав, что они снова совершат полный круг.

– Подумай об этом, Ана, – говорил Юрий. – Красных плащей становится все больше – у нас более сотни человек, они разбросаны по северу. Это обеспечивает нас постоянным потоком информации о передвижениях Морганьи. – Он на миг задумался, его глаза блуждали по плакату, который она держала между пальцами. – И с новым движением в твою поддержку, если бы ты присоединилась к нашему делу, мы могли бы уничтожить Морганью одним махом. Завершить революцию и передать власть в руки народа.

Глухой звенящий звук в ее голове становился все громче, заглушая его слова.

«Сейчас есть две Анастасии, любовь моя: девушка, которой ты когда-то была, и правительница, которой ты станешь».

Ана посмотрела на него, но больше не видела Юрия, своего друга детства, того, кто оставался рядом с ней все эти годы.

Юрий был лидером революции.

А она была наследницей престола.

С самого начала это был тупик, недостижимый союз между двумя партиями с противоположными целями.

Она посмотрела ему в лицо, ища то, что только что видела, мальчика, который был ее другом. Он оживленно жестикулировал, продолжая говорить, и она подумала, как легко было бы схватить его за руку и пообещать, что они навсегда останутся друзьями, что они будут сражаться до смерти вместе. Она уже знала, какие на ощупь его руки: мозолистые, сильные и горячие. Когда-то давным-давно они составляли весь ее мир.