Текст книги "Кайвалья"

Глава 10. Иша читает книгу. Асури

Я хорошо помню тот день, когда встретила Джагая. С тех пор многое переменилось у нас. Но именно сейчас я чувствую настойчивое желание сердца записать все, что с нами происходит.

Я предчувствую большую беду, и, кажется, душа моя, сердце мое, начинает понемногу смиряться с тем, что в нашей общей судьбе остался, возможно, последний поворот. Наша жизнь весьма коротка, всего несколько сотен лет. Откровения говорят, что в будущем люди будут жить еще меньше. Наверное, у них и вовсе не будет времени для осознания себя, своего предназначения и для понимания ценности жизни других. Я знаю, что скоро предстоит произойти тому, чего мы хотели бы избежать, но это невозможно, и мне остается только молиться о том, чтобы мы были вместе в этот роковой миг. Наши сердца переплелись так сильно, что я и в следующей жизни непременно найду его, чтобы снова быть вместе.

Сейчас я пишу эти записки и чувствую, как земля вибрирует подо мной. Иногда я ощущаю ее стоны. Последнее время все чаще происходят вещи, которые многие толкуют однозначно – дурные знамения несут с собой новые беды. Больше всего мне хочется на время забыть о настоящем и погрузиться в сладкие воспоминания о наших безоблачных днях, которые были так быстро прерваны суровой реальностью.

Все началось с моего непослушания отцу.

Он просил меня не уходить из дома, но, когда сам отлучался куда-нибудь, я тут же бежала в лес и гуляла там, наслаждаясь покоем и свободой. Однажды, гуляя так в лесу, я потеряла кольцо, которое мне подарил отец, и, обнаружив пропажу, стала искать его в траве. Я стояла, наклонившись к земле, и вдруг почувствовала, что на меня кто-то смотрит. Обернувшись, я увидела красивого юношу.

У него была обритая голова и шафрановые одежды аскета. Но он был столь привлекателен и так пылко смотрел на меня своими бездонными черными глазами, что я сразу привлеклась им. Он помог мне найти кольцо, и мы договорились увидеться снова.

Вскоре я поняла, что влюблена, и это было взаимно. Но как сказать об этом нашим родителям? Его отец ожидал, что Джагай продолжит свое послушание и посвятит жизнь служению Вишну. Но его безумно влекло ко мне, так же как и меня к нему.

В тот роковой день я сказала отцу, что пойду за водой, а сама убежала к Джагаю. Мы гуляли в лесу, и с нами словно что-то произошло. Он вырезал мне маленький амулет из дерева в виде львенка, а потом сказал, что мы обручимся, что любит меня, как никогда никого не любил. Да и что он мог знать о любви, мой юный мальчик?

Он притянул меня к себе, но я отстранилась. Отвернувшись и развязав тугую ткань, стягивающую волосы, я почувствовала, что лечу куда-то опьяненная, может быть, в небо, а может, и в пропасть. Это был особый ритуал: только муж может видеть распущенные волосы жены, и я хотела дать ему понять, что мы должны сначала сочетаться законным браком для того, чтобы любить друг друга еще интимнее. Джагай подошел и стал нежно расправлять мои волосы: «Асури…». Я чувствовала, что и он опьянел от нашей близости. Вдруг раздался шум, похожий на лязганье оружия, крики. Джагай схватил меня за руку, и мы быстро побежали прочь из леса.

Дити уже долгое время ждала Близнецов, и часто неподалеку от нашей местности происходили странные, пугающие вещи. Иногда с небес проливались багровые дожди, и тогда вся земля была в крови, а животные и птицы приходили в беспокойство…

Джагай довел меня до моста, и дальше я, поспешно собрав волосы, побежала домой.

Мне было очень страшно.

Когда я подходила к дому, сердце мое сдавило ужасное предчувствие. То, что я увидела, заставило меня закричать: на земле, перед входом в разгромленную и разоренную хижину, лежало тело моего отца. Он был мертв, я видела его кровь и множество следов вокруг. Я бросилась в теплый песок рядом с остывающим телом отца и, рыдая, рвала на себе волосы. Он очень любил меня, а я любила его, хотя и не была послушной дочерью. Где-то высоко в небе тоскливо прокричал ястреб…

Было уже поздно, когда я поднялась и зашла внутрь нашей хижины. Легла посреди раскиданной утвари и сразу заснула. Утром меня разбудил соседский мальчик Арон.

«Эй, Асури, ты знаешь, что Джагая схватили и увезли в Пур?» – спросил он меня. Еще не вполне очнувшись ото сна, я слушала его рассеянно:

«В Пур?»

«Да, по приказу Хираньякши. Близнецы явились, и старший из них стал правителем», – отвечал Арон.

Смышленый мальчик, он знал, что мы с Джагаем встречаемся, и всегда подавал мне знаки, что отец возвращается домой. Благодаря ему я могла вовремя уйти из леса. Поэтому я знала – он не врет.

После этих слов я встала, умылась холодной водой из кувшина, который чудом остался цел и стоял у входа в хижину. Рассеянно смотрела я вокруг, и взгляд мой упал на небольшой коричневый шнурок, который валялся на полу, посреди вещей и деревянных палок. Он был сплетен из нескольких шелковых нитей. Отряхнув шнурок от пыли, я продела его в амулет с львенком и повесила на шею.

Теперь мною овладела удивительная решимость. «Я иду, мой милый Джагай, иду за тобой». Глядя ввысь, я молилась, и горячие, обжигающие слезы стекали по моему лицу. Я чувствовала, что он жив.

Небо снова потемнело, в низких тучах тихо вспыхивали молнии. Иссохшая трава вдоль тропинки казалась мне почти белой. Наконец, я миновала мост и вышла на большую дорогу. Я никогда не была в Пуре. Но теперь я шла туда за жизнью и любовью.

«Я вошла в город через массивные ворота, охраняемые стражниками. Они выглядели устрашающе, словно горы, украшенные длинными копьями и острыми мечами.

Главная дорога вела прямо ко дворцу. Мне было не страшно. Я хотела только одного – вернуть Джагая, и ради этого готова была на все. Вдоль дороги тянулись невысокие дома, обмазанные глиной, а из решетчатых окон иногда выглядывали женщины. Проводя меня взглядом, они снова отходили во внутреннюю прохладу комнат.

Я шла, а внутри из сердца расползался пылающий жар. Мне казалось, что еще немного, и я буду дышать огнем… На мгновение я остановилась перед великолепным дворцом, чтобы рассмотреть его.

Центральный проход из трех больших арок, увенчанных башенками, украшен тысячами гирлянд из мелких белых, розовых и желтых цветов, а сам дворец из розового мрамора был усыпан драгоценными каменьями. Купола из чистого золота светились на фоне неба, закутанного в темные тучи. Я подошла ко входу, и меня не остановили. Это нерушимая традиция – царь должен принимать каждого, кто придет к нему. Однако, с чем уйдет проситель от Хираньякши, который, даже находясь во чреве матери, вызывал столько дурных знамений, мне было неизвестно.

Двери из красного дерева, изящно инкрустированного слоновой костью, сами распахнулись передо мной, и, смело войдя в тронный зал, я невольно поразилась великолепию убранства. Пол был выложен самоцветами, а по бокам залы свисали шелковые занавеси, искусно расшитые золотыми и серебряными нитями. За ними прятались сложные цветные витражи и стены, расписанные лазурными красками. По обеим сторонам от прохода стояли придворные царя, одетые в великолепные одежды и украшенные блистающими драгоценностями.

В конце прохода возвышался громадный трон: его обрамление, отлитое из чистого золота, изображало хищных зверей и героев-победителей. На алой подушке восседал сам Хираньякша, в золотых царских одеждах и короне. Его могучее тело огромных размеров было расслаблено, но багровые глаза свирепо осматривали залу.

Две служанки омахивали его сбоку большими опахалами из хвоста яка, но, как только он сделал знак рукой, перестали. Ко мне подошел человек и, слегка поклонившись, сказал:

– Я царский советник, мое имя Атри. С чем Вы пожаловали к царю и могу ли я помочь Вам?

Когда он говорил, его глаза изучающе всматривались в мое решительное лицо.

Не ответив Атри, я поклонилась Хираньякше и заговорила как можно громче:

– О, всемилостивый царь, я пришла сюда, в это собрание, чтобы искать справедливости. Мой отец был убит вчера, пока я отлучилась из дома, а жениха увели сюда, в Пур, и я не знаю, что с ним. Хочу узнать, в чем была вина отца, который всю свою жизнь был смиренным брахманом и посвятил себя служению? И я хочу знать, что с возлюбленным моим Джагаем, который никому не желал и не делал зла!

Хираньякша, который до того был похож на льва, отдыхающего после охоты, услышав мои слова, пришел в ярость. Он взревел:

– Кто ты такая, чтобы спрашивать меня? Все брахманы, которые не признают мою божественную власть, отныне будут уничтожены! Если твой Джагай был брахманом, то ему одна награда – смерть!

Я упала на колени и взмолилась:

– О, смилуйтесь, великий Хираньякша! Позвольте мне отдать свою жизнь, но отпустите Джагая, он не брахман!

Я смотрела в его злое лицо и понимала, что мое унижение ему нравится.

– Как тебя зовут, дитя? – прорычал Хираньякша более благосклонно. Мне показалось, он придумал для себя какую-то забаву, и, прикрыв глаза, я ответила:

– Асури, – внутри меня все сильнее разгорался жар.

«Я просто спалю тебя, если ты прикоснешься ко мне!» Еще в детстве мне рассказали о даре свыше: способность испепелить любого, кто попробует овладеть мной насильно. Однажды соседка рассказала, что моя бабушка оставила этот мир, когда ее поймал в лесу сладострастный демон, который доставлял много бед в округе. Он уже обесчестил несколько девушек. Но когда он прикоснулся к моей бабушке, желая овладеть ей, она просто сосредоточилась, вошла в медитацию и уже через мгновение пылала. Демон сгорел в ее жаре, и поэтому бабушку еще долго помнили как святую. Мой отец запретил рассказывать мне эту историю…

– Хорошо, Асури, мне нравится, что ты так юна и красива, и я придумал плату за жизнь твоего Джагая. Ты готова заплатить любую цену?

– Да, я готова! – громко крикнула я, чтобы все слышали. Мне показалось, что слуги Хираньякши одобрительно загудели.

– Хорошо, тогда я отпускаю его. Стража, выпустите на волю этого глупца, а девчонку отведите в мои покои!

Меня отвели в роскошную залу, посередине которой стояла внушительных размеров кровать, накрытая нежнейшим молочно-белым покрывалом с золотой оторочкой.

Через некоторое время в другую дверь тяжелой поступью вошел Хираньякша.

– Вина! – крикнул он, и служанка сразу налила ему в бокал напиток, темный, как свернувшаяся кровь.

– Асури, неужели ты думаешь, я не понял тебя? Вижу, что тебе дарована особая сила: ты сожжешь любого, кто попытается силой насладиться твоим прекрасным телом. Я не так глуп. Для тебя я приготовил кое-что получше. Ты не будешь участвовать, но ты будешь смотреть, как я наслаждаюсь. Ты говоришь, что любовь привела тебя ко мне, а я покажу тебе свою любовь!

Он щелкнул пальцами. В залу тихо вошли десять юных и прекрасных девушек. Одетые в полупрозрачные платья, они выглядели соблазнительно, но невинно.

– Они не умеют делать то, что умеешь ты, и они еще не знали ни одного мужчины. Я буду первым, кто полюбит их, – захохотал Хираньякша.

Я почувствовала глубокое отвращение к этому человеку и горько сожалела о том, что у меня нет возможности испепелить его на месте.

– Асури, ты будешь смотреть! Всю ночь ты будешь смотреть на мои наслаждения! Это достойная плата за твою любовь?

Я молчала, и тогда один из стражников ударил меня в живот. Я скорчилась от острой боли, которая на мгновение лишила меня способности дышать, и, стиснув зубы, с трудом сдержалась, чтобы не застонать, но не проронила ни слова.

– Если ты не ответишь мне, я убью твоего Джагая! Так достойная это плата за твою любовь?

Я крикнула изо всех сил:

– Да!

– Отлично, меня ты уже ненавидишь, и это мне нравится! Ненависть больше всего возбуждает меня!

Что-то острыми когтями вцепилось в мои веки, а вокруг ног и рук скользкими змеями оплелись невидимые путы. Я не могу сейчас описать всего, что происходило той ночью…

Юные девы плакали и стонали от боли, когда Хираньякша покрывал их, словно громадный бык. По молочно-белому покрывалу разливалась кровь. Вскоре она насквозь пропитала постель и капала на искрящийся драгоценными камнями пол.

– Вот так я люблю, Асури! – злобно смеялся ненасытный Хираньякша, глядя на меня.

Из моих глаз непрерывно лились слезы, но я молилась только о том, чтобы с Джагаем все было хорошо. Казалось, прошла целая вечность, мои глаза иссохли, чесались и зудели.

– Довольно, отпустите ее, только срежьте волосы – пускай он знает, что она потеряла свою чистоту.

Меня повели по коридорам, но я уже почти ничего не различала, дрожа от сильного озноба. На выходе из дворца меня отвели в сторону, и кто-то острым лезвием отрезал мне косу. Я стояла и смотрела, как от моих слез, капающих на пол, идет пар. Невидимые руки холодным лезвием грубо сбрили мои волосы, и утренний холод обжег голову.

– Иди! – крикнул кто-то, и я пошла. Правой рукой, нащупав амулет на шее, я прошептала самой себе: «Иду к тебе, Джагай, иду!»

Небо над моей головой было бело-голубое, вылинявшее, а в нем одинокая точка – ястреб, тоскливо огибающий круг. Я шла и шла, чувствуя, что река уже близко.

Сделав поклон, я прямо в одежде зашла в ее холодные, кристально чистые, изумрудные воды и погрузилась в них с головой. Я чувствовала, как грязь и боль уходят, покидают меня… Слезы смыты. Я просто стояла и чувствовала, как священная вода течет сквозь меня. Я чувствовала, что очень устала, в глазах темнело, но чудо – ко мне бежал Джагай!

– Любимый, ты жив! – помню это странное мгновение: моя обритая голова не покрыта, а Джагай смотрит на меня. На глаза опустилось что-то темное, и я перестала что-либо различать. Силы оставили меня. С криком он вбежал в реку, взял меня на руки, и очнулась я уже в его доме…».

Часть 2. Проявленный снимок

Глава 1. Ясон идет наверх

Он шел по узкой улочке между домами. У тибетцев не было принято держать большие участки или как-то отгораживаться друг от друга. Недостатка в земле не было, но дома, стоящие на улочке, жались друг к другу, словно им было холодно поодиночке. Дом, следующий дом, еще дом. Так Ясон вышел на главную площадь деревушки. Несколько лавок уже было открыто. Слева к самому большому магазинчику прижималось белое здание гестхауса. Там остановилась Волчица. У Ясона не было желания встречаться с ней сейчас, поэтому он прошел мимо входной двери, за которой пряталась лестница, ведущая наверх.

Вскоре асфальтовая дорога превратилась в тропку, рассекающую зеленый покров. Справа стояла буддистская ступа с небольшим деревцем, упрямо проросшим сквозь камень. Предание гласило, что оно выросло из сердца святого, чье мертвое тело было помещено когда-то в ступу.

Впереди, на возвышении, стоял большой храм-пагода бардового цвета, красочно разукрашенный и с просторной бетонной площадкой перед входом. Ясон решил идти по петляющей тропке до конца, пока она не прервется. Он почувствовал, что поднимается вверх, когда идти стало тяжелее. Справа вырос громадный термитник, и Ясон залюбовался удивительной архитектурой глиняного дворца со множеством маленьких отверстий. Ему вспомнился недостроенный Храм Святого Семейства в Барселоне, который Гауди так и не смог завершить при жизни. Гении часто вдохновляются природными явлениями. В Барселону они ездили вместе с отцом, который хотел, чтобы сын почувствовал атмосферу этого свободного города, раскрепостился и расслабился.

Отец любил пить вино, покуривать травку (в Барселоне ее предлагали на каждом углу) и проводить время с молодыми девочками – открытый, идейный гедонист, он немного беспокоился, что его сын был все чаще холоден и отстранен. Ему хотелось, чтобы у Ясона было гораздо больше женщин.

Вверх становилось идти все труднее, тропа стала совсем крутая, но Ясон, тяжело дыша, с удовольствием взбирался по извилистой глиняной линии прямо к небу, нежно прокрашенному голубой лазурью.

Тропа закончилась, врезавшись в асфальтовую дорогу наверху. Переводя дух, он обернулся и стал осматривать прекрасную долину. С тибетского название деревни переводилось как «Доброе место». Это сообщила вчера Волчица, когда они шли договариваться о жилье. Вдалеке, слева от него, долину ласково обнимали зеленые холмы, увенчанные деревцами, похожими на танцующих лесных человечков. Он посмотрел вправо: асфальтовая дорога терялась где-то на полпути к многослойным далям Гималайских гор. Их подступы были окрашены в смешанные оттенки от ярко-зеленого до охристо-желтого.

Если смотреть прямо, за тропку, по которой он взбирался наверх, то там вдали за долиной в голубовато-серой дымке тонули низкие и темные очертания холмов. Вокруг царило ощущение одновременного присутствия всех четырех времен года.

«Ише, наверное, понравилось бы здесь», – эта мысль удивила его. Он стал вспоминать странную первую встречу с ней, когда ему показалось, что они давно знакомы.

Город с огромным и странным Треугольником, в котором он встретил ее, был сейчас далеко, но воспоминания, похожие на сладкую, вываренную молочную карамель, волновали ум.

Мысленно он обращался к ней:

«Где ты сейчас, Иша? Я бы хотел сказать тебе, что отныне ты моя, а я твой. Я сбежал от тебя, словно последний дурак, мнящий себя героем. Я очень слаб и не мог иначе. Неужели ты пришла в мою жизнь, чтобы прогнать этот морок идиотских видений, открыть окно и, впустив свежий воздух, развеять марево воспоминаний?»

Думая так, он шел по дороге, уходя от кедровых деревьев, разрозненно разбросанных по обочине. Справа возвышался еще более высокий холм, и он искал место, где можно было бы без лишних усилий забраться наверх. Но вместо этого он увидел, что прямо посередине на почти отвесной поверхности, усыпанной светло-бурыми травяными кустиками, торчащими из полусухих комков земли, возвышался небольшой выступ, словно пьедестал. Ясон начал карабкаться к нему, и это было на удивление легко. Взобравшись, он сел и огляделся.

Над головой бесшумно парил ястреб. В небесный купол были вклеены золотистые облака, похожие на диковинные украшения. Солнце слепило его глаза, завороженные этой простой и чистой красотой, заставляя щуриться. Ясон поднял голову и посмотрел прямо в сияющее солнце: ему показалось, что в этот миг оплавленные по краям облака грациозно сдвинулись и ястреб начал чертить магический круг, снижаясь все ниже, и ниже, и ниже…

Вечером он записал в свою тетрадь:

«А потом вспышка, темнота и… Я снова стою в комнате, и рядом есть кто-то еще. Я чувствую это. С большим трудом я повернул голову и увидел постель. На ней сидел, скрестив ноги, обритый юноша и читал книгу. Снова вспышка, темнота и…»

Из глаз Ясона неожиданно потекли слезы. Это были слезы восторга, слезы человека, который где-то в глубине сердца понял, что скоро найдет ответы на свои мучительные вопросы. Он еще не понимал этого до конца, но сердце знало, и слезы текли, капая в теплую землю, а перед глазами долго стояло три черных точки, подаренных сияющим солнцем, словно многозначительное многоточие без слов. Спустившись, он прошел еще дальше по дороге и, найдя тропинку, сползающую со склона под углом, стал аккуратно спускаться вниз. Внизу, спиной к нему, стояла Волчица. Она повернулась к Ясону и улыбнулась.

– Привет, не ожидала тебя здесь увидеть. Я иду в жилище святого йога. Пойдешь со мной? – он кивнул.

Пока они шли друг за другом по узкой тропке, Волчица объясняла:

– Этот йог был великим святым. Говорят, он молился за благо всего мира и никогда не выходил из жилища, которое построил ему восторженный последователь. До этого он просто на улице сидел, даже в снег и дождь, – слушая ее, Ясон вдруг почувствовал, что у него темнеет в глазах. Он уже видел небольшую деревянную постройку, прилепленную к холму, но отчетливо понял, что идти туда совсем не хочется.

– Послушай, Вэл, ты прости, но я не пойду, – сказал Ясон.

Она оглянулась на него, и ему показалось, что какая-то тень пробежала по ее красивому лицу, но вслух она сказала:

– Окей, давай тогда вот здесь присядем, – и она указала на небольшую вытоптанную площадку рядом с тропинкой, где лежало небольшое поваленное дерево.

Они сидели какое-то время молча, пока Волчица первая не прервала молчание:

– Ты особенный, Ясон.

– Не смеши, я не особенный, – с улыбкой ответил Ясон.

– И влюбленный. Да не смотри ты так, не в меня. Еще знаю, что эти видения снова беспокоят тебя, – она пристально посмотрела на Ясона и отвела взгляд, глядя теперь куда-то вдаль на покрытые дымкой холмы.

Он удивленно взглянул на Волчицу. Сейчас она выглядела так, словно через ее повзрослевшее тело проступила та самая девчонка, с которой он когда-то познакомился в детстве. После того как ее вещи высохли, она переоделась, ушла из его квартиры и пропала. Они встретились только через десять лет. Волчица сама нашла Ясона на «Фейсбуке» и предложила встречу. Он пришел в какой-то полутемный бар, где она сидела за столиком у стены, положив голову на стену. Длинные золотистые волосы, слишком светлые глаза – он сразу узнал ее. Все было очень быстро, они выпили что-то, она сказала: «Поехали к тебе». Когда, измучавшись телесными упражнениями, они лежали на его мятых сатиновых простынях, Волчица рассказала, что после той встречи в детстве она сбежала из дома, но богатый папа со связями нашел ее, строго наказал и вывез заграницу. Она только вернулась, никого почти не знает здесь.

– Знаешь, в тот вечер мы были с Ишей в храме, – наконец, начал он, чувствуя к ней необъяснимую нежность, – и старый монах сказал, что у нас связь с ней с прошлой жизни. Я чувствовал что-то особенное с самого начала, но не был готов к этому. Да я и сейчас не готов… Я просто сбежал от нее, а ты помогла. Сообщница.

Ясон говорил с легкой улыбкой, но Волчица видела в его карих глазах неподдельную грусть.

– Послушай, я верю, что ты найдешь ответы на все свои вопросы. И найдешь Ишу. Это же Индия, – Волчица говорила сейчас очень свободно и откровенно, – я целую ее в своих мыслях, обнимаю и нежно ласкаю мою славную, дорогую Индию. Ты знаешь, что все в этом мире живое? И то, как мы относимся к стране… Индия – живое место, я только сейчас поняла, это моя настоящая любовь. Все, что ты просишь здесь, сбывается. Она посылает нужных людей.

Знаешь, что-то случилось со мной там, на Треугольнике. Я потеряла всех и заблудилась, никак не могла найти дорогу. Звала вас, но никто не отзывался. Каким-то непонятным образом вышла на крышу, и там был он, странный парень, который представился Димой. Он помог найти мне выход, а после познакомил со своими друзьями-буддистами. Не знаю, как так вышло, но я легко слезла с наркоты, и мне теперь совсем-совсем не хочется. Даже странно, что раньше я была настолько зависима.

Дима показал мне кое-что, показал мне жизнь и смерть. Я знаю, звучит странно. Но для меня теперь все переменилось…

Она посмотрела на Ясона и улыбнулась, а потом встала и легкой походкой пошла вверх, к небольшому домику йога – ее широкие хлопковые штаны забавно трепыхались при ходьбе. Он с минуту смотрел на ее удаляющуюся фигурку, а потом спустился вниз и отправился отдыхать в свою комнатку.