Текст книги "Рамиль"
Автор книги: Ана Сакру
Жанр: Эротическая литература, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
17. Рамиль
Сделав пару кругов вокруг Ленкиного дома, я наконец нахожу свободное место и с трудом втискиваю свой дискавери между старенькой ладой и порше коен. Глубокий вдох. Мозг будто под анестезией – все органы чувств притуплены и с перебоями подают сигналы по нервным окончаниям. Состояние сродни следующему дню после жестокого похмелья. Голова наконец не болит, ты не мечтаешь умереть, но в мыслях вата, а в теле мутная легкость напополам с ощущением, что тебя накануне переехал товарняк.
Все эти разговоры…выматывают. И грузят. И полностью дезориентируют. Меня до сих пор в позорный жар бросает от воспоминания, как Акунина сдалась в попытке услышать от меня что-то более вразумительное, чем мычание её имени на все лады, и изящно прекратила мои эпилепсические потуги, заткнув мне рот поцелуем.
Это вот был прямо такой поцелуй. Не с намеком на секс, а " ладно, не мучайся – смотреть больно". Для меня, по крайней мере, был такой. Как для Лены– не знаю. Я тут осознал, что мы вообще на многие вещи и ситуации смотрим с диаметрально противоположных сторон… Наверно, я не чуткий. Наверно, я даже не пытался…понять…Сейчас я пытаюсь, и это выбивает из привычного мира окончательно.
Потому что, оказывается, Лене совсем даже не плевать на меня, а как раз наоборот. Слишком наоборот… Слишком…Я как-то не готов. Чёрт. Вернее, я не знаю. Если бы точно «нет», я бы честно ей сказал. Я её слишком уважаю для того, чтобы лапшу на уши вешать, но я вроде как «да»…Или «нет»?
Бл…ть.
«Да» я тоже сказать не могу по той же самой причине. Я не уверен и не хочу врать. Может быть кому-то другому, но не ей. В итоге я смог только раз десять жалобно проскулить «Лееен», догоняя по IQ Фореста Гампа, и добиться священной женской ласки «из жалости». Кстати, плохо, Лена. Двойка. Оказывается, тебя тоже можно развести на потрахушки, притворившись сирым и убогим. Позже мы с тобой поговорим об этом. Я вообще тут понял, что нам стоит почаще разговаривать…
Лена явно хотела продолжить прямо в машине, как и мой младший товарищ. Тем более, опыт у нас такой уже был. Положительный. На десять баллов из пяти…Но я загнался. Впервые в жизни, бл…ть. Желание потрахаться оттеснили совсем другие, более глубокие эмоции. Хотя я раньше был уверен, что куда уж глубже. И в прямом, и в переносном смысле. Ведь секс – одна из трех базовых потребностей, да? Безопасность, сытость, размножение. Именно в таком порядке. Если не удовлетворены первые два инстинкта – тебе не до третьего. А Лена сейчас прицельно била по первому основному. Бомбардировала меня чувством тревоги. Вывезу ли? Не понарошку. По-настоящему. Женщину, детей, семью не на год. До конца. Я бл…ть не знаю!!! И я прекрасно понимаю, что никто не знает. Никто не дает гарантий. Но я почему-то хочу. Чтобы, раз уж подписался…Я видел этот вопрос в её зеленых широко распахнутых глазах, устремленных на меня. Видел, и ничего не мог выдать в ответ вразумительного. Только имя и срывалось в губ. Четыре буквы, которые я постоянно купировал до трех. Пять, если полное. Четыре буквы, на которые я устал смотреть последнюю неделю, думая позвонить или нет. Да, я увяз. Я осознаю. Но где гарантии, что это продлится хотя бы пару лет? Сейчас мне кажется, что легко, а если нет?
Лена меня поцеловала, а я просто отвёз её домой. Она конечно была в шоке. Рассчитывала на продолжение, с подозрением косилась всю дорогу. Тяжко вздыхала, дуя губы и ёрзая на сидении, всем своим видом намекая, что неплохо бы свернуть на обочину и доказать, что я скучал. Слегка расслабилась только тогда, когда я сказал, что у меня сейчас встреча, так что у нее как раз есть время собрать вещи, и я заеду за ней около девяти, и она переезжает ко мне.
– Сегодня?– выдохнула Акунина, краснея.
– А когда?– хмыкнув, поинтересовался я.
И да, Лена, ты правильно принимаешь оттенок помидора…Две недели вынужденного целибата надо не в машине по– быстренькому заканчивать…
– Я устала. Только прилетела…
– Отдохнешь.
В ответ Ленка фыркнула и скептически выгнула бровь, но на губах уже заиграла чувственная улыбка.
– Лааадно…– протянула, выходя из машины. Даже не поцеловала… И так по– королевски снисходительно взглянула…Коза… «В задницу тебя трахну…» – тут же мелькнуло в голове и обдало жаром.
И вот я уже полчаса сижу в машине, припаркованной под Ленкиными окнами и жду, когда на часах наконец-то загорится 21:00. Потому что торопить девушку, собирающую к тебе вещи– дурной тон. Да и вообще, не хочется…Нервно ерзаю на сидении. Или хочется? Бл…ть. Выгляни в окно и выйди сама, Лена…
***
– Привет,– Акунина смущенно улыбается, заправляя за ухо пшеничную прядь, и выразительно косится на…Я не выдерживаю и тяжко вздыхаю, чудом не закатив глаза. Ну блин, я же просил немного, Лена! Не то, чтобы мне жалко, но надо было тогда уж газель заказывать и пару грузчиков.
– Много?– корчит виноватую моську Аленка, обворожительно хлопая ресницами.
– Нормально,– неопределенно отвечаю я.
На самом деле «нормально» только, если ко мне переезжает цыганский табор, Лена. У тебя там в одном из пакетов медведя нет? Не удивлюсь… Не выдерживаю и добавляю:
– Ты уверена, что тебе ВСЁ это сегодня надо?
– Да нет…– тянет, хмурясь, она, задумчиво разглядывая пять огромных баулов.
– Отлично, тогда указывай на тот, который нужен ТОЧНО, а остальное позже заберем,– и себе под нос, так как сдержаться просто выше моих сил. – А то я сегодня не на КАМАЗе…
Я бы и громче сказал, если бы не моё стойкое взвешенное желание отныне быть серьёзным и джентльменом. Ну хотя бы пытаться. А серьезные мужчины молча затаскивают к себе в квартиру мешки со всякой херней. Вспоминаю батю как образчик серьезного человека. Да, он бы точно тащил без лишних слов. С выражением вселенской скорби на лице, но молча. Ленка тычет наманикюренным пальцем в самую маленькую сумку, и я покорно закидываю её на плечо. В этот момент наши глаза с Акуниной встречаются, и меня парализует лихорадочным предвкушением. Буквально через полчаса я тебя трахну, Лена. Не торопясь, в собственной квартире, на собственной кровати, потом может быть на твоей кровати, а потом где– нибудь ещё. Проснусь утром и повторю.
И ты никуда не денешься.
Акунина медленно покрывается насыщенным алым от моего наверно слишком красноречивого взгляда и рвано выдыхает. Быстро отворачивается, суетливо ища ключи.
– Пойдём?– и голос дрогнул.
Обожаю. Ленка так забавно и главное совершенно нелогично смущается, что это заводит. Невольно чувствуешь себя охотником, загоняющим по флажкам добычу. Даже если эта добыча уже вроде как бы давно поймана, разделана и нафарширована.
– Да, пошли,– галантно отступаю, пропуская её вперед.
Шпильки. Опять. Лена. Красиво, но блин. Я же говорил…Ладно, молчу. Вообще буду молчать по большей части. Молчать и трахать – моя главная стратегия в сохранении мира и взаимопонимания между нами.
Повинуясь этому плану, продолжаю молчать в машине. Лишь щелкаю приемником, разбавляя густую потрескивающую атмосферу салона тихой музыкой. Лена мелко дышит, кидая на меня быстрые косые взгляды. То и дело облизывает губы, дотрагивается до своих волос и лица. Может я и не гуру в отношениях, но эти сигналы знаю очень хорошо, и, учитывая, кто их подает, просто не могу не среагировать. Лена замирает, когда я кладу ладонь на её левую коленку, обтянутую джинсовой тканью. Шумно выдыхает и чуть откидывает голову на подголовник, когда моя рука медленно поднимается выше. Спасибо гению, придумавшему автоматическую коробку передач…Полувздох– полувсхлип, когда давлю на грубый шов джинс в промежности. Трепет ресниц, раскрытые губы, жар её тела под моими пальцами, опаляющий даже через ткань. Лена, бл…ть. Свернуть? Нет. Доиграем. Сбрасываю скорость, боясь вовремя не среагировать. Тру шов сильнее. Мне кажется, или он уже влажный? Ленка перехватывает мою руку, маникюр больно впивается в запястье.
– Рааам…не…
И даже не пытается оторвать, просто сжимает. Прикрывает глаза. Выдыхает через рот, расставляет ноги шире. Бл…ть, мой дом.
– Приехали,– хриплю, отрывая руку.
С одной стороны я рад, потому что мне в этой игре ничего особо не светило. С другой…
Аленка пару раз растерянно моргает, а затем награждает меня обиженным дымным взглядом и выпрыгивает из машины раньше, чем я успеваю её поцеловать. А я вот не тороплюсь выходить. Потому что ключи пока только у меня, да и ты в принципе никуда не денешься, Лена.
Впускаю насупленную Лену в парадную. Чувствую себя маньяком, ступая следом и пялясь на её задницу, когда она, сердито цокая каблуками по гранитной плитке, идет к лифту. Заходим в не такую уж тесную, как мне бы хотелось, кабину.
– Какой?– Лена вопросительно выгибает пшеничную бровь.
Точно, Акунина ведь ни разу у меня не была. А тут сразу с вещами…Даже забавно. Вместо ответа наклоняюсь и жму кнопку « семь» за её спиной. И моментально в плен. Рваный вздох, цветочные духи, влажный жар дыхания на моей шее. Мой личный сигнал тревоги начинает верещать, оглушая. Зона поражения. Ковровая бомбардировка. Зеленые глаза в сантиметре от моих распахиваются, губы размыкаются, бездонные зрачки расширяются со скоростью большого взрыва.
– Леен,– сипло выдыхаю.
Да твою мать, опять это тупое «Леен», но я просто не могу себя контролировать, когда так близко.
Резко подаюсь к ней, крадя последние миллиметры. Мягкие, ждущие губы. Тихий сладкий стон мне в рот. Юркий язычок быстро находит мой, нежно и требовательно гладит. Вкус её слюны задуряет голову. Вжимаю в стену, давлю своим телом. Накопленное желание рвется наружу, не давая трезво рассуждать. Лена не протестует, наоборот обвивает мою шею руками, притягивая ближе. Острые наманикюренные ноготки царапают затылок, посылая рассыпающуюся бисером дрожь. Приподнимаю Алену, такую податливую, за бедра – послушно разводит ноги, трется кошкой о мой пах. Желание долбануть по кнопке «стоп» становится непреодолимым. В конце концов, в лифте у нас не было, а я за расширение кругозора… НО…Кабина плавно дергается, замирая на седьмом, и двери разъезжаются. Бл…ть. Знал, что надо покупать повыше…
– Приехали,– настал Аленкин черед хрипло выдыхать это дурацкое слово.
Я отстраняюсь и на секунду упираюсь лбом в холодную сталь лифтовой кабины около её виска. Сейчас…пара вдохов…Я, твою мать, спокоен. И почти могу ходить.
– Ага. Восемьдесят вторая.
Лена отталкивается от стены и выходит первая. По приборам бреду за ней, вертя в руке ключи. За дверью уже раздаётся восторженный сиплый лай. Буля, похоже, опять полирует слюнями входную дверь с внутренней стороны.
-Точно, твой храпящий кривоногий сожитель,– фыркает Аленка снисходительно, пока я пытаюсь под истошно – счастливое гавканье попасть в замочную скважину.
– Теперь и твой, Акунина. Встаёт в семь, гуляем по очереди, – парирую я.
Нет, ну а что? Семейная жизнь – она такая… И в горе, и в радости, да?
– Чтооо? Я его не заводила!!– пыхтит на высоких частотах Елена Сергеевна, гневно раздувая изящные ноздри,– Это не моя собака. В семь…С ума сошел?
– Теперь твоя, Алён, поздравляю! – хмыкаю я, подмигивая.
Её возмущение меня дико веселит. И заводит. Хотя… может и не заводит. Сейчас сложно понять, потому что заведен до предела я уже был и до этого.
– У нас теперь всё общее, Лен. Ну, кроме коммуналки. Это, так и быть, я сам оплачу, – невозмутимо продолжаю.
Акунина распахивает от праведного гнева рот, я распахиваю настежь дверь и, смачно шлепнув по упругой заднице, загоняю любящий подрыхнуть подольше алеющий цветочек в свою берлогу.
Буля вертится под ногами, трансформируясь во взбезившийся электровеник, но мне сейчас не до него. Отпихиваю четвероногого друга, мысленно извиняясь и обещая погулять попозже. Вот только Акунину трахну....Прости, Буль, мне тоже невтерпёж.
Лена даже не озирается. Ей похоже вообще плевать, как выглядит мой дом. Зеленые глаза жадно впиваются в меня, рискуя спалить одежду горящим в них чувственным зноем. Алёнка инстинктивно делает неловкий шаг назад, качнувшись на своих долбаных шпильках, выразительно облизывает губы и упирается лопатками в стену. Я как в танце синхронно наступаю, и упираюсь уже в Акунину. Упираюсь в прямом смысле, потому что у меня каменный. Всё это гребаное танго с оттягиванием секса заводит до каких-то невероятных болезненных высот. Теперь я понимаю, почему некоторые мужики тащатся от страданий неразделенной любви. Они просто представляют, как феерично можно кончить, подождав с пару лет. Моя левая рука упирается в стену у Ленки над головой, правая смыкается на её тонкой гибкой шее. Я чувствую, как она сглатывает-движение горла отдаётся мне в ладонь.
– Экскурсию проведешь?– интересуется Лена глухо и насмешливо, а у самой уже взгляд поплыл, как у мартовской кошки.
– Да,– хмыкаю ей в губы, а через секунду наши рты сливаются в единый беснующийся организм. Толкаюсь глубоко в неё языком, расплющиваю грудной клеткой её аккуратную двойку, вжимаюсь пахом в мягкий пока ещё впалый живот.
Яйца простреливает ноющей потребностью. Бл…ть…Резко отстраняюсь, разрывая поцелуй, и, под Ленкино возмущенное шипение, разворачиваю её к себе спиной и заставляю прижаться щекой к стене. Вот тебе и первая достопримечательность, Лена… Смотри, какая классная декоративная штукатурка – сам выбирал…Учитывая, как меня разрывает, смотреть придётся недолго– максимум минут пять…
Лена протяжно скулит то ли порицая, то ли одобряя мои поспешные действия, и выгибается в пояснице, вжимаясь задницей в мои бедра. Член упирается как раз между ее булок, Ленка рвано стонет, царапая штукатурку. Я всем телом прижимаюсь к ней, прикрывая глаза. Мой нос зарывается в её душистую макушку, легкие пропитываются цветочными духами и сладковатым запахом женского возбуждения. Левая рука ощупывает Ленино лицо, смыкается на шее. Большой палец находит приоткрытые губы, раздвигает их сильнее, толкается глубже, и Лена тут же послушно начинает сосать. Меня ведет как от ударной дозы алкоголя. Очень…ОЧЕНЬ… старательная Лена… Чуть попозже разберемся с этими твоими навыками, Акунина …
Правой рукой судорожно пытаюсь справиться с собачкой на её джинсах, пока Ленка, постанывая с моим пальцем во рту, ритмично трется задницей о мой член. И то, что всё это через ткань как-то ни хрена не спасает, потому что еще чуть– чуть, и я задымлюсь, возвестив о том, что Акунина добыла огонь.
– Лееен,– хриплю ей в волосы как заведенный на каждом вдохе, – Лен…Лена…Бл…
– Мммм....– мычит она, глубоко всасывая мой палец, щекоча языком подушечку и прикусывая ногтевую пластину, когда я наконец побеждаю несчастный замок на её джинсах.
Срываю штаны вниз по стройным бедрам, сдвигаю нетерпеливым движением черную кружевную полоску, заменяющую Лене трусы. Бл…ть…Мокрые припухшие губки, обжигающе горячая щелка. Сжимает сразу мои пальцы, захватывая в кольцо. Чуть развожу, и Лена утробно стонет, выгибаясь сильней, шире расставляет ноги, подставляясь.
Я жмурюсь, стараясь ровнее дышать, потому что напряжение в паху ощущается уже невыносимым. Глажу её, потрахивая пальцами и одновременно пытаясь хоть чуть– чуть успокоиться. Пусть первая кончит…Ощущаю странную твердость через заднюю стенку ритмично сокращающегося вокруг моих пальцев влагалища. Нажимаю – Лена протяжно мычит, подаваясь за моей рукой. Бл…ть, не может быть…это…
На висках выступает пот, по позвоночнику растекается тяжелый знойный жар, дыхание выбивается из лёгких. Бл…ть, Лееена…Сууука…
Скольжу большим пальцем между упругих половинок и вместо колечка ануса нащупываю декоративный камешек стопера. В ушах шумит водопад, перед глазами плывет. Она..ехала…ТАК? От одной этой мысли меня подрывает как на мине.
-Я хотела сделать сюрприз,– невинно шепчет Лена, вылизывая мой палец.
Лена, бл…ть.
Рефлекторно толкаюсь агонизирующим членом ей в задницу, низ позвоночника простреливает мучительным наслаждением. По телу прокатывается тягучая судорога. Рвано выдыхаю Лене в макушку, зарываясь лицом в её душистые мягкие волосы. Ватное тело словно стекает к полу. Мне стыдно открыть глаза. Стыдно пошевелиться.
Охренительный сюрприз, Лена. Тебе бы дедом Морозом с такими навыками удивлять подрабатывать. Я впервые кончил в штаны. С новым годом, бл…ть. С новым счастьем. Где-то на заднем фоне ворчливо тявкает Булька, присоединяясь к поздравлениям.
18. Лена
Будит меня отчаянный требовательный скулеж. Чёёёрт. Что ж так рано то, а? Даже веки не поднимаются. Прикрываю глаза рукой, тихо застонав. Ворочаюсь под легким одеялом, зарываюсь поглубже, накрываясь с головой, и утыкаюсь носом в подмышку. ЕГО подмышку. Губы растягиваются в лениво– счастливой улыбке, которую я просто не могу сдержать. Закидываю Раму руку на грудь, ногу на бедро и вжимаюсь в него в отчаянной попытке стать сиамскими близнецами.
– Буля, твою мать, сейчас…Отвали…– раздается глухое ворчание над моей макушкой.
Какая-то возня, тихий мат. Похоже, пес прыгнул хозяину прямо на лицо, которое грозится использовать вместо газона, если в ближайшее время его не выведут. Едва слышно смеюсь. Веселье, томное и сонливое, клокочет в груди, разливаясь по телу настоящим блаженством. Это ощущение многократно усиливается, когда Рам, все-таки отпихнув пса, залезает ко мне под одеяло с головой и, перевернув меня на спину, устраивается меж разведенных ног. Под одеяло почти не проникает свет, и я с трудом различаю его лицо. Вижу только, как черные глаза углями горят, прожигая меня. Убираю пальцами нависшую ему на лоб смоляную прядь, глажу стриженный затылок, обвиваю плечи, пройдясь по узору татуировки на спине. Влажный жар между ног, не покидавший меня даже во сне, моментально достигает критических отметок, становясь требовательным и зудящим. Рам голый, горячий, возбужденный, и он об меня трётся…
– Проснулась?– хриплым спросонья голосом спрашивает очевидное. Давление его тела становится ощутимей, я чувствую, как теку.
– Да, – чуть подаюсь бедрами к нему, показывая, что можно прямо сейчас. Я до сих пор не остыла с ночи, которая не так уж и давно закончилась, и никакие прелюдии мне нужны.
Рам понимающе хмыкает и наклоняется к моему рту. Лениво проводит языком по губам, размыкая, проникает внутрь. Чувственно, медленно и развязно. Давая понять, что это не просто поцелуй, а имитация того, как он хочет меня взять. Стону ему в рот, мелко содрогаясь от предвкушения. Мне нравится– нравится– нравится…
Блин!
Булька рывком стягивает вниз одеяло и громко коротко рявкает, намекая, что мы оборзели. По коже моментально ползут колкие мурашки от сквозняка, Рам со стоном отстраняется, приподнимаясь на руках.
– Я пошел,– хмуро смотрит на возмущенную псину, потом на грустную меня,– Если он обоссытся– он меня не простит…
– Иди, я сплю,– провожу с сожалением ладонью по его груди и животу и, вздохнув, обратно натягиваю на себя одеяло.
– Я скоро,– заверяет Рамиль и чмокает меня в торчащую из– под одеяла макушку.
– Не надо, я сплю!– бурчу в ответ.
– Надо,– долетает до меня хриплый смешок.
Тихий скрип матраса, и кровать перестает прогибаться под его тяжестью. Слышу, как отъезжает дверь гардеробной, возня с одеждой, нетерпеливое поскуливание вертящегося юлой Бульки. Аккуратно приподнимаю уголок одеяла, чтобы подглянуть. Рамиль уже стоит в спортивных серых штанах и через голову натягивает черную футболку. Сонный, помятый, растрепанный и такой домашний, что внизу живота сладко сводит.
Я никогда не думала, что будет так. Что я проснусь в его доме, в его постели, голая, изнуренная и довольная. Что буду подглядывать за ним, накрывшись одеялом, и при этом не стану никуда торопиться, потому что…Потому что мне некуда! Потому что я теперь здесь живу! Аааа!!! От этой мысли хочется подскочить с кровати и начать прыгать, но я взрослая женщина, и, конечно, так не делаю. Просто подсматриваю дальше… Рамиль, одевшись, свистит Бульке, кивая на дверь, а потом неожиданно резко поворачивается ко мне и нахально подмигивает. Заливаюсь отборным красным. Блин. Быстро накрываюсь с головой, сердце частит. Не быть мне шпионом… Хриплый смешок и удаляющиеся шаги, возня в коридоре, раздраженное « Буль, да стой ты, дурной», хлопок входной двери. Тишина. Густая и светлая. Я остаюсь одна.
Скидываю одеяло, с интересом озираясь. Сон как рукой снимает. Я раньше никогда не была у Рамиля дома. А до экскурсии мы вчера по понятным причинам так и не дошли. Рам что-то там бормотал про мою отдельную спальню, но в кровать затащил к себе. Еще мы чуть позже прогулялись до ванной, но, честно сказать, мне было не до осмотра территории. Что ж, отличная возможность обследовать квартиру сейчас.
Спальня Рамиля, большая и светлая, выглядит так, будто он въехал только вчера. Огромная кровать с высокой спинкой из грубо сработанного дерева, светло– серые покрашенные стены, одинокая тяжелая синяя гардина на высоком окне. Стена слева от постели полностью отдана под двери гардеробной, тоже серые, матовые, лишь одна створка – зеркальная. Встречаюсь глазами со своим отражением и мучительно сладко краснею. Вчера я тоже видела себя в этом зеркале, стоило только повернуть голову. Мысли, подогретые мелькающими в мозгу картинками, медленно закипают, посылая чувственные сигналы вниз живота. Отворачиваюсь от зеркала, не сдержав тихий рваный выдох. Так…экскурсия…да…
Сосредотачиваясь на поставленной задаче, я ощупываю рассеянным взглядом комнату дальше. На полу небрежно валяется ноут, в дальнем углу гитара, украшенная автографами и надписями словно тело её хозяина татуировками. На белом подоконнике несколько фотографий в черных кожаных рамках. Интересно…
Я спускаю босые ступни на пол и хмуро озираюсь, раздумывая, что бы надеть. Расхаживать голой не хочется. Моя вчерашняя одежда раскидана по полу, но облачаться в джинсы тоже кажется странным. Прежде чем выйти из спальни, подхожу к окну, чтобы рассмотреть стоящие на подоконнике фотокарточки.
На моих губах появляется рассеянная улыбка. Рам с мамой, Рам с папой, Рам с братьями и с какой– то огромной рыбой, смеющийся Рам с маленькой Лизой, целующей его в бородатую щеку, даже Рам, обнимающийся с Булей, есть. Умилительный набор, способный растопить любое женское сердце. Если он хоть раз приводил сюда дам самой древней профессии, то, после лицезрения всей этой милоты, они точно давали ему приличную скидку.
Отрываю взгляд от последней фотографии, на которой Булька самозабвенно вылизывает хозяина, и устремляю его в окно. Из спальни Рамиля видны Пироговская набережная, Сампсониевский мост, Нева, крейсер Аврора и, конечно, Петроградка. Моя улыбка становится ещё шире. Рам такой Рам. Это даже смешно. Принципиально не стал покупать квартиру в районе, где живет 90% его семьи, но вид выбрал такой, что, можно разглядеть дедовские окна без особых усилий. Отделился речкой от своих слишком уж активных родственников как оборонительным рвом, но и дальше пешей доступности не сбежал. Ну мало ли, да? На чай позовут… или полку прибить надо…Не час же по пробкам ехать…
Насмотревшись, торопливо семеню в коридор, вспоминая, что Рамиль оставил мою сумку у самой двери. Поджимаю ноги на холодном гранитном полу после теплого паркета спальни. У Керефова похоже все помещения в квартире такие: просторные и пустые. В прихожей белая штукатурка, чуть блестящая кварцем, шероховатый камень под ногами. Ни одной картины, вазочки, цветочка. Не то, чтобы сильно неуютно, просто словно неоновая табличка висит на каждом углу: «бабам и рюшам входа нет».
Порывшись в сумке, нахожу шелковый халатик и накидываю его на голое тело. Скользкая невесомая ткань холодит кожу, щекочет соски, запуская чувственные импульсы. Рам сказал, что скоро придет…Мой взгляд падает на кружевные трусики и…я закрываю сумку, так больше ничего из неё и не взяв. В воображении всплывают черные жгучие глаза с почти неразличимыми расширившимися зрачками, так близко, что двоятся…Томная волна прокатывается вдоль позвоночника, оседает в промежности…В ближайшее время нижнее белье мне скорее всего не понадобится. Между ног влажно печет от направления моих мыслей, едва заметная пульсация навязчиво нарастает, и приходится снова одернуть себя, чтобы переключиться на исследование квартиры.
Справа по коридору широкий проём без дверей, ведущий в большую светлую кухню– гостиную в три окна. Здесь тоже нереально пусто для такого гигантского пространства. Темно-коричневый кожаный диван в английском стиле буквой П по центру, журнальный столик перед ним, плазма на стене напротив. Огромная черно-белая абстрактная картина на стене, у окна длинный стол с кованными ножками и столешницей с имитацией необработанного дерева, такие же стулья. Кухонная зона почти сливается со светлыми стенами, совершенно не бросаясь в глаза. Только ярко-оранжевые миски Бульки в углу вспыхивают ярким пятном. Подоконник у окна около кухонного гарнитура сильно выступает, заменяя собой, похоже, небольшой столик, рядом еще один стул. И, в общем, это всё. Здесь даже фоторамок нет.
Оглядывая аскетичное убранство, я впервые по-настоящему задумываюсь о нашем совместном быте. Такое чувство, что мне здесь места нет. Точнее не именно мне, а вообще кому– либо. Детям тем более! Даже представить не могу… Не в физическом плане. Чисто технически у Рама и батальон может остановиться, особо ни в чем себе не отказывая. Но вот ощущение, что хозяин квартиры не горит желанием обзавестись хоть одним лишним, по его мнению, предметом, не отпускает.
Мой дом совсем другой. У меня даже на стенах свободного места нет, потому что я избавляюсь от стресса, рисуя по номерам, а потом эти "шедевры" необходимо куда-то вешать…Вспоминаю, что один из них я пару лет назад дарила Рамилю. Он тогда удивленно вскинул брови и глухо пробормотал " спасибо". И так странно посмотрел, коротко и хлестко, что я окончательно смутилась и больше к нему с такими подарками не подходила. Не то, чтобы это что-то значило тогда с моей стороны, я эти картины всем дарила и дарю, даже в комнатке консьержки в моей парадной на стене висит моя мазня. А у Рама вот не висит…Выкинул, наверно…
Это невероятно глупо, но в груди разливается тяжестью обида. Прогоняю её, но она всё равно плескается где-то на краю сознания. Так, ладно… Он и не должен был хранить. Это всего лишь дурацкая картина по номерам из галантерейного магазинчика рядом с моим домом. Не ценность, просто раскраска для взрослых. Шумно выдыхаю в попытке вернуть себе хорошее настроение. Почти получается…
Ну, и где же моя комната? Открываю следующую дверь по коридору и понимаю, что попала по адресу. Стены яичного цвета, легкий тюль, широкая кровать с белоснежным покрывалом, пестрая коровья шкура на полу, белый платяной шкаф. Здесь даже уютно, хоть и очень уж нейтрально на мой вкус. При мысли, что Рамиль сам подбирал всю обстановку специально для меня, внутри начинает горячо щекотать, и все глупые обиды отступают. Какой он все-таки…Так иногда и не скажешь.
На губах вновь расцветает не проходящая улыбка. Возвращаюсь в коридор за своей сумкой с вещами. Оставляю ее у шкафа. Попозже разберу. Осталась ещё одна дверь, и мне дико любопытно, что там. А ещё факт того, что я осматриваю всё одна, без Рамиля, почему-то дико будоражит, будто подглядываю за ним в замочную скважину.
Повернув ручку и шагнув внутрь последней комнаты, я даже пару раз недоуменно моргаю, настолько обстановка здесь отличается от всей остальной квартиры. Такое ощущение, что Рамиль вообще пользуется только ей, и кровать здесь не стоит лишь потому, что не помещается. Музыкальные инструменты, какое-то оборудование, миллион проводов, даже пара софитов, ноты, бумаги, журналы, распечатанные фотографии– всё в кучу и везде. Стеллажи завалены папками и книгами, на журнальном столике открытая кола и останки не пойми какой давности пиццы, на кожаном диване подушка и плед. Похоже до кровати кто-то не так часто и доползает. Берлога неандертальца в идеальном замке. Воздух пропитан грейпфрутом, запахом чернил и бумаги и …нет, пиццу бы надо выкинуть. С любопытством оглядываю стены, увешанные грамотами, золотыми и платиновыми дисками в рамках, фотографиями с концертов, и ....сердце заходится чаще, потому что взгляд натыкается на нарисованное лавандовое поле. Нарисованное мной лавандовое поле два года назад. Я наверно идиотка, но я сейчас расплачусь от переполнивших эмоций. Не выкинул! Я бы не обиделась, если бы выкинул, но…Вру. Я бы его убила, не сразу конечно, но точно…когда-нибудь.
Взгляд цепляется за распечатанные фотографии, небрежной стопкой валяющиеся на журнальном столике. Подхожу ближе и беру несколько верхних. Какой-то концерт или вечер в клубе. Смотрю на дату в правом нижнем углу, хмурясь. Снимки свежие, сделаны неделю назад, как раз, когда я была в Греции. Рамиль с каким-то лысым мужчиной и коктейлем в руках, смеется, Рамиль у пульта световиков с парой парней. Какая-то девушка поет в микрофон. Эффектная. Черные волосы забраны в высокий хвост, ярко-красная помада, пухлые, не факт, что свои, губы. Кожаный бюстгальтер еле держит пышную грудь, кожаные шорты обтягивают аппетитную задницу, серые сапоги– чулки, татуировка змеи на спине, куча побрякушек, но ей идёт. Смотрится стильно. Лицо кажется знакомым, возможно я видела ее на ютуб или по телевизору, но сейчас вспомнить не получается.
Она, опять она, листаю дальше. Ладони становятся влажными, внутри зреет тревога. Ее слишком много, а я вообще не должна тут лазить, надо бы уйти, но…На следующей фотографии я замираю, чудом не прокусив насквозь щеку. Рамиль счастливо улыбается со снимка, стоя прямо перед объективом. В одной его руке коктейль, а другой он обнимает за талию, хотя давайте будем честными, почти за задницу, эту девушку, которая, стоя боком к камере, обхватывает шею Рама обеими руками и страстно присасывается к его бородатой щеке.
Тахикардия. Меня начинает колотить. Я знаю, что это ничего не значит. Знаю, но…На следующей фотке Рам поворачивается к ней и что-то шепчет на ухо. Она смеётся. Его рука всё там же. Почти на её долбаной бразильской заднице. У меня по сравнению с ней этой задницы просто нет. Спина, что-то, над чем можно поплакать, и ноги…Ненавижу…Боже, ей хоть двадцать есть? Не похоже…
Дрожащей как от тремора рукой беру следующую фотку. Там они уже смеются вместе, глядя друг на друга. Очаровательно, блин. Класс. Конечно, он мне больше не звонил. Зачем? Еще и к Мишке привязался. Да у Миши на лице написано: до двадцати пяти лет был девственником и играл "танки". А тут… Это что за порно-дива призывного возраста? И так смотрит на него…Так смотрит…Внутри всё больно сжимается, поэтому что я слишком хорошо знаю этот взгляд.
Я ведь тоже так смотрю.
Хлопает входная дверь. Я резко вздрагиваю. И под оглушающий радостный лай Бульки, доносящийся из коридора, фотографии выпадают из моих рук и рассыпаются по всему полу разноцветным ковром.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.