Текст книги "Главный редактор. Психологический детектив"

Женя потягивала шампанское и не знала, куда деваться. По идее, можно было привычно забиться в уголок, выбрать маску поинтереснее и заняться любимой игрой. Но как ни искала, удобного закутка не заприметила. Архитекторы сконструировали помещение так, чтобы каждый, попадая сюда, становился участником действа. Похоже, предполагалось, что иная публика здесь в принципе появляться не должна, и контингент всегда будут составлять только жрецы и пожиратели кино.

Она не принадлежала к этому миру, и собственная чужеродность тяготила ее. Сколько ни убеждала себя, что на ней прекрасное платье и что способна влиться в ряды великосветских львов и львиц, в глубине души понимала: это блеф. Ее уровень игры в счастье безнадежно уступает. Казалось, будто на лбу написано: «Моя премия – нечестная. У меня нет лимузинов и бриллиантов в сто карат. И представляете, уму не постижимо: ни одной самой захудалой яхты. Я обычная безработная журналистка».

К своим примкнуть тоже не было возможности. Почти жалела, что нацепила дорогущее элегантное платье и вынуждена мыкаться так весь вечер. Если бы на ней были любимые джинсы и футболка, то подошла бы к тому фотографу-американцу и поболтала о том о сем. Или перебросилась парой фраз с девчонкой-корреспонденткой. По-свойски, как принято между журналистами, которые, как известно, интернациональная братия без пространственных границ и шовинизма.

Хотелось почувствовать себя в своей тарелке. Познакомиться хоть с кем-то из людей, находившихся в одном зале, но будто по разные стороны баррикад. С собратьями по перу или со звездной публикой – неважно. Хотелось живого общения и изменения ситуации. В конце концов, ради чего сюда притащилась? Ради этого самого общения! Но никому не было дела до победительницы престижного российского конкурса «Блестящий слог». Праздник шел своим чередом, а она ощущала себя пришелицей, инородным телом. Гостьей, которую не звали, и никто не расстроится, если та по-английски покинет вечеринку.

От нечего делать даже поискала людей, которые могли интересовать Гречишникова. Пошатавшись среди голливудской общественности и насчитав еще двадцать знакомых актеров, она плюнула на это занятие. Не обнаружилось ничего подозрительнее того, что у именитого продюсера запонки, кажется, были из искусственных изумрудов, а не из настоящих. В итоге Женя решила дождаться церемонии открытия, и если та окажется такой же скучной, то уехать. И оставшуюся неделю провести, как заблагорассудится. Но точно – сюда ни ногой.

Она вспоминала советы путеводителя, прикидывала, куда бы пойти завтра в первую очередь, и хорошее настроение постепенно возвращалось. У нее заслуженный отпуск. Лощеные франты не испортят его.

Мечты прервал шутливо-удивленный возглас:

– Надо же, кого я вижу!

Не веря ушам, она обернулась и обомлела – перед ней стоял Джейсон Беркли. Тот изумился не меньше, однако запас самообладания у него был явно больше.

– Вот что мне нравится в наших встречах: ты глядишь на меня как на привидение и не можешь вымолвить ни звука. Это становится доброй традицией. Хотя, заметь, нынче не изображаю алкоголика или футбольного болельщика. Сегодня в самом что ни на есть своем амплуа, – рассмеялся он. – Ну, Дженни, скажи, что ли: «Привет, как дела, рада видеть» и все такое.

– Что ты здесь делаешь? – выдохнула она.

– М-да, по-прежнему не обучена светским манерам, поэтому опустим приветственную часть, – покачал головой Джейсон, поблагодарил подоспевшего официанта за шампанское и сделал глоток. – Кислятина… Так, на чем остановились? А, да! Неподражаемый Джейсон Беркли прибыл на «Парад кинопремьер» как представитель группы «Чаки». Цель визита – получение награды за лучший саундтрек к фильму «Смертельное чувство». Конечно, не столь популярная песня, как «Эбаут ю», но тоже ничего… Кстати, эту вводную ты могла прочитать в «меню» ярмарки тщеславия. Мое имя там, сразу за клюквенным бланманже, – Джейсон поозирался, как бы ища развалы «программок». – Впрочем, ладно. Ну а ты какими судьбами?

– Я, э-э-э, как корреспондент «Звездной пыли», – пробормотала Женя. – Выиграла премию «Блестящий слог» и поездку в Лос-Анджелес.

– Смотри-ка, с головой ушла в «глянец»? Ничего же в этом не смыслишь. И как тебя удостоили подобной чести?

Она окончательно смутилась. Сам вид Джейсона, его очередное внезапное появление перепутали мысли. Пальцы нервно теребили пояс платья, а к щекам прилила краска:

– Премия досталась за статью… Эм-м-м… за интервью. То самое. С тобой.

– Да ладно? За тот полуторачасовой бред? Не обижайся, просто интервью получилось – полная лажа. Мы оба знаем.

По идее он говорил неприятные вещи. И надо было бы съязвить что-нибудь, поставив его на место. Но во-первых, интервью действительно лажа, глупо отпираться. А во-вторых, Джейсон рассуждал так, словно не хотел задеть за живое. В голосе слышалось искреннее недоумение: за что подобный материал заслужил поощрение? И он пытался понять, чем руководствовалось жюри, присуждая награду статье, совсем того не заслужившей.

Пока Женя силилась найти ответ, к ним подскочили два фотографа.

– Мистер Беркли, пожалуйста, пару кадров для «Фэшн Мэгэзин».

– Немного правее. Ага, спасибо! Мисс, не могли бы вы… – вежливо попросил Женю один из них.

Она послушно отодвинулась от Джейсона и, пока камеры щелкали затворами, переваривала случившееся. Вокруг скакали фотографы и пара-тройка корреспондентов, оказавшихся тут как тут. И вдруг подумалось, что Джейсон Беркли на поверку должен носить такую же маску, быть мастером перевоплощения, как и вся эта публика.

Пока он находился в тисках прессы, она внимательно присмотрелась к нему. Костюм-тройка выглядел тонкой насмешкой над гостями, разряженными в пух и прах: расстегнутая жилетка, болтающийся пиджак, а галстук в стиле 60-х съехал на бок. И к тому же пестрел неопрятными белыми точками-кляксами. Если приглядеться, то можно было увидеть, что это крошечные улыбающиеся осьминожки.

Понятно, показная небрежность – визитная карточка рок-н-ролльщиков. Альтернативная музыка презирает стереотипы, призывает к восстанию, к перевороту. Под ее грохот армия революционеров создает своих идолов, отличных от кумиров гламура. Они романтизируют героев книг Кена Кизи, Хантера Томпсона и Генри Миллера. Но по сути это те же маски. Просто одержимые иной формой безумия.

Теперь же, глядя на Джейсона, которого облепили корреспонденты и фотографы, Женя задумалась: как ему удалось избежать масок? Каким чудом он оказался неподвластен ни сусальной позолоте богемы, ни духу презрительности рок-культуры? Как остается живым, настоящим, лишенным прикрас? И особенно здесь, на «Параде кинопремьер», где обе сферы – гламур и андеграунд – сплелись словно гидра в плотный противоестественный клубок?

В общении Джейсона с прессой не чувствовалось бравады. Он плел что-то забавное, отчего все надрывали животы. И в глазах не было «зверя», который наслаждался звездным часом. Не было упоения властью над простыми смертными. Не было усмешки в уголках губ, которая бы выдавала, как же ему все обрыдло. Он порол веселую чушь и намекал, что пора бы закругляться, но журналисты его не отпускали.

– Джейсон, когда ждать новых песен?

– Как только завяжу с пьянством. Пара недель съемок – и переквалифицируюсь в разрывателя струн.

– Мистер Беркли, роль алкоголика в фильме Филиппа Фриденберга – дебют. Собираетесь дальше сниматься в кино?

– Бог знает. Поживем – увидим.

– А как с личной жизнью? Ну скажи, кто она? – раздался нагловатый вопрос.

– Сначала ты, – осадил молодчика Джейсон и подмигнул ему, – признайся, сколько раз за ночь можешь?

Грянул залп смеха, а корреспондент смешался и пристыжено затих. Снова посыпались вопросы. Джейсон играючи отвечал на самые каверзные, легко отражал крученые журналистские подачи. Чрезмерное любопытство отлетало от него как от стенки горох. При этом он был мил, искренен и невероятно харизматичен.

Женя сопротивлялась этой откровенной, подчиняющей все и вся силе личности. Почти жаждала поймать взглядом – хоть на долю секунды – «зверя». Тогда смогла бы бороться с тотальным, всепоглощающим обаянием. Но – нет. «Зверя» не было и в помине. В темных глазах блистали веселые огоньки, по которым всякому становилось очевидно: Джейсон валяет дурака, забавляется; все происходящее ему приятно, но – и только. Он был одновременно звездой, своим парнем для прессы, удачливым малым и любимчиком женщин. Он был тем, кого хотела видеть публика. Но при этом оставался собой. Не жонглировал масками. Не шел на поводу. Не следовал правилам игры, которую навязывала общественность, привыкшая угождать внутреннему «зверю» персоны такой величины как лидер «Чаки».

В памяти всплыли сведения, которыми полнился интернет. В Сети о Джейсоне судачили невесть что. Впрочем, это «невесть что» не особо отличалось от сплетен, касающихся других звезд сцены и кино.

Джейсон Беркли родился в небогатой семье. Мать – учительница танцев, отец – вроде как военный офицер, сгинувший в неизвестных морях, едва сын появился на свет. Он рос обычным ребенком – в меру шаловливым, непоседливым, чередовал хорошие отметки с вызовами матери в школу по причине плохого поведения. Правда, задирой вряд ли кто назвал бы, скорее заступником слабых и обиженных. Женя, прочитав это, подумала, что прямо слезу можно пустить, каким милым чадом был мистер Беркли.

В десять лет он объявил бойкот главарю школьной банды, терроризировавшей очкариков, толстых девочек, зубрилок-отличников и прочих, кто вечно становится мишенью для более наглых и прытких школяров. Одному богу известно, как Джейсон объединил под своими знаменами всех сирых и убогих, сделав из них полноценный боевой отряд, успешно отражавший нападки сверстников. Хулиганы потерпели поражение от армии «ботанов», что повергло в изумление не только оба враждующих лагеря, но также учительский комитет и родителей. При этом радевшего за правое дело предводителя по факту случившегося исключили из школы.

Такая несправедливость мало смутила Джейсона, который уже в одиннадцать лет свидетельствовал по делу о краже стиральной машины соседа. История оказалась еще невразумительней предыдущей и сводилась к тому, что сосед сымитировал ограбление ради получения компенсации. Джейсон видел, как какой-то незнакомец поздним вечером пыжится и тащит через двор дяди Джонса громоздкую бытовую технику, и честно рассказал об этом. Он не мог знать, что сосед обещал менеджеру страховой компании разделить вознаграждение поровну. Джейсон просто хотел помочь дяде Джонсу вернуть в лоно семьи стиральную машинку и только. Но в итоге его возненавидела семья соседа и клерка-страховщика.

В двенадцать лет он совершил очередной геройский поступок, чем опять навлек гнев на свою голову. Во время школьного вечера, организованного для родителей, выступала рок-группа, сколоченная из старшеклассников. Ансамбль во всеоружии стоял на подмостках, когда на гитариста напал мандраж – тот ни в какую не хотел выходить на публику. Юные коллеги по цеху мялись на сцене и с упреком поглядывали за кулисы, где трясся в ужасе горе-музыкант. Родители из зала подбадривали аплодисментами, но овации лишь усугубили дело. Стуча зубами от страха, он умоляюще смотрел на Джейсона, который учился на два класса младше, сидел в сторонке и ожидал своего выхода. У него был приготовлен для чтения патетический отрывок из Шекспира, и он бубнил сонет, вспоминая особо сложные строчки.

С сочувствием глядя на старшего товарища, Джейсон предложил выступить вместо него, даже не подумав, что будет делать, когда выйдет на сцену: ни текста, ни нот он знать не знал. Более того, ни разу не прикасался к гитаре. Познания в музыке ограничивались классической игрой матери на фортепиано, к которому мальчик относился прохладно. Однако глядеть на трясущиеся поджилки однокашника было невыносимо. Не понимал, что же там такого страшного? Поэтому, взяв из протянутых рук электрогитару, вышел на сцену и, увидев округлившиеся глаза участников группы, пожал плечами, мол, «что поделать, давайте спасать ситуацию».

Пресса на все лады перевирала давнюю историю, но очевидным оставалось одно: с того случая, когда Джейсон голосил непонятно что со школьной сцены и бренчал по струнам, не зная аккордов, его стезя и будущее были определены.

Выступление прошло с оглушительным успехом, и непосредственность маленького исполнителя покорила аудиторию. Зрители, плача от смеха, дважды вызывали на бис Джейсона, чьи щеки пылали радостным румянцем. Он, сияя, прочитал сонет Шекспира, нисколько не смущаясь, что сверкающая физиономия мало соответствует мрачноватому содержанию поэзии. А потом, по настоянию зала, снова вышел с тяжелой гитарой в руках и сымпровизировал что-то из творчества «Битлз».

Стоит ли говорить, что его дебют затмил выступление старшеклассников. После концерта те кисло поблагодарили парнишку за неоценимый вклад в их провал. Более всего кусал локти трусоватый гитарист, который позже, когда «Чаки» были в зените популярности, пару раз в интервью самодовольно подчеркивал, если бы не он – не видать Беркли славы как своих ушей.

Так или иначе, но после того случая Джейсон всерьез увлекся музыкой. И со временем, к удивлению многих, отдал предпочтение именно бас-гитаре. В рок-н-ролльной среде поющих басистов не так уж много: лидерами групп обычно становятся соло-гитаристы. Участь же басистов, по традиции, – оставаться на бэк-вокале. Но с Джейсоном получилось наоборот.

В четырнадцать лет он сколотил первую группу, которая распалась через пару месяцев. Участники подбирались исходя из того, есть ли у них инструменты, остальное начинающих звезд мало беспокоило. Но оказалось: даже имея в группе барабанщика, гитариста и клавишника, сложно стать полноценной командой без общих взглядов на жизнь. В один прекрасный день товарищи не сошлись в оценках творчества Джима Моррисона, разругались прямо на репетиции и расстались, не вникая в прочие нюансы.

После этого подход к поиску соратников изменился. После ряда проб и ошибок, к двадцати годам Джейсон организовал коллектив, который позже прославился под именем «Чаки». Первоначальное название было длиннее и отличалось большей смысловой нагрузкой, но «Долл оф Чаки» показалось тогдашнему продюсеру слишком навороченным. Джейсон защищал свою идею.

– «Чаки» – и так ясно. Кукла-убийца, вселяющая ужас. А вот «Долл оф Чаки», то есть кукла, принадлежащая кукле-убийце – это даже не двойной, а тройной подтекст!

Но продюсер был непреклонен.

– Беркли, не думай о людях лучше, чем они есть. Всем чихать на твой тройной подтекст. Поверь, девяносто процентов фанатов станут неплохо оттягиваться под ваши ритмы, будь вы хоть «Прабабушка куклы, принадлежащей кукле Чаки». А оставшиеся десять и так поймут, что хотите сказать. Из текстов и музыки. Поэтому сосредоточься на них, а промоушн оставь мне.

Джейсон буркнул что-то насчет оболванивания народа, но согласился урезать название до короткого и звучного «Чаки». Последним доводом стало резонное суждение менеджера:

– С таким именем за шесть месяцев раскручу вас до небес. А через год взлетите вообще выше неба. Будете не просто держаться в топах чартов, а станете легендами. «Чаки» – это емко, хлестко, убойно и мощно. А твоя «Кукла куклы Чаки» – извини, философская демагогия, чуждая большинству. И ненужная в рок-музыке. По крайней мере, не в названии группы. Поверь, я собаку съел на этом. «Долл оф Чаки» никогда не добьется того, чего достигнет «Чаки». Понимаешь, о чем я?

С этим было решено. Но состав участников утрясался еще несколько лет. И оформился в крепкую команду лишь в 1994 году после прихода Стива Стоуна. До его появления группе фатально не везло на барабанщиков. Те, кто подходили по человеческим качествам, безнадежно отставали в музыкальном плане. Тот, кто показывал высокий профессиональный класс, оказывался непереносимым в общении. «Чаки» перебивались сессионными драммерами, а Джейсон находился в постоянном поиске того, кто займет достойное место за ударной установкой. И при этом станет своим в группе.

За десять лет он вдоль и поперек изучил историю рока, начиная с зарождения – с тех форм звучания, которые нынче называют классическим рок-н-роллом, – заканчивая последними исканиями современных направлений. Ему посчастливилось водить знакомство с зубрами андеграунда, родоначальниками альтернативной музыки и в целом этой субкультуры. Поэтому знал, насколько сложно – сродни чуду – найти высококлассного профи, который вместе с тем был бы адекватным человеком.

Стив понравился сразу, что случалось нечасто. Его уровень игры оказался не просто отличным, а непревзойденным. С первых совместно взятых нот Джейсон и Стив поняли, что в творческом смысле созданы друг для друга. С тех пор проблема поиска барабанщика отпала. А чуть позже был снят с повестки вопрос о лучшем друге, которого до появления Стива у Джейсона не было. Это случилось после одной темной истории в 1997 году. Стервятники из бульварной прессы тогда вдоволь поживились свежей падалью.

Дело в том, что у Джейсона была привычка, которую не только продюсер, но даже парни из группы и родная мать считали неправильной и дурной: он не находил нужным что-либо скрывать от народа. Правда, вгонял публику в ступор поступками, прямо противоположными тем, которых от него ждали. Нет бы отмочить что-то по-настоящему рок-н-ролльное: напиться вусмерть, подраться с полицейскими, подсесть на кокаин, раскаяться и лечиться в клинике, скоропалительно жениться и со скандалом развестись. Вместо такого поведения, бесспорно, достойного уважения в глазах склочной общественности, он откалывал номера, которые невозможно было не освещать, но при этом они отличались удивительным благочестием.

Джейсон мог пропустить мимо ушей просьбу английской королевы или президента США поддержать голодающих в Африке, но выделял деньги на развитие сети приютов для бездомных животных. Мог ни доллара не дать на официальную благотворительность, но жертвовал баснословную сумму девочке, больной лейкемией. Дотошно, до последнего цента считал, сколько причитается с него налогов, чем вгонял в тоску своих бухгалтеров и заставлял чиновников рассуждать о скаредности. Однако, не раздумывая, подписывал чеки на сотни тысяч долларов, если дело касалось предметной помощи тому, кто отчаянно нуждался в ней. СМИ гадали, по какому принципу он действует, из чего исходит, когда отказывает умирающим от голода негритянским детишкам, но в то же время финансирует раковую больную и бездомных собачек.

Впрочем, нелогичной филантропии газетам мало. На одних добродетелях далеко не уедешь, народу нужны хлеб и зрелища. Поэтому «желтая» пресса гонялась за острыми и «жареными» подробностями о любимце публики. И в некотором смысле находила их.

Например, однажды он не стал участвовать в концерте против военных действий в Югославии. Газетчики ухватились за этот факт и распекали Джейсона на все лады. Называли сторонником разжигания межнациональной розни, милитаристом-кровопийцей и двуличным музыкантишкой, который пропагандирует в песнях насилие, прикрываясь любовной лирикой. А на деле – спит и видит, как порезать мир на куски. Когда один серьезный телеканал спросил, почему он сказал твердое «нет» столь благой затее как выступление в поддержку мирной акции, Джейсон загадочно повращал глазами и ответил: «Что толку голосить? Давайте лучше убьем тех, кто отдает приказы».

В другой раз он произвел не меньше шума, отказавшись сняться в социальной рекламе против СПИДа. И в телеинтервью дал подробный комментарий.

– Здравствуйте, Джейсон! Рад видеть вас в нашей студии.

– Здравствуйте, Роберт. Тоже рад видеть вас в вашей студии.

– Кха-ха, – деланно улыбнулся Роберт. – Джейсон, не считаете ли, что отказ сниматься в социальной рекламе общество воспримет неадекватно?

– Решение более чем адекватно.

– Догадываюсь, многие не согласны с этим. Можете пояснить?

– Запросто. Я не буду спонсировать болезнь, которую придумали, чтобы как будто искать средство для ее излечения. Я не участвую в этом фарсе.

– Не понял. Полагаете, СПИДа не существует? И синдром приобретенного иммунодефицита – вымысел?!

– Ага.

– Простите, а как же люди, умирающие от чумы XX века? Их что, тоже нет?

– Они умирают не от СПИДа.

– А от чего?

– Надо спросить тех, кто придумал, что это – СПИД.

– Совсем запутали. Не хотите ли сказать, что…

– Уже сказал. Это – спектакль. И я в нем не играю.

– Хорошо, допустим, вы правы. Но люди гибнут. И нуждаются в помощи. Вы, который не жалеет денег на благотворительность…

– Это я-то? Да черта с два я пожертвовал хоть цент на вашу сраную благотворительность.

– Джейсон, мы в прямом эфире. Пожалуйста, посдержаннее. И все-таки вы даете деньги…

– Да, даю. Конкретным людям. Тем, к кому могу прийти и спросить: «Ну что, дружище? Ты как, получше?» Но ни одна политическая задница не заставит оторвать мою задницу, чтобы идти фотографироваться со скорбящей физиономией напротив чистенького хосписа. Те, кто предлагает подобное, могут засунуть эту идею себе в… А, да, простите. Прямой эфир.

– Спасибо, что пришли к нам в студию…

Зато сразу вслед за этим он не погнушался подписать рекламный контракт с производителем, известным на весь мир брендовым виски. Когда мужественный загорелый профиль Джейсона появился на биллбордах, в журналах и по телевизору, СМИ встали на дыбы. Общий лейтмотив публикаций звучал примерно так: «Беркли потакает вооруженным конфликтам, отказывает в помощи ВИЧ-инфицированным и призывает к пьянству».

– Джейсон, как прокомментируете свой поступок?

– Что тут комментировать? Это хороший виски. Мне он нравится.

– Знаете, алкоголизм занимает верхние строчки в списке причин летального исхода. И правительство борется…

– Что-что, простите?

– Министерство здравоохранения выделяет десятки миллионов долларов…

– Что?! Десятки миллионов? Уверены?!

– Мистер Беркли… Джейсон, ну зачем устраивать клоунаду! Это серьезный вопрос. Личность такого уровня, которая влияет на массовое сознание, должна понимать, что к ней – то есть к вам – прислушиваются поклонники. Пропаганда алкоголя…

– Вы серьезно?

– Совершенно.

– Погодите минутку, ладно? Я перезвоню Роберту, и вы ему скажете, что мое мнение влияет на социум, о’кей? – Джейсон деловито полез за телефоном, с озабоченным видом пояснив: – Понимаете, буквально недавно Роберт – вы наверняка знакомы, он с параллельного канала – сообщил, что народ не сообразит, почему я не хочу сниматься в антиспидозной рекламе. А вы теперь говорите, что моя точка зрения, оказывается, воздействует на нацию.

– Хорошо-хорошо, мысль ясна. Но ваш образ с виски в руках – это призыв…

– …получать наслаждение от качественных напитков.

– Да, но…

– Может, не заметили: я пью из бокала, а не из бутылки, – понимающе покивал Джейсон, словно допуская, что собеседник мог не увидеть этого.

– Но вы же знаете, психология рекламы…

– Именно на это рассчитываю: психология рекламы способна донести до потребителя суть удовольствия от вкушения ста граммов высококлассного виски.

– Думаю, общество воспримет все по-другому.

– А я думаю, вы низкого мнения об интеллекте нашего общества.

В общем, он радовал непредсказуемостью поступков. В СМИ появлялись нелепые, парадоксально искаженные слухи. Говорили, что девочка, которой помог в лечении от лейкемии, – его внебрачная дочь. Другие шли дальше и называли несовершеннолетней любовницей. Третьи считали, что никакая она не любовница и что Джейсон Беркли – гомосексуалист и алкоголик. На это, по мнению авторов, указывало, как он держит бокал с виски – «слишком уж нежно». А тот ухом не вел и игнорировал транслируемые бредни.

Все это продолжалось до истории с Кристин МакКей. Эту тему пресса обсасывала с особым сладострастием. Все интернет-источники рассказывали о некоей модельке, которой в середине 90-х не на шутку увлекся Джейсон. Она работала в заштатной конторе, но он способствовал ее карьере, вытянув наверх и пристроив в крупное модельное агентство. Дела девушки быстро пошли в гору, и вскоре она стала заметной фигурой на небосклоне модной индустрии. С Джейсоном при этом у них был потрясающий роман. Папарацци заставали парочку в самых неожиданных местах, и всегда их общение недвусмысленно давало понять, что отношения развиваются в чрезвычайно лирическом русле.

Но в один прекрасный день Кристин МакКей перестала мелькать везде и всюду. Пропала не только с фотографий, но и из жизни Джейсона, будто ее никогда и не было. Он появлялся на различных мероприятиях, но уже без нее. Концерты, на которых ей отводилось почетное место в первых рядах, гремели, однако она на них отсутствовала.

Через пару недель СМИ, взбудораженные вопросом, куда подевалась пассия фронт-мэна, оказались на грани перевозбуждения: выяснилось, что родителей девушки тоже интересовало ее внезапное долгое молчание. Дочь не давала о себе знать, не отвечала на звонки и вообще исчезла из поля зрения. Мать и отец, от которых она уехала из родной Оклахомы в Лос-Анджелес ради Джейсона, заявили в полицию. А чуть позже ему предъявили обвинение. О его сути ходили дикие слухи: начиная с похищения и заканчивая убийством на почве ревности. Достоверных сведений у прессы не было. Заседание суда проходило за закрытыми дверьми. Известно лишь, что Джейсон делегировал туда адвоката, но сам перед лицом закона не предстал. Пару раз в этой истории мелькало имя Стива Стоуна, но как именно тот был замешан в ней, оставалось только догадываться. В итоге дело замяли, родители забрали заявление и вернулись домой. А Кристин МакКей так и не нашлась. Ни живой, ни мертвой ее больше никто не видел.

Пошумев около месяца, бульварная пресса переключилась на другие сюжеты, и эта тема ушла с первых полос. Джейсон, на людях не проронивший ни слова, в последующем также придерживался политики конфиденциальности. И на все вопросы отвечал: «Без комментариев».

Однако после случившегося он попрощался с идеологией вольного общения с журналистами. Специально для этих целей наняли мистера Льюиса, который взял под чуткий контроль все, что касалось публичного освещения жизни участников «Чаки». Отныне диалог со СМИ строился в определенных рамках. Джейсон по-прежнему оставался дружелюбным, охотно шутил и был на короткой ноге с газетчиками, но в речах начал встречаться четкий и внятный отказ пояснять свои действия и поступки. Если раньше едко высмеивал политическую ересь и человеческую глупость, то теперь стал сдержаннее. Что касается личной жизни, то его видели с красивыми женщинами на разных церемониях и торжествах. Но раздуть из этого маломальский скандальчик было сложно. Мистер Льюис превосходно справлялся с обязанностями. И в СМИ попадало лишь то, что нужно.

Эти сведения, почерпнутые из Сети, мелькали в голове у Жени, пока Джейсон общался с прессой «Парада кинопремьер». Она не принимала за чистую монету данные, которыми кормил интернет, поскольку знала внутреннюю «кухню» и то, как стряпаются такие новости. Но понятно: дыма без огня не бывает. Крупицы правды, видимо, извращены до неузнаваемости, но предпосылки к байкам наверняка имели место.

Тем временем, Джейсон явно утомился от облепивших его корреспондентов.

– Господа, предлагаю сделать перерыв, перестать драть глотку и пойти ее промочить.

– Мистер Беркли, последний вопрос…

– Ого, смотрите-ка! Дэвид Эванс пожаловал! Тоже брюнет и болтун, как я. Хотя и пониже ростом. Давайте, ребята, фас!

Журналисты и фотографы, как по команде, посмотрели, куда он указывал. Действительно, в дверях появился знаменитый на весь мир актер под руку с неизвестной красавицей. Не так давно Дэвид Эванс расстался со своей не менее звездной супругой, и каждый стремился угадать, есть ли у него на примете претендентка на вакантное место. Внимание газетчиков тут же переключилось на прибывшую парочку, а Джейсон подошел к притихшей Жене.

– Уф, прости, что так долго. Фриденберг – настоящий зверь. Неделю не вылезал со съемок, совсем замотался. А мистер Льюис недоволен, что моя физиономия перестала светиться на публике. Ну знаешь, как он умеет поджимать губы: хочется сразу провалиться сквозь землю. Кроме того, он пообещал сахарную косточку, если буду милым и стану потакать журналистам. Как считаешь, мне удается?

– Не успела разглядеть. Смотрела на Дэвида Эванса, – прищурилась Женя.

– Тебе нравятся низкорослые мужчины?

– Мне нравятся личности высокого полета.

– Можно забраться высоко, но не увидеть главного.

Щеки Жени вспыхнули, и она отразила подачу:

– Кажется, сахарная косточка тебе не грозит.

– Расскажешь Льюису, что плохо обращаюсь с журналистами?

– Сообщу, что просто бросаешь их в объятия Дэвида Эванса.

– Ничего не поделаешь, он интересней. К тому же у меня никого нет, а у него – новая подружка. Знаю, прессу это всегда волнует.

Женя покачала головой, признавая, что он «сделал» ее в этом раунде, и прося избавить от продолжения игры. Но тот оставался непреклонен.

– Где же та Дженни, у которой на все готов ответ? Где та очаровательная эмансипированная феминистка? – он сделал ударение на последних словах и негромко рассмеялся, напомнив про пылкий монолог перед отъездом из питерской гостиницы.

Ей захотелось убить его. Она столько раз думала о теплоте темных глаз, что забыла, каким насмешливым он может быть. Ирония была не менее неожиданной, чем само его появление на «Параде кинопремьер». Карие глаза недобро сверкнули, и она подобралась, ощетинившись на едкие остроты:

– Не переживай, с той Дженни все в порядке. Шлет тебе пламенный привет.

Джейсон хмыкнул, и с его губ приготовилась слететь очередная подколка, но в это время к нему стремительной походкой подошла Мерседес Алварес – латиноамериканская певица, обладательница нескольких «Грэмми», чарующего низкого голоса и потрясающего бюста.

– Джей, ловелас, вот ты где! Я уж думала, что не приедешь! Фриденберг просто душка, но стоит ему увлечься работой, становится извергом, уж я-то знаю! Такое чувство, будто все обязаны двадцать четыре часа в сутки дышать воздухом съемочной площадки…

– …а побег оттуда приравнивается к вероломному предательству с расстрелом на месте, – улыбнулся Джейсон. – Привет, Мерседес. Восхитительно выглядишь!

Женя исподлобья наблюдала сцену, разворачивающуюся перед ее носом. Певичка повисла на руке Джейсона, тараторя светскую чушь и смеясь благородным глубоким тембром, от которого фанатела планета. Все бы ничего, можно даже простить мисс Алварес, что пышная, затянутая в богатый атлас грудь пару раз невзначай коснулась смокинга Джейсона. Но вот он сам… Он даже не сделал попытки представить Женю, хотя та стояла рядом. Настолько рядом, что игнорировать ее было не только невозможно, но и по этикету неприлично. Тем не менее, Мерседес Алварес это не смущало. Та делала вид, будто гражданки в персиковом платье вовсе не существует. А Джейсон поглаживал ладонь, которая, казалось, навечно прилипла к рукаву пиджака, о чем-то переспрашивал и открыто встречал взгляд влажных жгучих глаз.