Текст книги "Дорогая находка"

– Не выгонят, – парировал пьяный Руденко, уверенный сейчас в полнейшем своем всесилии.

– Сема! Тебе сейчас не хватает славы возмутителя женского спокойствия? Вот шеф-то обрадуется!

– Не обрадуется! Он уж пьяный в едреню спит.

– Хватит! – отрезала гадалка. – Что там с карабином?

– Из него убили того кладоискателя, вот что, – нравоучительно подняв вверх указательный палец, ответил Семен Семеныч.

– Ка-ак?! – протянула гадалка.

Ее больше удивлял, конечно, не этот факт, а осознание того, что, как она и предполагала, карабин к ее делу не имел отношения.

Руденко пустился в объяснения.

– Карабин официально ни на ком не числится, – начал он.

– Чему же ты тогда так рад и почему решил, что из него убили кладоискателя? – перебила гадалка. – Кстати, пир по этому поводу?

Семен Семеныч молчаливо кивнул и сказал:

– Не только. У Строганова внук родился. И…, кстати, ты не дала договорить. Во-первых, «причастность» к убийству кладоискателя карабина легко определилась по оставленным на месте преступления гильзам и еще кое-каким фактам, хорошо известным экспертам. Во-вторых, это официально карабин ни на ком не числится, но я-то не лыком шит! Пока наши там этого Василия мурыжили, я по своим каналам работал.

– И что Василий? Раскололся? – снова перебила Милославская.

– По-моему, он ни при чем, но его в КПЗ пока закрыли, пусть подумает, может, чего и скажет. Ты дальше слушай: я узнал, что однажды клубу кладоискателей «Монета», – Руденко на мгновенье замолчал, – помнишь такое название, да? – спросил он, лукаво посмотрев на подругу, и продолжил: – Клубу кладоискателей «Монета» посчастливилось…

Семен Семеныч прищурился – он ждал, что Яна закончит его предложение, и призывно глядел на нее, но Милославская настолько была обескуражена всем услышанным, что потеряла на время способность предвидеть и просто быстро соображать.

– Ну?! – с нетерпением воскликнула она.

– Они откопали старинное оружие – тот самый карабин, но его у них отжала местная бандитская группировка, братва, – Руденко выразительно хлопнул по стене рукой.

– И что дальше? – тихо спросила гадалка.

– Дальнейшая судьба оружия мне точно неизвестна. Будем работать с братвой. Но я подозреваю, что убийство кладоискателя – их рук дело. Более того, я уверен в этом. К ним ведут кое-какие следы… Не могу пока говорить об источнике этих сведений. Но это очень надежный источник. Очень. Завтра все должно проясниться, а пока я должен только ждать.

– Что ты и делаешь, – иронично подытожила Милославская. – Ладно, – более снисходительно произнесла она тут же, – не буду расспрашивать. Мне и так многое понятно.

– Ты представляешь, что меня ждало, если б не такая удача?! – воскликнул Руденко. – Янка, друг! – Три Семерки набросился на подругу и крепко сжал ее в своих объятиях. – Как же я тебе благодарен!

– Брось, – тихо сказала гадалка, с грустью думая о том, что теперь ей надо заняться своим делом: ехать в Багаевку и искать новые зацепки.

– Шеф всех распустил, сам надрался, – захлебываясь пьяной радостью, продолжал Три Семерки. – Эх, что творится на белом свете!

Дверь дамской комнаты приоткрылась, и в щели показалось лицо Строганова.

– Ну вы чего тут? – спросил он и тут же отпрянул, крикнув приятелям: – Обнимаются!

Потом снова прильнул, с иронией сказав:

– Мы уж беспокоимся. Идемте.

– Идем, идем, – ответил Три Семерки, выпуская Яну из объятий. – Так что, Яна Борисовна, нам есть что отмечать! – сказал он ей, как бы подытоживая разговор.

– Есть, есть, – вздохнув, ответила она.

Гадалку снова усадили за стол и снова стали вести себя с ней, как с почетным гостем. Однако Яна старалась на вопросы отвечать сдержанно и даже сухо, так, чтобы внимание, обращенное на нее, постепенно рассредоточилось. Вскоре она прочитала во взглядах некоторых: «Она скучна», а через некоторое время о ней, можно сказать, забыли: стали травить анекдоты, приличные и не очень, и гоготать во все горло. Только Семен Семеныч, подталкивая ее локтем в бок, пару раз удивленно на ушко спросил: «Ты чего?»

Милославская постепенно одолела налитый ей бокал шампанского, потом, тихонько извинившись перед теми, кто был в состоянии заметить поднявшуюся над столом фигуру, удалилась в дамскую комнату, а оттуда – тихонько – на улицу.

С удовольствием вдохнув чистый воздух, она торопливо – не дай бог ее хватились бы сразу – зашагала по плиткой выложенному тротуару. «Багаевка, Багаевка, Багаевка», – стучало у нее в голове.

– Да, но к этой поездке надо подготовиться… – задумчиво пробормотала она себе под нос, критически оценив свой внешний вид и «боеготовность».

Недалеко от бара «Солоха» находилась одна из центральных, главных площадей города, с множеством высоких елок, памятником Ленину, флагами, Доской почета, трибуной и всем остальным, что на таких площадях полагается. Милославская достигла ее очень скоро, огляделась, увидела стоянку такси и прямиком к ней и направилась.

– До Агафоновки, – сказала она, наклоняясь к окну автомобиля, стоящего первым среди прочих.

– Сколько? – спросил ее водитель-частник, немного загнув край газеты, которую он держал перед собой.

– Сколько спросите, – пожав плечами, ответила гадалка, недовольная его реакцией на клиента.

– Стольник, – холодно ответил тот, повернув ключ зажигания и не глядя на Яну.

– Подождите, – остановила она его. – Вы меня ждете в Агафоновке минут десять, а потом везете до Багаевки. Два стольника. Идет?

– До Багаевки? – переспросил таксист, приподняв брови, хотя все и так прекрасно слышал. – Двести пятьдесят.

– Согласна, – ответила Милославская, усаживаясь на заднее сиденье и мысленно говоря: «Черт с тобой!».

Машина тронулась с места. Яна была полна предчувствий и ожиданий. «Ну, уж на этот раз я должна к чему-то прийти!» – упрямо твердила она, не желая мириться ни с какими неудачами.

На улице совсем стемнело, и другой человек чувствовал бы себя жутковато, намереваясь отправиться с неизвестным мужчиной в богом забытую деревню, где надо было еще и копаться в каких-то там развалинах. Милославская к числу этих других не принадлежала, и чувство страха не завладело ею ни на минуту.

Она смотрела в окно и только мысленно подгоняла таксиста, не успевавшего порой проскочить на зеленый и нерасторопно трогающегося при разрешающем сигнале светофора.

– Вот тут! Тут, – громко сказала она ему, указывая на свой дом, наполовину скрытый дубовыми ветвями.

Водитель притормозил и сказал ей насмешливым повелевающим тоном:

– Десять мину-ут! Как договорились…

Яна искусственно улыбнулась и засеменила к калитке. Джемма, загодя начавшая лаять, успокоилась, сразу узнав знакомый хозяйский голос.

– Некогда мне тебя ласкать, – строго бросила ей, трущейся о ноги, Милославская.

После этого гадалка поспешно удалилась в кладовую, где, второпях переворачивая все кверху дном, отыскала фонарик, старый, тяжелый, но довольно хороший, мощный, и запасные батарейки к нему.

Все это она сложила в твердый лаковый пакет с короткими плетеными ручками и поставила его в прихожей, у порога. Увидев свое отражение в зеркале, Милославская сдвинула брови и стала торопливо снимать сарафан. Бросив его прямо на пол у зеркала, она бросилась в спальню, где почти с солдатской выправкой облачилась в спортивный костюм, дающий ей полную свободу в движениях.

– Джемма, ты со мной, – сообщила она собаке, втискивая ногу в кроссовок.

Овчарка завиляла хвостом и стала зачем-то нюхать около порога.

– Ну, кажется все, – на выдохе проговорила Яна, осматриваясь.

Потом она перекинула сумку через плечо, подняла с полу пакет, призывно чмокнула, глядя на Джемму, и вышла из дома.

Таксист, как и было уговорено, ждал ее, ритмично перебирая пальцами в такт мелодии, которую он слушал.

– Ого! – присвистнув, сказал он, увидев Джемму. – Вот это сопровождение, я понимаю. А почему не в наморднике? – добавил он назидательно.

– Она не кусается, – сухо ответила гадалка, натянув поводок усевшейся у нее в ногах собаки.

– А если вдруг? – игриво спросил водитель, впервые посмотрев Милославской в лицо.

– Не провоцируйте ее такими вопросами, – покачивая головой, насмешливо ответила Яна. – Едем.

Такой ответ парню пришелся не по душе. Он немного нахмурился и завел двигатель.

– Одиннадцать минут, – заявил он гадалке, трогаясь и поглядывая на часы, а, обернувшись, хотел улыбнуться в знак некоторого примирения.

– Хорошо, я дам вам на рубль больше, – отрезала она, опередив его жест вежливости.

На этом дружеская беседа была исчерпана. Весь путь таксист и его клиентка провели молча.

ГЛАВА 25

– Ну и куда тут? – хмуро спросил водитель, вглядываясь в тугую непроглядную тьму.

– Вдоль этой улицы еще метров пятьсот, а там, на отшибе немного, домик, – оживленно проговорила Яна.

Таксист сбавил скорость, видя освещаемую фарами неровную ухабистую дорогу, и поехал по указанному гадалкой пути более чем неспешно, так что едва ли он мог обогнать быстро бегущего человека.

Милославская нервно поглаживала Джемму, а та отвечала ей нетерпеливым поскуливанием.

Улица почти закончилась, оставалось три-четыре дома.

– Тут, пожалуй, остановите, – сказала Яна.

– А как же домик на отшибе? – иронично спросил парень, притормаживая и кивая вперед.

– Отменяется, – ответила гадалка, протягивая ему условленную сумму денег.

Тот с равнодушным видом принял ее.

– Благодарю, – произнесла гадалка, покидая автомобиль. – Джемма, вперед.

Водитель ничего не ответил своей пассажирке и, развернувшись, поехал в обратном направлении.

Яна специально попросила его остановиться немного поодаль от дома Ермаковой и разрушенного дома, в развалинах которого она намеревалась работать в ближайшее время. Ей не хотелось, чтобы свет фар привлекал к себе внимание – в доме Евдокии Федоровны вполне мог кто-то оказаться. Неудачник Леня, например.

Милославская двинула вперед. Она шла неслышно – ноги ее, обутые в кроссовки, мягко ступали по тропинке, устланной травой. Джемма бежала чуть впереди, высунув язык и обнюхивая дорогу впереди себя.

Улица быстро закончилась. Гадалка завернула за угол. В окнах ермаковского дома было темно. От него веяло чем-то недобрым, и Яна опустила взгляд, не желая впадать сейчас в меланхолию.

– Ну вот и все, – тихо сказала она, остановившись метров через двадцать, – пришли.

До руин оставалось не более пятнадцати шагов. Собака вела себя спокойно. Милославская посчитала это хорошим знаком и, достав фонарик и включив его, посветила впереди себя.

– Идем, – скомандовала она.

Собака подчинилась. Яна попыталась построить план ближайших своих действий – да, сначала она возьмется за то, что осталось от дома, то есть его развалины, а потом за двор и надворные постройки, вернее, за то, что они теперь собой представляли.

Несмотря на то, что Джеммино поведение не предвещало никакой опасности, гадалка пустила ее впереди себя и выключила фонарик.

– Не ищи ничего! – приказала гадалка. – Посмотри просто, нет ли чужих.

Собака посмотрела на хозяйку вопросительно, даже удивленно, как бы говоря: «Я тебе и так могу это сказать», но приказанию подчинилась, зная, что Яна ее все равно умнее и мудрее, опытнее. А опыт подсказывал Милославской, что излишняя осторожность ей еще никогда не вредила.

Животное утонуло в темноте развалин, оставив Милославскую наедине с самой собой. Теперь-то Яна и почувствовала себя жутко. В одном из ближайших дворов заливалась собака. Но не она заставляла женщину переживать неприятные ощущения. Казалось, кроме этой собаки и на время исчезнувшей Джеммы, во всей деревне и не было никого – так везде было темно и дико.

Минуты через две, которые гадалке показались часом, овчарка вернулась. «Все тихо», – говорили ее сверкавшие в темноте глаза.

– Прекрасно, – тихо произнесла Милославская и двинулась вперед.

Она принялась заглядывать в каждый угол и не угол, который только находила, благословляя при этом свой фонарик, позволяющий ей рассматривать даже мелочи.

Впрочем, мелочей, да и не мелочей, тут было немного. Неизвестно кто, бывшая хозяйка дома или его покупатели (скорее, первая), а может быть, и неугомонные односельчане позаботились о том, чтобы практически ничто, пригодное к жизни, не осталось доживать свой век невостребованным. Тем не менее гадалка искала, не теряя надежды.

В первые же мгновенья она и Джемме дала приказ искать, и та рьяно стала обнюхивать каждый уголок, а как только что-то попадалось ей под нос, брала в зубы и с гордым видом подносила к хозяйке, на что та недовольно отвечала:

– Фу, брось! Ищи лучше.

Что следовало искать, она и сама не знала, но сердце подсказывало ей, что нельзя опускать руки.

Через некоторое время Яна скомандовала собаке:

– Идем во двор! – и выбралась наружу.

Нервы Милославской были напряжены до предела. Она села на корточки и закурила. Собака же сразу принялась рыскать. На какое-то время она исчезла где-то в темноте.

Неожиданно из глубины заброшенного теперь полуразрушенного сарая раздался ее сдавленный вой. Яна привстала, зажгла фонарик.

– Где ты? – тихо спросила она, водя им из стороны в сторону и пошла в направлении раздающегося звука.

– Джемма, Джемма, – звала Милославская.

В голосе ее слышалась радостная тревога.

Она приоткрыла дверь, которая позволяла проникнуть туда, что, казалось, вот-вот готово было рассыпаться, и, сгорбившись, вошла внутрь. Под ногами было мягко. Осветила – внизу земля, рыхлая, будто перекопанная. Яна ухмыльнулась.

Джемма скулила именно здесь. Она проникла внутрь через неширокую щель и, кажется, что-то нашла.

Гадалка осветила силуэт собаки.

– Что там? – спросила она и увидела, как Джемма, упираясь изо всех сил лапами, зубами тянет что-то заваленное грудой досок.

Милославская подошла ближе, вытянула вперед руку с фонариком и попыталась увидеть, с чем так усердно борется собака.

– Что это? Тряпка? – еле слышно проговорила она и, почти плача, протянула: – Джемма, ну что ты в самом деле? Брось!

Однако овчарка не собиралась сдаваться. Она тянула тряпку изо всех сил, пока наконец не заставила доски с грохотом обрушиться, а находку – выскочить из-под них.

Милославская машинально закрыла руками уши и, сморщив лицо, сквозь зубы проговорила:

– Тихо! Что же ты натворила?!

Она отняла руки от головы и прислушалась. Собаки, давно уже беспокойные, залаяли громче. Джемма открыла было пасть, чтобы ответить им гневным рыком, но Яна, нахмурившись, тут же пригрозила ей и овчарке волей-неволей пришлось смириться.

Через минуту все стихло. Джемма по-прежнему держала в руках кусок тряпки.

– Ну, и что это? – тоном, полным разочарования, спросила гадалка.

Собака подошла ближе.

– И из-за этого ты подняла весь этот шум? – Милославская жестом обвела сарай и, брезгливо сморщившись, взялась за кончик тряпки.

– Фу, гадость какая! – скрипуче протянула она, тут же отпрянув. – Жирная какая-то.

Переборов внутреннее сопротивление, Яна наклонилась к тряпке и ноздрями втянула идущий от нее дух. Запах показался ей знакомым.

– Машинное масло? – удивленно спросила она. – Или не машинное? – гадалка расплылась в улыбке.

Ей показалось, что так всегда пахло от оружия.

– А если в эту тряпицу заворачивали что-нибудь этакое?! – в состоянии, близком к эйфории, спросила он, глядя на Джемму.

Овчарка смешно повернула голову на бок и сочувственно посмотрела на свою хозяйку.

Самые сумасшедшие мысли стали врываться в сознание Милославской. Ей рисовались уже картины страшных перестрелок, процесс торговли оружием, жестокие лица бандитов…

– Но… – спросила она вдруг себя, очнувшись, – Что это я? Что за чушь? А как же Евдокия Федоровна? Она-то ко всему этому какое может иметь отношение? Кажется, я только окончательно запуталась, – разочарованно заключила гадалка.

Джемма выпустила тряпку из зубов, и та неслышно опустилась на землю.

– А вот это ты зря! – нравоучительно сказала ей Милославская. – Это нам может пригодиться.

Яна раскрыла свою сумку и, порывшись в ней, извлекла полиэтиленовый пакетик. Прихватив кусок ткани кончиками пальцев, она опустила его в пакет, а пакет – в другой пакет, тот самый, в котором она привезла с собой фонарик.

– Посоветуемся дома с товарищем капитаном, – приговаривала она в этот момент.

Вытерев руки о маленький носовой душистый платок, Милославская задумалась: а что же дальше? Ее терзали сотни вопросов. Искать больше ничего не хотелось, да и интуиция подсказывала ей, что уже нечего.

Опуская платочек назад в сумку, Яна увидела карты, которые так и просились в руки. Отказать им в этом гадалка не смогла. Она осторожно присела на одну из самых толстых досок и веером развернула карты. Немного подумала и выбрала «Взгляд в прошлое».

На Милославскую смотрели знакомые символы: лестница, подобная серпантину, все так же уходила далеко ввысь, откуда сурово взирал человеческий глаз, поглощающий в своих таинственных глубинах эту самую лестницу.

Яне и самой это было смешно, но на этот раз ее интересовало прошлое тряпки. Тряпки, найденной Джеммой. С застывшим в мыслях таким вопросом гадалка положила ладонь на карту и попыталась сосредоточиться.

Джемма тихонько присела рядом с хозяйкой и, казалось, даже дышать старалась неслышно.

Легкий прохладный ветерок обвевал лицо, звезды светили заманчиво и тихо, горько пахла полынь, вдали тихонько голосил сверчок. В такой обстановке думалось легко и приятно.

В кончиках пальцев потеплело, в голове закружилось – Яна почувствовала, что карта начинает «говорить» с нею.

Тысячи звезд слились теперь в одно далекое желтое пятно; ни дуновения ветра, ни запахов, ни звуков – ничего этого Милославская уже не чувствовала.

Сначала она увидела, что ее прозрачный силуэт, просто оболочка какая-то, неспешно шагает по той самой лестнице, которая на карте уходила в глубь зрачка.

– Скорее! Скорее! – хотелось гадалке сказать этому силуэту.

Но у нее ничего не получалось. Силуэт дошел до зрачка и исчез в нем. Милославская даже испугалась, что все вот этим и закончится. Она вдруг увидела перед собой ту самую тряпку, которую отыскала недавно Джемма, и испугалась еще больше. «Это конец!» – промелькнуло у нее в голове.

Однако в следующий же миг гадалка увидела, что в тряпку что-то завернуто, и поняла, что перед ней не явь, а видение. Она стала «приглядываться» к таинственному предмету и еще больше концентрировать энергию, которая должна была обнажать перед ней все новые и новые тайны. У Яны получилось: неожиданно в картине видения возникли какие-то руки. Крепкие, сильные, мужские.

Они подняли с земли предмет и стали его разворачивать. Движение, еще одно – сердце Милославской стучало сильней и сильней и, казалось, вообще готово было остановиться. Взмах! – и тряпка упала на землю. На какое-то мгновенье Яна обрадовалась, что тайна раскрыта, но предмет оказался завернутым в еще один кусок ткани. Его разворачивать никто не собирался. Руки стали удаляться вместе с предметом. «Нет!» – мысленно прокричала Милославская, и организмы ее почувствовал новый прилив необыкновенных, космических сил. Руки остановились. «Что там?» – зло и настойчиво спросил мозг гадалки. Ткань вдруг развернулась перед ней, и она увидела… тот самый карабин, который вместе с Руденко нашла на оптовой базе «Садко»!

Ткань тут же превратилась в сверток, и все погасло.

Яна стала медленно приходить в себя. Джемма испуганно лизала ей руку, и горячее прикосновение ее горячего языка помогало пробуждению гадалки.

Пять минут прошло в полусне, и Милославская открыла, наконец, глаза. Звезды, казалось ей, смотрели необыкновенно нежно и ласково.

Гадалка повернула голову, посмотрела на Джемму и тихо, с улыбкой сумасшедшего, сказала ей:

– Между убийством Ермаковой и убийством кладоискателя есть общее.

Овчарка тихо проскулила в ответ, соглашаясь со всем, что бы ни сказала ее хозяйка.

Милославская тихонько собрала карты, положила их назад в сумку, достала оттуда сигареты и закурила. Чувство полного удовлетворения овладело ею, казалось, впервые за последние дни. Далеко не все еще было ясно и, возможно, самое тяжелое оставалось впереди. Однако Яне более чем приятно было сейчас сознавать, что она все же не зря носилась по злосчастной оптовке и не зря теряла время тогда и сейчас. Сотрудничество с Руденко вновь оказывалось взаимовыгодным.

Просидев у развалин около получаса, Яна поднялась и тихонько побрела вперед, позвав за собой собаку.

Стало прохладно, и ветерок бодрил. Милославская съежилась и обняла себя руками. Надо было только добраться до дороги, а там уже – ерунда! – лови машину и поезжай домой.

Гадалка и ее собака шли мимо домов, свет во многих из которых уже погас, и в этих местах только звезды освещали убегающую вперед тропинку.

– Взвей-тесь костра-ми, си-и-ни-е ночи! – запела Милославская и прибавила шаг.

Улица вскоре закончилась. Яна снова достала фонарик и стала освещать дорожку впереди себя. С Джеммой ей никогда не было страшно, но оттого, что так вот, практически ночью, она оказалась впервые в пустынной дикой степи, легкий холодок в иную минуту пробегал у нее по спине, несмотря на то, что все существо ее торжествовало. Небо страшной черной пропастью висело над головой, и смотреть туда было жутко.

Заветное место, освещаемое фонарями, постепенно становилось ближе. Шаг гадалки стал все чаще. Теперь она даже не думала о своей находке. Быстрее добраться до города – главное, чего ей по-настоящему сейчас хотелось.

Но вот и дорога. Тяжело и радостно дыша, Яна стала подниматься по крутой насыпи. Камни выкатывались из-под ног, и кроссовки соскальзывали. Милославская хваталась за длинные полусухие хворостины, торчащие из-земли, и наконец выбралась на обочину шоссе.

Немая улыбка застыла на лице гадалки, когда она увидела, что местность, окружающая ее, совершенно пустынна. До отуманенного счастьем сознания Милославской вдруг дошло, что поймать машину тут в это время будет не так просто. Во-первых, движение далеко не так интенсивно, как днем, во-вторых, не каждый остановится.

Гадалка повернулась в противоположную городу сторону и стала напряженно вглядываться вдаль. Джемме она позволила пока развлечься, бегая по полю из стороны в сторону. Через несколько минут на горизонте зажелтел свет фар. «Легковушка», – подумала гадалка и крикнула собаку.

Яна загодя вытянула руку, приготовясь голосовать. Машина быстро приближалась. Столь же быстро она и удалилась, пролетев мимо Милославской и даже не снизив скорости. Мощный поток разрезанного ею воздуха ударил в лицо пошатнувшейся гадалки.

Яна сердито сжала губы и снова стала смотреть вдаль. Еще три автомобиля так же равнодушно проскочили мимо нее, и только четвертый, резко затормозив, остановился.

– Чего, красотка? Стоим? – весело и игриво крикнул из окна здоровенной машинищи небритый молодой парень, видимо, приняв Милославскую за проститутку.

– Довезите до города. Я заплачу, – деловито произнесла она, будто не замечая его тона.

– Ну, садись, – сказал он и открыл дверь.

Джемма завертелась у ног хозяйки, и только теперь, кажется, ее заметили.

– О-о-о! Да ты не одна, – несколько разочарованно протянул парень.

Яна на мгновенье замерла, думая, что теперь ей откажут.

– Садись, садись, – повторил водитель и протянул гадалке руку, потому что залезть в эту махину даже в спортивном костюме без посторонней помощи было трудно.

Вслед за ней в кабину запрыгнула Джемма, и грузовик под бойкие мелодии блатных песен тронулся.

Всю дорогу Яну непривычно трясло. Мягкое высокое сиденье пружинило, и гадалка то и дело смешно подпрыгивала. Она улыбалась в сторонку и старалась крепче держаться за поручень, чтобы не коснуться плечом водителя, который, узнав о ее профессии, был гораздо больше разочарован, чем удивлен.

Добравшись наконец до одной из центральных городских улиц, Милославская вышла из машины. Тело подрагивало, привыкнув к тряске, которая никогда так не ощущалась при езде на легковом автомобиле.

Она немногословно поблагодарила водителя. Денег он не взял. Напрашивался на встречу, но Яна отказала. На том и расстались.

Переступив порог своего дома, Милославская радостно вздохнула. Она скинула с себя вещи, торопливо ополоснулась под душем и, бросившись на кровать, сразу забылась в сладком глубоком сне.