Электронная библиотека » Анатоль Ливен » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 6 ноября 2015, 15:00


Автор книги: Анатоль Ливен


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Что касается евангелистской (протестантской) церкви, то здесь роль первопроходцев сыграли так называемые телепроповедники, которые использовали новые средства массовой информации, чтобы обратиться к более широкой, нежели ранее, аудитории. Начиная с преподобного Билли Грэма многие из этих религиозных деятелей считали для себя обязательным не только обращаться к представителям разных рас, но также, например, включали чернокожих и других цветных в церковный хор, что транслировалось телевидением. Что касается деятельности преподобного Грэма, то он, в частности, принял большое участие в судебных процессах, касавшихся представителей чернокожего населения148.

Одной из причин таких изменений была собственная версия телепроповедников-евангелистов об историческом периоде США от демократии «расы господ» к цивилизаторской империи. Хотя Грэм вырос в консервативной обстановке южного штата Северная Каролина, он был страстно предан делу антикоммунизма и хорошо осведомлен о тех пропагандистских возможностях, которые расизм в США предоставляет коммунистическим руководителям в странах «третьего мира». Его обращение к сбалансированному расовому плюрализму также способствовало его отходу от открытого и жесткого фундаментализма к мягкому экуменизму, что привлекло к нему внимание Дуайта Д. Эйзенхауэра и последующих президентов США и превратило его в своего рода их «неофициального духовного советника»149.

Кроме того, Грэм и многие другие телепроповедники евангелистской церкви сознательно работали с аудиторией развивающихся стран. В эпоху глобализации уже невозможно вести миссионерскую деятельность за рубежом в полном отрыве от внутренней политики, тем более что в Соединенных Штатах многие протестантские церкви ориентировались в своей деятельности на то, чтобы добиться перехода в свое лоно иммигрантов-католиков из Латинской Америки. В свою очередь, пятидесятники в 1950-х и 1960-х годах уже активизировали деятельность среди чернокожего населения150 и существенно усилили свое влияние в Латинской Америке.

Другими словами, как выразился Уолтер Рассел Мид, чернокожие и другие цветные, которые соответствуют определенным нормам респектабельного поведения (в том числе соблюдают принципы патриотизма и религиозной практики), в настоящее время даже самыми консервативными националистически настроенными белыми американцами рассматриваются как часть американского «народа»151. Госсекретарь США (и бывший генерал) Колин Пауэлл и советник президента по национальной безопасности Кондолиза Райс[4]4
  С 2005 по 2009 год – также госсекретарь США. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]
были искренне восприняты в качестве добродетельных американцев, хотя, безусловно, только по той причине, что, как выразились бы черные радикалы, «действовали в качестве белых», то есть потому что приняли культуру, «символ веры» и богов цивилизаторской империи.

Большое значение в произошедших изменениях сыграли три структуры, пользующиеся особым авторитетом на Юге и в несколько меньшей степени в «глубинке» страны: вооруженные силы, индустрия спорта, а также внимание Голливуда к созданию фильмов на патриотическую тему и фильмов с «крутыми» героями. Так, например, начиная с 1940-х годов Вооруженные силы США стали сознательно представлять себя в качестве самой многонациональной структуры, где негры и другие цветные получают возможность достичь высших чинов без ущемления своих прав152. Начиная с президента Гарри Трумэна, принявшего в 1948 году решение о десегрегации армии, все последующие президенты США развивали эту тенденцию, сознательно стремясь к укреплению цивилизаторской привлекательности Америки среди стран с «цветным» населением, которые были склонны обратиться к коммунизму153.

Для армии эти изменения становятся все более необходимыми, включая идеологический аспект. После отказа от призывной системы (с учетом последствий войны во Вьетнаме) возникла острая необходимость в группах населения с низким уровнем доходов, которые могли бы стать источниками новобранцев, – и расовые меньшинства прекрасно подходили для этих целей. Более того, с недавнего времени военная служба стала для американских иммигрантов (в том числе нелегальных) способом без длительной задержки получить гражданство. Такая практика напоминает Римскую империю поздних эпох.

В американской армии также сохраняется воспоминание о серьезной напряженности на расовой почве, которая служила причиной раскола среди военнослужащих во Вьетнаме, когда (в результате классовой предубежденности, заложенной в системе призыва на военную службу) командирами подразделений с высокой долей чернокожих в подавляющем большинстве случаев назначались белые офицеры. Когда в 2003 году была предпринята попытка заставить Верховный суд вынести решение против расового предпочтения в сфере высшего образования, основной причиной того, что это требование было отвергнуто, явилось приобщение советником в судебном процессе к делу мнения старших офицеров-отставников. Они утверждали, что поддержание вооруженных сил в боеготовности требует достаточного количества выпускников вузов из числа представителей чернокожего населения для обеспечения офицерских кадров.

Помимо реальных фактов мужества и самопожертвования, проявленных чернокожими и другими расовыми группами в ходе службы в вооруженных силах, большое значение для снижения расовой напряженности всегда имела деятельность Голливуда по пропаганде этих фактов. В этих, как и в других голливудских фильмах, созданных в традиционном националистическом стиле (вестерны, фильмы на полицейскую и спортивную тематику), было проявлено сознательное стремление представить как можно больше американцев разной расовой принадлежности в качестве полноценных граждан и/или солдат.

Повторяющейся темой режиссера Джона Форда является объединение исконных и новых американцев (бывших конфедератов и юнионистов) на военной службе, в ходе поселенческой деятельности и при защите границ продвижения поселенцев. Форд обращал особое внимание на ирландцев, что неудивительно, так как настоящее имя самого режиссера было Шон Фини. К 1956 году его фильм «Искатели», в котором главный герой (в исполнении сверхстаромодного националистического кинематографического кумира Джона Уэйна) с трудом, но принимает в качестве друга полукровку-индейца племени чероки, стал центральной темой его творчества (хотя только потому, что оба персонажа в духовном отношении – типично белые люди, включая союзника Уэйна в противостоянии с жестокими команчами, с которыми следует сражаться без всякой пощады). В одном из последних фильмов Форда, «Сержант Ратледж» (1960), рассказывается о храбром и преданном чернокожем солдате в дальнем гарнизоне, которого ложно обвинили в убийстве белой девушки. Фоном, на котором разворачиваются события в романе Харпер Ли «Убить пересмешника», в котором раскрытие темы расизма смыкается с темой «символа веры», является скорее армия США, чем правовая система США154.

Во время Второй мировой войны и после нее Голливуд обратил особое внимание на мужество американских евреев на военной службе (например, фильм Уильяма Уэллмена «История рядового Джо», 1945 год, с Робертом Митчемом в главной роли). В целом американские военные фильмы (как и их советские аналоги) показывали многонациональное боевое подразделение, основой которого были белые англосаксонские протестанты, но в составе были также военнослужащие из южных стран, ирландцы, итальянцы, евреи и другие155.

В последнее десятилетие американские телесериалы играли примерно сходную роль в содействии идее расового смешения, хотя их основной темой скорее являлась любовь (или секс), нежели война. После четырех десятилетий полного отсутствия на телевидении появилась тема межрасовых «близких отношений», которая стала если не расхожей (вряд ли она могла стать расхожей в американском обществе), то по крайней мере обозначенной. При этом следует заметить, что чаще представлялись «близкие отношения» между белыми и латиноамериканцами и азиатами, чем между белыми и чернокожими156.

Другой известный кинематографический герой патриотического плана, Клинт Иствуд, отметился в ряде фильмов, где его персонаж имел близким другом и помощником чернокожего (или, как в его известном фильме «Джози Уэйлс – человек вне закона», 1976, индейца), причем не карикатурного, а вполне достойного, честного и умного героя, который делает ироничные комментарии об обществе белых и его лицемерии157. Фильм Клинта Иствуда «Перевал разбитых сердец» (1986) является примером сделанного в советском стиле произведения о смешанном в расовом отношении взводе. Подобный подход, вероятно, оказывал большее влияние на зрителей, чем творчество таких режиссеров и актеров с очевидно расистскими настроениями, как Норман Джуисон или Дензел Вашингтон158. Поскольку, если Билли Грэм и Клинт Иствуд оба предложили внести изменения в расовые отношения, даже самый отсталый белый американец должен почувствовать где-то в глубине своего сердца, что так велит его Бог.

Хотя этот процесс был чрезвычайно важным и благородным, следует отметить два тревожных момента во вновь сложившейся ситуации. Первое: как и в Риме, Китае или халифате Аббасидов, относительное отсутствие признаков расизма в строгом смысле этого слова, безусловно, не означает отсутствия острой враждебности и презрения к «варварам», отличающимся в духовном отношении, и представителям иной веры.

Действительно, процесс, который отмечается в Соединенных Штатах, можно было бы назвать «принципом мины «Клеймор»». Мина «Клеймор» направленного поражения имеет форму кейса, ее корпус изготовлен из пластика и начинен взрывчаткой и шрапнелью из стальных шариков. Взрыв отражается от задней и боковых стенок и выбрасывает поражающие элементы в сторону противника. Политики, средства массовой информации и представители бизнеса, которые сейчас публично проявляют расистскую враждебность в отношении национальных меньшинств, зачастую платят очень высокую цену, хотя все они в глубине души прекрасно понимают, что такие же чувства испытывает большинство белого американского общества.

Так же, как и в случае с миной «Клеймор», подавление чувств на национальном уровне может только умножить силу, с которой они будут направлены против чужаков, остающихся законным и публично признанным объектом ненависти. Бывший заместитель министра торговли США Клайд Престовиц писал о существующем у современных американцев «безотчетном убеждении в том, что каждое человеческое существо является потенциальным американцем и что его, этого существа, нынешняя национальность или культура – печальная, но исправимая случайность». Такая позиция – вполне в духе Китайской или Римской империи159. Как результат, если другие все же отказываются вести себя как американцы, это означает, что с ними что-то не в порядке, что они весьма дурны или зловредны. Другими словами, вновь сложившаяся в США ситуация является рецептом толерантности в пределах страны, а не вне ее. В конечном итоге вспоминается хорошее определение солипсизма[5]5
  Солипсизм – философское представление, согласно которому нет ничего, кроме источника самого представления. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]
: «Это когда кто-то считает, что он – весь мир»160.

Слова, сказанные Максом Лернером в 1950-х годах, верны до сих пор: «Одной из американских черт является отвращение к незнакомцам… Это кажется тем более любопытным, если вспомнить, что Америка сама – «нация наций» и содержит множество разнообразных духовных традиций. Тем не менее именно этот факт усиливает недоумение американца за рубежом: поскольку он видел, как люди иностранного происхождения в его собственной стране отказываются от своих обычаев и «американизируются», он не может понять, почему людям в других странах не следовало бы поступить точно так же»161.

Лернер добавляет, что «в этом отношении реальная ненависть к чужакам невелика», но это только до тех пор, пока те совершенно ничему не угрожают, что, конечно же, переменилось после событий 11 сентября 2001 года.

Другой недостаток процесса построения новой американской многонациональной цивилизации связан с конформизмом и политкорректностью. Цена этого вопроса зачастую включает в себя не только некоторые совершенно ужасные фильмы, демонстрирующие, к примеру, слащавую политкорректность черных и белых, плечом к плечу добивающихся спортивных побед (как в фильме с участием Дензела Вашингтона «Помнить титанов», 2000 год), но и некоторые кинематографические продукты, в позитивном, совершенно советском стиле переписывающие истории, как, например, фильм с участием Мела Гибсона «Патриот» (2000). В нем в полном соответствии с требованиями американского «символа веры» и национальной идеологии рассказывается об отряде ополченцев Южной Каролины во время войны за независимость США, который являл собой образец поликультурного американского патриотизма, расовой гармонии и взаимного уважения. Как и в советских фильмах, все это было направлено на поддержку усилий по формированию новой американской нации. В отличие от Советского Союза, это была добровольная акция со стороны режиссеров.

Как писал американский политолог Луис Харц и многие другие исследователи со времен Токвиля до настоящего времени, это стремление по-своему пропагандировать определенную версию американской истории и общества можно рассматривать в качестве одного из аспектов спонтанного «либерального абсолютизма» американского «символа веры». Сегодня это явление частично отражается в феномене «политкорректности» и является причиной ограничения в Соединенных Штатах публичных высказываний и дискуссий, касающихся как американской внутригосударственной системы, так и роли нации в мире.

Глава вторая
Основополагающие принципы: блеск и трагедия американского «символа веры»

Даже хорошая идея немного пугает, если это единственная у человека идея.

Луис Харц162


Совершенно непогрешимые в собственных глазах народы, как и люди, могут быть абсолютно невыносимы в общении.

Рейнгольд Нибур163

Основополагающие принципы также называют американским «символом веры» и «американской идеологией». Это ряд утверждений об Америке, в которых как для американского народа, так и для внешнего мира формулируются ее основные идеалы: «У американцев всех национальностей, классов, религий, убеждений и цветов кожи нечто общее – социально-этические нормы, политическое кредо»164.

Ральф Уолдо Эмерсон писал, что приверженность американским основополагающим принципам – это некая разновидность религиозного поклонения. Эти принципы или убеждения, а также национальные мифы, которые их окружают, лежат в основе американского гражданского национализма. Они превращают общественный облик Соединенных Штатов в образец гражданского национализма165. Теоретически всякий, кто соглашается принять американские основополагающие принципы, может стать американцем независимо от языка, культуры, национального происхождения, равно как можно было когда-то стать советским гражданином, приняв идеологию коммунизма166.

Американские основополагающие принципы рациональны и универсальны, американцы убеждены, что эти принципы могут использовать любые народы и общества в любой стране и фактически в любые времена. По словам Токвиля, американцы «единодушно поддерживают общие принципы, на которых должно строиться человеческое общество». В начале XXI века это не менее верно, чем в 30-х годах девятнадцатого столетия, когда Токвиль пришел к этому выводу.

Отчасти поэтому утверждения, изложенные в основополагающих принципах, также глубоко оптимистичны по своей сути. Принципы исходят из того постулата, что в Соединенных Штатах существует наивысшая из всех возможных (по уровню своего совершенства) политическая система, а также из того, что эту великую систему можно передать всему человечеству. Фрэнсис Фукуяма несколькими столетиями позже сказал о том же самом следующим образом: убеждение, что Америка представляет собой «конец истории», было уже закреплено в сознании американского народа, а еще больше – в его подсознании. «Я знаю, что лучшее место – мое, и лучшее время – мое», как выразился Уолт Уитмен[6]6
  Перевод на русский язык приводится по изданию: Уолт Уитмен. Листья травы. Издательство «Азбука-классика», 2005.


[Закрыть]
, олицетворение своей страны167.

По словам Ричарда Хофштадтера, «не иметь идеологии, но быть ею – в этом судьба нашей нации»168. Этот американский основополагающий принцип как на уровне сознания, так в реальной жизни составляет основу «мягкой силы» Америки в мире и ее роль в качестве цивилизаторской империи – американского воплощения Римской империи. И в прошлом, и в настоящее время американские убеждения всегда оказывали глубинное, формирующее воздействие на американскую внешнюю политику169.

Американский «символ веры» и американский конституционный национализм включают такие важные понятия, как вера в свободу, конституционализм, право, демократия, индивидуализм и культурное и политическое равноправие. На протяжении почти всей американской истории эти базовые понятия остались, в сущности, неизменными170. Они в основном были сформулированы в эпоху Просвещения, а также вытекают из английских традиций: либеральной философии Джона Локка и значительно более старинной веры в закон и в «права свободных англичан».

Равенство в экономическом отношении, однако, в состав основных понятий «символа веры» совершенно не входит. Напротив, это понятие тесно сопряжено с верой в абсолютное превосходство свободного рыночного капитализма, неограниченных экономических возможностей и в потребительство. Большинство американцев часто подвергает эти экономические составляющие критическому осмыслению, в отличие от политических составляющих, которые (тем же самым подавляющим большинством) под сомнение не ставятся. В последние десятилетия в состав базовых понятий «символа веры» стали включать расовую терпимость и равенство, а также права женщин. Тем не менее эти составляющие пока не получили повсеместного единодушного признания, и многие американцы их до некоторой степени оспаривают, по крайней мере в узком кругу. Кроме того, многие в душе убеждены, и это тоже стало важной, пусть и не сформулированной официально, частью «символа веры», что Соединенные Штаты в целом воплощают собой пример единственной успешной модели современного общества: «Американцы представляют себе историю в виде прямой линии, а себя воображают стоящими на ее рубеже как представители всего человечества»171.

В начале двадцать первого века, разумеется, подобные убеждения не являются прерогативой только американского «символа веры», имеющего отношение лишь к Америке и ее народу. Большинства этих понятий придерживаются и другие развитые демократические государства или по крайней мере общественность в большинстве стран мира. Основные принципы «символа веры» по большей части сформированы сочетанием британской правовой и религиозной традиции, а также идеями английского и французского Просвещения. Американская демократия является частью «мира» западных демократических государств, равно как американский капитализм неразрывно связан с мировой капиталистической системой в целом, хоть и имеет свои, весьма специфические, особенности.

У «символа веры» есть две совершенно уникальные, особенные характеристики: во-первых, его исповедуют истово, с преданностью абсолютистов; во-вторых, он является неотъемлемой частью убеждений американских националистов. Луис Харц в 1950 году писал о «всеобъемлющем национализме» и «застывшем, догматическом либерализме либерального образа жизни», присущих «символу веры»172. Среди окружающих «символ веры» мифов есть очень распространенное мнение о том, что Соединенные Штаты исключительны в своей верности демократии и свободе, а посему исключительно добродетельны. Отсюда следует, что, будучи добродетельной, Америка имеет право обладать исключительной властью, а также по природе своей не может использовать эту власть для злых целей. Американский «символ веры», таким образом, является основным источником уверенности в изначальной непогрешимости Америки173.

Как считает Сэмюэл Хантингтон, «комплекс политических принципов, который составляет «американизм» (или «американство»), нельзя сравнивать с национализмами других стран, условно говоря, с «британизмом», «франкофонством», «германизмом» или «японизмом». Американизм напоминает, скорее, своеобразную идеологию или религию. Несогласие с основными идеями американизма как доктрины сразу делает несогласного неамериканцем… Соединенные Штаты, очевидно, это единственная страна, которая отождествляет национальность с политическими убеждениями или ценностями»174.

По сути дела, как отмечалось в главе первой, были и другие государства, которые создавали свой вариант таких основополагающих принципов в рамках собственного конституционного национализма. Но в большинстве этих стран подобные принципы либо вызывали резкое недовольство многих сограждан, выказанное публично, как во Франции, или, как показывают примеры из истории, эти принципы представляли собой главным образом убеждения национальных или государственных элит, как в Китайской империи. Однако Америка являет пример страны, где население единодушно верит в эти основополагающие национальные принципы, что само по себе необычно.

Канадский социолог Сакван Беркович писал, что открыл для себя существование в Америке «сотни непохожих друг на друга сект и группировок, при этом все они служили одной и той же цели». Такое идеологическое единодушие, по его словам, обладает «всеми моральными и эмоциональными особенностями религиозного символа». Обнаружив это, ученый испытал такое же чувство, что и «антрополог, с удивлением рассматривающий тотем какого-либо племени»175. Соединенные Штаты действительно можно считать самым (поистине!) идеологическим обществом в мире в начале XXI века.

При этом Америка, безусловно, не является самым идеологическим государством в мире. До сих пор существует немало других государств, которые настойчиво присваивали себе право значительно более строго, беспощадно и беспредельно управлять сознанием своих подданных. Американское государство никогда не имело таких возможностей. Коммунистические государства на пике своего могущества претендовали на подобную власть над умами. Но даже в самом могущественном государстве подобной идеологии противостояла значительная часть населения. А несколько десятилетий спустя уже не только подавляющее большинство интеллигенции, но и самые обычные люди потеряли свою искреннюю веру в принципы этой идеологии, пусть внешне еще по-прежнему и демонстрировали знаки почтения власти. То же самое произошло и с теократическим Ираном в 90-х годах XX века.

Знакомых мне русских и китайских интеллектуалов, которые приехали в Америку в 1990-х годах, прожив долгие годы в атмосфере циничного личного отношения к общественной идеологии, часто поражает и даже, пожалуй, слегка пугает то, как восхваляют принципы, учреждения, законы своей страны и ее экономические реалии простые американцы даже в своих частных беседах. Причем они поступают так не для того, чтобы, как настоящие патриоты, защитить Америку от критических нападок. Нет, они искренне верят в то, что эти принципы справедливы для всего человечества. «Они на самом деле так думают! Никто не заставляет их это говорить!»176 С этой тенденцией тесно связано осознание национальной миссии: «Каждый народ… давно уже пришел к мысли о своей избранности. Идея о своем особом предназначении так же стара, как и сам национализм. Тем не менее ни одна нация в современной истории, кроме американцев, не была столь глубоко убеждена, что играет в мире особенную роль»177.

Даже американские диссиденты в большинстве своем за всю историю Америки искренне выражали протест не против американского «символа веры» как такового, а скорее требовали, чтобы американцы (или американское правительство) вернулись к «символу веры» в его более чистой форме, или же выступали за то, чтобы этот основополагающий принцип соблюдался более последовательно. Те группы протестующих, которые на самом деле отступали от «символа веры», вскоре оказывались изгоями, либо их протесты были подавлены. Белое население, по крайней мере в основной своей массе, принимает «символ веры» как нечто само собой разумеющееся.

Широко распространено мнение, что Соединенные Штаты – это новая, молодая и постоянно меняющаяся страна, поэтому важно принять во внимание еще одну интересную особенность американского национализма. Американцы проявляют такую преданность политическим институтам и принципам своей страны, поскольку уверены в их давней неизменности – все они архаичнее и претерпели меньше изменений, чем в любом другом государстве мира. Так, с тех пор как в 1787 году была принята Конституция США, в большинстве стран мира произошли революционные институциональные преобразования. За истекшие два столетия даже британская политическая система претерпела гораздо более глубокие изменения, чем американская.

Изначальная политическая база институтов власти и основополагающие принципы, которые эти институты воплощают, еще древней. По словам Хантингтона, «основные элементы английской Конституции были вывезены в Новый Свет, там они пустили корни и зажили новой жизнью – именно тогда, когда на родине они были преданы забвению. Фактически они относились к эпохе Тюдоров, а значит, в большой степени носили средневековый характер… В свою очередь, институциональная структура, созданная в 1787 году, на удивление мало изменилась за 175 лет»178.

Таким образом, Америка – отнюдь не «новое» государство и не «молодое»; в известном смысле Америка – самое старое государство в мире, хотя, разумеется, не самая старая страна. США – это «самая старая республика, самая старая демократия, самая старая федеративная система; у страны самая старая, старейшая, закрепленная в письменном виде Конституция и самые старые политические партии в прямом смысле этого слова»179.

Эти американские институты ведут свое происхождение из Англии Средних веков и, что еще важнее, из Англии эпохи Тюдоров, то есть до расцвета централистских монархий континентальной Европы и централистской парламентской формы правления в Британии. Хантингтон связывает сохраняющуюся у американцев веру в изначальный и практически неизменный закон с традицией средневековой Англии: nolumus mutare le ges Angliae («Не желаем менять законы Англии») – так заявили бароны в долине Раннимед, когда они заставили короля Иоанна Безземельного принять Великую хартию вольностей. «Это старинное представление об изначальном законе, неподвластном людям, укоренилось еще прочнее, когда такой закон был отождествлен с Конституцией, закрепленной в письменном виде»180. Вот какие архаичные убеждения и чувства наполняют внешне сухую, рационалистическую Конституцию США181.

Американский конституционный национализм имел непреходящее значение как в процессе ассимиляции на протяжении веков огромного числа иммигрантов, так и в фактическом превращении Америки из демократии «расы господ» в цивилизаторскую империю. Доктор Мартин Лютер Кинг-младший у Мемориала Линкольну 28 августа 1963 года заявил: «У меня есть мечта. Это мечта, корнями уходящая в американскую мечту. У меня есть мечта, что настанет день, когда наша нация воспрянет и дорастет до истинного смысла своей веры»182.

Таким образом, содержание американского «символа веры» имеет огромное значение для Америки и для всего человечества. История знает много примеров, когда ради своих национальных убеждений американцы не только шли на жертву ради своих соотечественников и ради всего человечества, но критиковали побуждения нации и улучшали институты власти и их деятельность. Это также помогает проводить различие между США как страной и преступлениями, совершенными из имперских побуждений, и, кроме того, принуждает США реже напрямую действовать как имперское государство, ибо заставляет проявлять хотя бы показное уважение к демократии и праву на самоопределение.

Можно сказать, что американские основополагающие принципы, как и демократия в Индии, насущно необходимы для Соединенных Штатов. Они очень важны для сплочения весьма разрозненных, а иногда и категоричных в своих этических убеждениях социальных, культурных, религиозных и этнических групп населения Америки. Только конституционный национализм, основанный на «символе веры», и убежденность в ценности американских основополагающих принципов для Америки и всего человечества, пожалуй, и могут объединить пятидесятников из Техаса и геев из Сан-Франциско183.

Американский «символ веры» и основанные на нем национальные институты власти составляют величайшую гордость нации и будут его величайшим наследием после того, как сами Соединенные Штаты уже исчезнут. Результаты деятельности американской экономики в долгосрочной перспективе могут оказаться неоднозначными и даже катастрофическими, но принципы, благодаря которым множество разных людей без принуждения живут вместе и благоденствуют на огромной земле, всегда будут положительным примером.

Восстановление непогрешимости

Несмотря на большие достоинства такого конституционного национализма и идеологического консенсуса, на котором он основан, в них кроется серьезная опасность. Вот что писал об этом Рейнгольд Нибур: «Ирония заключена в будто бы случайном соединении несовместимого, которое на поверку оказывается совсем не случайным… Главную опасность для нас в этическом отношении представляет собой не сознательный злой умысел или явная жажда власти. Основную опасность можно понять, только если осознать, что по иронии добродетель имеет склонность превращаться в порок, если слишком самодовольно ею руководствоваться, а власть может стать мелочной и придирчивой, если слишком уверенно полагаться на мудрость, которая ее направляет»184.

Две из перечисленных выше опасностей в особенности характерны для Америки, по мнению американских историков и обозревателей: конформизм и мессианство. И то и другое, как правило, не проявляется открыто, их сдерживают традиционный американский эмпиризм, прагматичность и открытость обсуждения существующих проблем185. Но в моменты, когда нация переживает тяжелую потерю и находится в состоянии шока, как, например, после событий 11 сентября 2001 года, действенность этих опасностей, как правило, возрастает. Под влиянием этих тенденций во многом и формируется реакция Америки на травмирующее общественную психику событие.

Обе эти тенденции опираются на комплекс распространенных мифов, укоренившихся так глубоко, что они срабатывают на уровне подсознания большинства американца. По сути дела, эти мифы не входят в основополагающие принципы или «символ веры», но делают эти убеждения такими эмоционально окрашенными. Кроме того, эти мифы подкрепляют идею о непогрешимости Америки186. Вот как выразил эту мысль президент Джордж Буш: «Меня поражает такое непонимание того, что представляет собой наша страна, непонимание, доходящее до ненависти. Я, как и большинство американцев, просто не могу в это поверить, потому что я знаю, что мы – хорошие люди»187.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации