Текст книги "Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен"

4. Права человека (индивида) vs права личности – главный сюжет мировой культуры

О правах человека так или иначе наслышаны все. И это хорошо. Чем больше мы говорим о правах человека, тем больше расширяются наши права.

Только есть один нюанс: под правами человека по умолчанию имеются в виду права индивида. Нехитрый трюк «человек = индивид» отказывает личности в праве на существование. Выносит ее за скобки хода истории.

Поэтому правильнее сказать – о правах индивида так или иначе наслышаны все.

О правах личности говорить не принято вообще, словно их не существует. Личность, когда она есть, то ее как бы нет.

Давайте разберемся с правами человека (индивида) и правами личности, определим их культурный и юридический статус.

Поговорим о правах человека-индивида, которые, увы, часто являются нарушением прав личности.

Для истории культуры это хорошо, ибо конфликт прав индивида и прав личности является главной движущей силой всех знаменитых и знаковых сюжетов. Ярчайшие творения людей своим появлением на свет обязаны именно этому конфликту.

Для носителей задатков личности все, как правило, заканчивалось трагически. Плохо.

Трагедии стали способом (инструментом) и маркером культурного прогресса. Для людей опять же это хорошо, потому что трагедии представляют собой запоминающиеся, пронзительные зрелища. Поучительные к тому же. Урок таких трагедий всегда один: личностно ориентированный индивид (всегда отчасти белая ворона, всегда лишний, всегда возвышающийся над окружающими) погибает, но правда всегда хоть в какой-то степени оказывается на его стороне и, следовательно, на стороне тех, кто сочувствует личности.

На стороне прогресса – вот что важно.

Давайте проясним значение понятия трагедия. Что мы вкладываем в понятие «трагедия»?

Трагедия – это такая ситуация (иногда становящаяся прообразом произведения), в основе которой лежит конфликт, замешанный на противостоянии идеалов социоцентрических и индивидоцентрических (в причудливой смеси с персоноцентрическими). Особенностью такого конфликта является то, что никакие идеалы не признаются общественным сознанием абсолютно справедливыми. Трагедия – это конфликт двух правд, консервативной и либеральной, каждая из которых имеет право на существование.

Трагедия – это тупик, ибо выбор одной правды из двух всегда ведет к гибели, а выбор сразу двух – невозможен.

Но есть нюанс. Консервативное общество (большинство) всегда на стороне социоцентричного индивида, а либерально настроенная публика (меньшинство) – на стороне эгоцентричного индивида, на стороне того, кто нарушает общественные табу.

Трагедия делит людей с точки зрения общественной морали на правых и виноватых.

Трагедия потенциально раскалывает общество.

Прогресс – это раскол и кровь: вот почему у многих из нас до сих пор такое настороженное отношение к прогрессу. Он оплачен кровью.

Однако до трагедии надо дорасти. Далеко не каждый индивид, добропорядочный член общества, может принять сразу две правды, которые разрывают его изнутри. Чтобы увидеть чуждую правду, вжиться в нее, сделать своим идеалом, путеводной звездой, для этого надо непременно иметь развитый интеллект. Вот почему сочувствие трагическому герою гарантировано: его всегда жалко как человека, попавшего в экзистенциальный тупик. Он жертва своей незаурядности и одаренности, если угодно.

Он видит две правды, все остальные – только одну.

Трагическому герою гарантированы и гибель, и сочувствие.

Личностей в полном и точном значении понятия до Евгения Онегина в мировой литературе не было (по нашей, подчеркнем, версии: к этому разговору мы еще вернемся), но личностно ориентированные индивиды были всегда. Конфликт между личностно ориентированными индивидами-либералами и «махровыми» индивидами-традиционалистами-консерваторами и составлял конфликт трагедии.

В чем величие Онегина как героя (а вместе с ним и Пушкина как автора)?

Он отыскал выход из тупика, из лабиринта, в котором блуждали все трагические герои до него. Онегин побывал в шкуре трагического героя, но обнаружил выход: нашел в себе силы и ресурсы стать личностью.

Он вырвался в пространство персоноцентризма. Онегин похоронил трагедию.

Это был информационный прорыв; в отношении человеческого измерения это было превращение морали (социального кодекса) в нравственность (личного кодекса).

Возьмем величайшие трагедии Шекспира.

«Ромео и Джульетта», несомненно. Эта пьеса стала символом трагедии как таковой. В чем суть конфликта, определившего само качество трагедии?

Любовь, ценность из разряда прав личности, стоящая в таком ряду, как истина, добро, красота, свобода, – любовь противопоставлена таким ценностям, как верность роду, долг перед семьей, обязанность подчиниться патриархальным обычаям, чтить традиции. Любовь в данном случае, заметим, не является умным, зрелым, личностным чувством; главное ее достоинство – само наличие чувства и его непреодолимая сила.

Выбрать любовь, союз с Ромео из рода Монтекки, убившим, ко всему прочему, родного брата Джульетты Капулетти, Тибальда Капулетти, было решительно невозможно.

Отказаться от любви к Ромео было выше сил Джульетты. То же самое можно сказать и о Ромео.

Перед нами два трагических героя.

Гибель представляется, увы, единственным исходом, единственно возможным разрешением этой ситуации. Если бы герои оказались вместе, их бы сгубило чувство вины перед моралью своего рода-племени: предательство заветов предков – вещь еще более сакральная, нежели любовь.

Требование отказаться друг от друга, предать друг друга и свое чувство также оказалось несовместимым с жизнью.

Но тут важнее всего то, что Ромео и Джульетта осмелились противопоставить свое чувство, чувство отдельно взятого человека, традиции, которая гласила: род – все, человек (индивид) – ничто. Права человека они поставили на одну доску с правами социума. Именно это обстоятельство делает героев либеральными, а трагедию – культурным инструментом либерализма.

Таким образом, Ромео и Джульетта закладывали новую традицию, которая ставила права человека (отдельно взятого индивидуума) выше прав общества (совокупности индивидуумов). Кстати сказать, традиция безоглядно культивировать права человека в наши дни выродилась в культ эгоцентризма, культ абсолютного пренебрежения нормами и традициями, культ индивида. Личность, как мы уже сказали, ориентирована на Закон (проявляющийся в традициях, нормах, регламентах), который ограничивает эго индивида.

Ромео и Джульетта стали символом победы любви над невозможностью (в силу социальных ограничений) любить. Свои чувства они поставили выше обстоятельств, эмоции и желания – выше табу. Это, конечно, победа либерального, отчасти личностного начала. Хотя любовь 13-летней девочки любовью-то (умным чувством) назвать, по сути, нельзя. Неизвестно, доросли бы наши герои до любви или нет. Скорее всего, нет: время личности еще не пришло.

Во времена Шекспира, когда права человека еще не отделялись от прав личности, Ромео и Джульетта встали на сторону и индивида, и личности. На сторону «хочу», игнорируя императив «надо». Они стояли у истоков свободы, как умели, так и стояли. Безумству храбрых поем мы песню.

А вот Евгений Онегин дорос до любви, показав нам зрелость и красоту чувства, в полном смысле чувства личности.

Найдя истину, он обрел любовь и счастье.

Безумство храбрых замечают все. Красивые истории про героев, которые по глупости и слабости выбирают романтический девиз «все (любовь) или ничего (смерть)», будоражат воображение людей; история «лишнего человека», который, обуздав умом желания, сумел справиться и с соблазном дешевой романтики, и с отчаянием смертельного одиночества, людям не столь интересна. Почему?

Потому что печальная история про влюбленных – это история про слабость, а история Онегина – про силу. Слабых жалеют, им сочувствуют (ибо индивид слаб); сильных не жалко, потому что их пример – укор слабости.

А то обстоятельство, что Онегин за всех, а Ромео и Джульетта за себя, становится для Онегина отягчающим. Ромео и Джульетта делают Онегина лишним. Вот где печаль…

Онегин, по идее, должен стать символом закона: личность, человек умный, обречена на счастье, которое невозможно без любви. Пока, увы, не стал.

История про Ромео и Джульетту – про другое. Не про счастье. Про возможность счастья, которое существует где-то там, за горизонтом, не в этой жизни. За возможность любить они пожертвовали жизнями. Стали символами сражения за возможность любить.

С точки зрения либералов, нет повести печальнее на свете.

Такова коллизия прав человека-индивида и прав личности в культуре. Вся культура держится на этой коллизии. Те, кто сочувствовал трагическим героям-одиночкам, помогали ходу истории; кто осуждал героев (среда, «болото») – ход истории тормозил.

Возьмем на заметку: права личности просачивались в культуру под видом прав либерального индивида. Несмотря на это, в отдельный кодекс права личности не выделялись и не выделены до сих пор.

Но это уже другой культурный сюжет – сюжет нашей книги.

Возьмем, конечно, «Гамлета». В чем трагедия этого, возможно, самого известного героя мировой литературы?

Он должен восстановить справедливость, наказать зло (в частности, убить убийцу отца) – при этом он понимает, что роковым образом размываются критерии зла и, убив убийцу, ты не искоренишь зла.

Так наказать убийцу смертью, посчитав это актом справедливости, или не наказывать, посчитав это актом бессмысленности?

 
Век расшатался – и скверней всего,
Что я рожден восстановить его!
 

(Перевод М. Л. Лозинского.)

Прежде чем уничтожить конкретного носителя зла, надо прояснить, что есть зло. Вот он, «глокальный» подход к проблеме: частное и общее соединены вместе. Гамлетианство – это серьезный диалектический уровень мышления, намного опередивший свое время.

Что считать злом? Что добром?

Мать «башмаков еще [она] не износила, в которых шла за гробом мужа» (пер. Н. А. Полевого), а уже вышла замуж за убийцу отца, – это разве не зло? Если все же зло («ничтожество»), пусть даже легкомысленное, тогда что делать со злодейкой? Убивать мать? И считать это добрым поступком справедливого человека?

Как человек просвещенный, как защитник онтологических начал Гамлет должен убить мать во имя торжества справедливости (око за око, мне отмщение и аз воздам); как верный сын и наследный принц, хранитель традиции, он не может убить мать, подвергнув сомнению устои общества (мать – это святое).

Как быть?

Найденный тип трагических отношений тиражируется, распространяясь на возлюбленную и друзей. Убивать Офелию, такое же «ничтожество», которая, скорее всего, не любит его, а пошло соблазнилась на его титул принца, или нет? Если Офелия – это зло, а зло должно быть наказано, как поступить с Офелией?

Убивать предавших его друзей, Розенкранца и Гильденстерна, или оставить в живых носителей зла?

Тогда почему одного злодея, дядю, ставшего мужем матери, убивать должно, а других злоумышленников надо пощадить?

Век расшатался = мышление не справляется с вызовами времени.

А существует ли вообще в жизни добро? Любовь? Дружба? Справедливость? В принципе – существуют или нет? (Заметим, что это уже проблемы, волнующие личность.)

А если не существуют – то стоит ли жить? Стоит ли убивать, наказывая злодеев, но не истребляя при этом зло? Возможно, даже умножая зло?

Стоит ли жить, если ты потерял цель и мотивации?

Да или нет? Быть или не быть?

Трагический тупик. Гибель героя оказывается единственно достойным выходом-протестом для него – выходом, сделавшим его символом бескомпромиссного стремления к добру и истине. Природу этого стремления разделяют как либералы, так и личностно ориентированные герои-одиночки. Гамлет проиграл (век «восстановить» не удалось), но он не сдался (несмотря ни на что, «я рожден восстановить его»), то есть в каком-то смысле победил.

Гамлет стал «лишним» и несчастным одновременно. Стал всеобщим любимцем, умным, но запутавшимся. Онегин, увы, сумел распутаться, разобраться в проблеме личности. Подобные герои не могут претендовать на роль всеобщего любимца.

Онегина уважают больше, чем Гамлета, а любят меньше. (Позволим себе такой пассаж. Сына Божьего ведь любят, но нельзя сказать, что Он всеобщий любимец. Его любят, но не похлопывают при этом по плечу. Бесконечно уважают (= преклоняются) за абсолютную принципиальность, которая стала своего рода гарантом для людей, не чуждых слабости. Принципиальность не позволяет миру «расшатываться». Сын Божий – наш Защитник. Онегин, понятно, не Сын Божий. Но мы сейчас не о Христе, а об отношении к силе и слабости. Когда сильного любят – его уважают; когда любят слабого – его жалеют. До любви к Онегину надо дорасти.)

Гамлет много сделал для осознания прав личности, хотя сам личностью так и не стал.

Личность многим обязана интеллектуально развитому индивиду.

Личность это помнит.

В чем трагедия Отелло?

С одной стороны, любить можно, только абсолютно доверяя возлюбленной.

С другой, «железные» доказательства неверности Дездемоны делают любовь, основанную на доверии, невозможной.

А отсутствие любви делает невозможной жизнь.

Ловушка трагической безысходности идеально сработала.

Легендарная ревность Отелло – это не причина, а механизм трагедии.

Причина в том, что «благородная ревность» – токсичное чувство – взяло верх над разумом. В результате он предал себя, свое чувство и Дездемону. Индивид в Отелло победил личность.

Отелло стал символом страданий от невозможности жить без любви.

Но за этим символом предательски сквозит другой: символ глупости.

Мало хотеть любить; надо иметь для этого личностный ресурс.

Но Отелло, любвеобильного ревнивца, любят и жалеют. Есть за что.

Можно взять античные трагедии, можно взять трагические по природе своей романы Достоевского. («Война и мир» Л. Толстого, заметим, трагедией не является, а вот «Анна Каренина» – величайшая трагедия.) Можно взять любые трагедии из литературы ХХ века – достаточно вспомнить «казачьего Гамлета» Григория Мелехова («Тихий Дон» М. Шолохова), «Американскую трагедию» Т. Драйзера, трагические романы Ремарка, Хемингуэя. «Мастера и Маргариту» Булгакова. Кафку.

ХХ век был веком трагедий: это не случайная характеристика ментальности человека того времени. Чем меньше личностей – тем больше трагедий. А ведь все мы родом из того времени.

Везде мы видим одно и то же: конфликт между правами индивида-личности (условного либерала) и правами индивида-социоцентрика (условного консерватора), конфликт, идущий, в конечном счете, на пользу человеку, потому что такой конфликт отвоевывал все большие зоны свободы, ведущей к правам личности.

Что ж, возьмем на заметку: история совершенствования человека – это трагическая история. В общем и целом – оптимистическая трагедия.

И вектор хода истории – права личности.

Все остальное – попытки повернуть ход истории вспять.

А теперь давайте подробнее поговорим о том, что представляют собой права человека (индивида) и права личности.

Попробуем дать аналитическую раскладку категории «прав» в информационном контексте.

За правами человека стоят права и возможности интеллекта. Такой тип человека в контексте предлагаемого «человековедения» точнее было бы называть индивидом. Вот почему «права человека» и «права индивида» мы используем в нашей книге как синонимы.

За правами личности стоят права, обязанности и возможности разума.

Цифровая революция – это для нас не цель, а средство либо гарантировать «отныне и навеки» права человека, либо утвердить приоритет прав личности.

Цель – революция информационная, которая неизбежно превратится в способ духовно-социального доминирования личности.

Что такое информационная революция как гуманитарный проект?

Это резко ускоренное движение человека к такой информационной картине мира, где все воспринимается с «глокальной» пометкой Big Data. Мир как целостность, как сеть сетей, как информационная бесконечность.

Иными словами, цель – в изменении качества мышления через изменение типа управления информацией.

Массивами данных, организованных как сеть сетей, управлять призван разум, которому приданы ресурсы ИИ. Вот к чему мы идем – даже если не понимаем, к чему мы идем и зачем это делаем. Нас вовлекает в свое движение ход истории (в нашей, конечно, трактовке).

С системой ограниченных данных, глобальных либо локальных, работает интеллект. Это уже вчерашний день (хотя толком работать с системами и системами систем мы и сегодня не научились). Но вчерашний день наступает не тогда, когда всем стало очевидно противоречие, мешающее нам успешно развиваться; вчерашним нынешний день становится тогда, когда появились те, кто в темени настоящего сумел разглядеть контуры дня завтрашнего.

В свете концепции Общества 6.0 концепция Общества 5.0 устарела, еще, по сути, не родившись.

Вот почему индивид, основой «операционной системы» которого является интеллект, вместе с устаревшими возможностями интеллекта заносится нами в прошлое, в уже «пройденный этап». Прошлое – это не оценочное, а информационное суждение. Но индивиду этого не объяснишь, – у него не хватает ресурса, чтобы понять принцип работы иной операционной системы – персоноцентрической, «квантовой», «сетевой», условно говоря.

Таково главное информационное противоречие нашего времени – трагическое, по сути, противоречие.

Мало кто понимает, что, казалось бы, сугубо информационное противоречие (система – сеть) имеет человеческое измерение. Одно дело видеть мир, где все связано со всем: это мир личности, мир тотальной диалектики; и совершенно иное – видеть мир, который вращается вокруг твоих хотелок, желаний, капризов и трагедий – это картина мира индивида. Покушение на свою картину мира индивид воспринимает как покушение на мир вообще. Для него мир рухнул («век расшатался») означает вовсе не трагедию; это выражение означает: рухнула привычная информационная картина мира, системно организованная. Рухнула привычная система. Мир перевернулся с ног на голову.

Для личности мир рухнул означает устранение из жизни трагедии, появление альтернативы трагедии – персоноцентрической гармонии. Поэтому для личности мир рухнул означает: наконец-то мир перевернулся с головы на ноги.

Из лучших побуждений индивид будет стоять до последнего, мобилизуя реальный морально-волевой ресурс (честь, верность идеалам, преданность) на борьбу с днем завтрашним. Мы же не утверждаем, что индивид с моральной стороны плох; мы говорим, что ментальная система навигации индивида устарела, а это объективно толкает его к «плохим», вредным поступкам, то есть таким поступкам, которые мешают реализоваться потенциалу личности. Ходу истории, в конечном счете. Сам по себе индивид может вызывать что-то, отдаленно напоминающее уважение, и даже восхищение; а вот дело, которому он служит, может вызывать радикальное осуждение.

Если физик-ядерщик нацист (фашист), его руками творится зло. Он за родину, он за идею, он гений, однако его дела вредят миру и ходу истории. Если физик-ядерщик помогает создавать щит от ядерной угрозы нацизма (фашизма), его руками творится добро.

Мы не физика-ядерщика оцениваем, не его hard skills и не его soft skills – трудолюбие вкупе со скромностью и потрясающим семейным инстинктом (локальный аспект); мы в неразрывной связи, совокупно оцениваем и его hard skills, и soft skills, и его картину мира, его credo, universal skills (глобальный аспект).

Мы выносим «глокальное» суждение.

Из лучших побуждений можно творить зло. Дорога в ад вымощена благими намерениями. Это известно.

Вот почему мы не осуждаем индивида только за то, что он индивид; мы не человека осуждаем (ты плох уже тем, что ты индивид); мы по-прежнему стоим на своем: люди не виноваты в том, что они такие, какие есть; мы обращаем внимание на то, что ментальная навигационная система индивида как типа управления информацией устарела настолько, что сама по себе стала источником зла. Несмотря на благие намерения конкретного индивида, его архаичные universal skills объективно вредят и ему, и его окружению, и всем людям.

Худшее, что может случиться с индивидом, – это устранение из жизни трагедии. Ведь для него жизнь – это и есть трагедия, что же еще. Трагедия – это триумф индивида, свидетельство его прогрессивности. Индивид продвигает нас к будущему ценой трагедии и воспринимается при этом как неотъемлемая составляющая прогресса.

Вот почему вместе с трагедией заканчивается жизнь индивида. Поэтому покушение на свою картину мира, на трагическое мировосприятие индивид воспринимает как покушение на жизнь вообще.

При таком раскладе индивиду нечего терять. При определенном стечении обстоятельств история может стать по-настоящему кровавой.

Оценим коварство диалектики: чем принципиальнее и симпатичнее индивид – тем хуже для хода истории.

Личности стоит это учитывать. Нет смысла бороться с индивидом, объявлять «войну прав»; есть смысл дать каждому индивиду возможность прогрессировать в направлении личности.

Индивид – враг личности, а личность – друг индивида: в странном мире мы живем, не правда ли?

Мы уже сказали, что ответственное отношение к информационным возможностям человека начинается с разумного отношения к себе – с культивирования в себе личности.

Таким образом, наша картина мира, которая определяет наше отношение к проблемам взаимоотношений индивида и личности, персоноцентрична (не индивидоцентрична, что принципиально). Она опирается на разум (не на интеллект, что принципиально, ибо интеллект часто выступает как инструмент реализации бессознательного отношения).

Забавно, однако одним из основных прав человека (индивида), является право не быть личностью. Свобода мысли закономерно приводит индивида к рабству.

Эта идея стоит того, чтобы обсудить ее подробнее.

Что такое человек?

Что такое личность?

Почему в разговоре о культуре, в том числе о культуре мышления, необходимо говорить не только о правах человека, но и о правах личности, выделяя их в особую категорию прав человека?

Если еще вчера указанная проблема имела статус академической и умозрительной, чтобы не сказать надуманной, то сегодня она приобрела характер актуальной культурологической проблемы. С чем это связано?

Это связано с тем, что общество активно ищет новую модель человека, модель, которая соответствовала бы вызовам эпохи. В разных странах интенсивно, буквально в режиме мозгового штурма разрабатывается концепция новой школы, где фактически на повестку дня ставится проблема «нового человека» [1].

А новый человек – это новые (иные) ценности. На какие ценности ориентируется современное общество?

Сейчас мы не претендуем на то, чтобы разобраться в сути этих проблем; но даже для того, чтобы просто обозначить их, необходимо разграничить права личности и права человека. С нашей точки зрения – это начало начал, точка отсчета, точка бифуркации, если угодно. Ранее мы эту точку назвали точкой антропологической сборки. С этого пункта начинается строительство новых школ, где должны воспитываться «новые люди».

Итак, что такое человек?

Можно сказать, это существо социальное или биосоциальное. Можно прибавить к базовой характеристике иные аспекты (так сказать, человеческие измерения). Психологические, культурные, религиозные etc. Это верно, но это не продвигает нас вперед. Чтобы количество характеристик перешло в качество, необходима принципиально иная философия человека.

Определение, которое представляется нам современным и актуальным, таково: человек – существо информационное.

Следовательно, многоуровневое (многоаспектное). Человек – это информационный ресурс. Понять человека – значит разобраться с уровнями человека и их отношениями, с его ресурсной базой.

Для начала обратимся к правам человека, которые образуют основу правового (юридического) статуса личности. Ежегодно 10 декабря отмечается как международный День прав человека. Иными словами, вопросы прав человека носят международный характер – это объективная данность и универсальная категория, и в качестве таковой права человека закреплены во Всеобщей декларации прав человека ООН.

Не вдаваясь в обсуждение природы самого института права, не погружаясь в философию права, отметим, что философия человека – не главный предмет и не главная забота права. Права человека обычно подразделяются на личные (право на жизнь, неприкосновенность и достоинство личности, свобода передвижения и выбора места жительства, неприкосновенность жилища и собственности, свобода совести и вероисповедания и др.), политические (равенство перед законом, свобода слова, совести и др.), социальные (право на труд, право на жилище и охрану здоровья, право на охрану семьи, материнства, отцовства и детства и др.), культурные (свобода языка (право получать образование на родном языке), право на образование и др.).

Права личности начинаются с философии человека, они имеют отношение к духовному статусу человека; права личности – это право на объективную научно-философскую трактовку возможностей человека, из чего вытекает право на приобщение к высшим культурным ценностям (Истина, Добро, Красота, Любовь, Свобода, Счастье, Справедливость), право на творчество и жизнетворчество, право на приоритет личного над социальным (что должно пойти только на пользу социуму). В силу своей информационной природы, трудно поддающейся формализации, права личности не могут регулироваться правом (законодательством).

Личность и право – это разные плоскости «прописки» человека в общественном сознании, которые закрепляют разное отношение к культуре и высшим культурным ценностям.

В чем коренное различие человека (индивида) и личности?

Права человека призваны обеспечить потребности человека как существа биосоциального; права личности призваны удовлетворить потребности человека как существа культурного (информационного).

Права человека обеспечиваются с помощью hard и soft skills, права личности – с помощью universal skills.

Человек, конечно, имеет право на свободу совести, мысли, творчества, однако нигде не оговаривается, что только при объективном (научном, разумном) подходе перечисленные права становятся инструментом совершенствования человека. При подходе неразумном, бессознательном, субъективном эти же права становятся способом ликвидации совести, мысли и творчества. Про Окна Овертона помните?

По существу, главное право человека (индивида) – это право на субъективизм (на право быть самим собой, как иногда говорят); выражаясь научным языком – право на абсолютизацию своих ощущений, право видеть не то, что есть, а то, что хочется видеть. Выдавать желаемое за действительное. «Мне кажется» и «я так хочу» – это право на каприз, но не право на достоинство.

Психогенная, психофизиологическая природа прав человека-индивида вступает в противоречие с возможностью сознательного регулирования своего поведения, сознательного выбора ценностной ориентации, что присуще личности. Личность начинается с постижения информационных законов, определяющих саму природу человека. Ориентация на разум (сознание), на объективность делают личность безгранично свободной (потому что ограниченной со всех сторон законами) и имеющей право на право мыслить. Главное право личности – право на объективное (познавательное) отношение, иначе говоря – право на ответственность. Которое естественным образом закрепляет за личностью право на счастье.

Жизнедеятельность и поведение личности опираются на разум, инструмент познания.

Жизнедеятельность и поведение индивида опираются на психику, инструмент приспособления.

Получается: законы личности для индивида не писаны, а вот законы (права) человека-индивида для личности обязательны.

Личность, свобода, достоинство, любовь, истина, творчество, счастье – это категории культуры, ориентированной на персоноцентризм. Для «свободно мыслящего» индивида эти категории, обоснованные с помощью universal skills, лишены объективного содержания, и потому становятся пустыми, бессодержательными. Их на хлеб не намажешь и в карман не положишь; их даже не разглядишь с помощью hard и soft skills. Например, для личности счастье – категория объективная и универсальная, к ней ведет не провидение, а путь законов, постижение которых и превращает человека в личность; для индивида счастье – это лотерея, набор случайностей, право на счастье подменяется правом на «халяву», на везение. Счастье случается по щучьему велению (как-то извне и не по воле человека), а задача индивида – держать карман шире (очень-очень хотеть).

Для индивида счастье – дело случая; для личности – дело закона.

Человек-индивид и личность – это два разных типа управления информацией. Личность подвластна «велению» разума, индивид – «хотению» души. При этом индивид является субъектом цивилизации, а личность – субъектом культуры (термины «цивилизация» и «культура» в данном контексте мы также используем как характеристику типов управления информацией).

Права личности – научная категория персоноцентризма.

Права человека – идеологическая категория социоцентризма, плавно перетекающего в индивидоцентризм с его культом «эго». Юридический статус прав человека не в состоянии отменить статуса культурного.

Права человека обеспечивают ему выживание через удовлетворение первичных (природных) потребностей.

Права личности обеспечивают человеку качество жизни – максимальную реализацию его информационного (культурного) потенциала.

Права человека актуальны, когда актуальна ситуация «не до жиру, быть бы живу».

Права личности, казалось бы, извлечены из разряда «человек с жиру бесится». Однако сегодня именно права личности гарантируют человеку выживание, хотя индивиду кажется, что права личности – информационный излишек, как и все, связанное с личностью.

Таким образом, личность – многоаспектный феномен, характеризующий человека как существо культурное.

С точки зрения информационной, личность понимается как тип управления информацией, где приоритет в выстраивании информационной картины мира отдается сознанию (соответственно, происходит перераспределение полномочий: психика начинает обслуживать не приспособительные, а познавательные отношения).

С точки зрения культурно-содержательной личность является субъектом и объектом воплощения нравственно-философской триады Истина – Добро – Красота (собственно, субъектом и объектом гуманизации).

С точки зрения художественно-эстетической личность является субъектом и объектом эстетических отношений, ядром информационной структуры произведения (художественности), решающим фактором субъектной организации произведения и стиля.

С точки зрения гносеологической личность является представлением об истине в «человеческом измерении»: человек не знает, что есть Истина, однако с появлением категории личность он увереннее ориентируется на карте познания – отдает себе отчет, в каком направлении и что следует искать.