Текст книги "Французский бокс сават. История становления в России"

Танька Польяк

После технического училища я попал на завод Котлякова, и мне платили копейки, объясняя:

– А ты скоро всё равно в армию уйдешь, вот когда вернёшься, тогда и поговорим о зарплате.

По вечерам в июле мы с друзьями часто сидели во дворе нашего дома, изнемогали от духоты, безделья, и резались в Кинга. Однажды, появился старый знакомый и предложил халтуру – съездить в колхоз на уборку урожая, в команде Проектного института. Им своих специалистов жалко посылать, вот они и берут "варягов" со стороны. Я с лёгким сердцем решил прогулять работу на заводе – всё равно в армию идти. Целый месяц на природе, еда бесплатно да ещё кучу денег обещали по возвращении – немного подумав, приятель Виктор тоже решил проветриться.

Первые два дня мы работали курьерами, сидели в институте на лестнице и играли в карты, потом получали пакет и относили его по адресу. Во время нашей игры, на лестнице периодически появлялись молодые девицы из отделов, они нас не знали и шумно удивлялись:

– До чего прогресс дошёл – в рабочее время в институте уже в карты режутся!

Потом они курили, обсуждая личные проблемы, наконец, кидали в урну огромные бычки и через полчаса опять выходили курить и болтать. На третий день к институту подъехал служебный автобус, и повёз нашу пёструю команду уборщиков урожая в неведомую даль.

Наш посёлок был в двадцати километрах от станции «Войбокало», и на следующий день мы знакомились с сельской жизнью. Работа в колхозе была монотонной, но запомнились редкие встречи со змеями и прополка моркови. Когда, наконец, я дошёл до конца грядки, где-то уже на краю огромного поля, то всё время опущенная голова так перегрелась на солнце и разболелась, что была готова лопнуть. Я рухнул голой спиной на мокрую прохладную траву в тени дерева и почувствовал себя как в раю…

– Сейчас же встань – почки простудишь! – сурово сказал бригадир.

– А мне плевать! – ответил я, не желая даже пошевелиться.

Но тут девчонки дружно насели на меня, и пришлось встать, но разогнуться удалось не сразу, и позвоночник долго казался деревянным. За такой труд колхозникам надо памятники ставить! Каждому!

Уборка гороха тоже оставила яркие впечатления. Машин было мало, и пока мы их ждали, дружно ели горох. Это оказалось тяжким испытанием, некоторые товарищи его не выдержали и будто прописались в туалете. Но хуже всех было Виктору – он свалился с температурой, и лежал пластом, а на завтрак, обед и ужин ел только таблетки, которыми щедро снабдила его мать. Подводить товарищей парень не хотел, и на другой день, чуть живой, опять пошёл в поле – убирать горох…

Девчонок в нашей бригаде было вдвое больше чем ребят, выбор был большой, и я влюбился в ровесницу, только что закончившую школу. Её звали Танька Польяк. Высокая и стройная, она была призёром союзных соревнований по лёгкой атлетике, и явно гордилась своими длинными и очень красивыми ногами. После работы Танька надевала рейтузы в обтяжку и каждые пять минут подтягивала их как можно выше. Да, девчонка выглядела сногсшибательно, и мужчины любого возраста оборачивались и глядели украдкой ей вслед. У неё были тёмные и живые глаза, красивые каштановые волосы, и за весь месяц я ни разу не видел девушку грустной или задумчивой.

Спортсменка и красавица всегда улыбалась, была уверена в своей неотразимости и пользовалась у ребят бешеной популярностью. Каждый день ей приходили письма из разных концов СССР. Мы дали ей прозвище «Царский писарь». После ужина, она занимала место у окна, и целый вечер строчила ответы поклонникам. Когда рядом появлялись девчонки из нашей команды, Танька брала пачку писем и трясла ею:

– Смотри, сколько сегодня пришло!

В то время я много не замечал, и реакцию девчонок на это хвастовство не помню.

Вместе с Таней в поле работала её мама, сотрудница Ленпроекта. Она быстро поняла, что я втрескался в её дочь, и вылила на меня «ушат воды»:

– А как тебе Валера, неплохой мальчик, а?

Намекнула, что сердце красотки уже занято – этим летом она впервые влюбилась, и хотя ничего серьёзного ещё не произошло, но выбор уже сделала! Валерка был моим одноклассником, и я его давно не видел, но тут узнал, что он работает в институте вместе с мамой Тани. Мой товарищ вёл себя с женщиной на равных, даже вино приносил с получки – бухнуть с будущей тёщей. А для меня она была взрослой тётей, я обращался к ней на «Вы» и хотя нравился её дочери, но казался им ещё сопливым мальчишкой.

Девчонка видела, что я по ней сохну, и любила дразнить меня: подкрадывалась сзади и, развернув стопу поперёк, шутливо давала огромным резиновым сапогом пендаль и убегала. Когда я догонял её, то не знал что делать: шлёпнуть в ответ девицу по попе, даже в шутку, мне казалось святотатством!

Я увлекался борьбой, и мы с ребятами часто устраивали горячие схватки прямо на поле, и хотя был худым и весил мало, благодаря изворотливости мне обычно удавалось побеждать. Вот и Таню я крепко обхватывал руками, сжимал, а потом отпускал, не зная, что делать с ней дальше. Хотя мы были в толстых ватниках, моё сердце стучало очень громко, и я становился красным как помидор. Но стоило мне только отвернуться, – девчонка опять давала пендаль!

Ей нравилось заигрывать с влюблённым и стеснительным юношей. Засмущав меня окончательно, она шла в избу и со следами муки на лице жаловалась:

– Мама, меня сейчас Игорь так крепко обнял, что все рёбра болят!

Мать подключалась к её игре и с тревогой в голосе спрашивала:

– Игорь, что же ты так сильно обнимаешь?

Я немел от этих обвинений и выглядел полным дураком…

У меня была возможность утешиться: мною увлеклась блондинка Галка, но Таньке она и в подмётки не годилась. Я решил над ней подшутить. По вечерам у нас была традиция – пить молоко, которое хранилось в глубине огорода. Поручили принести молоко Галке, но она сказала, что боится темноты, и пойдёт только в моём сопровождении. Я незаметно кивнул Виктору, который сидел у открытого окна, и мы с ней пошли в тёмные сени, а потом поплелись в огород, стараясь не упасть – после яркого света в избе, темнота на улице казалась кромешной. Галка надеялась, что сейчас начну её тискать и целоваться полезу, а я всё время отставал, ждал и гадал, как же мой друг нас напугает.

Наконец, мы пошли по узкой тропинке через густой кустарник, девушка шла впереди и вдруг завизжала от ужаса – Виктор, который лежал в темноте у тропинки, схватил её за ногу! Как она сказала позже, если бы сзади не было меня – сошла бы с ума от страха. После этой шутки, Галка меня на прогулки уже не звала…

Жил наш дружный коллектив тихо и чинно, хотя в день приезда и был банкет, но больше никто не пил, да и матом не ругался – может природа благотворно действовала? По вечерам взрослые сидели на лавках перед нашей избой и болтали, а молодёжь шла любоваться закатами – они были необычайно красивы…

Но Враг Рода Человеческого не дремал и послал нам испытание – трёх новых девиц! Они с виду казались скромными: Жанне было 16 лет, Ольге 18, а Наташе уже девятнадцать. Жанна, тощая и страшная как смерть, нам с Виктором не понравилась. При девчонках она вела себя скромно, но с парнями наглела до неузнаваемости и в первый же день заявила им:

– У меня были мужчины от 16 до 40 лет! Если я выйду на дорогу и махну рукой – любая машина остановится!

– Может – с испуга! – мрачно сказал Виктор, и я с ним согласился.

Одновременно с появлением этих граций, к нам перевели трёх мужчин из соседней деревни, это была наша вторая группа, её возглавлял фотограф Проектного института, мужчина лет сорока, а с ним два пацана, которых все звали «Бобиками».

Младшему было 16 лет, ещё «сосунок», он выглядел на четырнадцать и оказался гитаристом. Каждый вечер мы засыпали под его душераздирающие песни:

– Вот я пришёл с мороза, вот я пришёл с пурги, налей вина мне, Роза, люби меня и ты!..

Старшему Бобику исполнилось восемнадцать, и он каждый вечер мотался за 7 километров к любовнице в соседнюю деревню. У неё был муж в армии, скоро дембель, и она каждую ночь мазала Бобика слезами:

– И Вовку люблю, и тебя тоже! Что же мне делать?

Любовница была страстной, да и длинная дорога в оба конца выматывала, так что Бобик днём ползал как сонная муха, тяжело вздыхал, и в перекуры успевал немного подремать.

Фотограф, весёлый мужчина, несмотря на свои физические недостатки – большой горб и плохое здоровье с ним связанное, был заядлым донжуаном, и Наташа, старшая из новоприбывших, каждый рабочий день посещала фотолабораторию в институте. Сейчас они хотели продолжить любовную связь, но наличие двух девчонок им мешало.

В день приезда новеньких, со мною рядом села Оля. Симпатичная и стройная девушка оказалась очень открытым человеком, рассказала, что занимается слаломом, увлекается стихами, и прочитала на память и с чувством несколько стихотворений Вероники Тушновой, о которой я слышал впервые. Одно из них «А знаешь, всё ещё будет!», мне очень понравилось. Я и сам любил стихи, но скрывал это – чтобы друзья на смех не подняли.

Потом Оля доверчиво положила голову мне на плечо и – заснула! Я боялся пошевелиться – слишком близко она сидела, её светлые волосы касались моего лица, а доверчивые девушки всегда пробуждали во мне лучшие чувства, желание защищать и оберегать. Нас сразу потянуло друг к другу, но суперстар Танька ярким светом затмевала всё вокруг…

Тут появилась Галка, увидев, что мы сидим как два голубка, сразу заревновала и пыталась поднять меня на смех, но я сделал такое сердитое лицо, что она не решилась продолжить.

Мы вдвоём с Виктором спали на чердаке, и новоприбывших разместили рядом с нами. Девицы легли в ряд, напротив устроились мужчины, и веселье и анекдоты долго не давали уснуть.

Прошёл день и фотограф начал форсировать события – когда старший Бобик собрался лечь на своё место, ему со смехом указали на постель Ольги! Жанна уже лежала с младшим Бобиком, а Наташа с фотографом. Ольга в отличие от этих девиц была ещё наивной и невинной, и не поняла, что все пять человек играют против неё, и чем эта забава может закончиться…

На следующий день она была грустной и обиженной: Бобик ночью пытался расстегнуть ей лифчик. Но в 18 лет, да ещё летом, самые неожиданные события порой происходят стремительно, а чувства в душе юной девушки разгораются быстро. Ночные разговоры и невинные вначале объятия сделали своё дело – она привязалась к Бобику. Вскоре фотограф достал коньяк, на чердаке был устроен праздник (мы с Виктором не участвовали) и вся компания дружно спаивала Ольгу. Когда Бобик демонстративно начал собираться к любовнице, наивная девушка расплакалась и стала упрашивать парня остаться. Тот сделал одолжение – остался, и лишил её невинности…

Дни текли своим чередом: Жанна сделала мужчиной младшего Бобика, а старший оставил свою любовницу в деревне, но продолжал страдать от бессонницы. Каждую ночь Оля строила радужные планы на всю жизнь, и мечтала о том, как прекрасно всё у них будет, когда они вернутся в город. Видимо, эти разговоры надоели ему, и после колхоза он сразу её бросил…

Спать на чердаке стало трудно, влюбленные пары порой шумели, а иногда выясняли отношения, но работа на свежем воздухе лучше любого снотворного, и мы с Виктором страдали не очень.

Внизу всё было тихо и мирно, никто там даже и не догадывался, какие страсти кипят на чердаке. Приближался день отъезда. Ребята веселились: с нами работал Валька, мальчик шестнадцати лет, футболист Зенита, высокий и симпатичный. Вечерами он показывал девицам трюк: бил по воротам из-за угла дома, и мяч по дуге летел точно в цель. Девушки у него не было, и он ещё ни разу не целовался. Мы решили его разыграть и дружно стали убеждать, что Галка влюбилась в него по уши! Он забыл про футбол, краснел-бледнел и поглядывал на неё украдкой, а она дурачилась: бросала на парня томные взгляды и шумно вздыхая, опускала глаза.

Накануне отъезда, мы вечером пошли на последнюю прогулку по окрестностям посёлка, и ребята стали наседать на Вальку:

– Некрасиво получается – девчонка в тебя влюбилась, места себе не находит, а ты даже попрощаться с ней по-человечески не хочешь!

– А что я должен делать?

– Ну, отведи Галку в сторону, вон за эти кусты, скажи, что она красавица и поцелуй хоть пару раз!

Наивный юноша подходит к девушке, она очень застенчиво опускает голову и покорно идёт за ним. Когда они вернулись минут через пять, Галка вся сияла и с трудом сдерживала смех – Валька подарил ей свой первый поцелуй! Она в долгу не осталась, и провела с ним мастер класс по любимому предмету – урок страстных поцелуев и объятий, – наверно вспомнила своё непутёвое детство. Валька был потрясён полученным опытом и всю остальную прогулку молчал…

Тут я тоже осмелел, решил узнать, а есть ли у меня шанс, и насел на Таньку, пытаясь получить окончательный ответ – остаться для неё только другом мне не хотелось. Подошла её мать, и они вместе начали хвалить Валерку и говорить, какой хороший зять из него выйдет. Это было жестоко, но честно, – дурить мне голову напоследок они не стали…

Прошло много лет, но я не мог забыть Таню, хотя уже понял, что это была просто влюблённость, и попасть под обаяние весёлой и симпатичной девчонки, у которой море поклонников, неискушённому в любви юноше легко. Когда её бывший возлюбленный Валерка дал адрес, я пришёл к ней домой.

Она открыла дверь, но я принял её за мать, которая, как мне сказали, уже давно дружит с зелёным змеем и заливает тоску неустроенной жизни. Этот недуг передался и Татьяне, изменив её облик до неузнаваемости. Возможно, открывая дверь, она надеялась увидеть кого-то из своих пьющих друзей.

– Да, то лето и работу в колхозе помню, но вас – нет!

Она упорно не желала меня узнавать, а тем более приглашать войти. А ведь раньше, после нашего возвращения в Ленинград тем далёким летом, они с Валеркой очень настойчиво звали меня на её день рождения, и были огорчены моим отсутствием. Мучаясь ревностью, я тогда целый день думал: идти или нет, но потом послал поздравительную телеграмму и вычеркнул Таньку из своей жизни…

Но вот прошло время, и я на её пороге, пришёл, чтобы ещё раз пережить свою давнюю влюблённость и радость общения со спортсменкой-красавицей. Но сейчас она не хочет вспоминать то чудесное лето и минувшую юность. Я взглянул на лицо женщины, тщетно пытаясь в последний раз найти хоть что-то, оставшееся от Таньки Польяк, – и вышел на улицу.

Хочешь, верь, или не верь – истина проста, никогда не возвращайся в прежние места…

Дебют юной принцессы

В цирковую студию на улице Правды ходит Славка-слесарь. Ему двадцать три года, атлетически сложен, не пьёт и не курит, а тренируется как каторжный – он мечтает уйти с завода на профессиональную сцену. Один его номер связан с ходьбой на руках и силовыми стойками, а другой он готовит с Ирой, тонкой как тростинка и необыкновенно гибкой, очень симпатичной и стеснительной блондинкой.

Они работают пластический этюд: Славка внизу делает поддержки, а девушка под тягучую восточную музыку податливо гнётся в его руках и принимает красивые и причудливые позы. Их номер называется «Арабески» и всегда нравится зрителям.

Недавно был дебют Иры на большой сцене, и парень пригласил друзей из бригады. Они уже успели «махнуть пива с прицепом», были благодушно настроены и громко хлопали по окончании каждого номера. Но вот объявили: «Пластический этюд Арабески!», и артисты появились в ярких огнях рампы.

Слава вёл за руку девушку, глядя на неё с улыбкой и желая ободрить дебютантку, а она, робко улыбаясь и с затаённым страхом, смотрела в большой зал. Они напоминали пару с картины Пикассо «Девочка на шаре» – сильный атлет в непоколебимой уверенности и хрупкая стройная девочка, балансирующая и готовая упасть в любое мгновение…

Увидев партнёршу Славки, нежную, изящную красавицу, в расшитом зóлотом купальнике и миниатюрной, сверкающей разноцветными блёстками шапочке, по виду – юная и прекрасная принцесса из восточной сказки, его друзья сразу притихли и вспотели от волнения. А когда зазвучала индийская музыка и девочка стала медленно извиваться змеёй, делать вертикальные шпагаты и завязываться немыслимыми узлами, то дружно заскрипели креслами.

Было видно, что сложный номер и яркая красота девушки их захватили, они что-то обсуждали громким шепотом, толкали друг друга локтями, а порой и хихикали. Но Славке было не до шуток – он очень переживал за напарницу, и трепетно следил за каждым её движением, готовый в любую секунду прийти на помощь. Наконец, бережно опустил девушку и с улыбкой выдохнул – слава Богу, всё прошло отлично!

По окончании номера зрители бурно выражали восторг, восхищались прекрасной дебютанткой и поднесли ей цветы. Лицо девочки раскраснелось от смущения, а глаза блестели от слёз радости. Ещё никогда она не была так хороша! Аплодисменты Славкиных друзей были оглушительными…

Сойдя со сцены, разгорячённый и весь мокрый от пота, Славка вывел их в коридор и начал пытать:

– Ну, как вам наш номер? Я хорошо смотрелся? А как вам Ирка, здóрово гнётся? Красавица – небось, таких раньше и не видели! Да хватит молчать, вы что, языки проглотили?

Друзья немного помялись, было видно, что у них есть вопрос, но они стесняются его задать. Наконец, самый бойкий спросил:

– Послушай, Славка, а что ты чувствовал, когда крутил девчонку в руках, о чём думал в этот момент?

По устремлённым на него лицам, парню стало ясно, о чём они думали, и что они чувствовали во время номера.

– Да думал только об одном – как её не уронить!

Да, профессионального разбора выступления не получилось. Славка тяжело вздохнул и вернулся к напарнице. Она ждала его за сценой, держа в руках большую охапку цветов, и её милая мордашка сияла от счастья…

Первая любовь

Недавно, поздним осенним вечером, я пришёл на работу сменить кочегара Юру. Он только что вышел из душа и готовил обед. У него после долгих лет зоны периодически гастрит обостряется, и бывший зек каждый день варит суп – когда трезвый. Вдруг ввалился Лёха-форточник, он приходит, когда начальства уже нет. Да не пустой: из каждого кармана пальто и из-за пазухи бутылки вина торчат! Юра сразу взбодрился, забыл про гастрит и побежал мыть стаканы. Я сказал, что пить не буду, но его это ни капли не огорчило, а совсем наоборот – весьма обрадовало!

Видно, радость кочегара была чрезмерной и даже на расстоянии передалась: в котельную заскочил Генка-слесарь, весь больной после вчерашнего:

– Выручайте – трубы горят! Плесните грамулю…

Денег у него никогда нет, но здесь традиция: друзьямхалявщикам «плеснуть двадцать капель». Ему сразу плеснули, чтобы отстал и под ногами не путался. Налили на самое донышко стакана, и он, запрокинув голову, долго сидел с закрытыми глазами, тихонько шевеля языком, причмокивая и смакуя момент. Наконец, вино полностью растворилось во рту.

– Спасибо братва! От смерти спасли, – и он чуть не прослезился.

– Да у тебя вечно край и каждый день сушняком маешься, – ответил Юра. Повернувшись к слесарю спиной и опрокинув уже по третьему стакану, они с Лёхой ударились в воспоминания. Говорил в основном кочегар, а из форточника каждое слово надо клещами тянуть. Он привык тихушничать, пройдёт рядом – и не заметишь. А если что-то дельное лежит, то после его появления как будто ничего и не лежало…

Юра вспомнил свою первую любовь – он когда «махнёт» всегда за неё говорит. Видимо, с годами стал сентиментальным.

Тут его отвлекла Лёхина сетка-авоська, и он, не торопясь и со знанием дела оглядел её.

– Знатная у тебя сетка, воровская. В неё можно целую бочку с огурцами запихать.

Лёха молча и согласно кивнул, и любовная история потекла дальше.

– После ремесленного я пошёл на завод, и влюбился в малолетку-проститутку. Худенькая блондиночка – я таких красивых и весёлых девчонок не встречал. Они с матерью жили на Лиговке в огромной коммуналке, и зарабатывали на отдельную квартиру. Мать брала с клиентов дёшево, но за дочку – вдвойне! Она даже в школу не ходила. Я все деньги милашке относил, и мечтал о том, чтобы она бросила эту работу и вышла за меня. Но для этого надо было много денег, вот я и пошёл первый раз на дело – но загремел, а когда вернулся, то её уже не нашёл…

– Красотка-то, выходит – роковой оказалась. А ты, Юра, за любовь пострадал? – спросил я с улыбкой.

Рассказчик медленно опрокинул очередной стакан, слегка качнулся и утёр рот рукой. Потом немного помолчал и, тяжело глядя на меня исподлобья, ответил: – За любовь…