Текст книги "Азарт простаков"

4

По пути домой Влекомов купил «Аргументы плюс факты», многоуважаемый, как чеховский шкаф, еженедельник. Всё на местах – проблемная статья В. Костюкова, медицинский раздел – лечение чего угодно от чего угодно препаратами и аппаратами – от тупоумия до импотенции. Впрочем, не исключено, что эти недомогания тесно связаны.

А вот – здрасьте! – Макс фон Ригель с тем же призывом не стесняться, заказывать денежку в размере трёхсот тысяч рубликов.

«А+Ф» рекламирует жуликов? Ведь такое мероприятие не может не быть жульничеством! Но раз уж такая серьёзная реклама, значит, народ покупается! Но на что? На что покупается?!

Загадку отгадают все, кто чуть выше дебильного уровня. Десять процентов самых отсталых из них пошлют свои отгадки. А откуда возьмутся денежки заплатить хотя бы одному из наивнюков? Надо выдоить остальных!

И хоть известно – дураков нам не жалко, но и мошенников не жалуем. Кроме Остапа Бендера. Надо выявить их тактику и – разоблачить! Поймаю на живца! Пусть живцом буду я!» – размышлял Влекомов.

И он сделал этот шаг. Шаг самопожертвования.

Ответ пришёл быстрее, чем ожидалось. После россыпи комплиментов клиенту и самому себе Макс фон Ригель предлагал приобрести за скромную плату амулет, гарантирующий практически вечное блаженство.

– Ага! – обрадовался Влекомов. – Вот он, источник обогащения этого «фона»! Как простенько!

Даже неинтересно.

И Влекомов успокоился. На три дня. Ибо на день четвёртый он получил ещё одно письмо, от какой-то фирмы. Его называли победителем и предлагали дать согласие на получение тех самых трёхсот тысяч. Надо ещё только заказать что-нибудь из прилагаемого каталога.

Влекомов прибалдел – победитель?! У них там лотерея какая-то? Он их неправильно понял? Он повертел в руках конверт – что это внутри напечатано петитом?

Оказалось – самое главное. При помощи лупы (очки спасовали) удалось узнать, что победителем именуется любой, кому фирма высылает каталог. То есть каждый, кто имел неосторожность послать фон Ригелю отгадку.

Процентов двадцать, прикинул Влекомов, разорвут, как я, конверт и узнают, что «победитель» – каждый. Из остальных восьмидесяти процентов двадцать – тридцать могут сделать заказ в надежде на удачу. Цены в каталоге завышены – так что прибыль фирме обеспечена. Он почему-то подумал об Эмилии.

Не зря подумал – она тоже получила такое же письмо. И уже витала в облаках. Победительница! Вот закажет сейчас… эту занавесь для кухни… нет – пароварку, она нужнее. Эх, дороговата… Ладно, пароварку! Триста тысяч ведь скоро заплатят! И ещё подарок добавят – телевизор за то, что пароварка дорогая! Вот так, Влекомов, Фома неверующий!

Эмилия тихо засмеялась. Можно будет за границу съездить. В Германию, на прародину отца. С Влекомовым? Ну-у… Можно и с ним… Он по-немецки немного разговаривать может… Но ехидный он, доведёт своим языком до кипения или другого греха.

Тогда, может, с Ленкой махнуть? Только чтобы она не знала, откуда вдруг денежки взялись. Не то – слопает! Не её выбрали!

Нет, всё же лучше с Влекомовым. Денежек у него, правда, негусто, но так и быть, поделимся. Впрочем, время ещё есть, надо подумать. Главное – судьба ей улыбнулась! И не криво, как обычно. А во весь рот! «И, полагаю, заслуженно», – подвела Эмилия промежуточный итог своих размышлений.

Каждый в душе считает себя достойным большой удачи. Большой любви. Большой зарплаты. Большого… А имеет – чем бог наградил.

А Ленка тем временем времени не теряла. И предложение Макса фон Ригеля её перестало интересовать. Вот так-то. Нет, она не отказалась бы от трёхсот тысяч рубликов, но вырисовывалась более манящая перспектива.

Человеку свойственно в стремлении к большому идеалу попирать более мелкие. Вспомните строительство коммунизма и капитализма.

На горизонте, как авианосец на морской глади, вырастал большой идеал. В облике небольшого, но плотного мужчины с небольшой, но плотной щёточкой усов. На верхней губе, естественно.

Да, он был вдвое мельче недавно осчастливленного и покинутого Жоры, но – в десять раз крупнее по валютному курсу. Попросту говоря, это вам не дворник, а капитан дальнего плавания.

Хотя очень часто идеал велик на удалении, но скукоживается при приближении. Вспомните, опять же, строительство коммунизма, да и капитализма…

Хорошо иметь много друзей. Пусть даже подруг. Вот пошла на масленой на внезапную свадьбу к Ляльке Крутогиной, тоже подружке с незабвенных профкомовских времён. Подруге удивительной – до сорока шести лет не сумевшей побывать замужем. Хотя бы разок. И это при нормальной, пусть и не выдающейся, внешности и тихом нраве.

Единственная дочь одинокой матери. Таких называют домашними девочками.

Вообще-то таких домашних Ленка недолюбливала: многими комплексами страдают. Но Лялька была девкой простой, без комплексов, без подвоха. Отец умер, когда ей было девять лет. А любимая мамочка, испугавшись одиночества, стала дочку всячески оберегать от лиц противоположного пола и, главное, от замужества. И вообще – от мужиков, от беременности и прочих излишних хлопот.

Ляльке, правда, удалось тайком лишиться невинности и даже пару раз сделать аборт, но в остальном маме перечить не смела.

В прошлом году маму призвал Господь, и Лялька осталась одна в трёхкомнатной квартире.

Её зарплата на нынешней работе – менеджер торгового зала в супермаркете – при всей многозначительности названия должности не соответствовала занимаемой жилплощади в условиях непрерывного совершенствования работы ЖКХ.

Да, большинству граждан, чтобы стать скромнее, надо брать пример со своей зарплаты.

И, глядишь, привела бы Лялька свою жилплощадь в соответствие со своей зарплатой с помощью добрых людей, той же подруги Елены Николаевны, к примеру, да недосмотрела Ленка за младшей подругой, утратила бдительность.

Вокруг Ляльки закрутился некий Пейсахович, по должности – отставной майор милиции, в душе – поэт. А менту-поэту взять под контроль женскую душу вместе с сопутствующими материальными ценностями – что два привода совершить. Второй из которых – в загс.

Тем более органы нежных чувств у женщин – уши. Вот в них Пейсахович и напевал настолько умело, что через три недели осуществил добровольный привод Ляльки в известное матримониальное учреждение с последующей пропиской новобрачного в её трёхкомнатной.

Не все подруги Ляльки были веселы на этой свадьбе – часть из них уже лишилась мужей и не имела пустующих трёхкомнатных квартир. Но оказался там один невзрачный мужичок, приятель жениха. С усиками. После третьей рюмки стал слегка заикаться.

Никто на него внимания и не обратил, но все дамские ушки навострились, когда он произносил тост:

– Мы, моряки, особо ценим тихие семейные гавани, где нас ждут верные подруги. Не у всех нас имеются такие гавани, к сожалению. Я рад, Боря, что ты обрёл её!

– Кого он имеет? – переспросила насторожившуюся Елену присутствующая общая подруга Лидочка. – Гавань? Или… А у него чё – нету? А кто он – полковник?

Елена косо взглянула на лоснящуюся после подтяжки круглую щёку подруги, с удовлетворением отметила – на арбуз похожа стала, вспомнила: так толком и не расспросила об операции, точнее – не слушала, что молола Лидка, на Жору тогда глядела. Толкнула локтем в бок:

– Тихо! Дай умных людей послушать!

Лидкино лицо не отреагировало натянутой кожей, только выпученными глазами. Но если бы Елена была тогда внимательней, её опасения насчёт подругиных намерений удесятерились бы.

Лидочка в прошлом году провернула дельце, которое самой Елене не снилось. Нет, если по-честному – снилось! Но чтобы – наяву! Да в исполнении бывшей заместительницы – это уж слишком!

Использовав старые связи, Лидочка достала путёвку в подмосковный санаторий министерства обороны. Оборона-то стала проницаемой не только в отношении границ и разных технических секретов. И не только для всяких агентов, но и для ищущих дам.

Вот Лидочка и оказалась в одном из бывших элитных бастионов воинского здравоохранения.

Третий год она пребывала в разведёнках, не по своей воле, а значит – при своей боли. У Кольки – кризис запоздалого среднего возраста, а ей одной теперь мучиться? Вот и пошла Лидочка на штурм здравоохранительных бастионов.

Думала, она одна такая хитрая, а на аллеях парка прекрасного Истринского санатория шпалерами выстроятся одинокие генералы и полковники. Как бы не так! Шпалерами стояли одинокие разновозрастные дамы – и стройные, и сдобные, и интеллигентные, и не слишком, но все – с ищущими взаимопонимания взорами.

А слабый, вымирающий пол представляла кучка кавалеров преклонного возраста и многочисленных наград. Многие кавалеры украшали своими заслуженными наградами свои не менее заслуженные пиджаки и кители, представляя их на всеобщее обозрение к завтраку, обеду и ужину.

Даже возникло подозрение – не спят ли в них?

Лидочка, призадумавшись – не совершила ли стратегическую ошибку с этим санаторием, пришла к выводу – утро вечера мудренее, и стала по утрам выходить на разминку. Догадалась: самые бодрые из отставников блюдут себя с утра. Но только до вечера, понадеялась Лидочка.

И точно: многие совершали пробежки, прогулки, разминки. Из них самые бодрые, конечно, пробежечники. Лидочка прокралась к ним поближе. Даже сама метров пятьдесят протрусила.

Устала, перешла на шаг. Приметила: вон тот статный, вроде и не очень старый и бежит резвенько. Интересно, в каком номере проживает?

На следующее утро Лидочка была на посту и даже протрусила целых сто метров. Горизонт был чист. Лидочка в недоумении остановилась.

– Устали? – раздался сзади вопрос, и статный отставник, не останавливаясь, просквозил мимо. – Только не останавливайтесь, переходите на шаг! – добавил он, обернувшись. И вдруг сам остановился: – Вам, девушка, рановато так быстро выдыхаться! А ну, давайте за мной! Я сбавлю…

И Лидочка, высунув язык, припустила за отставником, гадая: полковник или генерал?

С того дня встречи стали традиционными и не только утренними оздоровляющими. Хотя оздоровление случается не только по утрам.

Проживал Георгий Фёдорович в двухкомнатном люксе. Ходил в штатском. Ездил в Москву на своей «Волге», но не старой, а на новенькой, с кондиционером и прочими тюнинговыми наворотами.

Заинтригованная Лидочка не любопытствовала – чуяла: нельзя! Сдерживалась, подвергая душу свою мучительной пытке неудовлетворённого любопытства.

А для женщины сдерживать любопытство – тяжелее, чем рожать.

Зато какое может быть вознаграждение! Вечером в пятницу состоялся большой вечер. Зал был полон дамами, не смирившимися с годами, и мужчинами в отставке, смирившимися не только с годами, но и с дамами.

Лидочка, как и было условлено, ждала своего кавалера у второй колонны от входа. Он появился и направился к ней. Но не дошёл. Его перехватили у первой колонны сразу три восторженных дамульки с неувядаемыми «бабеттами» на неостуженных головах.

Лидочка возмутилась и раздвинула их плечом, привычным к транспортным давкам. И остолбенела. На груди Георгия Фёдоровича сияли две звезды Героя Советского Союза.

«Двоится!» – уверила себя Лидочка и тряхнула головой. Количество звёзд не уменьшилось.

– Извините, меня ждут! – услышала она, и его рука взяла её за локоть.

Взгляды разочарованных дамулек придирчиво сканировали её фигуру, платье, причёску, туфли и, казалось, даже бельё.

Лидочка почувствовала прилив сил, уверенности и наглости. Вздёрнув носик, выгнула спину, как Плисецкая (ну, почти), и гордо зашагала в круг под руку с дважды Героем. Ощущая себя героиней.

– Хочу сделать тебе подарок, – сказал он в последний день, когда они лежали в его люксе. – Съездим в Москву, может, выберешь что-нибудь в ювелирном?

– Спасибо, – скромно ответила Лидочка, – мне ничего не надо.

– А мне очень хотелось бы тебе подарок сделать, – настаивал он. – Подумай!

Лидочка думала не более минуты:

– Знаешь, я бы подтяжку сделала… Как считаешь?

– Для меня ты и так молодая, – усмехнулся Георгий Фёдорович. – Но хочешь – делай! Выбери клинику, пусть она мне вышлет счёт на Совет ветеранов. Сейчас я тебе реквизиты дам.

И – оплатил! Совет ветеранов без совета с ветеранами, думается.

Вот с тех пор Лидочка и перестала улыбаться – пластические хирурги перестарались.

А в тот вечер Елена блокировала все подходы к усатенькому капитану.

Капитан оказался перспективным: разведён, из детей – только дочь, благополучно проживающая замужем в Соединённом Королевстве. В коем оказалась не благодаря какой-либо папиной помощи, а благодаря собственному азарту в дамском мордобое.

Этот вид спорта ранее даже в неофициальном статусе встречался редко. Обычно – в коммунальных квартирах. А ныне уже стал олимпийским.

На одном из международных личикобоев (рука не поднимается повторить ранее использованный термин) Оленька произвела неизгладимое впечатление на английского судью-полицейского. Развитие матримониального процесса было молниеносным: задержание, препровождение в СК (Соединённое Королевство, а не Следственный комитет), предъявление официального обвинения, пардон – объяснения в любви, и – приговор: пожизненное заключение брака.

Юрий Афанасьевич, капитан, иногда получал свидания с дочкой, не в зависимости от её поведения, а в зависимости от порта назначения. Кстати, не так уж редко. А дочка тоже стала британским кокни и, кажется, подумывала о помиловании – о разводе.

Юрий Афанасьевич был, правда, не питерский – череповецкий. Но это, может, и к лучшему.

Зато – по морям, по волнам и по заграницам. Очень может пригодиться!

Это, так сказать, направление главного удара Елена сейчас усердно разрабатывала. Пока капитан не отвалил от стенки (в данном случае подразумевается морской термин, хотя в обыденном смысле он тоже предпочитал спать у стенки – видимо, в родном порту оба понятия сливались в одно).

Уж больно коротки бывали интервалы между рейсами. Только человек к суше присохнет (если просохнет) – и гудок!

Прощай, нормальная жизнь! Здравствуй, романтика! Романтика морских просторов, штормов, шквалов и авралов, а также зарубежных портов и барахолок.

Последнее слово на букву «б» напомнило о романтическом посещении заведения на ту же букву – борделя в Гамбурге.

Тогда молодого второго штурмана старые морские волки сводили на экскурсию в указанное заведение, где за небольшую плату можно было в маленькие дверные окошечки полюбоваться на незанятых кошечек. Войти не позволяли чувства ответственности и экономии.

Зато зайти в бар те же чувства позволяли – и до, и после борделя. До – для храбрости, после – от переполнивших душу дополнительных чувств. Штурман сухогруза декларировал себя как знатока немецкого языка. У стойки бара он вступил в переговоры с барменом посредством размахивания руками и, видимо, удручённый непонятливостью того, вдруг заорал:

– Нихт шиссен! – исчерпав свой немецкий словарный запас.

Публика, услышав это «Не стрелять!», повалилась на пол. Посетители борделя смылись на свой сухогруз.

Капитан ушёл на зов морской романтики, оставив Елене доверенность на получение своей зарплаты, точнее – оклада. Но и в этом тоже была своеобразная романтика – перспектива семейных отношений.

Это вам не фон Ригель с его посулами и каталогами дешёвых товаров по дорогой цене.

5

Весна – обольстительная и обманчивая девица. Стоит только распалиться – у неё смена настроения. Глупейшее, скажу вам, поведение.

Вот и в этом году весна успела побаловать доверчивых граждан своей очаровательной улыбкой – тремя жаркими солнечными днями. Доверчивые граждане стали поспешно разоблачаться, словно кавалер, возомнивший уже себя любовником при виде дивана своей ветреной подруги. А настроение их – весны или подруги – поменялось, и приходится натягивать шубу или штаны.

Влекомов, скользя по вновь замёрзшим лужицам, ругал легкомысленную весну так же пылко, как и три дня назад за лужи на тротуарах. Может, не знал, кого следует ругать?

Нет, знал, что Илья-пророк, управляющий небесными стихиями, скорее прислушается к критике, чем служба ЖКХ.

– Нас продали! – воскликнул Влекомов, войдя к Эмилии.

– Сколько за тебя дали? – заинтересованно откликнулась она.

– За меня – ни гроша! – честно признался Влекомов.

– И я бы… – начала Эмилия, но поостереглась. – В придачу к кому-то, что ли? А его почём?

– Не знаю точно, за два или три миллиона – но чтобы духа моего там не было!

– За твой дух – три миллиона рублей?! – изумилась Эмилия.

– Не рублей, а долларов! – возмутился Влекомов. – И не за дух, а чтобы духа не было! В течение месяца! За площадь заплатили!

– Ты что, квартиру продал? – вспыхнула Эмилия. – Учти – я тебя к себе не пущу!

– Дурь старая! – простонал Влекомов. – Как тебе такое в башку придёт! Кто мне три миллиона долларов за мою однокомнатную даст?

– Сам дурак! – отреагировала Эмилия. – А за что тебе дали?

– Так, объясняю! – неожиданно успокоился Влекомов. – Во-первых, я говорю «дурь», а не «дура». А это – громадная разница! Во-вторых, по шее мне дали бесплатно. А два или три миллиона долларов банк «Потёмкинский» заплатил за наше здание на Торжковской. За наш «Жёлтый дом на Чёрной речке». Красивое здание площадью десять тысяч квадратных метров в престижном районе! Кошмар!

– А сколько надо было заплатить? – прежним невинным тоном осведомилась экс-супруга.

– В советские времена балансовая стоимость нашего здания составляла два миллиона рублей. Это я знаю, как бывший зам по науке Валентина Алексеевича Фролова, бывшего начальника нашего «ЖД на ЧР». Но тогда моя кооперативная квартира общей площадью тридцать пять квадратных метров стоила пять тысяч рублей. А сейчас стоит восемьдесят тысяч долларов. Соображаешь?

– Да! – твёрдо ответила Эмилия и нетвёрдо добавила: – Нет…

– Займёмся арифметикой! – предложил Влекомов. – За прошлую стоимость нашего «Жёлтого дома» можно было построить четыреста однокомнатных кооперативных квартир. За его нынешнюю продажную – ох, продажную! – стоимость – менее сорока! Усекла?

– А что это так? – обиделась Эмилия. – Что ж ваше предприятие так продешевило?

– Ты сама как думаешь? – поинтересовался Влекомов.

– Что мне думать! Это вы должны были думать! – гордо ответила Эмилия. – А на сколько зарплат вам хватит этих миллионов?

– Раскатала губу! – усмехнулся экс-супруг. – Эти деньги не наши. И здание не наше. – Он вздохнул. – Оно принадлежит нашим московским хозяевам, которых мы, рядовые сотрудники, толком и не знаем. Это вроде АО «Росэлектроника» и государство, отдавшее свою долю акции в управление той же «Росэлектронике». Мы же теперь открытое акционерное общество – ОАО. Только в свободной продаже наших акций нет – враги, чего доброго, скупят. И ещё такая схема позволяет государству не заботиться о финансировании ЦНИИ «Фотон» и ему подобных. Выживут – слава богу! Подохнут – тем более! А между прочим, великих государств без собственной электроники не бывает!

– Россия всегда была и будет великим государством! – неожиданно и гордо изрекла Эмилия.

Влекомов, приоткрыв рот и склонив головку набок, разглядывал её. Она продолжала накрывать на стол. Этот рефлекс автоматически включался у неё при появлении экс-супруга.

«Моя выучка!» – с гордостью, практически не отличимой от самомнения, подумал он. Но оставить последнее слово за ней было выше его сил.

– Да кто стал бы с нами разговаривать, если бы не оборонные заначки, сделанные Советским Союзом! – пылко воскликнул он.

Эмилия промолчала – пылкость Влекомова её настораживала ещё с супружеских времён.

– Ждут, пока оружие подгниёт, а население подвымрет – тогда и возьмутся за разделку туши! – провоцировал он.

– Ты водку будешь или коньяк? – заботливо поинтересовалась Эмилия.

– Всё равно! То же, что и ты! – заглотил он наживку.

Глобальный вопрос был закрыт ввиду неотложных дел.

Только во втором тайме – после оприходования первой половины бутылки – Эмилия рискнула поинтересоваться:

– А тебя теперь куда денут?

– На главную площадку, на Тореза, напротив Сосновки, – буркнул Влекомов. – Ближе к руководству!

– Это плохо? – удивилась она.

– А то! – усмехнулся он. – От близости к руководству выигрывают только подхалимы и секретарши. Ты же знаешь!

До их знакомства Эмилия была секретарём главного конструктора одного из филиалов известного не только в подводных кругах КБ «Рубин». А в милицию пошла через год совместного проживания с Влекомовым. С заявлением – но не жалобным, а о приёме на работу.

Пока Эмилия тихо розовела, Влекомов призадумался о судьбе своего «Жёлтого дома».