Текст книги "Кинокосмос. Псовые в мифах и легендах народов мира. Популярная энциклопедия"

Кавахл

Кавалл, Кабал. Любимый пёс короля Артура.

Кавахл[184]184
  Не путать с одноимённым псом Севулха, принимавшим участие в охоте на вепря Турха Труита.


[Закрыть], с которым король Артур никогда не расставался, был сильным, умным и храбрым псом.

Не было ему равных на охоте. Несмотря на то что король спускал его со сворки всегда последним, он легко обгонял остальных собак и быстро и умело направлял зверя на охотника.

Участвовал Кавахл и в знаменитой охоте на Турха Труита (см.: Дридвин). Об этом, в частности, сообщает Ненний в своей «Истории бриттов» (IX в.).

«Есть ещё диво в области, которая называется Буелт; там находится груда камней, и поверх этой груды поставлен камень со следами собачьих лап. Когда Кабал, пёс Артура воина, гнался за вепрем Тройнтом[185]185
  Турхом Труитом.


[Закрыть], он оставил на камне следы своих лап, и Артур сложил груду камней, возложив на неё камень со следами своего пса, и эта груда носит название Карн Кабал. Люди приходят сюда и уносят упомянутый камень, но по миновании дня и ночи камень снова оказывается поверх этой груды»[186]186
  Ненний. История бриттов. (Пер. А. С. Бобовича.) В кн.: Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М., 1984. – С. 192.


[Закрыть]. (Окаменевшие следы мифологических собак можно встретить и в Австралии, см.: Людоеды. Чцрунир).

Однако подлинную славу легендарный пёс Артура стяжал в сражении с могучим Аскитарвином Пенбайтом – огромным диким кабаном, невероятно мощным и злобным. Без его клыка не могла состояться свадьба царевича Килуха и прекрасной Олвен – таким было условие великана Испатадена Пенкаура, отца Олвен. Вышеупомянутый Аскитарвин Пенбайт к тому времени уже успел погубить множество охотников и собак, пытавшихся сделать его своим охотничьим трофеем. И только бесстрашный Кавахл в отчаянной схватке одолел свирепого вепря и повалил его наземь. А подоспевший рыцарь Kay метким ударом топора по голове добил кабана и вырубил из его пасти вожделенный клык.

Как видим, в легендарной истории собак Кавахл оставил заметный след, и не только каменный.

Калила и Димна

Шакалы, братья, персонажи одноимённой книги.

Прежде чем появиться в книге «Калила и Димна», автором которой является персидско-арабский писатель VII – VIII вв. Ибн аль-Мукаффа, шакалам пришлось проделать долгий и извилистый путь.

Родом они из Индии. Звали их там Каратака («ворон») и Даманака («укротитель»). Обитали они на страницах «Панчатантры» («пятикнижия») – сборника басен, притч и назидательных рассказов, составленного, как говорят, около 300 г. н. э. в Кашмире неким вишнуитским брахманом. Часть басен о людях и животных была им взята из индийского фольклора.

И вот однажды персидский царь сасанидской династии Ануширван Справедливый (531 – 579) отправил в Индию молодого лекаря Бурзое с наказом добыть хранившуюся в сокровищнице индийских царей книгу мудрых назиданий. Бурзое блестяще справился с поручением: с помощью различных ухищрений он не только получил доступ к вожделенной рукописи, но и снял с неё копию. Вернувшись на родину, Бурзое перевёл привезённый текст «Панчатантры» на бытовавший тогда в Иране язык пехлеви.

Совсем скоро, в VII веке, Иран захватили арабы. Они принесли в страну другую веру (ислам) и другой язык. Арабское завоевание нанесло непоправимый ущерб духовной культуре и книжному богатству Ирана. Многие рукописи были преданы огню, а уцелевшие оказались в забвении и погибли от времени. Не дошло до нас и произведение Бурзое. К счастью, нашёлся человек, которого интересовало литературное наследие ушедшей сасанидской эпохи. Это был перс-зороастриец Рузбех сын Дадое, который уже будучи взрослым принял вместе с исламом и новое имя – Абдуллах Ибн аль-Мукаффа. Он-то и перевёл на арабский язык не дошедшую до наших дней рукопись Бурзое. Поскольку в пехлевийском письме не было гласных, а звуки р и л обозначались одним и тем же знаком, то под каламом аль-Мукаффы шакалы Каратака и Даманака превратились в Калилу и Димну, и дали название всей книге[187]187
  Калила и Димна… С. 9.


[Закрыть]. Перевод аль-Мукаффы был выполнен в лучших традициях арабской стилистики и вскоре завоевал широкую популярность не только в Иране, но и далеко за его пределами.

В конце XI в. Симеон сын Сифа перевёл «Калилу и Димну» на греческий язык, назвав книгу «Стефанит и Ихтилат». С греческого её перевели на старославянский. А в начале XII в. рабби Ноэль сделал перевод на древнееврейский, который, в свою очередь, был переведён на латынь Иоанном Капуанским. С латинского это произведение было переведено на многие западноевропейские языки. Но, пожалуй, самое интересное заключается в том, что выполненный в XII в. персидский перевод книги, пройдя в течение нескольких веков через руки разных переводчиков-сочинителей и получив новое название «Светила Канопа»[188]188
  Канопа – Канопус, главная звезда южного созвездия Киль; на Востоке считали, что она приносит счастье.


[Закрыть], попал в Индию. Таким образом, проделав многовековой и многотысячекилометровый путь по культурным просторам Евразии и Северной Африки, шакалы Каратака и Даманака под именами Калила и Димна вернулись на свою родину. Произошло это в XVI в. во времена правления Великих Моголов.

Хотя книга аль-Мукаффы называется «Калила и Димна», шакалам в ней посвящены всего лишь две главы из семнадцати. Зато эти главы – самые большие, они занимают почти треть всего объёма книги. Итак…

Однажды некий индийский купец вместе со слугами отправился в дальние края по торговым делам. По пути им встретилось топкое место, и один из быков, по кличке Шатраба, увяз по брюхо в грязи. Ценой неимоверных усилий удалось вытащить быка из болота. Однако он был так изнурён, что купцу пришлось оставить возле него одного из слуг, чтобы тот подождал, пока бык поправится, а затем пригнал его хозяину. На следующий день ленивый слуга оставил быка на произвол судьбы и, догнав торговца, с притворным сожалением сообщил ему, что бык околел. А бык ещё пару дней отлежался, набрался сил и побрёл куда глаза глядят. Вскоре ему попался большой луг с сочной травой и удобным водопоем, и он там остался. Шло время. Шатраба окреп, разжирел и от избытка сил стал часто и громко мычать.

«Поблизости же находился лев, царь этой области, и с ним много диких зверей: волков, медведей, шакалов, лисиц и других животных. Лев был тщеславен, нетерпим в мнениях, а мнения его были несовершенны. Когда он услышал мычание быка – а он никогда не видел его и не слышал рёва его раньше – то испугался, но, не желая, чтобы это заметило его войско, он остался на своём месте и не двигался. Среди находившихся при нём зверей были два шакала, одного звали Калила, а другого Димна, и оба они были опытны и хитры. Димна был злее душой и более наблюдателен во всём. Лев же не знал их. И сказал Димна Калиле:

– Что думаешь ты, о брат мой, о льве, который остаётся на одном месте, не двигаясь и не выказывая живости, как бывало раньше?»[189]189
  Здесь и далее цитаты из кн.: Калила и Димна. М., 1957.


[Закрыть]

Калила ему ответил:

– Что тебе до этого? Нас это не касается. Мы с тобой обитаем у ворот царского дворца и там находим себе пропитание, так что негоже нам судить о речах и поступках царей.

Димна ему возразил:

– Знай же, не всякий приближающийся к царям, делает это ради своего живота, ибо утробу можно набить везде. Нет, он ищет высокого сана и положения на радость другу и на зло врагу. Доблестного возвышает доблесть, а человек низкий всегда будет прозябать в нищете и забвении. Давай же искать себе положения, сообразно нашим силам и возможностям.

– Что же ты задумал? – спросил его Калила.

– Я хочу приблизиться к царю и втереться к нему в доверие, я хочу изучить его нрав и проникнуть в его желания. А затем с помощью лести, сладких речей и мудрых советов я намерен получить высокий сан, чтобы насладиться плодами царской милости.

– О брат, – сказал ему Калила, – я должен предостеречь тебя от царской ласки, ибо она – великая опасность. Недаром мудрецы говорят, что на три вещи отваживается только безрассудный и спасаются от них лишь немногие – это дружба с царём, питьё яда для пробы и доверие тайн женщинам.

– Ты, конечно же, прав, брат. Но кто не бросается на опасности, тот не достигает желанного. «О трёх вещах сказано, что не выполнить их никому иначе, как при помощи высоких мыслей и большого риска; таковы – труд царя, морская торговля и битва с врагом. Про мужа, совершенного доблестью, сказано мудрецами, что ему следует быть лишь в двух местах, а другие – не приличествуют ему: это либо быть осыпаемым милостями у царей, либо уединившимся с благочестивыми».

– Ну что ж, – вздохнул Калила, – да окажет тебе содействие бог. Но знай, я не разделяю твоих намерений.

И вот Димна предстал перед грозным царём. Упав на живот, шакал вкрадчивым голосом произнёс, что даже самая ничтожная тварь может оказать услугу великому царю, а тем более животное, умеющее различить пользу и вред, и что «царю подобает каждого человека возводить в сан сообразно той доброжелательности, разуму, пользе и благовоспитанности, которые он у него найдёт «…Ещё долго журчал сладкий голос шакала, ещё долго его витиеватая, цветистая речь, усыпанная мыслями мудрецов и восхвалением царских достоинств, ласкала слух льва.

Выслушав Димну, лев пришёл в восторг; он решил, что тот доброжелателен и умён и приблизил его к себе.

«Войдя в дружбу со львом, Димна сказал ему раз наедине:

– Я вижу, что лев остаётся уже долго на этом месте, не трогаясь с него. Почему это?

Лев сказал (а он не желал, чтобы Димна проведал про его трусость):

– Тут нет какой-нибудь особой причины.

Во время их беседы вдруг заревел бык сильным рёвом. Лев заволновался и поведал Димне то, что было у него на душе. Он сказал:

– Я не знаю, что это за голос, который я слышу. Во всяком случае, думаю я, тело обладателя его соответствует его голосу, а сила соразмерна его величине. Если это всё так, то здесь нам не место.

Димна сказал:

– Не тревожит царя ещё что-нибудь кроме этого голоса?

Лев сказал:

– Кроме него меня ничто не тревожит.

Димна сказал:

– Недостойно, чтобы заставлял царя покинуть его место этот голос… И если царю угодно, то пусть он пошлёт меня к этому голосу, а сам останется на своём месте, пока я не возвращусь к нему и не сообщу вести о нём».

Лев согласился, и Димна пошёл туда, где ревел бык. А трусливого царя стали одолевать всякие страхи и сомнения и он не мог найти себе места. Но вот появился шакал и доложил:

– Я видел быка, это его мычание раздаётся вокруг.

Лев спросил:

– Какова его сила?

– У него нет мощи, – ответил шакал. – Пусть царь нисколько его не страшится. Если царь пожелает, я приведу этого быка, и он станет послушным царским рабом.

Лев обрадовался и промолвил:

– Ступай и сделай, как сказал. Я желаю этого.

Димна вернулся к быку и передал ему повеление льва.

– А кто такой лев? – спросил Шатраба.

– Это царь над всеми животными, и у него огромное войско.

Бык испугался, но, получив заверения в полной безопасности, последовал за шакалом к царю.

И вот Шатраба предстал перед львом. Он подробно рассказал, каким образом попал во владения льва, и царь зверей заверил его, что будет относиться к нему с почётом и уважением. Обрадованный бык призвал на царя благословение, воздал ему хвалу и остался у него.

Лев приблизил быка к себе, а обнаружив в нём рассудительность и ум, доверил ему государственные тайны и часто с ним советовался. «И чем дольше жил у него бык, тем больше проникался лев к нему восхищением и любовью и приближал его. Так что стал бык отличенным у него по сану пред всеми друзьями его.

Когда Димна увидел, что лев наделяет вниманием своим быка больше, чем друзей, что бык стал другом льва в его одиночестве, беседах и развлечениях, воспылал он к нему завистью, дошедшей у него до высшей степени». Он пожаловался своему брату Калиле и сказал ему:

– Лев перешёл все границы в своих отношениях к быку, он помутился разумом и возбудил против себя всех своих близких. Теперь я только и думаю, как мне вернуть тот сан, который занял бык, и не нахожу другого средства, как устроить против него козни, чтобы он лишился жизни.

Калила ему ответил, что не видит никакого греха в том, что бык занимает столь высокое положение, а затем спросил:

– Как же ты думаешь одолеть быка, ведь он намного сильнее тебя?

– Не смотри, что я ничтожен и слаб, – сказал ему Димна. – Не всегда дела вершатся в соответствии с силой или слабостью, часто хитрость приводит к тому, к чему не приводит и сила. Бык, действительно, крепок и опытен, но он мне доверяет, и это его погубит.

Несколько дней шакал не появлялся у льва, а затем предстал перед ним с опечаленным видом. Лев его спросил:

– Что с тобой случилось, куда ты пропал?

– О царь, – с тяжким вздохом ответил ему Димна, – случилось то, чего никто даже помыслить не мог. Я боюсь об этом говорить, ибо знаю, что доставлю тебе этими словами великую печаль и сокрушение.

Встревоженный лев заверил шакала, что готов принять самую страшную весть и велел ему, ничего не боясь, всё без утайки рассказать. Димна ещё раз вздохнул и, как бы тяготясь тем, что вынужден невольно причинить царю боль, негромко и с трудом подбирая слова, заговорил:

«– Сообщил мне один верный в моих глазах друг, что Шатраба свиделся наедине с начальниками войска твоего и сказал им: «Я испытал льва, испробовал его разум, силу и хитрость, и выяснилась для меня во всём этом его слабость. У меня с ним будет история». И вот, когда дошло это до меня, я понял, что Шатраба обманщик, неблагодарный, изменник тебе. Ты почтил его полным почётом, поставил его наравне с собой, но его душа зарится получить сан, подобный твоему, и в случае, если ты оставишь своё место, то достанется наше царство ему. И добиваться этого он не перестанет. Сказано ведь: когда царь знает, что кто-либо почти сравнялся с ним в сане, уме, положении, богатстве и недосягаемости, то пусть он свергнет его, ибо если он не сделает этого, то будет свергнут сам. Ты, о царь, наиболее сведущ и знающ в делах, и я думаю, что ты приступишь к этому делу, пока оно ещё не серьёзно, и не будешь ждать, пока оно произойдёт, так как я не знаю, сможешь ли ты потом исправить его или нет».

Не сразу поверил лев лживым словам шакала, но тот говорил так горячо, так убедительно, что лев дрогнул.

– Сурова твоя речь, – сказал он после продолжительного молчания, – но я верю: это слова настоящего друга. Однако если Шатраба мне враг, как ты утверждаешь, то как же он может мне причинить вред, ведь он питается травой, а я мясом, по сути, он – моя пища.

У Димны от этих слов похолодела душа, но он быстро нашёлся:

– О царь, бык может подбить против тебя воинов, пообещав им всевозможные блага и милости, не забывай об этом.

Эти слова запали льву в душу, им овладел страх, и он спросил:

– Что же ты мне посоветуешь, Димна?

И тут в голове шакала родился коварный замысел. Воодушевившись, он сказал:

– Я полагаю, тебе надо позвать его к себе. И, когда он войдёт, вглядись в него повнимательнее, и ты поймёшь, что он замыслил против тебя злое дело: у быка будет бледный вид, он будет дрожать и озираться, а рога его будут направлены на тебя.

Лев совсем запаниковал и послал шакала к быку на разведку.

Явившись к Шатрабе, шакал принял удручённый вид и обрушил на бедного быка страшную новость:

– Ты знаешь, Шатраба, с каким уважением я к тебе отношусь. Надеюсь, и ты помнишь всё то хорошее, что я для тебя сделал. Наша верная и крепкая дружба побуждает меня сообщить тебе следующее: от надёжного друга я узнал, что лев намерен тебя сожрать. Своим приближённым он вчера заявил: «Я в восхищении от тучности быка. Мне кажется, его пора растерзать и полакомиться, наконец, его сочным мясом».

И Шатраба поверил шакалу. Он принялся громко сокрушаться и жаловаться на оклеветавших его приближённых-льстецов, на самодурство и предательство царя, на свою горькую и злосчастную судьбу. Когда сетования убитого горем быка затихли, Димна ему напомнил, что начало угощения вероломного тирана – сладость, а конец его – горечь, а чаще всего оно – смертоносный, губительный яд.

Шатраба был потрясён известием шакала. Но затем он немного успокоился, и, когда к нему вернулась присущая ему рассудительность, он промолвил:

– Я всё же не изменю своего доброго отношения ко льву, пока не увижу с его стороны опасность.

Эти слова не понравились шакалу, и он поспешно сказал:

– Если ты внимательно присмотришься ко льву, то тебе откроются его истинные намерения.

– Что ты имеешь в виду?

«– Если ты увидишь льва, когда он будет смотреть на тебя, выпрямившимся, сидящим на задних лапах, с поднятой грудью, уставленным на тебя взором, с насторожившимися ушами, открытой пастью и бьющим о землю хвостом, – то знай, что он хочет тебя убить».

– Ну что ж, – помолчав, произнёс Шатраба, – если я увижу у него эти признаки, я буду знать: передо мной смертельный враг.

Натравив льва на быка, а быка на льва, Димна отправился к Калиле и обо всём ему рассказал. Затем братья-шакалы пошли на приём ко льву и по дороге встретили Шатрабу, который тоже направлялся к царю.

Увидев быка, лежавший лев в страхе выпрямился, сел на задние лапы, насторожил уши, раскрыл пасть и стал бить хвостом по земле. Бык, узрев угрожающую позу льва, подумал, что его сейчас сожрут, и, наклонив рога, приготовился к бою. После этого у льва уже не осталось сомнений в том, что бык решил его убить, и он бросился на Шатрабу. Завязался смертельный бой! Сильными и крепкими были сражающиеся, так что битва затянулась, и с обоих ручьями текла кровь.

Глядя на кровавое побоище, Калила сказал Димне:

– Взгляни на последствия козней твоих – они тяжки и гадки. Ты обманул и унизил льва, ты обманул и погубил быка. Но не забывай: кознодей и обманщик часто бывает обманут сам. И несмотря на эти плоды твоей хитрости, которые ты созерцаешь, ты не спасёшься от того, что с тобой случится. И такой же конец будет у всякого, подобного тебе.

Долго ещё Калила стыдил и обличал Димну, а в конце сказал:

«– Я теперь понял, что нет у тебя места для благородства, а нет ничего более тщетного, чем любовь, даруемая неверному, или благодеяние, оказываемое неблагодарному, или благовоспитанность, внушаемая тому, кто не слушает, или тайна, доверенная тому, кто ненадёжен. И для меня не может быть сомнений относительно перемены твоей природы, ибо я знаю, что, если даже вымазать горькое дерево мёдом и маслом, не принесёт оно иных плодов, кроме горьких. Дружа с тобой, я боюсь за свой ум и характер, потому что после дружбы с хорошим остаётся добро, а дружба со злым порождает всякое зло. Это походит на ветер: когда он проносится над местом зловонным, то увлекает его вонь, а когда он веет над чем-нибудь благовонным, то уносит его аромат. Теперь ты узнал тяжесть моих слов. Слабоумные всегда считают глупцами мудрецов, подлецы порочат благородных, а кривым мешает кривизна их признать правоту своих друзей.

Когда речь Калилы дошла до этих слов, лев уже покончил с быком. После того как он его убил, вернулся к нему разум. Он раздумал о том, что совершил, когда успокоился его гнев, и тяжко стало ему, и он сказал своей душе:

– Бык был умён и мужественен. Я не знаю, может быть, он был невинен, несправедливо обижен? Скорбит теперь глубоко душа моя о невозвратимой утрате… – И печалился, и каялся лев».

А на следующий день царь велел провести тщательное расследование дела быка. Вскоре выяснилось, что Шатраба ни в чём не виновен, что он пал жертвой клеветы шакала Димны. И тогда разъярённый лев приказал казнить подлого преступника самой лютой казнью.

Такова печальная история дружбы царя-льва с быком Шатрабой, которых разлучил вероломный лжец шакал Димна.

В заключение следует сказать, что вся книга аль-Мукаффы украшена многочисленными притчами, высказываниями мудрецов, точными житейскими наблюдениями, пословицами и поговорками. Поэтому «Калину и Димну» можно смело отнести к настоящим учебникам человеческой жизни.

Капитолийская волчица

В античной мифологии волчица, спасшая и вскормившая своим молоком основателя Рима Ромула и его брата-близнеца Рема.

Эта история произошла в Лации, древнеиталийской области, расположенной в центральной части Апеннинского полуострова на берегу Тирренского моря. Испокон веков на этих землях обитало племя латинов. Но однажды волею богов к их берегам пристали чужеземные корабли. Это были беженцы из сожжённой ахейцами Трои (см.: Чёрная сука). Их после долгих и многотрудных странствий привёл к здешним берегам храбрый защитник Трои Эней.

Вскоре прибывшие троянцы породнились с латинами. Эней взял в жёны дочь местного царя и после трагической гибели последнего стал правителем Лация. Этим он положил начало царскому роду Сильвиев. Потомки Энея из рода Сильвиев основали у подножия Альбанской горы на берегу одноимённого озера город Альба Лонгу.

С тех пор прошло много времени. И вот после смерти очередного альбанского царя, Прока Сильвия, его старший сын Нумитор по праву первородства занял царский трон. Но царствовал он недолго. Вскоре его младший брат, жестокий и властолюбивый Амулий, преступно отобрал у него власть. Амулий сохранил своему слабовольному брату жизнь и позволил ему остаться в городе. У свергнутого Нумитора осталась одна радость в жизни – его единственная дочь Рея Сильвия, стройная и красивая дева. Однако Амулий, боясь, что племянница родит законного наследника престола, отдал её в весталки.

Жрицами богини Весты могли быть только непорочные девы, свято блюдущие обет безбрачия и целомудрия. И не было для весталки греха страшнее, чем нарушить святой обет и лишиться девственности. Такое не прощалось и каралось мучительной смертью: преступницу живьём закапывали в землю. Весталки обязаны были днём и ночью поддерживать горевший в храме священный огонь – символ стойкости народа. Угасание огня сулило народу бедствия и тяжкие испытания. Жрицы, на чьих хрупких плечах лежал груз ответственности за судьбу соплеменников, относились к своим обязанностям с особым тщанием и строгостью. Верно служила Весте и Рея Сильвия. Но несчастливую судьбу определили ей безжалостные парки.

Однажды жарким июньским днём Рея Сильвия в длинной белой тунике и с повязкой на голове – знаком принадлежности к касте весталок – вышла за крепостные стены города и направилась в священную рощу, посвящённую богу Марсу. Там находился источник, воду которого весталки использовали для нужд храма. Наполнив кувшин, она пошла обратно. Узкая тропинка вилась между невысокими скалами, поросшими кустарником и небольшими деревьями. И вдруг, не пройдя и трети пути, дева испуганно вскрикнула: перед нею, словно из-под земли, появился высокий, статный воин. Его золотые доспехи ослепительно сияли на солнце, сбоку висел богато изукрашенный меч; на суровом бронзовом от загара лице ярко горели глаза – их блеск мог поспорить с блеском доспехов, а могучая грудь часто и высоко вздымалась. Перед весталкой стоял бог войны Марс. Он давно приметил и полюбил стройную красавицу Рею Сильвию и всё искал удобного случая насладиться её чистотой и невинностью. Пылая любовной страстью, воинственный бог принялся соблазнять невинную деву жаркими медовыми речами. Однако дева, немного придя в себя, тихо, но решительно произнесла: «Я – весталка и никогда не оскверню своих белых одежд!» Её агатовые глаза под нахмуренными бровями смотрели на искусителя твёрдо и непреклонно, и лишь зардевшееся личико выдавало волнение и растерянность. И тогда неудачливый ухажёр, распалённый её красотой и неприступностью, подхватил бедную деву на руки и понёс под густую сень душистого мирта. И только упавший на землю кувшин, из которого журчащей струйкой полилась вода, был единственным и безмолвным свидетелем происшедшего…

Шло время. Закончился страшный для Реи Сильвии июнь. Появившаяся Пёсья звезда[190]190
  Пёсья звезда – Сириус (см.: Псовые на небе; Сириус).


[Закрыть] возвестила о наступлении знойных «собачьих» дней. Их сменила осень, которая перекрасила зелень в золото и багрянец. Затем на разноцветный ковёр опавшей листвы полил холодный зимний дождь…

Но вот на смену зиме пришла долгожданная весна. Растаявший в горах снег переполнил реки и ручьи. Вышел из берегов Тибр. Альбанское озеро залило окрестные луга. И в эти весенние, радостные для людей и природы дни старшая весталка сообщила верховному священнику горькую весть: одна из весталок, а именно Рея Сильвия, носит под сердцем плод грешной любви и скоро должна разрешиться от бремени. Верховный священник доложил об этом царю, и Амулий в приступе гнева велел опозоренную весталку похоронить заживо. От немедленной и верной гибели Рею Сильвию спасла дочь Амулия Анто, в слезах умолившая отца не казнить её подругу детства. И несчастную роженицу бросили в узилище, где она вскоре родила двух крепких и ладных сыновей-близнецов.

 
Дрогнул богини алтарь, когда разродилася жрица,
И, ужаснувшись, огонь скрылся под белой золой.
 

(Овидий. Фасты, кн. III, 47-48. Пер. С. Шервинского.)

Когда Амулий узнал о появлении на свет двух мальчиков, внуков Нумитора и законных наследников царского трона, его охватил холодный, липкий страх. И безжалостный царь приказал рабу отнять у матери детей и утопить их в Тибре.

Половодье той весной было необычайно сильным. Бурные воды Тибра, вспениваясь и сшибаясь волнами, стремительно неслись к морю, и только попадая в заводь, вода успокаивалась и начинала тихо кружиться, оставляя на траве хлопья грязной пены. В одну из таких заводей и опустил царский раб деревянную лохань с притихшими младенцами. Измученный дальней дорогой и криком голодных детей, он поспешно избавился от своей тяжкой ноши и, с трудом подавив вспыхнувшее в душе чувство жалости, торопливо зашагал домой.

Набежавшие волны медленно закружили лохань и, слегка покачивая, увлекли её за собой. Но недолго длилось плавание близнецов: вскоре лохань остановили подмытые половодьем корни старой смоковницы, и отступившая вода оставила необычный чёлн с детьми под её кроной.

Отчаянный плач проголодавшихся и замёрзших малюток услыхала волчица. Её нора с недавно родившимися волчатами находилась поблизости, у подножья одного из холмов, названного впоследствии Капитолийским. Волчица, услыхав незнакомые звуки и учуяв чужой запах, оставила своих крохотных, ещё голубоглазых волчат и вылезла из норы. Она внимательно оглядела окрестности и, принюхиваясь и прислушиваясь, осторожно подобралась к младенцам. Волчица с любопытством и насторожённостью уставилась своими янтарными глазами на копошившихся малышей. В её звериной душе боролись два противоположных чувства – хищницы и матери. Подойдя к близнецам поближе, она вытянула шею и лизнула одного из них. В ответ малыш протянул свои крохотные ручонки и, наткнувшись на тёплую шерсть зверя, потянулся к волчице. Та запрыгнула в лохань и принялась тщательно вылизывать детей, а затем подставила им сосцы, полные молока. Близнецы, потыкавшись в её теплое, пахнущее молоком брюхо, припали к сосцам и, причмокивая, стали жадно сосать.

Так волчья семья пополнилась ещё двумя малышами: к семёрке голубоглазых и одетых в темно-серые шубки присоединились розовые, необычно пахнущие и совсем-совсем голые. Признал пополнение в семье и её глава – матёрый рыже-серый волк, кормивший свою подругу во время выхаживания молодняка. Иначе он поступить и не мог, ведь это были дети его повелителя – бога войны Марса. По поверьям народов Древней Италии, священными животными Марса были волк и дятел. Дятел тоже принимал посильное участие в выкармливании близнецов – он ежедневно приносил им в клюве кусочки хлеба.

Прохладными весенними ночами волчица заботливо согревала своим теплом близнецов-несмышлёнышей. Волчата, сбившись в тесную кучку, тоже грели своих молочных братьев.

С каждым днём всё выше и выше поднималось солнце, всё теплее становились дни и ночи. Побережье Тибра и окрестные холмы покрылись живым цветочным ковром. Зацвели кусты и деревья, в воздухе разлился пьянящий аромат весны.

Волчата заметно подросли, их глаза приобрели обычный для волков янтарный цвет. Хвостатые непоседы устраивали весёлую возню, охотно изучали ближние окрестности, пытались ловить ящериц и гонялись за бабочками. Но от норы далеко не отходили и прятались в ней при малейшей опасности.

И вот, в один из последних майских дней, в предвечернюю пору, когда склонившееся к западу солнце зажгло на холмах огоньки цветущих маков, волчата услышали чьи-то шаги. Это были не привычные шаги матери, недавно отправившейся на охоту, а чужие и незнакомые. Волчата как по команде юркнули в нору, а оставшиеся младенцы испуганно заплакали. Приближавшийся шелест веток и треск валежника заставил волчат в норе теснее прижаться друг к другу.

На крохотную поляну вышел человек. Это был свинопас Амулия по имени Фаустул, искавший пропавшую рябую свинью, большую проказницу, часто отбивавшуюся от стада. Увидав у входа в нору двух плачущих младенцев, он остолбенел. Несмотря на крайнее удивление, его намётанный глаз отметил: нора – волчья. Об этом красноречиво свидетельствовали большие и малые следы и клочья линялой шерсти. Но дети-то были человечьи! Они плаксиво скулили, прижимаясь друг к другу, и испуганно глядели на свинопаса. Сердце Фаустула охватили жалость и смятение. Не раздумывая, он схватил малышей в охапку и, прикрывая их от хлеставших веток, ринулся прочь. И только взбежав на холм и убедившись, что погони нет, он отдышался и осмотрел свою ношу: к нему прильнули два зарёванных мальчугана – грязных, с прилипшими к телу травинками и клочьями волчьей шерсти. Бездетный Фаустул понял: боги вняли его горячим молитвам и послали ему в старости сыновей. Тёплая волна радости захлестнула душу свинопаса, и он, нежно прижав к груди найденные сокровища, поспешил к родному очагу, где его ждала жена Акка Ларенция.

Быстро росли близнецы в семье свинопаса. Фаустул и Акка Ларенция не чаяли души в своих сыновьях. Мальчишки были не по годам смышлёные, сильные и рослые. И стать, и ум, и черты лица – всё свидетельствовало о том, что непростая кровь текла в жилах Ромула и Рема – именно так их нарекли приёмные родители. Но никто не догадывался, какое великое будущее ждёт близнецов, спасённых от верной гибели Капитолийской волчицей.

Прошли годы. Братья превратились в пылких, храбрых юношей. Они восстановили попранную справедливость: свергли ненавистного Амулия и вернули своему деду Нумитору царский трон в Альба Лонге. Затем Ромул (Рем погиб в братоубийственной схватке) совершил главное дело своей жизни, которое прославило его имя в веках: он заложил первый камень будущего города, названного в честь его основателя Римом[191]191
  Рим по-латыни «Рома».


[Закрыть].

Много славных дел ещё совершил Ромул, ставший первым царём Рима и правивший им 38 лет. Он основал сенат, разделил граждан города на патрициев и плебеев, учредил курии, организовал армию, построил храм Юпитера. Но в памяти людской он остался прежде всего основателем Рима – Вечного города, в который ведут все дороги, города, ставшего столицей Великой Римской империи.

За выдающиеся заслуги Ромул после смерти был причислен к сонму небожителей и стал богом Квирином – заступником и покровителем Рима. Благодарные римляне увековечили память царя-основателя в многочисленных святынях и ритуалах. Они стали поклоняться старой смоковнице, под сенью которой спаслись близнецы от наводнения, и назвали её Руминальской. А недалеко от смоковницы, в том месте, где Капитолийская волчица вскормила своим молоком брошенных малышей, они возвели храм Румины – богини младенцев-сосунков. Римляне стали почитать и Капитолийский дуб, которому Ромул совершил своё первое жертвоприношение как правитель Рима, а также «хижину Ромула» и «гробницу Ромула».