Текст книги "Кинокосмос. Псовые в мифах и легендах народов мира. Популярная энциклопедия"

Спустя столетия высокий титул «Второго Рима» примерял на себя Константинополь – столица православной Византийской империи. После завоевания Византии турками-сельджуками на роль уже Третьего Рима стала претендовать столица Московского царства Москва.

Несмотря на все исторические бури, славный город Рим, столица современной Итальянской Республики, и поныне гордо несёт заслуженное звание города мира!

И за всем этим блеском и величием, грандиозностью и пышностью в тени Руминальской смоковницы скромно и неприметно стоит Капитолийская волчица, без искреннего и человечного поступка которой мировая история, возможно, была бы совсем другой.

Кербер

Цербер. В греческой мифологии: 1) пёс, страж подземного царства мёртвых Аида, трёхглавое чудовище с хвостом в виде змеи (или головы дракона), спина и шеи которого усеяны змеями. Ужасное порождение Ехидны и Тифона, брат Лернейской гидры, Немейского льва и других хтонических чудовищ. Геракл по приказу Эврисфея вытащил его в мир живых, затем отвёл обратно в Аид. Из капавшей слюны пса вырос ядовитый аконит. Орфей, пытавшийся вывести Эвридику из Аида, зачаровал его своим пением, а Сивилла усыпила, бросив ему лепёшку со снотворным зельем. Имя Цербера стало синонимом грозного и неподкупного стража; 2) собака молосского царя Аидонея, растерзавшая Пирифоя (см.: Убийцы).

В 2013 году на звёздных картах появился четвёртый спутник Плутона – Цербер.

Кербер или Цербер? Этимология имени не ясна (возможно, от протоиндоевропейского kerberos – «пятнистый»), но вариант «Кербер» считается более правильным. Впрочем, именно Цербером шутливо или иронично называют неподкупного охранника, преданного защитника и бдительного сторожа.

Прежде чем начать рассказ о нашем герое, следует обратить внимание на одну интересную особенность греческой мифологии. В ней многие персонажи имеют двойственную природу: с одной стороны, они выступают в качестве субъекта (персонифицированной творческой силы, демиурга или просто местного божества), а с другой – в качестве физического объекта материального мира, чьим воплощением они в этом случае являются. От творящей первопотенции к косной материи – таков путь греческих богов первого поколения.

Например, Гея, обладавшая в начале всех времён наивысшей творческой силой, породила «ни к кому не всходивши на ложе» своего будущего супруга Урана – Звёздное Небо, а также горы, нимф и «шумное море бесплодное Понт». Выплеснув этот огромный заряд порождающей энергии, Гея затем могла производить потомство, только деля супружеское ложе с Ураном. Так появились на свет титаны (двенадцать богов во главе с Кроном), циклопы, гиганты и другие потомки. Исчерпав свой основной потенциал, великая первобогиня Гея-Земля превратилась в земную твердь, на которой живут люди, в часть природы. Но не только. Она также осталась носителем всех качеств земли, её «душой», проявляя себя в мире как кормилица и заботливая мать.

Ровесник Геи, сумрачный Тартар, тоже известен в двух ипостасях: как бездонная пропасть, куда боялись заглядывать даже боги, и как страстный любовник. От него Гея родила своего последнего отпрыска – огнедышащего Тифона, изменив законному супругу Урану. (Не будем её за это строго судить, а попытаемся понять по-человечески – горько ведь любвеобильной женщине жить с оскоплённым мужем.)[192]192
  Уран был оскоплён своим сыном Кроном по наущению Геи.


[Закрыть]

Бог Мрака, угрюмый Эреб, порождение Хаоса, сочетавшись с богиней Ночи Никтой и породив Эфир и сияющий День (Гемеру), впоследствии превратился в чисто топографический объект – мрачную область Аида, именуемую Эребом, в которой располагаются дворцы бога подземного царства и его супруги.

Старшая же дочь Океана Стикс, родившая Победу, Силу, Мощь и Ехидну[193]193
  По другой версии, родителями Ехидны, как и Тифона, были Гея и Тартар.


[Закрыть] (мать Кербера), – это и богиня, живущая в собственном дворце в Аиде, и протекающая там же река, чьими водами клянутся боги.

И таких примеров можно привести много. Для грека той поры, обладавшего ещё мифологическим, а не рациональным мышлением, подобная двойственность не вызывала удивления, а воспринималась как вполне обычное явление.

Следует также заметить, что подземное царство, в котором жил и работал Кербер, ранее называлось то Тартаром, то Эребом, а общепринятое название «Аид» оно приобрело после воцарения в нём младшего брата Зевса – Аида (аид значит «безвидный», «невидимый»). Так что выражение «пёс Аида» может пониматься и как собака, охраняющая царство мёртвых, и как собака, принадлежащая богу этого царства Аиду, у которого были и другие имена: Плутон и Гадес. Римляне его звали Орком, Диспатером или Дитом.

Существует также точка зрения (её разделяют немногие), что хозяином, точнее, хозяйкой, чудовищного пса является хтоническая богиня колдовства Геката.

В загробном царстве древних греков Кербер исполнял привычную для всех псов роль сторожа. Свою нелёгкую службу он нёс на границе, отделявшей мир мёртвых от мира живых.

Главными служебными обязанностями пса-пограничника были:

– не выпускать (вплоть до растерзания) души (или тени, как говорили греки) из царства мёртвых;

– беспрепятственно пропускать в преисподнюю души новопреставленных, если по ним были совершены похоронные обряды;

– категорически запрещать доступ в Аид всем живым существам и неупокоённым душам, чьи тела не были погребены по принятым канонам.

 
Сторожем пёс беспощадный и страшный сидит перед входом,
С злою, коварной повадкой: встречает он всех приходящих,
Мягко виляя хвостом, шевеля добродушно ушами.
Выйти ж назад никому не даёт, но, наметясь, хватает,
И пожирает, кто только попробует царство покинуть
Мощного бога Аида и Персефонеи ужасной.
 

(Гесиод. Теогония. 769 – 774. Пер. В. Вересаева.)

Уточним: радушный приём, о котором говорит Гесиод, был гарантирован только «правильным» душам умерших, т. е. тем, тела которых прошли ритуал погребения.

Первым о псе Аида сообщил Гомер. В VIII песне «Илиады» он привёл беседу двух богинь, Геры и Афины, – ярых сторонниц греков. С горечью богини наблюдают, как их любимцы отступают под натиском троянцев, которых возглавляет «шлемоблещущий» Гектор. Злясь и досадуя на своего отца Зевса, по чьей воле ахейцы терпят поражение, Афина с упрёком в его адрес вспоминает:

 
…несколько раз я спасала
Сына его, Еврисфеем томимого в подвигах тяжких.
Там он вопил к небесам, и меня от высокого неба
Сыну его помогать ниспослал олимпиец Кронион.
Если б я прежде умом проницательным то предузнала,
В дни, как его Еврисфей посылал во Аид крепковратный
Пса увести из Эреба от страшного бога Аида, –
Он не избегнул бы гибельных вод глубокого Стикса.
 

(Гомер. Илиада. VIII, 362 – 369. Пер. Н. Гнедича.)

Здесь, конечно же, речь идёт о великом герое древности Геракле и его самом трудном, двенадцатом, подвиге: извлечении страшного Кербера на свет божий.

Об этом Гомер рассказывает и в «Одиссее» – в сцене встречи Одиссея с тенью Геракла в подземном мире. Печально звучит голос великого героя, рассказывающего о своей горькой участи на земле. Чтобы искупить грех невольного детоубийства, принуждён он был двенадцать лет служить жалкому и трусливому царю Микен Эврисфею.

 
Был я им послан сюда, чтобы пса привести. Полагал он,
Неисполнимее подвига быть уж не может другого.
Подвиг свершил я и пса из жилища Аидова вывел.
Помощь мне оказали Гермес с совоокой Афиной.
 

(Гомер. Одиссея. IX, 623 – 626. Пер. В. Вересаева.)

К большому сожалению, Гомер нигде не упоминает имени пса и не приводит его описание. Этот досадный пробел восполнил Гесиод, который в своей «Теогонии» представил «несказанного Цербера, страшного видом», как

 
Медноголосого адова пса, кровожадного зверя,
Нагло-бесстыдного, злого, с пятьюдесятью головами.
 

(Гесиод. Теогония. 310-312. Пер. В. Вересаева.)

Облик нашего героя оказался не только необычным, но и переменчивым. Античные авторы изображали его по-разному. Более того, находились даже такие, кто вообще отрицал существование пса Аида в образе собаки! Например, Гекатей Милетский, по свидетельству Павсания, утверждал, что страж мёртвых был не собакой, а страшным ядовитым змеем или драконом. И всё же такие крайности были исключением: абсолютное большинство признавало в Кербере собаку. Правда, эта собака у разных авторов имела разное количество голов. Кербер мог быть одноглавым, как на метопе храма Зевса в Олимпии, двух– или трёхглавым, как на росписях древнегреческих ваз, с пятьюдесятью головами, как утверждал Гесиод, и даже, если верить Горацию, – стоглавым! Однако большинство древних сочинителей – например, Софокл, Еврипид, Овидий, Аполлодор – настаивали на трёх головах. Со временем из этой разноголосицы мнений выкристаллизовался классический образ Кербера: огромный свирепый трёхголовый пёс, загривок которого топорщится извивающимися ядовитыми змеями, а хвост – драконья или змеиная голова на длинной шее. Именно таким привыкли его видеть у врат мрачного Аида, таким он предстал перед Гераклом и таким он запечатлён в памяти людей, знакомых с культурным наследием греков.

 
Рождён был Кербер
Неодолимой Ехидной, – божественной, с духом могучим,
Наполовину прекрасной с лица, быстроглазою нимфой,
Наполовину – чудовищным змеем, большим, кровожадным,
В недрах священной земли залегающим, пёстрым и страшным.
 

(297-300.)

По мнению остряков-женоненавистников, Гесиод в этом четверостишии дал классическое определение женской сути. Оставим это спорное утверждение на их совести и познакомимся с папашей Кербера.

Тифон, сын богини Геи и бездонного Тартара, отличался от обычных мужей не только исполинским ростом и неимоверной силой, но и тем, что вместо человеческой головы имел сто драконьих голов (теперь ясно, откуда у сыночка такой хвост). Глотки чудовища издавали разнообразные звуки: от птичьего свиста и лая собаки до рыканья льва и бычьего рёва. У него

 
В воздухе тёмные жала мелькали. Глаза под бровями
Пламенем ярким горели на главах змеиных огромных.
Взглянет любой головою – и пламя из глаз её брызнет.
 

(826-828.)

А вместо ног у Тифона – две извивающиеся змеи. Под стать его внешности был и нрав: дикий, необузданный, свирепый. С самим владыкой мира Зевсом сражался он за олимпийский трон! И это была великая битва!

 
Всё вкруг бойцов закипело – и почва, и море, и небо.
…
В страхе Аид задрожал, повелитель ушедших из жизни.
Затрепетали Титаны под Тартаром около Крона
От непрерывного шума и страшного грохота битвы.
 

(847, 850-852.)

И только применив своё самое мощное оружие – перуны-молнии, Зевс смог одолеть ужасного Тифона!

Дальнейшую его судьбу описывают по-разному. Одни говорят, что Зевс сбросил драконозмеечеловека в Тартар, другие, например Эсхил, утверждают, что громовержец навалил на Тифона огромную гору Этну, что в Сицилии, и через её жерло придавленное чудище временами изрыгает «расплавленное огненное бешенство». Как бы там ни было, но, слава богам, бесовская сила была укрощена.

Кроме Кербера, второго ребёнка в семье, эта сладкая парочка породила также старшего сына, двухголового пса Орфа, злую Лернейскую Гидру и Химеру с тремя головами:

 
Первою – огненноокого льва, ужасного видом,
Козьей другою, а третьей – могучего змея-дракона.
Спереди лев, позади же дракон, а коза в середине;
Яркое, жгучее пламя все пасти её извергали.
 

(321 – 324.)

Затем на свет появилась Сфинкс (Сфинга), с лицом и грудью женщины, телом льва и крыльями птицы. После неё – Немейский лев. (Впрочем, злые языки утверждают, что лев был плодом грешной любви Ехидны и её сыночка Орфа. Ходили также слухи, что результатом этой кровосмесительной связи было рождение вовсе не льва, а Сфинкс. А может, и обоих.)

По мнению римского писателя начала нашей эры Гигина, к отпрыскам Ехидны и Тифона относятся также два дракона и ужасная Скилла, «которая была сверху женщина, а снизу – собака, и имела шесть рождённых ею псов». Впоследствии старший из драконов, бессмертный стоглавый Ладон, сторожил золотые яблоки Гесперид, а младший – охранял золотое руно в Колхиде.

Античный писатель II в. Аполлодор к многочисленному потомству супругов причислил также Орла, клевавшего печень прикованного к кавказскому утёсу Прометея, и Кроммионскую свинью по кличке Фея, свирепую и страшную дикую свинью-людоедку, наводившую ужас на жителей Кроммиона.

В общем, это была та ещё семейка!

У Кербера имелись и дальние родственники. По соседству, в Этрурии (на севере Древней Италии), тоже подвизался трехголовый пёс, но без змей и хвостодракона. Он охранял вход в тамошний подземный мир мёртвых. К сожалению, его имя история не сохранила. А далеко на востоке обитали два пса с похожим именем Шарбары, которые были верными помощниками индийского бога смерти Ямы и сторожили его царство.

Биография Кербера будет неполной, если не упомянуть о месте и времени его рождения. Родился будущий страж Аида, как и другие отпрыски Ехидны, в её логове, которое находилось в глубокой подземной пещере под нависшей скалой в Аримах[194]194
  Аримы, по разным источникам, располагались либо в Киликии, либо в Сирии, либо являлись островом у берегов Кампании (Италия).


[Закрыть]. Случилось это во времена седой древности, на заре греческой истории, примерно за полторы тысячи лет до нашей эры, когда в культуре племён – будущих эллинов – начала формироваться та мифология, которая вот уже на протяжении многих веков является неиссякаемым источником вдохновения и всеобщего восхищения.

Шло время. И по воле рока таяло многочисленное семейство. Первым сгинул его глава – огнедыщащий Тифон, то ли придавленный Этной, то ли сброшенный в Тартар. Затем стоглазый великан Аргус убил спящую Ехидну, а могучая рука Геракла сразила Немейского льва, Лернейскую гидру, Орфа и Орла. Бросилась в пропасть близ Фив и разбилась насмерть Сфинкс: она услышала от Эдипа правильный ответ на свою загадку: «Кто утром ходит на четырёх ногах, днём – на двух, а вечером – на трёх?»[195]195
  Человек: в детстве (на четвереньках), зрелости и старости (с посохом).


[Закрыть] Пала, пронзённая меткими стрелами Беллерофонта, огнедыщащая Химера. Храбрый Тесей заколол Кроммионскую свинью. Превратилась в безжизненную скалу Скилла. И только Кербер продолжал нести свою бессменную вахту у врат мрачного Аида.

Смерть – самая трагическая и интригующая загадка природы, и всякий человек хотя бы раз в жизни задумывался: а что же там, за роковой чертой, которую в урочный час перешагнёт каждый из живущих на земле? Принципиальных ответов, в общем, два. Материалисты утверждают, что после смерти наступает небытие, НИЧТО. А их вечные идейные противники идеалисты уверяют, что душа как божий дар – бессмертна, и там, за порогом земной жизни, начинается другой мир – мир пугающий и завораживающий, мир таинственный и неизбежный. Конкретное представление о потустороннем мире менялось от эпохи к эпохе, от культуры к культуре. Любопытных эллинов, разумеется, тоже волновал этот вопрос. И ответом на него явилась довольно цельная картина посмертного существования души человека, которая сложилась в результате неустанного многовекового духовного поиска древних греков. Их мифопоэтическое сознание совершило на этом пути немало открытий, подарив миру свежие идеи и оригинальные сюжеты.

Но прежде чем ближе познакомиться с загробным царством эллинов, бросим беглый взгляд на устройство их Вселенной и выясним, какое место в ней занимал мир мёртвых, в котором довелось жить и работать Керберу.

Весь окружающий мир (по-гречески «Космос») пребывал, по их мнению, в огромной железной (или медной) сфере, за пределами которой, очевидно, царствовал первобытный Хаос. В средней части сферы, деля её пополам, покоилась твердь (земля). Она имела форму толстого диска, края которого доходили до стенок сферы. По краю земного диска, по замкнутому кругу, текла река Океан. Её воды были внешней границей срединного мира: в какую бы сторону ни пошёл упрямый путешественник, в конце концов он выйдет к Океану, и дальше земного пути не было (а был лишь подземный, но о нём чуть позже). На земле, как и положено, высились горы, плескались моря и озёра, текли реки, шумели леса, возделывал свою ниву землепашец, сражались воины – это был мир людей. Выше находилось пространство, заполненное воздухом, ещё выше – эфиром, в потоках которого клубились белоснежные облака небесного Олимпа. Там жили боги во главе с владыкой бессмертных и смертных Зевсом. А на самом верху, на внутренней поверхности полусферы, кружились в вечном хороводе золотые искорки звёзд, среди которых плыли предустановленным путём лучезарное Солнце (Гелиос), бледная Луна (Селена) и пять звёздочек-планет. А теперь спустимся с небес на землю и совершим путешествие в обратную сторону, вниз. Внутри земли (во чреве Геи) находилась огромная, едва не во всю ширину земного диска, полость. В ней-то и располагался Аид – загробный мир древних греков. Под ним, занимая почти всю нижнюю полусферу, находился ужасный Тартар, тёмные просторы которого пронизывали спускавшиеся сверху корни земли.

О размерах Космоса можно судить по сведениям Гомера, Гесиода и Вергилия.

Великий слепец в первой песне «Илиады» сообщает, что Гефест, сброшенный Зевсом с Олимпа на землю за ослушание, падал целый день. Он также утверждает, что «Тартар столько далёкий от ада, как светлое небо от дола». На равенство размеров верхней и нижней полусфер указывает и Гесиод, но он приводит другие величины, которые значительно превосходят гомеровские:

 
Если бы, медную взяв наковальню, с земли её бросить,
В девять же дней и ночей долетела б до Тартара тяжесть.
 

(Теогония, 724 – 725.)

В определённой степени это различие можно объяснить тем, что Олимп, с которого был сброшен Гефест, находится ниже зенита небосвода. Но не настолько же! А вот данные Вергилия противоречат первым двум:

 
…В глубину уходит настолько
Тартара тёмный провал, что вдвое до дна его дальше,
Чем от земли до небес, до высот эфирных Олимпа.
 

(Энеида. VI, 577-579. Пер. С. Ошерова.)

Попытки некоторых современных авторов использовать строгие законы физики (третий закон Кеплера) для вычисления высоты падения Гефеста приводят к пугающим результатам: искомое расстояние составляет более сотни тысяч километров, что почти в 15 раз превышает радиус Земли[196]196
  Ивик. История загробного… С. 128 – 131.


[Закрыть]. А в случае падения медной наковальни этот результат возрастает до умопомрачительной величины: 700 тысяч километров! Это в два раза больше среднего расстояния от Земли до Луны!

На наш взгляд, плодотворнее спуститься с заоблачных высот современной науки и провести расчёты, используя знания древних греков об известной им части земного шара – ойкумене.

К началу I тысячелетия до н. э. самые отчаянные и храбрые из эллинов доплывали до Геркулесовых столпов (Гибралтара) и даже дальше – до западного побережья Пиренейского полуострова. Поставим на карте мира опорную ножку циркуля в Дельфах, где в храме Аполлона хранился омфал – пуп земли, а вторую – на мысе Сан-Висенти (нынешняя Португалия) и опишем окружность – внешнюю границу ойкумены. Её диаметр будет равен примерно 5500 км. Чтобы получить диаметр земного диска (он же диаметр сферы или Космоса), к нему надо прибавить удвоенную ширину Океана (которую любознательный читатель может выбрать по своему вкусу). Полученный результат, кстати, уже будет сопоставим с размерами нашей планеты, чей средний диаметр составляет 12800 км.

Определившись с размерами Космоса древних греков, вернёмся в их подземный мир.

Попасть туда можно было разными путями. Кроме официального, так сказать парадного, входа, через который прибывали души умерших и который располагался на крайнем Западе за рекой Океан, существовали также и другие проходы, коих насчитывалось не менее дюжины. Отчаянные авантюристы, не желавшие встречаться с Кербером, предпочитали именно их. Разбросаны они были по всей ойкумене, но основная их часть находилась на родине греков. Здесь на самом юге Пелопоннеса, на мысе Тенар, в пещере, располагался древнейший из входов в Аид. А севернее, в Арголиде, их было целых три: провал за храмом Хтонии в Гермионе, расщелина у Трезена и вход в Лернейских топях, в пяти милях от Аргоса. Известны были также входы в Колоне, пригороде Афин, во дворе храма Зевса на горе Лафистион, что в Беотии, а также вход близ Аорна в Феспротии. Из более дальних следует упомянуть вход у озера Аверн на западном побережье Италии и пещеру на Ахерусийском полуострове (Пропонтида). А на самом краю ойкумены, кроме упомянутого ранее главного входа, где-то на севере Галлии, а может, ещё севернее, на Оловянных островах (туманный Альбион), по слухам, тоже существовал вход в преисподнюю. Такой широкий географический разброс входов в Аид лишний раз указывает на его большие размеры, сопоставимые с размерами ойкумены.

Ну а теперь, зная, где расположен Аид и входы в него, наберёмся мужества, сделаем глубокий вдох и… шагнём в его мрачные глубины. Мысленно, разумеется. Итак, наше виртуальное путешествие началось…

Там, впереди, где скрывшееся за Океаном солнце окрасило багрянцем полнеба, среди свинцовых вод показался низкий берег острова. На этом острове, поросшем плакучими ивами, чёрными тополями и кипарисами, царит полное безмолвие: не слышно даже плеска набегающих на серый песок волн. Недалеко от линии прибоя, за тополевой рощей, под нависшей скалой зияет чёрная пасть пещеры. Под её высокими сводами сгустился мрак, пахнет сыростью и тленом. Вдруг откуда-то сзади и сверху послышались неясные звуки. Шум быстро нарастал и вскоре превратился в многоголосый жалобный писк. Вот он пронёсся над головой, и на мгновение стала видна летящая вереница призрачных обнажённых людских фигур, нелепо размахивающих руками и ногами и издающих писклявое щебетанье[197]197
  По поверьям древних греков, тени умерших были лишены человеческой речи и могли издавать только звуки, похожие на мышиный писк.


[Закрыть]. Это пролетели души (тени) умерших людей. Впереди жалкой процессии с кадуцеем в руке мчался посланник богов Гермес. Он являлся к каждому, чью прядь волос срезал бог смерти Танат. Гермес собирал испуганные, мятущиеся души умерших и провожал их в царство мёртвых. Последуем и мы за ним.

…Густой мрак пещеры понемногу рассеялся, и впереди, в тусклом свете, похожем на вечерний туман, заблестели ядовитые воды ненавистной реки Стикс, от которых веяло холодом и отчаянием. На берегу реки угрюмо толпились тени умерших, сжимая в руке обол – плату Харону за перевоз на тот берег. Эту мелкую медную монету безутешные родственники клали покойнику в рот, а некоторым, на всякий случай, вкладывали в руку ещё и сладкую лепёшку, чтобы задобрить строгого сторожа преисподней Кербера. Отсутствие монеты указывало на то, что тело покойного не было погребено по принятому обряду (хоронили в землю или труп, или сосуд с пеплом и обгоревшими костями сожжённого покойника). Безденежных душ ждала незавидная участь: сердитый Харон, бранясь и размахивая веслом, прогонял их прочь, отказывая в переправе. И им, страдальцам, приходилось мыкаться на этом берегу в тщетной надежде попасть на заветный противоположный берег.

Но вот утлый чёлн, ведомый хмурым стариком в дырявом хитоне, переплыл Стикс и уткнулся в песок. Тени усопших робко вышли на берег преисподней. Перед ними высились кованые медные ворота, справа от которых в неглубокой пещере лежал Кербер. Две его головы мирно посапывали, а третья раскрытой пастью принялась ловить сладкие лепёшки – приношение испуганных душ. При этом пёс лениво помахивал хвостом-драконом, а змеи на его загривках сонно шевелились. Убедившись, что все лепёшки съедены и среди прибывших нарушителей нет, пёс встал, распахнул ворота и, беззлобно порыкивая, пропустил всех в Аид.

За воротами бедные души заметались в неописуемом ужасе: их окружила толпа страшных чудовищ. Среди них были родные братья и сёстры Кербера: Химера, Лернейская гидра, Немейский лев и двухголовый пёс Орф. В толпе также ошивались Горгона Медуза, неразлучные подружки Сцилла с Харибдой, сморщенная старуха Сенектута и другие страшилища. А над головами, гадя на всё вокруг, носилась стая злобных гарпий. Тени с отчаянным писком побежали по длинной, вымощенной грубым камнем дороге. Добежав до распутья, где дорога троилась, они остановились – путь преграждал большой стол. За столом на высоких тронах возвышались три величественные фигуры. Это были Зевсовы сыновья: бывший царь Крита Минос, законодатель Радамант и бывший царь Эгины Эак[198]198
  По другой версии, судьями греческого царства мёртвых были Крон, Кадм, Пелей и Ахилл.


[Закрыть]. Ещё живя на белом свете, эти земные владыки прославились тем, что правили мудро и справедливо (что для руководителей такого ранга крайне нетипично). За это они удостоились высокой чести быть судьями в загробном мире. Эак судил европейцев, Радамант – азиатов и африканцев (американцы и австралийцы, как известно, в эллинском мире не проживали). Минос был главой триумвирата и выполнял роль третейского судьи. Он восседал в центре судейской коллегии с золотым скипетром в руке. На нём лежало основное бремя судейства, так как его коллегам приходилось часто отлучаться: Эак по совместительству выполнял обязанности ключника (ключи от ворот Аида хранились у него) и учётчика (он вёл строгий учёт поступавших в преисподнюю душ), а Радамант следил за неукоснительным исполнением наказаний, прописанных грешникам, и соблюдением аидских законов. За спинами судей, предвкушая скорую расправу над очередными жертвами, толпились богини мщения эринии. Вид их был ужасен: это были старухи с собачьими головами и красными, как раскалённые угли, глазами. На голове у них вместо волос извивались ядовитые змеи, за плечами чернели костисто-кожистые крылья, а в руках поблёскивали усеянные бронзовыми гвоздями плети – ну вылитые черти!

Каждая душа, представ перед судом, обязана была рассказать всю правду о своей прожитой жизни. Если кто-то пытался умолчать о своих преступлениях или приписать себе не совершённые им добрые дела, его немедленно уличала во лжи собственная тень. Она, как ведомо, неотступно сопровождает каждого человека до самой его могилы и потому является самым точным свидетелем всех его поступков. Внимательно выслушав обе стороны (тень подземную и тень земную) и тщательно взвесив всё хорошее и плохое, что совершила в прежней жизни новопреставленная душа, строгие судьи выносили ей окончательный приговор. Выслушав его, трепещущая тень направлялась в то место пребывания, которое ей назначили.

Души обычных людей, а таких было большинство, шли по средней дороге на Асфоделевы луга. Там они, лишённые памяти и речи, обречены были прозябать в сером тумане тоски и безысходности, «безумными тенями веять» в толпе таких же бестелесных зомби. Остальная часть теней (за редким исключением) под злорадный хохот эриний и свист плетей конвоировалась Кербером к месту аидских мучений – в город пыток. Располагался он в левой половине Аида и имел форму круга. В центре его находился вход в Тартар, в вечной тьме которого пребывали непокорные титаны, сброшенные туда Зевсом Победителем. Этот вход Посейдон надёжно закрыл кованой медной дверью; его охраняли трое сторуких пятидесятиголовых великанов-гекатонхейров. Город мук опоясывали три высокие медные стены и огненная бурная река Пирифлегетон, чьи языки пламени заставляли выть от боли даже камни. Вход в него сторожила на железной вышке одна из эриний.

Это гиблое место всегда было покрыто непроницаемой тьмой. Здесь подвергали страшным пыткам души грешников: их бичевали неумолимые эринии, разрывала Химера, пожирал Кербер (и как он везде успевал?). Отсюда далеко окрест разносились отчаянные вопли и жалобные стоны злодеев: убийц, святотатцев, предателей, клятвопреступников и насильников.

Кроме стандартного набора наказаний для массового грешника, в Аиде практиковались и эксклюзивные наказания для грешников выдающихся, чьи преступления своей изощрённостью и размахом поражали воображение даже видавших виды опытных палачей загробья. Их злодеяния там, на земле, наводили ужас на людей, а их мучения здесь, в Аиде, стали поучительным уроком всем живым и мёртвым. Имена этих злодеев у всех на слуху: с упорством маньяка пытается вкатить на гору свой камень Сизиф, богохульник и убийца; стоя по грудь в воде под сенью ветвей, усыпанных вкусными плодами, ежеминутно умирает от голода и жажды нечестивец и сыноубийца Тантал; бесконечно наполняют водой бездонную бочку Данаиды, коварно убившие своих мужей в первую брачную ночь; каждое утро голодный орёл начинает клевать печень великана Тития, святотатца и насильника.

Чтобы хоть чуть-чуть оживить эту безрадостную картину, следует напомнить, что греки в своих духовных исканиях пришли в конце концов к очень важным мировоззренческим выводам: человеческая душа бессмертна; после смерти человека его грешная душа испытывает на том свете очищающее воздействие мучений, сила и продолжительность которых зависят от её греховности; душа, искупившая все свои грехи, вновь поднимается на землю и воплощается в новое тело, чтобы прожить свою очередную земную жизнь. Такую цепь перерождений греки назвали метемпсихозом. Эти представления – огромный шаг вперёд в духовном развитии человечества. Жизнелюбивые греки, в отличие, например, от христиан, никогда не верили во всеобщий конец света (апокалипсис), а признавали право и возможность каждого человека на самосовершенствование, не ограниченное никакими временными рамками. (В Элладе почти не было храмов, посвящённых подземным богам; Гадеса боялись и ненавидели, а его имя старались не произносить.)

Но вернёмся на роковое распутье, где вершится справедливый посмертный суд. Дороги, идущие от него прямо и налево, никогда не бывали пустыми: днём и ночью текли по ним ручейки переселенцев загробья. Эти ручейки в дни войн и эпидемий превращались в полноводные реки, а в мирные дни усыхали до немногочисленных путников. Правый же путь, который вёл в страну радости и наслаждений, лишь изредка оживлялся одинокими душами. Чтобы пройти по нему здесь, в подземелье, надо было идти правым путём там, на земле, жить по правде, жить так, как завещали боги. Одним словом, быть праведником. Или хотя бы прославленным героем. И тогда счастливая душа, легко одолев дорогу, ведущую направо, попадала в рай, на Елисейские поля (Элизиум). А самые праведные из праведных прямиком направлялись в рай среди рая – Блаженные острова. Какая там райская жизнь – трудно даже представить! Потому что праздных зевак туда не пускали, экскурсий не водили, а попасть в тот рай на законных основаниях простому человеку, живущему в мире искушений, практически невозможно.

А вот про Елисейские поля нам многое известно из рассказов побывавших там живых очевидцев. Например, Энея, который с помощью Сивиллы смог посетить и царство Аида, и Елисейские поля. В Элизиуме он встретился с тенью своего горячо любимого отца Анхиза. Отец показал сыну местные елисейские красоты и открыл ему славное будущее его и его потомков. Об этом в «Энеиде» поведал великий римский поэт Вергилий. Поэтому хорошо известно, что Елисейские поля – чудесный край нескончаемой весны, где нет болезней и страданий, где царит вечный мир. Его насельники проводят время в спортивных состязаниях, песнях-плясках и пирах или ведут философские беседы на лоне чарующей природы. Прожив в этом благословенном краю тысячу лет, душа, при желании, могла опять вернуться в земной мир и вселиться в только что родившееся тело. А чтобы стереть из памяти воспоминания о прошлом и начать жизнь с чистого листа, праведные души перед воплощением пили воду из реки забвения Леты.