Текст книги "Дискурсивные способности. Теория, методы изучения, психодиагностика"

Позиция наблюдателя – тоже позиция активного участника общения. Даже не участвуя в диалоге, наблюдатель влияет на его ход. Так, наличие в кабинете посетителя предполагает, что рабочие внутрикорпоративные вопросы решаются быстро, без излишней детализации.

Фактор цели связывает позиции говорящего и слушающего в едином коммуникативном процессе. В деловом общении цели могут быть срочными и перспективными, реализующимися в планах перспективного сотрудничества.

Конкретных речевых ситуаций может быть бесконечное множество, но есть их типичные особенности, зная которые можно легко ориентироваться в любой из них и выбирать необходимые речевые средства для достижения цели общения. Особенности речевых ситуаций в сфере деловых отношений закрепляются за жанрами устной речи (деловые переговоры, рабочее совещание, телефонные сообщения и т. п.) и за жанрами письменной речи (контракт, деловое письмо, лицензия, правила и т. п.). В каждом из жанров использование языка имеет свои особенности, но кардинальные различия связаны со сменой формы языкового выражения.

Одним из факторов успешного и эффективного общения является индивидуальный тезаурус человека. Легкость в инициации и поддержании беседы во многом обеспечивается сходством личных тезаурусов участников общения.

Психологическое понимание тезауруса человека обычно сводится к активному и пассивному словарю, к совокупности слов, значения которых человеку известны, которые он понимает, воспринимая чужую речь, и использует в своей устной и письменной речи (Немов, 2003). В широком смысле под тезаурусом понимают структурно организованную совокупность информации, отражающую семантику отображаемого объекта, а еще более широко – систему ориентации в информационном пространстве.

Однако при феноменологическом описании дискурсивных способностей следует обратиться к иному пониманию тезауруса, связанному с понятием «языковая личность» (Караулов, 1987). Так, уровневая модель языковой личности предполагает различные уровни ее функционирования.

Нулевой, «доличностный», уровень – это «вербальная сеть», или вербально-семантический уровень, единицами которого являются слова, состоящие в грамматико-парадигматических отношениях.

Первый уровень – это «языковая картина мира» человека, или лингвокогнитивный уровень. Только начиная с этого уровня проявляются индивидуальные личностные предпочтения. Этот уровень представляет собой «личностный тезаурус», а качестве единиц выступают концепты (когнитивные единицы). Отношения между этими единицами носят подчинительно-координативный характер и образуют достаточно стройную систему – картину мира.

Наконец, второй, высший, уровень языковой личности – это «коммуникативная сеть», или мотивационный уровень. Его единицами являются уже не слова и концепты, а некие прагматико-ориентированные единицы, отношения между которыми задаются условиями сферы общения (Караулов, Филиппович, 2009).

Важно отметить, что на каждом уровне в ходе использования языка вырабатываются определенные вербальные стереотипы. Так, на нулевом уровне стереотипами являются наиболее ходовые, стандартные словосочетания, простые формульные предложения и фразы типа ехать на троллейбусе, пойти в кино, купить хлеба, выучить уроки, которые выступают как своеобразные паттерны (patterns) и клише. Стереотипами первого уровня являются генерализованные высказывания, например: «Кому много дано, тот не может быть счастлив». Стереотипами высшего уровня выступают «прецедентные тексты», т. е. известные цитаты, крылатые выражения, пословицы и поговорки, например: «И какой же русский не любит быстрой езды!». Под единицами тезауруса в данной модели предлагается использовать некие последовательности языковых знаков, устойчивые стереотипные сочетания слов. Отдельно употребленное слово при этом представляется как результат свернутого контекста, который можно развернуть, анализируя языковую ситуацию (Осокина, 2011). Также предлагается переосмыслить роль и место прецедентных текстов в структуре тезауруса.

В соответствии с этими представлениями индивидуальный тезаурус являет собой систему знаний, выражающуюся на всех уровнях языковой личности. Его обширность и структурированность позволяет в полной мере проявиться дискурсивным способностям, обеспечивая ситуативную адекватность интеракций на всех этапах вербальной коммуникации.

Проявление дискурсивных способностей во многом зависит от личностных особенностей человека. По сути, оно непосредственно связано с успешностью и эффективностью общения. Как пишет Е. Ильин, некоторые свойства личности существенно влияют как на цели и процесс общения, так и на его эффективность: одни из них способствуют успешному общению (экстравертированность, эмпатийность, толерантность, мобильность), другие (интровертированность, властность, конфликтность, агрессивность, застенчивость, робость, ригидность) его затрудняют (Ильин, 2009).

Глава 7
Дискурсивные способности человека в условиях глобализации

Процесс глобализации – явление многоаспектное, проявляющееся в различных сферах жизнедеятельности: экономической (распространение западных экономических моделей на другие регионы мира), политической (распространение принципов демократии западного типа), культурной (формирование общих для всех культур мира форм и структур, обеспечивающих коммуникацию между отдельными индивидами, группами и между индивидом и группой). Именно последний аспект является основополагающим для всех прочих: благодаря ему становятся возможными формирование рыночных механизмов в экономике, возникновение политических режимов, базирующихся на нормах, изложенных в «Декларации прав человека» (Бурмистров, 2007).

Концепции, создаваемые с привлечением этого конструкта, являются наиболее популярным инструментом для анализа социальных процессов в политологии, социологии, культурологии. Модели глобализации описывают довольно широкий спектр событий и тенденций: развитие мировых идеологий, борьбу за установление мирового порядка, скачкообразный рост числа и влияния международных организаций, ослабление суверенитета национальных государств, появление и развитие транснациональных корпораций, массовые миграции и формирование мультикультурных сообществ, создание планетарных СМИ и экспансия западной культуры в разные регионы мира и т. д. Однако психологические следствия процесса глобализации остаются без должного внимания.

В результате экспансии транснациональной массовой культуры и распространения культурных гибридов возникает феномен мультикультурализма. В отличие от монокультурализма, когда доминировала культура этнического большинства, а этнокультурные меньшинства ассимилировались или абсорбировались в качестве субкультурных сообществ, мультикультурализм предполагает плюрализм культурных традиций, сосуществование на территории одного национального государства различных культур.

С точки зрения А. Гидденса, глобализация определяется как «интенсификация распространяющихся на весь мир социальных отношений, которые связывают удаленные места таким образом, что локальные события формируются событиями, происходящими за много миль от них, и наоборот» (Giddens, 1990, р. 64). Глобализацию принято рассматривать в четырех измерениях (мировая экономика, система национальных государств, мировой военный порядок, международное разделение труда), хотя в модели Гидденса наиболее ярко представлены только два институциональных измерения системы – мировая экономика и мировая политика. Трансформация такой системы, по Гидденсу, может происходить как на уровне системных связей (глобальном), так и на уровне связываемых элементов – «местных событий» (локальном).

Л. Склэр выделяет в качестве наиболее актуального процесса глобализации формирование системы транснациональных практик, автономизирующихся от условий внутри национальных государств и национально-государственных интересов в международных отношениях. Транснациональные практики рассматриваются на трех уровнях: экономическом, политическом, культурно-идеологическом (Sklair, 1991, р. 7). На каждом из уровней транснациональные практики образуют базовый институт, стимулирующий глобализацию: на уровне экономики – транснациональные корпорации, на уровне политики – транснациональный класс капиталистов, на уровне идеологии и культуры – консьюмеризм (потребительство). При такой специфической интерпретации содержания понятия «институт» можно определить глобализацию как серию процессов формирования системы транснационального капитализма, делающей относительными национально-государственные границы.

Другой подход к моделям глобализации разработал А. Аппадураи, рассматривая глобализацию как детерриториализацию – утрату привязки социальных процессов к физическому пространству (Appadurai, 1990, р. 301). В ходе глобализации формируется «глобальный культурный поток», который распадается на пять культурно-символических пространств: этнопространство образуется потоком туристов, иммигрантов, беженцев, гастарбайтеров; технопространство – потоком технологий; финанспространство – потоком капиталов; медиапространство – потоком образов; идеопространство – потоком идеологем. Эти нестабильные пространства являются «строительными блоками» тех «воображаемых миров», в которых люди взаимодействуют, и взаимодействие это носит характер символических обменов (ibid., р. 296).

В рамках концепции «воображаемых миров», конституируемых глобальными потоками, дихотомия «локальное/глобальное» трактуется феноменологически. Локальное, артикулируемое как этнокультурная идентичность, религиозный фундаментализм, общинная солидарность, не предшествует исторически глобальному, а конструируется из тех же культурных потоков образов, как и глобальное. Современное локальное столь же детерриториализовано, как и глобальное (Appadurai, 1996).

Та же логика замещения дихотомии «локальное/глобальное» дихотомией «территориальное/детерриториализованное» прослеживается в работе М. Уотерса (Waters, 1999). Глобализация трактуется как совокупность тенденций, ведущих к детерриториализации социального, обусловленной экспансией символических обменов. Фундамент теории глобализации, согласно Уотерсу, – это концепция отношения между социальной организацией и территориальностью. В каждый исторический момент данное отношение детерминируется одним из трех типов обмена: материальным (экономическим), политическим и символическим. Материальные обмены имеют тенденцию к локализации социальных отношений, что предполагает концентрацию в одном месте рабочей силы, капитала, сырья; взаимодействие в режиме «лицом к лицу» при управлении процессом труда и при оказании услуг. Политические обмены имеют тенденцию к интернационализации – территориальной экспансии социальных отношений. Осуществление власти предполагает контроль над подчиненным населением, занимающим данную территорию, и получение гарантий суверенности этого контроля посредством взаимодействия с инстанциями власти за пределами данной территории. Символические обмены имеют тенденцию к освобождению социальных отношений от пространственной референции. Процесс создания и трансляции интеллектуальных и эстетических символов может относительно легко перемещаться и осуществляться между территориально удаленными индивидами/группами (ibid.).

Таким образом, во всех теориях глобализации лежит дихотомическая типология социальной организации: локальное/глобальное. В рамках этой типологии любые изменения связываются, как правило, со сменой пространственных характеристик социальной организации и социальных взаимодействий. Поэтому дискурс глобализации часто трактуется как «пространственная» теория изменений (Featherstone, 1995; Therborn, 2000). В теориях глобализации такое дихотомическое различение становится парадигмой описания и объяснения любых тенденций, не учитывая при создании теоретических моделей изменений исторических и географических особенностей.

В теориях глобализации культуры сосуществуют две тенденции: критическая и апологетическая. Согласно первой, глобализация – сила разрушительная, угрожающая стабильности и возможностям развития человека и общества; согласно второй, она – необходимый компонент модернизации, культурная составляющая демократии, правового государства, рыночной экономики и устойчивого развития. Неоспоримым при этом является реальная многогранность процессов, описываемых термином «глобализация», которые, по существу, затрагивают не только политические, социально-экономические и технологические параметры культуры, но сам способ экзистенциального присутствия человека в мире, его мировоззренческие и ценностные ориентиры (Иванов, 2002).

Глобализация в этом контексте оказывается прежде всего определенным техническим средством для решения прагматических задач технизированной цивилизации – расширяться и доминировать. Современная цивилизация ориентирована на ускорение и «успех» любой ценой, на тиражируемость собственных достижений, их распространяемость и массовость повседневного потребления. Эксплуатация низовых форм культуры с их ориентацией на телесный комфорт, материальное благополучие и развлечение обеспечивают массовость потребления любого продукта.

Все ценности прежних культур, интерактивная информация о их своеобразии и неповторимости в визуальном и текстовом формате могут быть сохранены в электронных базах данных. Дистанционное обучение в школах и университетах, службы знакомств, справочники на все случаи жизни, перманентное и вездесущее СМИ, глобальный интернет-магазин, реклама и игры на любой вкус – таков далеко не полный перечень реальных ценностей виртуального мира «информационного общества» для «пользователей».

Как и всякое техническое средство, новые информационные технологии амбивалентны и полифункциональны. С одной стороны, скорость и клиповая смешанность информационных потоков, снижая порог рефлексируемой чувствительности, превращает человека в «пользователя». С другой – информационные технологии современной культуры не просто расширяют видение целостности мира, богатства его взаимосвязей и возможностей, но позволяют вступать в диалог с различными цивилизациями и культурами, поднимая на новый уровень проблему общечеловеческой ценности и уникальности культур. Этот же процесс развивается и в структуре мышления современного человека, утрачивающего односторонность, монологический ригоризм и догматизм, фанатическую самоуверенность в принадлежащей только ему истине и все более широко и последовательно признающего диалог оптимальной формой всех человеческих взаимоотношений.

Культурная глобализация предполагает формирование знаковой системы, пригодной для описания всех возможных физических, экономических и социальных реалий тех обществ, которые вовлечены в процесс глобализации. Связь знаковой системы с реальностью составляет прагматический аспект культуры. В том случае, если глобальная культура строится исходя из инвариантных свойств, присущих всем людям как представителям вида homo sapiens, то различия между представителями различных культур будут несущественными, так как «гражданин мира» рассматривает свои национальные и культурные особенности как маргинальные для самоидентификации. С одной стороны, это снижает риск возникновения разного рода межгрупповых конфликтов, с другой – обедняет возможности коммуникации, обусловленные, например, этическими, эстетическими, религиозными переживаниями, характерными для данной культуры (Бурмистров, 2007).

Под коммуникацией понимается процесс общения, взаимодействия людей, осуществляемый при помощи знаковых механизмов. Наиболее существенную роль в процессе коммуникации играет язык, который теснейшим образом связан с мировоззрением. Одной из базовых функций языка является модификация внутреннего состояния человека, реализуемая посредством знаков. Все языковые структуры в конечном счете ориентированы на человека, язык предполагает в качестве необходимого условия наличие интерпретатора и механизмов интерпретации сообщений. Именно здесь кроется одна из главных проблем культурной глобализации.

В этом контексте остро встает принципиальный вопрос перевода идеологических конструкций, характерных для языка одной цивилизации, на язык другой, что предлагает поиск структурно или функционально аналогичных форм и механизмов в разных культурах. Эта эквивалентность основывается на наличии общих у разных культур реалий, форм мышления и других знаковых структур, сложившихся в процессе развития в сходных исторических условиях и в их взаимных межкультурных контактах, что обеспечивает существование у слов и выражений разных языков общих денотатов. Когда же возникает потребность установить отношения эквивалентности между культурами, развивавшимися независимо друг от друга, в совершенно разных условиях и без каких-либо контактов, то поиск общего базиса, который объединял бы их языки и способы видения мира, становится действительно трудной проблемой.

Особое внимание необходимо обратить на сами способы структурирования мира в языках тех культур, для которых создается общий концептуальный базис. Важными факторами, обуславливающими доминирующее в данной культуре представление о социальных ролях индивида, являются представления о пространстве, времени и месте человека в физическом мире. С этой точки зрения культура рассматривается как система сообщений, направленных не только на описание физической или социальной реальности, но и на организацию поведения человека в этой реальности, т. е. выступает как инстанция, формирующая сознание и самосознание индивида.

В процессе построения межкультурного диалога формируются структуры и механизмы, позволяющие расширять связи с иными культурами, легче усваивать их содержание. Чем более глубоко та или иная культура включена в процессы межкультурной коммуникации, тем больше она обогащается содержанием, частично заимствуя его у партнеров, частично формируя из собственного материала для обеспечения более эффективного межкультурного взаимодействия. Однако у этого процесса есть и обратная сторона, ибо такой диалог требует от его участников исключительной динамичности, подвижности концептуальных схем мира, что может затруднять самоидентификацию человека, относящего себя к одной из участвующих в диалоге культур (Бурмистров, 2007).

Важно отметить, что психологические следствия процесса глобализации не удается непосредственно связать с популярными на сегодняшний день подходами к глобализации Р. Робертсона, У. Бека, Г. Терборна, А. Аппадураи, М. Уотерса, Й. Бартельсона. Наиболее перспективным, на наш взгляд, является уход от рассмотрения предельно общих вопросов глобализации культуры и общества в целом и сфокусированность на проблемах отдельного человека (группы людей) в условиях глобализации. При этом сам процесс глобализации для конкретного человека может выступать в неявной, скрытой форме, но тем не менее его включенность в него порождает специфические психологические проблемы.

Исследования в русле психологии способностей, как правило, сводятся к эмпирическому изучению различных видов интеллекта и креативности. Преимущественно в этих же терминах осуществляется теоретическое осмысление выявленных фактов и закономерностей. Можно констатировать, что современные исследования в области интеллекта вполне оформились как самостоятельные направления психологической науки со своей феноменологией, методическим аппаратом и обобщающими эмпирические результаты концепциями. При этом в общей картине изучения собственно способностей превалируют прикладные аспекты: психодиагностика способностей, способности в образовании, способности в профессиональной деятельности, изучение компетентности.

Однако вследствие конкретизации объекта изучения (выборки обучаемых при различных формах обучения, различные выборки профессионалов и т. д.) неминуемо утрачивается фундаментальность исследования. Исследования в области психологии способностей все в большей степени носят прикладной характер: изучается влияние различных факторов на успешность обучения, исследуется развитие познавательных способностей в различных условиях, анализируется компетентность и т. д.

Несоответствие объекта исследования реальным изменениям современного общества (в том числе игнорирование процессов глобализации) и недостаточное использование современных парадигм получения гуманитарного знания, безусловно, негативно сказывается на развитии теории психологии способностей.

При анализе процесса глобализации как социального явления появляется новый объект исследования психологии способностей – субъекты, включенные в глобальные сообщества. При этом существенным в психологическом плане является то, что новые общности (группы людей) обладают уникальным сочетанием способностей. Глобальная представленность этих сообществ вне зависимости от существующих «границ» – лишь одна из существенных характеристик таких сообществ.

Мы предполагаем, что психосоциальные параметры коллективных социальных субъектов сообществ глобализации существенно не зависят от места их локализации, доминирующей в данной местности культуры, этноса, но связаны с психологическими ресурсами их участников, с социальной микросредой и с атрибутами данных сообществ, – такими, как разветвленная сеть филиалов и/или представительств в различных регионах, собственная система обучения, развития и карьерного роста, собственные кодексы этики, в том числе и деловой, регулярные тренинги повышения корпоративности и/или консолидации участников сообществ, унифицированные форматы и программы обучения, специфические дискурсы, специфические одежда, внешность и аксессуары, специфические паттерны поведения.

Можно выделить три группы способностей, определяющие эффективность деятельности участников глобальных сообществ. Во-первых, это способности, определяющие эффективность предметной деятельности человека как члена глобального сообщества: традиционные, или познавательные (IQ, мнемические, аттенционные и т. д.), и профессиональные. Второй тип способностей – способности человека к изменению душевной организации, к структурированию и трансформации внутреннего мира, к саморазвитию и самосовершенствованию («ментальный релятивизм»). И наконец, дискурсивные способности – способности, обеспечивающие эффективность коммуникации в глобальных сообществах на основе эмоциональной окрашенности, мотивации, интенций говорящих и ситуационной обусловленности актов коммуникации.

Используя наиболее общее определение способностей как индивидуально-психологических особенностей, проявляющихся в успешности выполнения одной или нескольких видов деятельности и обусловливающих легкость и быстроту приобретения знаний, умений и навыков, приведем примеры некоторых умений и навыков участников глобальных сообществ, степень овладения которыми обусловлена перечисленными выше способностями.

Познавательные способности обеспечивают поиск необходимой информации в плохо структурированной информационной среде, ориентирование в неструктурированном пространстве в условиях сенсорной депривации и т. п. «Ментальный релятивизм» проявляется в умении быстро переструктурировать жизненный опыт и/или автобиографическую память, сохранять аутотентичность в условиях социального диктата, поддерживать постоянную «творческую активность». Дискурсивные способности обуславливают успешную коммуникацию с «собеседником», представленным исключительно его текстовой продукцией, построение коммуникативно-полноценного дискурса с использованием ограниченного набора выразительных средств, оперирование дискурсом в искусственно сконструированном коммуникативном поле и т. д.

Рассмотрим более подробно группы способностей, на наш взгляд, максимально востребованных в тех или иных глобальных сообществах.

Познавательные способности

Наиболее упорядоченная система определений понятия «способности» предложена В. Д. Шадриковым (Шадриков, 2001). Автор рассматривает данный конструкт в трех измерениях: индивида, субъекта деятельности и личности. Способности индивида определяются как свойства функциональных систем, реализующих отдельные психические функции, имеющие индивидуальную меру выраженности и проявляющиеся в успешности познания окружающего мира и организации адаптивного поведения (общие способности). Способности субъекта деятельности рассматриваются как способности индивида, адаптированные к требованиям деятельности и развитые в ней (профессиональные способности). Способности личности есть свойства личности, определяющие социальную успешность и качественное своеобразие социального познания и поступков, в структуре которых функционируют способности индивида и субъекта деятельности.

В самом общем виде познавательные способности можно операционализировать через конструкты, включающие в себя качества, позволяющие человеку успешно адаптироваться в жизни: предметный интеллект и креативность, социальный интеллект и социальную креативность, эмоциональный интеллект и когнитивный ресурс.

Существуют разные парадигмы, в рамках которых описывается взаимодействие человека со средой. Наиболее близкой к задачам нашего исследования является парадигма о взаимодействии человека и среды как адаптации. Среда выступает как источник информации, как носитель физических особенностей и как сфера взаимодействия между людьми. Человек адаптируется к средовым изменениям, выбирая поведение, адаптивное к событиям. Результатом адаптации или дезадаптации становится изменение личностных черт (Воронин, 2004).

В рамках данного исследования мы акцентируем внимание на познавательных ресурсах индивида, которые определяют успешность интеллектуального процесса (процесса решения задачи) в зависимости от более конкретных и менее четко определенных факторов ситуации, ее формальных и содержательных компонентов. С конструктивистской точки зрения, человек не просто реагирует на среду (ситуацию), а активно ее конструирует. В основе данных представлений лежит положение, что среда никогда не может быть непосредственно известна. Связующим звеном для активного взаимодействия индивида со средой служат когнитивные структуры, т. е. наши представления об окружении, полученные в процессе взаимодействия со средой, зависят от того, как мы структурируем свои наблюдения. Согласно У. Найссеру (Найссер, 1979), когнитивные структуры (антиципирующие схемы) подготавливают индивида к принятию информации определенного вида и управляют его текущей познавательной активностью.

Рис. 3. Востребованность познавательных ресурсов в зависимости от состояний среды

Мы выделили три параметра для измерений среды: неоднородность, изменчивость и информационную избыточность. В зависимости от степени выраженности состояний среды меняются требования к познавательным ресурсам индивида (см. рисунок 3). В случае высокой неоднородности среды возрастают требования к интеллекту. В ситуации постоянной изменчивости среды повышается необходимый уровень креативности. При высокой степени информационной избыточности возрастают требования к когнитивному ресурсу, необходимому для решения задачи, и интуиции. Теоретически можно выделить разные варианты соотношения параметров среды и требований к познавательным ресурсам. Если среда характеризуется высокой степенью неоднородности и изменчивости, то заведомо повышается необходимый уровень интеллекта и креативности. Например, в наиболее сложной ситуации, когда среда характеризуется высокой неоднородностью, изменчивостью и информационной избыточностью, возрастают не только требования к разным познавательным ресурсам, но и к их согласованности (такая среда характерна и для глобальных проектов, реализуемых участниками сообществ глобализации).

Креативность как способность изобретать новые идеи и воплощать их в реальность, очевидно, является одной из отличительных особенностей человека как вида Homo sapiens. С точки зрения В. Н. Дружинина, способность к творчеству (креативность) изначально присуща человеку, хотя автор допускает, что творчество само по себе также является культуральным изобретением (Дружинин, 2001). Пытаясь обосновать это предположение, автор приводит ряд теоретических соображений. Во-первых, человек отличается от других животных не просто уровнем интеллекта, а функциональной избыточностью когнитивного ресурса по отношению к задачам адаптации, т. е. интеллектуальные способности нормального (среднего) человека превышают требования, предъявляемые к нему окружающей средой. Во-вторых, с развитием культуры и цивилизации возрастают требования, связанные с овладением культурой, и при этом снижаются требования адаптации к природной среде. Иными словами, функциональная избыточность возрастает по отношению к природной адаптации и снижается по отношению к культурно-социальной. И наконец, в силу того, что множество моделей поведения, гипотез оказывается невостребованными, так как большинство из них не могут быть использованы для регуляции адаптивного поведения, творчество оказалось наиболее эффективным способом социального поведения для реализации своих фантазий, идей, планов (там же).

Согласно Дружинину, когнитивной функциональной избыточностью как свойством психики обладают в разной мере все нормальные представители человеческой популяции, не имеющие генетических дефектов, ведущих к снижению интеллекта. Но уровень когнитивной функциональной избыточности, требуемый для профессионального творчества в разных сферах человеческой культуры, достаточно высок, что оставляет за пределами подобных профессиональных сообществ большинство людей. Если гипотеза о функциональной избыточности как о видоспецифическом признаке человека верна, то вполне объяснимы такие характеристики его поведения, как склонность проявлять «надситуативную активность» (Богоявленская, 1983) или «тенденция к сверхнормативной активности» (Петровский, 1996).

Другим конструктом, позволяющим операционализировать познавательные способности, является когнитивный ресурс. Одной из функций когнитивной системы является создание и поддержание в активном состоянии той части «субъективной реальности», которая представлена в ментальном плане в виде модели, отражающей проблемную ситуацию. Такие свойства когнитивного ресурса, как симультанное «схватывание» некоторого множества элементов ситуации, удержание его в фокусе внимания и оперирование им, обеспечивают индивидуальную продуктивность.

Вслед за В. Н. Дружининым мы рассматриваем когнитивный ресурс как мощность множества связанных когнитивных элементов, отвечающего за активное создание многомерных моделей реальности в процессе решения задач разного уровня сложности. Предполагается, что совокупность «активных» и «свободных» когнитивных элементов определяет мощность когнитивного ресурса и проявляется в показателе интеллектуальной продуктивности. В частности, ресурс как интегральная характеристика может проявляться в предельных показателях внимания и памяти. При ограниченной мощности когнитивного ресурса симультанно актуализируется множество когнитивных элементов, которое оказывается недостаточным для реконструкции адекватной модели задачи, вследствие чего возникают ошибки. Дополнительное время может быть использовано для переструктурирования условий задачи путем использования различных стратегий. Однако если регуляторные механизмы интеллектуальной деятельности не сформированы, то увеличение времени не повлияет на решение задачи (Горюнова, Дружинин, 2000).