Текст книги "Вирусы. Откуда они берутся, как передаются людям и что может защитить от них"

После эпизода в питомнике Рестона в 1989 году этот же вирус продолжал поражать азиатских длиннохвостых макак-крабоедов в других центрах приматов по всему миру. Известны вспышки среди обезьян в 1992-м в Италии и 1996 году в Техасе. Было установлено, что возбудитель действительно ведет свое происхождение не из Африки, а из Азии, а точнее – от инфицированных обезьян с Филиппин, где они, как оказалось, заразились от свиней.

Все виды эболавирусов ведут себя совершенно по-разному, а потому чрезвычайно сложно рассуждать о механизмах их распространения на примере хорошо изученных филовирусов. К сожалению, в арсенале ученых практически не имеется инструментов для исследования малоизвестных филовирусов типа Рестона, вируса леса Тай и Бундибугио. Не говоря о таких еще менее распространенных патогенах, вызывающих геморрагическую лихорадку, как вирус Лловиу (его название по звучанию схоже с романтичной фразой – «I love you»). Он был обнаружен в 2002 году у популяции летучих мышей в пещере Куэва-дель-Лловиу в Испании. Интересен и почти не изучен вирус Равн, открытый в Кении в 1987 году. Не исключено, что в будущем мы еще услышим об этих неизученных возбудителях в связи с очередной эпидемией. Да, к сожалению, механизм распространения различных филовирусов мало исследован, но с одним из эболавирусов людям пришлось познакомиться очень близко. История «знакомства» началась в 1976 году где-то в дебрях африканских джунглей.

* * *

Первая вспышка беспощадной геморрагической лихорадки Эбола началась 5 сентября 1976 года в небольшом изолированном поселении Джамбуко, расположенном у берегов северного изгиба реки Конго, примерно в тысяче километров к северо-востоку от Киншасы в Заире. Тогда было заражено 318 человек, 280 из которых умерли (смертность составила 88 %). В населенном пункте находилась также небольшая католическая миссия, которую обслуживали монахини из религиозной организации Сестры Святого Сердца Марии, на ее территории находилась небольшая больница, школа и церковь. За достаточно короткий промежуток времени в округе погибло две сотни жителей, в том числе несколько членов религиозной общины. Три бельгийские монахини вместе со священником были в срочном порядке на самолете доставлены в Киншасу, где им стало гораздо хуже. Их лихорадило и мучила бесконечная рвота, затем открылись внутренние кровотечения, а вскоре кровь полилась из всех отверстий тела. Врач Жак Куртей взял у пациентов пробы крови, наклеив на пробирки этикетки с предполагаемым диагнозом «желтая лихорадка?». Затем он аккуратно положил образцы в китайский термос и с оказией отправил все это в Антверпен, в Институт тропической медицины, где их получили Питер Пиот, Гвидо ван дер Гроен, боливийский исследователь Рене Дельгадильо и профессор Стефан Паттин, которые и должны были идентифицировать вирус. Они быстро разобрались, что это вовсе не желтая лихорадка и не бактерии сальмонеллы, и приступили к выращиванию патогена в культуре клеток – все это в условиях недостаточного соблюдения мер безопасности.

Все виды эболавирусов ведут себя совершенно по-разному, поэтому сложно рассуждать о механизмах их распространения.

Вспышка смертоносной эпидемии в бельгийском Конго приобрела международный резонанс, и ВОЗ распорядилась отправить материал для исследований в соответствующие лаборатории в Англии и в Центр по контролю и профилактике заболеваний в Атланте. Но бельгийские ученые медлили с выполнением этого поручения из профессионального любопытства и национальной гордости. Они передали пробы международным специалистам лишь тогда, когда наконец увидели в электронный микроскоп злополучный филовирус. 27-летний врач и микробиолог Питер Пиот был полон энтузиазма и решил сам немедленно вылететь в Заир. Он подробно описывает дальнейшие события, а также происхождение названия «эболавирус» в своей книге и в радиопостановке Майка Уолкера, вышедшей на ВВС 4 декабря 2014 года.

В 1976 году, после эпидемии в Африке, вирус приобрел мировую известность. В небольших деревеньках в глубине центральноафриканских джунглей короткие локальные вспышки заболевания случались и ранее. Туземцы были хорошо знакомы с этим недугом и при первых случаях заражения прятались по хижинам и отсиживались в течение десяти дней, после чего выходили совершенно здоровыми. Те, кто не соблюдал изоляцию, умирали, на этом все завершалось.

Первая вспышка лихорадки Эбола началась 5 сентября 1976 года в небольшом изолированном поселении Джамбуко.

Инциденты были такими короткими и возникали в таких труднодоступных местах, что они заканчивались прежде, чем европейцы успевали их обнаружить. Кроме того, зачастую между подобными внезапными короткими вспышками проходило довольно много времени. Например, длительная пауза между 1979 и 1994 годами. Все эти факторы затрудняли исследование происхождения вируса: поиски его естественного резервуара или здорового носителя, пути заражения, типы тканей и клеток, которые он поражает. Соответственно, сложно было найти и эффективное лечение. Никакой необходимости и интереса в разработке вакцины также ни у кого не возникало: вспышки были локализованы, кратковременны, случались в отдаленных от цивилизации районах и не распространялись на обширные территории. Да и для кого было делать вакцину? Среди местного населения существовало предубеждение против европейских врачей и исследователей, которые появлялись в деревнях с приходом очередного эпизода заболевания. Люди ассоциировали чужаков с болезнью и считали, что именно они приносят заразу с собой. По крайней мере, из тех, кого белый доктор забирал к себе в белую палатку, мало кто возвращался. Местные жители устраивали жесткий саботаж: блокировали и без того сложные подъездные пути стволами деревьев, а порой даже шли на убийство. Европейцы действительно жутко выглядели в белых или голубых комбинезонах и перчатках, в масках и защитных очках, скрывающих лица. Они бесцеремонно разбивали лагеря, редко когда объясняли смысл своих действий туземцам и почти не общались с вождями, местным самоуправлением, знахарями и мудрецами, имеющими большой авторитет у населения. Кроме того, то и дело возникали какие-то размолвки и распри между французскими группами исследователей в Западной и английскими в Восточной Африке. А может, источником споров были разногласия между политиками двух великих европейских держав. Как бы то ни было, этот факт отнюдь не способствовал прогрессу в исследовании вируса.

Туземцы были хорошо знакомы с Эболой и при первых случаях заражения прятались по хижинам и отсиживались в течение 10 дней, после чего выходили здоровыми.

Бельгиец Питер Пиот, который, как уже было упомянуто, в 1976 году изучал самые первые пробы крови с вирусом, позже согласился, что решение о дальнейшем изучении нового смертельного патогена было отчаянным шагом. Он признался, что, вероятнее всего, виной всему заложенный в национальном характере бельгийцев протест против подчинения другим, более влиятельным народам. Ведомые этим качеством, они отказались от удовлетворения настоятельной просьбы ВОЗ переслать пробы, содержащие вирус, в гораздо более безопасные лаборатории в Англии.

За 50 лет, прошедшие с момента открытия филовируса, произошло 37 вспышек вызванных им болезней. Всего 11 из них охватили больше сотни человек. Но все изменилось в 2014 году, когда по миру прокатилась крупнейшая эпидемия Эболы.

* * *

В 2014 году случилось то, что не должно было произойти: самая масштабная на сегодняшний день вспышка геморрагической лихорадки Эбола, которой никто не ожидал. На тот момент это был редкий и недостаточно изученный вирус, представлявший собой небольшую проблему, точечно локализованную в деревнях, расположенных в джунглях Центральной Африки. Но в 2014 году о нем услышали все. Каждый боялся его и трепетал от ужаса, слушая и читая рассказы журналистов об умерших и умирающих и бессилии иностранных врачей-добровольцев. Медперсонал сбегал из больниц, чтобы не находиться в одном помещении с заболевшими. Людей охватила паника. Вирус распространился на запад и, выйдя за пределы джунглей, обрушился на территории, куда никогда не проникал раньше: в густонаселенные крупные города развивающихся стран, где не существует нормальной системы здравоохранения и соответствующей инфраструктуры. Видимо, кто-то сильно потревожил природу.

Особенно широко лихорадка распространилась в трех граничащих друг с другом странах Западной Африки: в Гвинее, Сьерра-Леоне и Либерии, проникнув в крупнейшие города-столицы – Конакри, Фритаун и Монровию. Весьма неожиданное перемещение прямиком из дебрей джунглей Центральной Африки. Эпидемия Эболы, растянувшаяся на два с половиной года, с 2014-го по 2016-й, на данный момент является самой крупной, долгой и серьезной в мире. По официальным данным, она поразила 28 646 человек, 11 323 из которых умерли.

В 2014 году случилась самая масштабная вспышка геморрагической лихорадки Эбола.

Распространению заболевания способствовало то, что население в пограничных районах этих трех государств чрезвычайно мобильно. Люди постоянно перемещаются между странами, ни одна из которых не отличается эффективной политикой в сфере здравоохранения и необходимыми ресурсами. Для народностей, проживающих на этой территории, принадлежность к племенам и этническим группам гораздо важнее государственных границ, нарисованных на карте пришлыми европейцами. Местное население по обе стороны границы общается на локальных племенных наречиях, не обращая внимания на то, что в двух из этих стран государственным языком является английский, а в третьей – французский. Они разъезжают по близко расположенным городам-миллионникам со множеством тесных кварталов бедняков. Никогда прежде Эбола не проникала в столицы. Естественно, никто не знал, что это произойдет, однако можно было хотя бы предположить масштаб инфекции в подобных условиях.

Другим существенным фактором в случае этой гигантской вспышки стали местные обычаи и традиции, абсолютно неуместные в ситуации борьбы с распространением заболевания. Например, похоронный ритуал, принятый у местного населения, предполагает, что родные и близкие целуют, обнимают, умывают усопшего, в результате чего вступают в тесный контакт со всеми вирусами, содержащимися в крови, рвоте, стуле и моче покойника. Естественно, происходит заражение. Умершего, согласно традиции, следует перенести к тому месту, где он родился. Зачастую это долгое путешествие, в ходе которого многие сопровождающие могут быть инфицированы. Некоторые ушлые таксисты придумали дополнительный источник дохода: они предлагают довезти покойника до места захоронения на машине. В результате заражается и сам шофер, и все его последующие клиенты.

Кроме того, в определенный момент врачам стало трудно справляться с непрерывным потоком прибывающих пациентов, а значит, больные не могли быть изолированы и обследованы достаточно тщательно. И без того слабая система здравоохранения дала сбой. В некоторых районах зачастую даже не существовало профессиональных врачей и медсестер. Больные не были склонны добровольно обращаться в больницы, так как, по их наблюдениям, многие не возвращались оттуда. Помощь начала поступать в лице героических иностранных врачей и санитаров. Однако население часто не доверяло им. Люди, которые должны были регистрировать больных, не умели ни читать, ни писать, и составление списков госпитализированных и изолированных пациентов, взятых у них анализов и результатов этих исследований было с самого начала обречено на провал. У большого количества пациентов совпадали имена, а номеров социального страхования не имелось. Статистика по зараженным и погибшим от вируса велась весьма приблизительно и зачастую составлялась задним числом.

У туземцев похоронный ритуал предполагает, что родные и близкие целуют, обнимают, умывают усопшего, в результате чего вступают в тесный контакт со всеми вирусами.

Во время эпидемии было очень важно постоянно объяснять населению, что мы уже знали или только что узнали о патогене, способах заражения и протекании заболевания, так как ложные слухи, навязчивые страхи, панические настроения, нагнетаемые СМИ, держали людей в постоянном напряжении, в том числе и в Дании.

– Вирус Эбола передается от человека к человеку исключительно через контакт с биологическими жидкостями: кровью, калом, мочой, рвотными массами, потом или спермой, – снова и снова объяснял я по телевидению и радио. – Больные заразны лишь на поздней стадии заболевания, когда концентрация вируса в организме достигает максимума. Очень удобно – сразу видно, кого следует остерегаться. А именно – очень больных пациентов, которые уже не встают с кровати. И они, как правило, умирают. Нет-нет, эболавирус Заир не передается воздушно-капельным путем, как это происходит в художественном фильме «Эпидемия». В 2014 году мы узнали, что он не может передаваться по воздуху, как, например, ветрянка. Постоянно тщательно следили за индикатором R0, репродуктивным числом, эпидемиологическим показателем, служащим для отслеживания скорости распространения заболевания среди населения. R0 демонстрирует число лиц, которое может инфицировать один заболевший, если не предпринимать специальных действий. Для ветрянки, которая передается по воздуху, R0 достаточно высок, показатель составляет 14–18 единиц. Норовирус (вирус Норфолк) передается фекально-оральным путем, у него R0 уже ниже – всего 8. У ВИЧ, который в основном передается при сексуальных контактах, этот показатель еще скромнее – 2–3 единицы. Для вируса Эболы он примерно такой же. Это вполне согласуется с тем, что африканский патоген передается исключительно при тесных контактах с инфицированной кровью и другими биологическими жидкостями. Если бы Эбола передавалась по воздуху, эта эпидемия (да и предшествующие ей вспышки) оказалась бы еще масштабнее, так как R0 был бы гораздо выше. Ложное предположение, что рестонский вирус передается воздушно-капельным путем, и художественный вымысел фильма «Эпидемия» вводят нас в заблуждение.

У большинства пациентов, переживших лихорадку Эбола, вирус оставался в глазах.

И тем не менее лихорадка Эбола заразна, и многие родственники, врачи и медсестры были инфицированы в результате контакта с больными и погибли. В частности, описан случай, как добросердечный человек, помогавший смертельно больному сесть на кровати, был инфицирован при контакте с потом, попавшим ему на руки.

У мужчин, переболевших Эболой, вирус несколько месяцев сохраняется в сперме и теоретически может передаваться половым путем чуть ли не в течение года.

Американский миссионер Кент Брэнтли заразился в июле 2014 года в Монровии (Либерия). После короткого инкубационного периода (около пяти дней) у него внезапно поднялась температура, появились симптомы, характерные для гриппа: головная боль, боль в мышцах и суставах. Позже к ним добавились тошнота, боли в животе, рвота и кровавая диарея. Под пристальным вниманием СМИ его перевезли в университетскую больницу Эмори в Атланте, штат Джорджия, где миссионер получил курсы экспериментального и обычного интенсивного лечения и чудом выжил. Он выздоровел, был выписан из больницы и собирался вернуться в Африку, как вдруг у него произошло воспаление в глазу. К большому удивлению врачей, в очаге воспаления было обнаружено огромное количество клеток возбудителя. Оказалось, что у множества пациентов, переживших лихорадку Эбола, вирус оставался в глазах. Этого мало. У переболевших мужчин он несколько месяцев сохраняется в сперме и теоретически может передаваться половым путем чуть ли не в течение года. Коварный патоген отыскивает определенные резервуары в организме, в которых сохраняется после выздоровления пациента. Так произошло и с шотландской медсестрой Полин Кафферки, в 2014 году заразившейся Эболой в Сьерра-Леоне. Ее доставили на родину и поместили в отделение интенсивной терапии. Еле-еле вырвавшись из когтей болезни, она считалась абсолютно здоровой на протяжении 9–10 месяцев, пока вирус не обнаружили у нее в мозге. Она была вынуждена пройти курс интенсивной терапии повторно, ее жизнь вновь оказалась под угрозой. К счастью, ей удалось выжить и во второй раз. Иммунной системе очень сложно проникнуть в некоторые области глаз и мозга, так же как и в сперму. Это «иммуннологически привилегированные зоны» организма, где Эбола и другие инфекции способны сохраняться гораздо дольше, чем в крови.

В острой фазе заболевания у Кента Брэнтли начались кровотечения, однако на самом деле этот симптом характерен далеко не для всех инфицированных, хотя Эболу и причисляют к геморрагическим, или «кровавым», лихорадкам. Действительно, у некоторых пациентов открываются кровотечения из всех отверстий тела, свертываемость нарушается. Эти ужасы показывали по телевизору. Но самое опасное – то, что большинство заболевших теряет жидкость, причем очень много – 10–13 литров в сутки на протяжении недели, это сопоставимо с обезвоживанием при холере. Именно это становится самой частой причиной смерти. Если посредством внутривенных вливаний удается восполнять баланс жидкости в организме пациента, шансы на выживание значительно увеличиваются. К такому выводу пришли сотрудники отделения интенсивной терапии во Франкфурте, обслуживающие стерильную палату. Однако на момент начала эпидемии врачи еще не знали этого, к тому же для проведения сложной и интенсивной инфузионной терапии в Африке нет условий. Врачи и медсестры пытались напоить пациентов водой самым простым, оральным способом, а этого было недостаточно.

Во время Эболы человек теряет очень много жидкости – 10–13 литров сутки, что сопоставимо с обезвоживанием при холере.

Без адекватного лечения смертность от Эболы составила в Африке около 90 % в начале эпидемии. Вероятно, потому что за помощью к врачам обращались на поздних стадиях. Позже, когда начали выявлять заболевших и потенциально инфицированных лиц, смертность снизилась и приблизилась в среднем к 50 %. Во время предыдущих африканских вспышек лихорадки показатель смертности варьировался от 25 до 90 %. В Европе в условиях отделений интенсивной терапии и при поддерживающем лечении эти цифры были бы гораздо оптимистичнее.

К финальному этапу разразившейся катастрофы в феврале 2016 года я отправился в Западную Африку, чтобы принять участие в тестировании специализированных мобильных лабораторий, которые использовали во время эпидемии, и провести в отеле «Саванна» в Дакаре семинар по усовершенствованию диагностики вируса. Я являлся одним из представителей европейской экспертной группы и предложил, в частности, внедрить собственное изобретение, «голубую жидкость», для обеззараживания эболавируса. Таким образом пробы крови становятся неопасны для дальнейших манипуляций, пересылки и процесса идентификации. Я опробовал этот метод на датчанах, которые с повышенной температурой возвращались из охваченных эпидемией районов. Ни у кого из них не была выявлена Эбола, в основном они болели гриппом.

Без адекватного лечения смертность от Эболы составила в Африке около 90 % в начале эпидемии.

Как-то во время перерыва между двумя сессиями семинара я расположился с чашечкой кофе в тени роскошных пальм рядом с пожилым африканцем, также принимавшим участие в мероприятии. Он был в блестящем сером костюме, изрядно поношенном. Мы поприветствовали друг друга. Он и сам выглядел не лучше своей одежды. На вид ему было лет шестьдесят, сложно определить точнее. Он представился как доктор Абубакра Саванне из Гвинеи и сказал, что много-много лет назад жил в Европе, а докторскую диссертацию защитил в Венгрии.

– Андерс Фомсгорд, Дания, – улыбнулся я. – Вообще-то я тоже врач, но в данный момент занимаюсь вирусологией.

– Я знаю, – ответил собеседник и поблагодарил меня за выступление с инициативой инактивации эболавируса в пробах крови, добавив, что в Гвинее они готовы хоть сейчас внедрить этот метод. Мы еще некоторое время посидели, глядя на море, ослепительно сверкающее на солнце, на празднично раскрашенные вытянутые пироги, возвращающиеся в Нгор полные свежевыловленной рыбы – возможно, к нашему ужину. Доктор Саванне заметил, что было бы здорово владеть этой методикой с самого начала.

– Там все было в крови, – вдруг сказал он.

– Где?

– Это произошло в деревне Мелианду, неподалеку от Гекеду в провинции Нзерекоре.

– Это в Гвинее?

– Да, в юго-восточной части. Они отправили пациента домой, потому что ничем не могли помочь. А вечером позвонили мне, сказали, где он живет, и спросили – может, я хоть взгляну на него? Отец принес своего сына в больницу, мальчик был очень болен: его рвало кровью. Но те, кто работал там, не знали, что с ним делать, потому что видели – все зашло слишком далеко. Тогда они сказали: возвращайтесь домой, мы не сможем его спасти. И отец закинул сына к себе на плечи, как меховой воротник, – рассказывал врач, жестами демонстрируя, как мужчина водрузил ребенка к себе на шею, чтобы сесть за руль мопеда и вернуться к себе в деревню. Я пытался представить себе эту картину.

– Сколько лет ему было?

– Два года. А дома отец посадил его в тесную каморку и наглухо закрыл дверь. Никто не должен был прикасаться к больному. Мужчина понял, что мальчик заразен, – понимающе заметил доктор Саванне. И покачал головой. – Приехав к ним, я сразу пошел в каморку к ребенку. Это было ужасно. Все было в крови. Буквально все! Пол, стены, кровать. Он лежал на полу. Я только успел взять у него анализ, потом он умер.

– Как его звали?

– Эмиль Уамуно, я никогда не забуду это имя. Я отвез пробу крови в лабораторию и позвонил лаборанту. Он спал и не хотел вставать. Но я заорал на него: «Нет, ты просто обязан прийти!» И ему пришлось тащиться туда посреди ночи. Мы протестировали образец – это была Эбола.

Доктор Саванне внимательно посмотрел на меня.

– Я позвонил министру и все рассказал. Я знал, что это важная информация. А он ответил, что они обо всем позаботятся. Так он сказал.

– Как вы думаете, каким образом заразился этот мальчик?

– Семья съела летучую мышь, они поджарили ее на костре. Наверное, зараза исходила от нее.

– А что случилось с отцом?

– Удивительно, но он не был инфицирован. Четырехлетняя сестра мальчика Филомена тоже заразилась, но первые симптомы появились лишь спустя неделю. С ней я не встречался. Мать с бабушкой также умерли. Скончались все, кроме отца. Это ужасно.

Пока доктор Саванне делился со мной этой историей, до меня начало медленно доходить, что за рассказ я слушаю. Как раз незадолго до этого я прочитал, что эпидемия Эболы, судя по всему, началась в Гвинее еще в декабре 2013 года, но была признана официальными властями только в марте 2014 года. Слишком поздно. Первые попытки взять вспышку под контроль выглядели вполне успешными. Однако в начале 2014 года лихорадка проникла за пределы страны и перекинулась на Либерию (первые случаи заражения пришлись здесь на последние числа марта) и Сьерра-Леоне. Первый случай там диагностировали в мае, но последующий анализ проб крови показал, что вирус проник на территорию этого государства еще в феврале. Результаты современного секвенирования 1600 вирусных геномов, проанализированных во время данной вспышки, вполне соответствуют эпидемиологическому описанию источника эпидемии. Вполне возможно, все действительно началось с заражения гвинейского мальчика из Гекеду. Определенный штамм циркулировал в его окрестностях и соседних областях вокруг городов Масента и Кисидугу вплоть до конца февраля 2014 года, а затем распространился шире.

Можно заметить, что этот конкретный эболавирус генетически близкородственен штамму Макона из Центральной Африки. За последние 15 лет он вполне мог каким-то образом распространиться на районы Западной Африки. Его переносчиками действительно могут являться летучие мыши, которых прогнали из их естественного ареала обитания. И вот, передо мной сидит человек и рассказывает мне о первом случае заражения тем самым вирусом Эбола! О «нулевом пациенте»! «Как мне повезло встретиться с доктором Саванне в отеле „Саванна”!» – подумал я. Я приосанился и посмотрел в глаза пожилому врачу.

Переносчиками Эболы могут быть летучие мыши, которых прогнали из их естественного ареала обитания.

– Хм… вы не помните, какого числа это произошло? – наконец осмелился я спросить.

– 6 декабря 2013 года. Там все было в крови…

Названная дата прекрасно стыковалась с последними эпидемиологическими данными. Я поднялся, крепко пожал руку доктору из Гвинеи, заверил его в том, что он сделал все, что мог, и признался, что я впечатлен тем, насколько безошибочно он определил болезнь, никогда не сталкиваясь с ней прежде. Кроме того, я сказал, что могу представить себе, насколько глубоко потряс его этот эпизод с мальчиком, да и все, чем обернулась вспышка Эболы для его страны. Он только посмотрел мне в глаза и произнес:

– В Гвинее вам будут всегда рады.

Затем мы вместе вошли в зал, где проводился семинар и с гулом вращались лопасти вентиляторов – они хоть немного охлаждали помещение.

Позже я стал размышлять о том, можно ли было избежать распространения вируса. Заражение родственников мальчика, скорее всего, было неизбежно. Отец поступил жестоко, но абсолютно правильно: запер сына в изолированном помещении, чтобы не дать болезни распространиться. И, несмотря на это, инфекция все же рассеялась по довольно большой территории, карта ее распространения подробно исследована и задокументирована. Однако с момента идентификации заболевания до реакции международного сообщества прошло слишком много времени. Сдержать распространение болезни проще всего в самом начале, когда еще не так много случаев заражения. Но в этот раз время было упущено. Поначалу никто даже не подумал об эболавирусе, потому что в Западной Африке его никогда не было. Между тем, доктор Саванне утверждает, что он сразу идентифицировал патоген и доложил о нем министру здравоохранения Гвинеи. Где же тут слабое звено?

Другие исследователи пытались разобраться, откуда взялся этот эболавирус. Они выяснили, что крупные плодоядные летучие мыши, возможно, являются его естественными хозяевами. В кронах деревьев их экскременты попадают на фрукты, затем плоды зреют и падают на землю, где их подъедают небольшие антилопы и обезьяны, которые заражаются и умирают. Люди находят в лесу мертвых животных, подбирают тушки и употребляют их в пищу или продают на местном рынке. Инфицирование Эмиля Уамуно именно так и произошло – в результате употребления в пищу зараженного мяса мертвой летучей мыши. С этого и началась гигантская вспышка Эболы в Западной Африке в 2014 году.

Но что делают эти дикие животные, носители вируса, в Западной Африке в непосредственной близости от крупных городов, удалившись на немалое расстояние от своей привычной среды обитания? Ведь они традиционно проживали в джунглях Центральной Африки. Дело в том, что их естественная среда обитания все больше нарушается вторжением человека, который проникает все дальше в джунгли и вырубает тропические леса под кофейные плантации, строительство дорог и городов, тем самым изгоняя животных с насиженных мест и заставляя их искать себе новое пристанище. Огромные колонии летучих мышей все чаще и чаще сталкиваются с человеком в абсолютно неестественных условиях. Именно этим объясняются более частые вспышки Эболы, начиная с 2000 года, и кульминационная эпидемия, охватившая в 2014 году западноафриканские города.

Одним из наиболее знаменательных позитивных событий, сопутствующих эпидемии, была разработка вакцины со 100-процентной эффективностью за рекордный срок – девять месяцев. Обычно создание подобных препаратов растягивается не менее чем на десятилетие и стоит не меньше 100 миллионов долларов. Однако на этот раз производство было профинансировано на пожертвования компании «Мерк», а дорогостоящие испытания оплачены и проведены большим количеством организаций. К процессу был подключен Глобальный альянс по вакцинам и иммунизации (GAVI), крупные фонды, как, например, «Уэлком Траст», британское Министерство международного развития, Фонд по борьбе с катастрофами (при ВОЗ), Врачи без границ, ЮНИСЕФ и многие другие международные частные и общественные организации и фонды: Красный Крест, Африканские и Американские центры по контролю и профилактике заболеваний, Всемирная продовольственная программа, Центр по борьбе с чрезвычайными ситуациями при Всемирной продовольственной и сельскохозяйственной организации, Здоровье животных, Всемирный банк, Глобальная сеть предупреждения о вспышках болезней и ответных действий. И, конечно, для осуществления этого проекта понадобились четко скоординированные действия властей и помощь добровольцев из охваченных эпидемией африканских стран.

Новые вспышки эпидемии Эбола объясняются тем, что колонии летучих мышей все чаще и чаще сталкиваются с человеком в абсолютно неестественных условиях.

Экспериментальная вакцина против Эболы состояла из оболочки вируса, точнее, из гена, кодирующего ее. Его вводят в другой, относительно безобидный вирус: в данном случае роль «троянского коня» исполняет везикулярный стоматит, неопасный для человека. Его впрыскивают в плечо, как любую другую прививку. Это так называемая ДНК-вакцина. Она создает иммунитет к оболочке клетки патогена, который помогает полностью предотвратить или облегчить инфицирование настоящей Эболой. Единственное в своем роде средство в рекордные сроки было успешно протестировано под руководством ВОЗ на здоровых лицах в западноевропейских и африканских странах и готовилось к испытаниям в полевых условиях во время эпидемии, которая, «к несчастью», пошла на спад. Тогда было принято решение проводить кольцевое вакцинирование с применением нового препарата. Данная стратегия использовалась в свое время для борьбы с оспой: каждого нового пациента, попадающего в больницу с лихорадкой, спрашивали, кого он мог заразить. И всему кругу лиц, контактировавших с больным, делали прививки в течение инкубационного периода. Половине людей вводили вместо вакцины физраствор, и уже скоро стало очевидно: среди тех, кому давали физраствор, заболевших и умерших было гораздо больше, чем среди получивших тестовую вакцину. Испытание достаточно быстро остановили, так как эффективность средства была доказана и продолжать эксперимент было бы неэтично. Итак, оно действовало, несмотря на то что люди получали его уже после заражения, на этапе инкубации. Подобное испытание стало результатом сотрудничества между исследователями, многочисленными фирмами, организациями, фондами, правительствами и добровольцами, которые обычно не работают вместе. Что ж, значит, мировое сообщество может действовать быстро и слаженно, если пожелает.