Текст книги "Жизнь Александра Флеминга"

Я подумал, не ввести ли пенициллин непосредственно в спинномозговой канал, и посоветовался по телефону с Флори. Он этого никогда еще не делал, но гак как случай был безнадежным и я знал, что пенициллин безвреден для клеток организма, я ввел пять тысяч единиц в спинномозговой канал. Позднее в этот же день Флори позвонил мне и сообщил, что он ввел пенициллин в спинномозговой канал кошки и та умерла. Но мой больной не умер. Инъекция не причинила ему никакого вреда, и он очень скоро поправился. 28 августа он начал подниматься. У него исчезли все симптомы менингита. Девятого сентября он выписался из больницы совершенно здоровым.

Приговоренный к смерти человек через несколько дней после лечения пенициллином оказался вне опасности. Этот случай не мог не произвести сильного впечатления».

И в самом деле это чудесное исцеление вызвало много шума как в Сент-Мэри, так и во всех медицинских кругах. «Таймс» 27 августа 1942 года напечатала редакционную статью под заголовком: «Пенициллиум». Газета говорила о больших надеждах, вызванных веществом, которое в сто раз активнее сульфамидов. Пока еще невозможно, писал анонимный автор статьи, создать синтетический препарат, но это неважно, раз сама плесень вполне доступный материал. «Все согласятся с „Ланцетом“, – продолжала „Таймс“, – что ввиду ценных свойств пенициллина необходимо как можно скорее найти способ производить его в большом количестве...» Это был совет, чуть ли не приказ, обращенный к британскому правительству.

В статье не упоминалось ни о Флеминге, ни об ученых Оксфорда, но 31 августа в «Таймсе» появилось письмо сэра Алмрота Райта.

Редактору «Таймса»

Сэр, в вашей вчерашней редакционной статье о пенициллине вы никого не удостоили лавровым венком, который заслужил тот, кто сделал это открытие. Мне бы хотелось, с вашего разрешения, дополнить вашу статью, указав, что, следуя изречению «Palmam qui meruit ferat»[32]32
  Кто заслужил пальму, тот ею и удостоен (лат.).


[Закрыть], венок должен быть присужден профессору Александру Флемингу, который работает в нашей научно-исследовательской лаборатории. Это он первым открыл пенициллин и он первым предсказал, что это вещество может найти широкое применение в медицине.

Остаюсь преданный вам Алмрот Райт.

Бактериологическое отделение,

Больница Сент-Мэри,

Паддингтон, В. 2

28 августа

Так старый учитель требовал признания заслуг своего ученика. Бесспорно, ему надо было проявить огромное беспристрастие и порядочность (и сделал он это с большим чистосердечием), чтобы публично признать успех химиотерапии. Но он все же продолжал верить или, во всяком случае, надеялся, что в конечном счете иммунизация одержит верх. И это с его стороны было естественным.

Райту уже был восемьдесят один год, он переселился за город, в Фарнхэм Коммон, и приезжал три раза в неделю в лондонскую лабораторию. Поезда часто опаздывали из-за воздушных бомбардировок, и Райт мог бы ездить на машине, но мужчины находились в армии, шоферами были женщины, «а они бы всю дорогу болтали», – говорил Райт. Вот почему он предпочитал опасную и утомительную поездку в поезде.

О Райте и Флеминге этого периода рассказывает миссис Бёкли, первый и единственный секретарь Флеминга. «Меня поражало, как непохожи друг на друга эти два человека – великий учитель и великий ученик. Сэр Алмрот, человек сильно развитого интеллекта, был вежлив, весьма академичен, а профессор Флеминг, тоже наделенный огромным умом, относился ко всему как-то по-детски, даже к своей работе. Уне-го был удивительно простой подход ко всему, и мне думается, что именно эта простота и приводила его столько раз к правильному решению. Да, они совершенно по-разному воспринимали вещи, но профессор оставался преданнейшим учеником сэра Алмрота».

Райт по-прежнему любил поговорить. «Помню, мы пили у него чай, – рассказывает профессор Палвертафт. – Райт произнес большой монолог о Шекспире, которого он недолюбливал. Он утверждал, что Шекспир был слишком уверенным, а истинный художник должен сомневаться. У Шекспира нет героя, которого терзали бы сомнения. Но тут я ехидно прошептал: „Быть или не быть, вот в чем вопрос“. В ответ Райт только засопел и заговорил о другом».

Во время чудодейственного лечения, проведенного в 1942 году, Флеминг с Флори стали переписываться. Их переписка продолжалась и в дальнейшем. Оба считали, что настало время для массового производства вещества, способного совершать такие чудеса. В августе 1942 года Флеминг сказал своему другу Эллисону, у которого он жил: «Этот случай может очень помочь... Я повидаюсь с министром снабжения сэром Эндрю Дунканом. Он шотландец и дружески настроен. Вы же со своей стороны переговорите в министерстве здравоохранения, чтобы там поддержали промышленное производство пенициллина». Флеминг явился к сэру Эндрю и сказал ему: «Теперь мы должны начать выпускать пенициллин. Что мы для этого предпримем?» На сэра Эндрю произвели большое впечатление чудесные результаты применения пенициллина, и он ответил: «Я создам специальный комитет, и руководить им будет очень энергичный человек, который сдвинет это дело с места». Сэр Эндрю вызвал Сесиля Вейра, генерального директора отдела оборудования, замечательного организатора.

– Флеминг говорил со мной о пенициллине, – сказал министр. – Он считает, и я с ним согласен, что пенициллин открывает огромные возможности для лечения ран и многих других болезней. Я прошу вас сделать все, что в ваших силах, чтобы наладить массовое производство этого препарата.

25 сентября 1942 года Сесиль Вейр вызвал в Портленд Хауз для участия в совещании Флеминга, Флори, Райстрика, Артура Мортимера (своего заместителя), а также представителей химических и фармацевтических предприятий – словом, всех, кого могло интересовать производство пенициллина.

Пять крупных фирм: «Мэй и Бекер», «Глаксо», «Велком», «Бритиш Драг Хаузис» и «Бутс» – еще в 1941 году организовали Научно-исследовательское терапевтическое общество, которому они обещали сообщать все полученные ими данные о пенициллине. С Оксфордской группой исследователей поддерживали связь «Импириал кемикл индастриз», «Кембл» и «Бишоп». Последний завод безвозмездно передал партию пенициллина Флори за несколько дней до заседаний комитета.

Сесиль Вейр сказал, что все должны обмениваться своими сведениями о пенициллине и его производстве; у исследователей и промышленников одна цель: выпускать пенициллин быстро и в большом количестве. Его предложение было единодушно и с энтузиазмом одобрено. Все обязались делиться своими достижениями и отдать свои знания и талант на службу общественным интересам. Флори сообщил, что он познакомил американские фирмы с методами, разработанными в Оксфорде. Он добавил, что взаимность должна быть полной, и выразил некоторые опасения по поводу патентов, взятых американскими исследователями на способы производства. Научно-исследовательское терапевтическое общество заверило, что все сообщения, полученные из Америки, будут немедленно передаваться английским ученым.

Однако было условлено, что работа разных лабораторий не будет централизована. Из-за воздушных бомбардировок неразумно было создавать единый научно-исследовательский центр. Масштабы производства не стали обсуждать, это было еще преждевременно. Флори доложил собравшимся, что если на лечение одного больного менингитом или септицемией требуется большое количество препарата, то на лечение местных инфекций его идет гораздо меньше. Так, опыт лечения ожогов показал, что десяти граммов препарата в месяц хватит для всех инфицированных ожогов в Средневосточной армии. Доктор Максуэлл объявил, что Научно-исследовательское терапевтическое общество собирается построить завод производительностью в миллион литров пенициллина в год. У «Импириал кемикл индастриз» тоже был уже разработан проект предприятия. Флори высказал пожелание, чтобы распределение готовой продукции велось под контролем биологов в качестве гарантии против опасных злоупотреблений, которые часто бывают при появлении нового медикамента.

В конце совещания Артур Мортимер прошептал на ухо своему начальнику: «Может быть, вы и не отдаете себе в этом отчета, но это будет знаменательным собранием, и не только в истории медицины, но, возможно, и в истории мира. Впервые все, кто имеет отношение к производству лекарства, отдадут все свои знания и свой труд не ради денег или славы...».

Производство было освоено очень быстро. Операциями руководил Общий комитет по пенициллину под председательством Артура Мортимера (позже его сменил сэр Генри Дэл). Профессор Райстрик был назначен техническим консультантом и оказал огромную помощь. Он и инженеры крупных химических фирм поехали в Америку, чтобы ознакомиться с успехами американской промышленности.

Массовое производство пенициллина в Америке началось не сразу[33]33
  Paul de Kruif, Life among the doctors, Harcouit Brace, 1949. (Поль де Крюи, «Жизнь среди врачей»).


[Закрыть]. Химики стремились получать пенициллин методом глубинной ферментации, а пенициллиум «предпочитал» жить на поверхности питательной среды... Кроме того, огромные трудности представляла борьба против заражения питательной среды. Большие усилия по производству пенициллина были предприняты фирмой «Чарльз Пфайцер и К°». Завод этой компании раньше не выпускал фармацевтической продукции, но его специалисты имели большой опыт в области ферментации. Одним из руководителей завода был Джон Л. Смит, седой, небольшого роста человек с непроницаемым лицом. Он пытался сообща со своими химиками разработать технологию промышленного производства пенициллина, но без особого успеха. Смиту довелось присутствовать при воскрешении девочки, погибавшей от сепсиса, этот инфекционный случай раньше был бы признан врачами безнадежным.

Девочка страдала инфекционным эндокардитом. Она была при смерти. В июне 1943 года доктор Лёве, врач еврейской больницы Бруклина, пришел к Смиту с просьбой дать ему для девочки пенициллин[34]34
  Paul de Kruif.


[Закрыть]. Смит ответил, что распределять этот редкий препарат имеет право только Национальный научно-исследовательский совет и, кроме того, это вещество при эндокардите не дает положительных результатов. Лёве возразил, что, если его вводить вместе с гепарином, пенициллин даст эффект. Смит отправился обследовать девочку. Трудно не оценить этот необычный поступок загруженного работой руководителя предприятия. Состояние больной девочки его так взволновало, что он нарушил правила и дал доктору Лёве пенициллин. В течение трех дней золотистая жидкость капля за каплей поступала в вену маленькой больной. Смит ежедневно после утомительного дня работы навещал девочку. Когда ей стало лучше, Лёве ограничился внутримышечными вливаниями. Через месяц ребенок поправился.

После этого Лёве взялся за лечение других безнадежных больных. Смит продолжал ему помогать. Пенициллин не был токсичен, и врач довел дозу до двухсот тысяч единиц в сутки. Но Национальный научно-исследовательский совет ввел еще более суровые правила. Лечение эндокардита пенициллином было запрещено, по статистическим данным, оно «не оправдано», утверждал Совет. А больные продолжали поправляться, и Смит, несмотря на риск, которому он подвергался, продолжал снабжать Лёве пенициллином. В октябре 1943 года Совет направил своего представителя в Бруклин для обследования больных, которых пенициллин поднял буквально из гроба. «Посмотрите на меня, разве я не живая? – сказала одна женщина. Глаза ее блестели. – Но по статистике я уже мертвая», – добавила она.

Каждый раз, побывав в больнице, Смит возвращался на фабрику словно преображенный. «Вы спасли еще одну жизнь», – говорил он своим инженерам, бактериологам, микологам. И все они, воодушевленные величием этой борьбы, не жалели ни своего времени, ни труда. После многих попыток они добились глубинной ферментации, в больших чанах стерилизуя воздух. Это уже была бактериология в мире гигантов.

Во всех цехах висели надписи: «При работе соблюдайте осторожность... Загрязненный пенициллин может убить людей... Пенициллин должен быть абсолютно стерилен. Все ли вы делаете для этого? Больные надеются, что вы их спасете, и полагаются на вас». Подобные призывы всегда находят отклик в Америке. Вскоре пенициллин хлынул потоком, очищая инфицированные ткани.

Артур Мортимер рассказывает, что в Соединенных Штатах некоторые специалисты пытались получить вознаграждение за найденные ими новые способы производства. «Мы им ответили, что они могут предъявлять какие им будет угодно высокие требования. Они пришли в недоумение и спросили нас, чем вызвана наша щедрость. Мы им сказали, что с того момента, как они предъявят свои права, мы тоже предъявим свои права на всю продукцию пенициллина, так как он был открыт в Англии, и полученная нами сумма будет ровно в два раза больше того, чего они могут добиться за применение изобретенных ими методов. После этого разговора больше ни о каких правах вопрос не поднимался. Естественно, после войны на новые методы были выданы патенты, и с ними, конечно, считались. Но сам пенициллин так и остался незапатентованным, и никто на него не предъявлял никаких прав».

Осложнения возникли в связи с названием «пенициллин»; некоторые фирмы требовали, чтобы, кроме них, никто не продавал этот препарат под таким названием. Пришлось вмешаться Флемингу. В 1929 году он создал это слово, которое стало научным термином и всеобщим достоянием. Никто не может присвоить его себе. Флеминга поддержали правительства нескольких стран, и вопрос был решен положительно. Но все же необходимо было, даже в Англии, следить за применением этого слова. Как только разнесся слух об открытии чудодейственного лекарства, тут же появились всякие мази с пенициллином, глазные капли, лосьоны, таблетки, косметические кремы с пенициллином. Флеминга это позабавило, и он сказал Мортимеру: «Не представляю себе, что они еще придумают. Меня не удивит, если в продажу будет выпущена губная помада с пенициллином». Мортимер ответил: «Очень возможно, а реклама будет такая:«Целуйте кого хотите, где хотите, как хотите, и вы избежите неприятных последствий (за исключением брака), если будете пользоваться нашей пенициллиновой губной помадой». Флеминг еле заметно улыбнулся и сказал, что это хорошая мысль, но что необходимо распространить на пенициллин закон о терапевтических препаратах во избежание злоупотреблений.

В 1943 году заводы наладили производство пенициллина, и довольно большое количество этого препарата смогло быть поставлено армии. Генерал-майор Пуль директор Отдела патологии при военном министерстве послал двух специалистов в Северную Африку. Они прибыли в Алжир в мае 1943 года, как раз после победы союзников у мыса Бон, и сразу же приступили к лечению раненых пенициллином. Раны, полученные во время этой кампании, были особенно тяжелыми. Мухи в Тунисе причиняли не меньше зла, чем противник. Их полчища невозможно было уничтожить даже при помощи ДДТ; они заражали раны микробами, откладывали в них яйца, превращавшиеся в личинки. Чтобы обрабатывать такие раны, требовался пенициллин в огромных количествах.

Вскоре в Алжир приехал Флори. У него был большой опыт, и он смог дать хирургам полезные советы. Первые же результаты произвели на врачей такое сильное впечатление, что приходилось опасаться, как бы они не принялись лечить пенициллином всех раненых и все болезни. Флори беспрестанно повторял, что пенициллин – не панацея от всех бед. Одни микробы чувствительны к нему, другие – нет. В каждом случае прежде всего необходимо получить культуру микроба, которым заражен больной, и исследовать, чувствителен ли данный микроб к пенициллину. При положительном ответе можно вводить пенициллин и накладывать швы. Хирургам необходимо пересмотреть свои знания и старые методы. Большинство их отнеслись к новому способу лечения без предвзятости и приняли его, но некоторые оказали сопротивление. Бывает, что в ранах остается гной, возражали они. В самом деле, пенициллин не убивал гноеродные бациллы, но зато фагоциты, избавившись от других микробов, могли справиться с этим последним врагом.

Небольшое количество пенициллина отпускалось также рабочим военных заводов. Доктор Этель Флори и ее коллеги из Бирмингемской больницы скорой помощи доказали, что пенициллиновые повязки очень эффективны при открытых травмах рук, которые так распространены среди заводских рабочих. Пенициллин давал поразительные результаты при лечении гонореи, которую он ликвидировал в течение двенадцати часов. Госпитали были заполнены венерическими больными, и в армии это свойство препарата имело весьма важное значение.

Внезапно Слава, эта богиня, чьи порывы никогда нельзя предвидеть, обрушилась на молчаливого шотландца. Его захлестнул все увеличивающийся поток писем. Телефон звонил с утра до вечера. С Флемингом хотели поговорить министры, генералы, журналисты всех стран мира. Неожиданная слава немного удивляла Флеминга, порой забавляла, хотя и доставляла ему удовольствие, в то же время он постоянно напоминал о вкладе Флори и Чэйна.

Этот столь оригинальный и скромный человек стал любимцем журналистов и широкой публики. Вся история пенициллина носила несколько романтический характер. Спора, которая влетела в окно и осела на культуру; открытие, о котором вспомнили в самый разгар войны, когда оно стало еще ценнее; чудесные сообщения, поступавшие из армии. Все благоприятствовало рождению легенды, в которой, кстати, почти все было правдой. На Флеминга дождем посыпались почести. В 1943 году он был избран членом Королевского общества, самого старого и уважаемого научного общества Великобритании. Оно было образовано в 1660 году из оксфордской «незримой коллегии», в которой собирались философы. Ньютон был президентом общества с 1703 по 1727 год. Райт был его членом. Для ученого стать членом этого общества означало удостоиться самой большой чести, которую могли ему оказать его коллеги.

В ознаменование этого события друзья Флеминга из Сент-Мэри – профессора, и студенты, подарили ему серебряное блюдо, ювелирное произведение искусства XVIII века. Хендфилд Джонс, один из крупнейших хирургов больницы, произнес речь в присутствии сэра Алмрота Райта. «Не существует другого члена нашего сообщества, которого мы ценили бы больше, чем профессора Флеминга. Он всегда был проникнут духом этого дома, не отделял себя от нас; он иногда даже сходит со своего высокого пьедестала и выпивает кружку пива в „Фаунтене“.

Флеминг в ответ сказал: «На мою долю выпадали небольшие удачи, которые доставляли мне радость, но я должен честно признаться, что сегодня самый знаменательный день моей жизни, потому что вы, мой учитель, вы, мои современники и студенты, собрались здесь, чтобы оказать мне почести». Он признался, что ему очень трудно связно говорить, когда он так взволнован. «Я мог бы вам много рассказать о стафилококках, о спирохетах и даже о пенициллине, но речь идет обо мне, а это совсем другое дело...»

Действительно, он весь день с ужасом думал, что ему предстоит отвечать красноречивому Хендфилду Джонсу. Обедая с доктором Мак-Леодом, он поделился с ним своими страхами, а доктор Мак-Леод напомнил ему две строчки их соотечественника Роберта Бёрнса, выражавшие скромность, подобающую при таких обстоятельствах, строчки, которые могли служить заключительной частью речи.

Эти стихи очень понравились Флемингу, и он решил их процитировать и сказать: «Что мы действительно знаем о себе? Я – шотландец из Эршира. Сто пятьдесят лет назад великий уроженец Эршира Роберт Бёрнс написал:

 
Ах, если б у себя могли мы
Увидеть все, что ближним зримо...[35]35
  Из стихотворения Бёрнса «Насекомому, которое поэт увидел на шляпе нарядной дамы во время церковной службы». (Перевод С. Маршака.)


[Закрыть]
 

Если другие меня видят таким, каким меня только что описал Хендфилд Джонс, значит, я очень недооценивал себя, но шотландское воспитание, полученное мною, привило мне осторожность, и я очень хорошо знаю, что лесть в подобных случаях, как и в некрологе, вполне допустима».

Но, выступая, он, растерявшись, сказал: «Когда-то здесь, в Сент-Мэри, нас было трое студентов. Теперь все трое стали членами Королевского общества. Разве тогда могли вы предполагать, что подобная вещь будет возможна? Бёрнс писал:

 
Ах, если б у себя могли мы
Увидеть все, что ближним зримо...»
 

В таком контексте стихи Бёрнса приобрели смысл, обратный тому, который видел в них Мак-Леод, и эти строчки звучали отнюдь не скромно, а крайне гордо. Однако каждый мог впервые прочесть на лице Флеминга глубокое волнение, и это нечаянное искажение смысла стихов было встречено благожелательным смехом.

Александр Флеминг – Рональду Трего

Вся больница была в сборе, мне преподнесли очень красивое серебряное блюдо. Это было мило. Но гораздо менее приятно было сидеть на сцене и произносить речь. Надеюсь, что я не был смешон; ведь в таких вещах я мало искушен... Газеты продолжают заниматься пенициллином. Я получил из Америки просьбу прислать автографы и поздравительный адрес от муниципального совета Дарвела, городка, где я родился. Судья (он же мэр) услышал о пенициллине в Каире. В следующий четверг в восемь часов я должен выступить по радио для шведов. Здесь все как обычно. Мы продолжаем, вот и все.

Третьего июля 1943 года он писал своему другу, бактериологу Комптону, который тогда руководил лабораторией в Александрии:

Конечно, я был рад, что меня избрали в Королевское общество, и мне приятно сознавать, что и мои друзья тоже этому обрадовались...

У меня сейчас много работы в связи с испытаниями моего химиотерапевтического детища. Видимо, это вещество обладает необычайной силой. Когда в нашем распоряжении этот препарат будет в достаточном количестве, он затмит сульфамиды. За последние две недели нам удалось вырвать из пасти смерти двух больных септицемией. Один больной гонореей был вылечен за сутки, наружное применение тоже дало замечательные результаты. Думаю, что эта работа займет у меня еще полгода, а может быть, и больше.

Мы все ждем крупных событий, но, как и вы, не знаем, во что это выльется. Возможно, когда вы получите мое письмо, положение на Средиземном море прояснится.

Моя жена чувствует себя хорошо. Она очень занята. Роберт учится в Сент-Мэри. Мы все шлем вам наилучшие пожелания и заранее радуемся свиданию с вами, когда уничтожат Гитлера.

Искренне ваш Александр Флеминг

Спора, занесенная ветром, положила начало развивающейся с каждым днем промышленности как в Америке, так и в Англии. Уже в мае 1943 года американская армия дала заказ на сто двадцать миллионов единиц пенициллина. Англия отпустила на производство пенициллина три миллиона фунтов стерлингов.

В 1944 году доктор Когхилл, работавший в Пеорийской лаборатории, представил американскому химическому обществу блестящий доклад, показывающий необычайную быстроту развития промышленного производства пенициллина в Соединенных Штатах. «Мало найдется вещей, которые, подобно пенициллину, вызвали бы такой живой интерес как в ученом мире, так и в мире непосвященных. Вот уже два года, а может быть, и больше того, микологам, химикам и инженерам всех англосаксонских стран оно представляется Золушкой. Это вещество, выделяемое невзрачной плесенью, которую раньше старались уничтожить, а вовсе не культивировать, внезапно чудесным образом преобразило заводы, которые оцениваются в двадцать миллионов долларов, его обслуживают сотни лакеев, и его приветствуют бесчисленными фанфарами. Пенициллин затмил своих сестер – сульфамидные препараты. Два года назад те из нас, кому поручили организацию бала, просыпаясь среди ночи, с испугом спрашивали себя, а не исчезнет ли это очаровательное видение, когда часы пробьют полночь, оставив в ваших руках лишь хрустальный башмачок, после того как мы для него построили столько заводов-дворцов? Но часы пробили полночь, и быль расходится со сказкой: наша Золушка не убежала и творит чудеса».

Этот ученый умел хорошо писать, и миф о Золушке удивительно соответствовал истории Флеминга.