Текст книги "Жизнь Александра Флеминга"

Эпилог

Нужны совершенно исключительные обстоятельства, чтобы имя ученого попало из науки в историю человечества.

Бальзак

Его похоронили в соборе св. Павла – честь, которой удостоились лишь несколько очень прославленных англичан. Почетный караул несли студенты и медицинские сестры Сент-Мэри. Надгробное слово произнес профессор Паннет, друг Флеминга и его товарищ по работе – они вместе вступали на медицинское поприще.

«Пятьдесят один год назад, – сказал он, – в Медицинской школе Сент-Мэри встретилось несколько студентов... В тот день я познакомился с Александром Флемингом. Он был несколько старше нас и более сложившимся, чем все мы. Это был спокойный человек с живыми голубыми глазами, проницательным и решительным взглядом... Первые годы мы с ним были соперниками, потом наши дороги разошлись, но наша дружба никогда не ослабевала, потому что у Флеминга был твердый и сильный характер – залог надежной дружбы... Он был исключительно постоянен. Друзья верили в него, и он оправдывал их веру.

В то осеннее утро, когда мы впервые встретились, никому, конечно, не могло прийти в голову, что среди нас находится один из величайших людей нашего века. Мы были далеки от мысли, что настанет день, когда, оплакивая Флеминга, огромная толпа соберется в этом прекрасном соборе, чтобы почтить память гения науки, признанного всем земным шаром... Общеизвестно, что он своими работами спас больше людей и облегчил больше страданий, чем кто-либо из живущих ныне на земле, а возможно, даже из живших когда-либо прежде. Это одно уже способно внести переворот в историю человечества.

Я не буду говорить о том, сколько раз он надеялся, сколько он трудился, сколько раз разочаровывался, терпел неудачи... Путь, знакомый каждому ученому, и этим же путем шел Флеминг... Но в его судьбе есть одна особенность, которая менее известна. Окидывая взглядом весь его путь, мы замечаем, что в его жизни было много случайностей, на первый взгляд не связанных между собой, но, не будь любой из них, жизнь Флеминга не достигла бы такого апофеоза. Но этих случайностей было слишком уж много, и все они были направлены к одной цели, поэтому мы волей-неволей приходим к убеждению, что их нельзя отнести целиком за счет одной только удачи.

Его выбор профессии, больницы, специализация в области бактериологии; его встреча с Алмротом Райтом; характер работы, которую он вел у него; неожиданное действие слезы; случайно занесенная спора, – нет, все это не может объясняться одной удачей. На каждом повороте его жизненного пути провидение указывало ему правильное направление».

Рядом с монументальными могилами Нельсона и Веллингтона находится скромная плита, на которой начертаны инициалы А. Ф. – здесь покоится прах Флеминга. На соседней стене прикреплена плита из греческого мрамора и на ней – чертополох, эмблема Шотландии, и лилия, эмблема Сент-Мэри. Этот памятник говорит о трех самых глубоких привязанностях Флеминга.

Когда гроб спускали из нефа в склеп, его жене почудилось, что Алек лукаво, по-мальчишески взглянул на все это и прошептал: «Вы только подумайте! Меня хоронят в склепе вместе с Нельсоном!»

Скоропостижной смертью Флеминга были потрясены не только Англия и Шотландия. Все страны мира прислали официальные соболезнования. Поток взволнованных писем от частных лиц свидетельствовал о народном горе. В Барселоне цветочницы высыпали все цветы из своих корзин у мемориальной доски, прибитой в память посещения Флемингом города. Две девочки из Болоньи прислали цветы, купленные на деньги, которые они собирали весь год на подарок ко дню рождения своего отца. В городах именем Флеминга называли улицы и площади. В университетах собирали деньги, чтобы воздвигнуть ему памятники. В Греции были вывешены траурные флаги. Двое путешественников, которые ездили по Греции на автомобиле, с удивлением увидели, что в каждом городе, каждой деревне, по которым они проезжали, флаги приспущены. Неподалеку от Дельф они спросили старого пастуха:

– По ком объявлен траур?

– Как? – удивился старик. – Вы разве не знаете, что Флеминг умер?

В редакционной статье «British Medical Journal», вышедшей сразу же после смерти Флеминга, было сказано:

«Так недавно и стремительно был сделан ряд открытий, что, наверное, мы не можем полностью оценить переворот в медицине, который вызвало и продолжает вызывать открытие Александра Флеминга. О медицинском прогрессе мир, естественно, судит по успехам в лечении болезней. Уже с одной этой точки зрения Александр Флеминг имеет право на бессмертную славу. И вслед за ним слава принадлежит сэру Говарду Флори и доктору Эрнесту Чэйну, которые через десять лет после открытия Флеминга нашли способ выделить пенициллин и претворить в жизнь надежды, которые на него возлагал Флеминг еще в 1929 году. Флеминг обладал наблюдательностью истинного естествоиспытателя и научным воображением, помогавшим ему сделать выводы – на основании наблюдаемых явлений, – наблюдательностью и воображением, которые могут быть только у человека, предрасположенного к научной работе. Открытие, о котором рассказал Флеминг в своем сообщении, – это веха в истории медицины. „Пенициллин“, который он открыл и окрестил, ближе любого другого медикамента к идеалу Эрлиха: therapia sterilisans magna»[47]47
  Большая стерилизующая терапия (лат.).


[Закрыть].

С открытием пенициллина началась новая эра в лечении больных. Современным врачам трудно понять, насколько бессильны были их предшественники в борьбе с некоторыми инфекциями. Им незнакомо отчаяние, овладевавшее докторами, когда они сталкивались с болезнями, смертельными в те времена, а теперь излечимыми. Некоторые из этих заболеваний даже перестали существовать. Пенициллин и все антибиотики, открытые после него, дают возможность хирургу производить такие операции, на которые раньше никто бы не решился. Средняя продолжительность жизни человека настолько возросла, что изменилась вся общественная структура. Только Эйнштейн – но в другой области – и еще Пастер оказали такое же, как Флеминг, влияние на современную историю человечества. Государственные деятели трудятся изо дня в день над устройством мира, но лишь люди науки своими открытиями создают условия для их деятельности.

Почему этого скромного и молчаливого исследователя судьба наградила такой большой удачей? Потому что он терпеливо готовился принять истину в тот день, когда она обнаружит себя. «В науке самое простое – найденное вчера и самое сложное то, что будет найдено завтра», – говорил Биот[48]48
  Биот – французский физик и астроном XIX века.


[Закрыть]. Наблюдения Флеминга могли быть сделаны многими, но никто другой их не сделал, – потому что ему особенно было присуще чувство соразмерности.

Цветок, который рос как-то не совсем обычно, в его глазах был таким же волнующим явлением, как любое другое, более ярко выраженное. Работа муравьев над созданием себе жилища казалась ему каким-то чудом, и он внимательно следил за ней. Все в природе вызывало у него живейший интерес еще с самого детства, проведенного среди шотландских ландов. Если бы он учился в public school[49]49
  Закрытая средняя школа для мальчиков.


[Закрыть], он был бы, возможно, менее застенчив. Он умел бы красочнее излагать свои идеи и описывать свои достижения и производил бы на окружающих более сильное впечатление. Но сохранил ли бы он свою удивительную свежесть восприятия?

Что дают человеку глубокого ума красноречие, апломб, внешний блеск? Эти качества могут быть ему очень полезны для достижения личного счастья, для материального успеха, для завоевания престижа. Но разве от них зависит важность достигнутых ученым реальных результатов. Перед нами два человека: «Райт и Флеминг. Оба были в равной степени преданы науке. Но Флемингу чуждо было ораторское искусство, он не умел поражать слушателей, что так великолепно удавалось Райту. Многие не любили Райта, но даже враги, сталкиваясь с этой яркой индивидуальностью, признавали, что в нем немало величия. Каждый знал, что, оспаривая ценность трудов Ранта, надо быть готовым выдержать натиск блестящих и саркастических аргументов. Куда как более соблазнительно верить в свое превосходство над этим маленьким мужественным и сдержанным человеком, который ничего не сделает, чтобы рассеять ваше заблуждение! Можно без всякой для себя опасности подвергать сомнению его работу, ведь он никогда не нарушит своего упорного молчания по столь незначительному, с его точки зрения, поводу.

«Гениальный человек зачастую эгоист, – писал лорд Бивербрук. – Если же он скромен и прост, что изредка бывает, люди склонны его недооценивать. Сэр Александр Флеминг был гением этой редкой категории. Теперь, бесспорно, он всемирно известен... Но при жизни его заслуги признавались с большой неохотой на его же родине». Возможно, действительно ему бы раньше отдали должное, будь он менее сдержанным и молчаливым. Но что в этом? Ведь именно он, несмотря на свою молчаливость, достиг цели.

Приведем еще одно суждение об этом ученом. «Он был великим врожденным исследователем, – сказал о Флеминге профессор Хеддоу, директор Института рака. – Он понимал, что необходимо работать, и приложил немало усилий, чтобы осуществить большие замыслы, но его истинное величие было в умении „схватить“ неожиданное наблюдение и распознать его в тот момент, когда его истинное значение еще ускользает от обычного смертного... короче говоря, он обладал даром выявлять коренные явления... Хотя его имя для всего мира связано с пенициллином, нельзя пренебрегать другими вкладами Флеминга в науку, теми важнейшими наблюдениями, которые он ценил не меньше пенициллина, и даже больше. Уже одних этих оснований достаточно, чтобы назвать его великим человеком. Но выше всего я ставлю его поразительную, спокойную мудрость как в его отношении к миру, так и к сущности исследовательской работы. Его мудрость была настолько скромной и тихой, что оставалась незамеченной большинством людей, которые поверхностно знали Флеминга... Меня лично поражали в нем три вещи. Этот человек понимал, что важна работа, а не слова. Он умел заметить неожиданное и никогда не пренебрегал им. И третье – его философия, выражавшая отношение к сущности науки, а также, я часто об этом думал, его восприятие мира в целом и изучение человека были основаны на очень мудрых и скрытых принципах, о которых он никогда не говорил и о которых можно было только догадываться».

Больше всего тронуло бы Флеминга то, как почтили его память 10 октября 1957 года на его родине, в графстве Эршир. В тот день рядом с воротами Локфилд-фарм был открыт очень простой памятник – на высоком гранитном камне начертана следующая надпись, лишенная всякой выспренности:

СЭР АЛЕКСАНДР ФЛЕМИНГ,

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ПЕНИЦИЛЛИНА,

РОДИЛСЯ ЗДЕСЬ, В ЛОКФИЛДЕ,

6 АВГУСТА 1881 ГОДА.

Из Дарвела по дороге, извивающейся среди ландов, на торжество прибыло несколько машин, и толпа пешеходов, которые прошли четыре мили от городка до фермы – путь, который некогда проделывал Александр Флеминг, возвращаясь из школы. Когда с камня были сняты флаги с крестом св. Андрея, provost[50]50
  Мэр в Шотландии (англ.).


[Закрыть] рассказал о детстве Алека Флеминга, которое прошло на этой ферме. Здесь его родители Хью и Грейс Флеминг, оба превосходные люди, дали ему воспитание, которое наложило отпечаток на всю его жизнь. В этих долинах и на окружающих ферму холмах, играя и работая, он научился понимать и любить природу. Жена Флеминга смотрела на прекрасное осеннее небо, на широкие просторы, на мягкие линии пологих холмов и думала, что высокое пренебрежение к суетности жизни, которое ее так пленяло в муже, наверное, было порождено ощущением величия мира и собственного ничтожества, которые испытываешь, когда останешься один на один с природой.

«В тот день, 6 августа 1881 года, – продолжал мэр, – никто не подозревал, что беспомощное, кричащее маленькое человеческое существо родилось для того, чтобы посвятить свою жизнь человечеству». Сам Флеминг однажды написал: «Нам нравится думать, что мы управляем своей судьбой, но, возможно, Шекспир был мудрее, сказав:

 
Судьба управляет нашей жизнью,
Хотя мы ее задумали совсем иной.
 

Каждый из нас может оглянуться на пройденный им путь и задать себе вопрос: что произошло бы, если бы он занимался не тем, чем занимался, – часто без всяких оснований. Перед нами всегда два пути; мы должны выбирать один из них, не зная, куда ведет второй. Может быть, мы выберем лучший; но возможно также, мы никогда не узнаем, какой надо было выбрать».

Флеминг выбрал правильный путь, и судьба в конечном счете благоприятствовала ему.

Послесловие

Об Александре Флеминге, открывшем пенициллин, без преувеличения можно сказать: он победил не только болезни, он победил смерть.

Немногие ученые-медики удостоились столь великой исторической славы. «Нужны совершенно исключительные обстоятельства, чтобы имя ученого попало из науки в историю человечества» (Бальзак). Имя Флеминга напечатано в золотой книге медицины наряду с такими сверкающими именами великих борцов за оздоровление человечества, как Пастер, Эрлих, Кох, Мечников, Листер, Пирогов, Павлов, Рентген, Бантинг и Бест, Майнот и др.

Каждый из них совершил переворот в медицинской науке: Пастер открыл мир микробов, что привело к установлению причин инфекционных болезней и их предупреждению и лечению; Эрлих синтезировал первый антимикробный химиопрепарат и этим заложил основы великой науки – химиотерапии инфекционных болезней, он же благодаря своей тонкой наблюдательности обнаружил группы крови и поручил своему ученику Ландштейнеру детально разработать эту проблему; Кох обнаружил микобактерию туберкулеза; Мечников впервые в науке показал материальный субстрат иммунитета – до него понятие о борьбе организма с инфекцией было абстрактным, реально неощутимым; Листер обезопасил хирургические операции от инфекционных осложнений, приводивших в доантисептическую эру к гибели многие и многие тысячи людей; Пирогов создал классические основы клинической и военно-полевой хирургии; Павлов заложил основы точнейшей методики новой, экспериментальной физиологии и возвел одно из стройных и капитальных зданий современной физиологической науки – учение о функциях всех отделов нервной системы, до высшей нервной деятельности включительно; Рентген сорвал покровы с тайн многих болезней и этим оказал больному человеку неоценимые услуги; Майнот открыл способ излечения пернициозной анемии, приводившей в 100 процентах случаев к смерти, а Бантинг и Бест открыли инсулин, изменивший судьбу миллионов больных диабетом. Как правильно писал «British Medical Journal» в своей редакционной статье, вышедшей сразу после смерти Флеминга, «о медицинском прогрессе мир, естественно, судит по успехам в лечении болезней». Все эти великие борцы за жизнь человека всемирно известны, они вошли в историю человечества наряду с крупными политическими деятелями, полководцами, гениальными поэтами, потому что масштабы сотворенного ими были не менее глобальны, чем масштабы деятельности великих политиков, полководцев и национальных гениев литературы. Ведь сделанное умом и руками Пастера, Эрлиха, Листера и Мечникова спасает ежегодно миллионы человеческих жизней...

К плеяде этих титанов медицины примкнул и Александр Флеминг. Десяткам миллионов людей на земле он уже сохранил жизнь. По «масштабности» благодеяний человечеству Флеминг стоит на одном из первых мест среди великих деятелей медицины.

Постараемся подтвердить это фактами. Флеминг открыл пенициллин, который справедливо считается королем антибиотиков. Если остановиться только на таком заболевании, как пневмония, которой на земном шаре ежегодно болеет более 15 миллионов людей, мы должны прийти к выводу, что пенициллин в течение 20 лет, с первых дней его применения до нашего времени, спас уже миллионы больных воспалением легких от неминуемой смерти. Беспрецедентное снижение детской смертности в нашей стране в значительной мере обязано почти полной ликвидации смертности от катаральных пневмоний, часто осложнявших детские инфекции. Как указывает англо-американская печать, сейчас в ряде цивилизованных стран детям больше угрожают не инфекционные болезни, а несчастные случаи.

Пенициллин в борьбе с инфекциями привел к ослаблению вирулентности микробов. Только отдельные штаммы их еще сопротивляются и усиливают свою вирулентность, основные же отряды повержены в прах. Многие болезни, как пневмония, менингит, стали более легкими в своем течении.

Заражение крови и гнойные воспаления брюшины (перитонит), от которых раньше наступала неминуемая смерть, перестали пугать врачей, вооруженных ампулами с пенициллином.

Человеческий ум устроен так, что его манит непостижимое, а достигнутое становится обыденным, как бы законом жизни, аксиомой. Такой «повседневной аксиомой» стало выздоровление от многих смертельных болезней, и в первую очередь от заражения крови и перитонита.

Есть такая болезнь, чаще всего поражавшая детей, – острый гематогенный остеомиелит (септическое гнойное воспаление костного мозга). Еще за несколько месяцев до открытия пенициллина мне пришлось переживать гибель маленьких детей, заболевших этой страшной болезнью, внезапно вызываемой вселившимся в хрупкий детский организм стафилококком. Ничто не могло спасти жизнь детей; даже множественные трепанации костей и выпускание гноя наружу в 9 случаях из 10 не отвращали печального конца. А как страдали дети от этих операций! Ради 10-процентного шанса на спасение жизни ребенка врачи шли на все.

И вот через несколько месяцев пришел пенициллин.

Я еще сейчас вспоминаю лица этих детей. Они могли бы жить...

Отступили и другие смертельные враги человечества. Эпидемический менингит перестал страшить нас, так как пенициллин дает почти 100-процентное исцеление отнего, а ведь раньше появление эпидемии этой болезни вызывало у родителей панический ужас. Они знали, что 90 процентов заболевших должны были быть принесены в жертву ненасытному молоху смерти.

Перенесемся с вами, читатель, к тому трагическому дню 27 января 1837 года, когда в 6 часов вечера к себе в квартиру с места дуэли на Черной речке в обычной карете был доставлен А. С. Пушкин.

За полтора часа до этого, в 4 часа 30 минут, во время поединка с Дантесом он получил слепое огнестрельное ранение в живот из дуэльного пистолета.

Пушкина лечили лучшие хирурги Петербурга – лейб-медик императора Н. Ф. Арендт и профессор X. X. Саломон. Входное отверстие пули находилось на передней брюшной стенке. Пробив все мягкие ткани, пуля раздробила подвздошную кость с ее внутренней стороны, а затем по касательной, повредив неглубоко петлю тонкого кишечника, застряла в крестце.

На этом сухом протоколе вскрытия заканчиваются наши сведения о драме, разыгравшейся за 46 часов 15 минут мучительной болезни – гнойного перитонита, наступившего после ранения великого поэта.

А ведь объективный анализ клиники болезни приводит к выводу, что сегодня жизнь Пушкина была бы легко спасена – ведь он был доставлен с места происшествия очень быстро, кровопотеря не была фатальной, кишечник не был пробит, и, следовательно, операцию можно было успеть сделать прежде, чем инфекция распространилась на брюшину. Достаточно было бы извлечь пулю, наложить наружные швы на кишку и ввести в брюшную полость раствор пенициллина, а затем сделать несколько десятков уколов пенициллина – и драгоценная жизнь поэта была бы спасена.

Пенициллин излечивает не только смертельные болезни, но и многие тяжелые заболевания, которые еще недавно делали человека инвалидом.

Он с успехом применяется при скарлатине и дифтерии. Он в несколько дней вылечивает от гонореи, убивает спирохету сифилиса, без осечки помогает при всех воспалительных процессах, вызываемых кокками...

Сейчас уже официально признано, что средняя продолжительность жизни в цивилизованных странах резко повысилась благодаря пенициллину, победившему самые злые инфекции.

Средняя продолжительность жизни человека равнялась в Европе XVI века 21 году, XVII века – 26 годам, XVIII века – 34 годам, в Европе конца XIX века – 50 годам. А теперь в отдельных странах средняя продолжительность жизни человека достигает 60 лет (в нашей же стране, учитывая еще благоприятные социальные условия, – 67 лет).

Таковы заслуги А. Флеминга перед человечеством. Но они не исчерпываются этим. Получив пенициллин, Флеминг открыл новую эру в истории медицины – эру антибиотической терапии.

Собственно говоря, теоретически эта проблема была уже достаточно разработана, и А. Моруа не умолчал об этом факте (138—139 стр.). Однако, сосредоточив все внимание на личности и работах самого Флеминга, писатель очень скупо говорит о его предшественниках и при этом совершенно игнорирует работы русских ученых, с которыми, по-видимому, А. Моруа не имел возможности познакомиться. Этот досадный пробел мы постараемся сейчас восполнить.

Справедливость и глубина изложения проблемы требуют отметить прежде всего тот факт, что фундаментальная теория антибиоза была разработана И. И. Мечниковым, а попытки применения плесневых грибков с лечебной целью на основе принципа антибиоза были предприняты рядом русских врачей в XIX и XX столетиях.

Идея биологического антибиоза была высказана И. И. Мечниковым в связи с его работами о продлении жизни человека.

«Человек умирает преждевременно, до появления естественного инстинкта смерти», – писал он. При этом И. И. Мечников создал обменно-токсическую теорию кишечного происхождения преждевременного старения, то есть износа тканей и атеросклероза. Он указывает, что унаследованные от млекопитающих предков толстые кишки являются средоточием колоссальной массы бактерий, сильно отравляющих своими ядами организм, что ведет его к преждевременной старости.

И. И. Мечников на основе этой теории указал конкретные пути профилактики и «лечения» старости – систематическое питание простоквашей, с которой вводятся миллиарды молочнокислых бактерий, являющихся врагами гнилостных микробов.

В дальнейшем он возвел эту идею в один из ведущих принципов лечения инфекционных болезней.

Выступая в 1909 году в Кембриджском университете, он сказал, что идея Дарвина о борьбе за существование, происходящей в мире животных, может быть применена к микробам и что использование этой идеи поможет найти новые действенные способы борьбы с возбудителями инфекционных болезней.

Таким образом, И. И. Мечников открыл и сформулировал общий закон естествознания – антагонизм между микробами в глубокой, принципиальной связи с эволюционным учением Дарвина.

В настоящее время изучение дружественных и враждебных отношений между микроорганизмами составляет предмет особой науки – биоценологии. Последняя определяет несколько видов соотношений между микробами – симбиоз (сожительство), антибиоз (антагонизм) и метабиоз (одни микробы открывают дорогу другим для нападения).

В 1869—1871 годах известные русские ученые В. А. Манассеин и А. Г. Полотебнов впервые в мире указали на лечебные свойства грибка Penicillium и даже занялись изучением его культивирования.

В. А. Манассеин – выдающийся терапевт своего времени и передовой общественный деятель, А. Г. Полотебнов – основоположник русской дерматологии, занялись глубокими исследованиями антибиологических свойств зеленой плесени.

В 1871 году в «Военно-медицинском журнале» появилась статья В. А. Манассеина «Об отношении бактерий к зеленому кистевику». Статья эта была ответом на опубликованные в 1868—1870 годах работы А. Г. Полотебнова. Спор, возникший между учеными, носил несколько теоретический характер, но интерес был не в этом, а в тех замечательных наблюдениях, которыми ученые подкрепляли свои доводы.

Целью В. А. Манассеина было доказать, что бактерии не происходят из зеленой плесени, которую А. Г. Полотебнов считал общим родоначальником всех микробов. Для этого В. А. Манассеин делал посевы зеленой плесени на особые среды. И вот тут он отметил, что в этой среде «никогда не развивалось бактерий». Следовательно, он установил, что плесень препятствует росту микробов.

В. А. Манассеину феномен Флеминга был известен 92 года назад, или за 57 лет до открытия Флеминга (1928 г.). Хотя опыты В. А. Манассеина отвергли теорию А. Г. Полотебнова, тем не менее и последний заметил, что бактерии не появляются в жидкости, в которой была посеяна зеленая плесень.

Так он пишет: «Жидкость при подобного рода опытах остается всегда прозрачной, обыкновенно она не содержит в себе ни одной бактерии».

А. Г. Полотебнов сделал практические (терапевтические) выводы из своего наблюдения. Он стал лечить целебным грибком язвы: «Перевязывая эмульсией из спор с миндальным маслом язвы, известные в дерматологии под именем эктимы, я заметил, что они очень быстро зажили. Остальные две язвы у того же больного, перевязывавшиеся не эмульсией, а цинковой мазью, не заживали в течение двух или трех дней».

Ободренный таким результатом, А. Г. Полотебнов раздобыл плесень прямо из подвала лечебного учреждения, в котором работал, и применил ее для лечения.

«Этим же способом при посредстве только что описанного материала перевязывались раны у четырех больных. Из них двое имели сифилитические язвы, один – язву после вскрытия чирья и один – варикозные язвы на нижних конечностях. В сифилитических язвах при перевязке их плесенью наблюдались крайне интересные явления, сводящиеся к очищению дна язвы и уменьшению инфильтрации по краям».

Но самое замечательное наблюдение А. Г. Полотебнов отмечает дальше: «В поверхностных и глубоких, иногда кровоточащих язвах кожи, в продолжение 10 дней покрываемых сплошным слоем спор Penicillium с примесью бактерий, не происходит никаких осложнений (рожа, дифтерия и др.); напротив, иногда при таких условиях в язвах наблюдается самое резкое улучшение».

Свою работу А. Г. Полотебнов заканчивает следующими словами: «Результаты проведенных мной опытов могли бы, я думаю, позволить сделать подобные же наблюдения и над ранами операционными, а также над глубокими нарывами. Только такие наблюдения и могли бы дать экспериментальное решение вопроса о значении плесени для хирургии».

Таким образом, двое выдающихся русских ученых не только заложили основы замечательной идеи лечения антибиотиками, но подвели научную основу для открытия одного из могучих лечебных средств – пенициллина.

Большего сделать они не могли. Состояние химической науки в то время не позволило бы им приготовить лекарственный препарат.

В 1904 году русский ученый профессор М. Г. Тартаковский еще раз вернулся к грибку-исцелителю. Он изучил его действие на возбудителя экспериментального тифа кур. В своей работе М. Г. Тартаковский писал: «Я наблюдал, что под влиянием Penicillium glaucum контагий экспериментального тифа кур погибал».

К сожалению, невнимательное отношение к истории отечественной науки, нежелание порыться в архивах привело к тому, что работы в нашей стране не были продолжены и углублены.

Я полагаю, что для советского читателя эти краткие исторические сведения представляют известный интерес. Однако – и это мы должны особенно подчеркнуть – А. Флеминг впервые перевел теорию на рельсы практики, из биологического феномена микробного антибиоза он сделал скачок к использованию борьбы между микроорганизмами для целей лечения. Он предложил новый, простой и наиболее эффективный способ борьбы с инфекциями – биологический. Он решил «столкнуть лбами» антагонистов, антибионтов – патогенного микроба и его противника-грибка в больном человеческом организме; в этой борьбе человек выступал как tertius gaudens («двое дерутся, а третий радуется»). Принцип Флеминга был быстро принят на вооружение. Ученые стремительно ринулись на поиски новых антибиотиков. Результаты оказались поразительными. Достаточно указать на стрептомицин, который полностью победил туберкулез и его смертельное осложнение – туберкулезный менингит, – и который, безусловно, победил и легочную чуму. С открытием ауреомициyа (отечественного биомицина) побежден сыпной тиф и многие септические инфекции. В комплексе антибиотики обладают столь широким спектром деятельности, что, по сути, не осталось почти ни одной бактериальной инфекции, которую бы эти препараты не подавляли. Только вирусы еще чувствуют себя вне досягаемости.

Открытие Флеминга – одно из самых удивительных в науке. Оно, на наш взгляд, по своей значимости и масштабу вполне отвечает нашему атомному веку, и есть нечто глубоко справедливое в том, что оно пришло вместе с развитием атомной физики. Медикам, следовательно, тоже есть чем гордиться.

Надо особо подчеркнуть, что в нашей стране производство пенициллина быстро достигло широчайшего размаха. При этом было проявлено много инициативы и найдены оригинальные решения.

В этом отношении не только наша страна, но и мировая антибиотикология обязана энтузиасту антибиотиков действительному члену АМН СССР профессору З. В. Ермольевой. После открытия Флеминга, Чэйна и Флори З. В. Ермольева включилась в интенсивную, неустанную работу по изготовлению пенициллина. Она получила собственные штаммы этого грибка и способствовала лабораторному, а потом и заводскому производству пенициллина в нашей стране. Шла война, надо было спасать сотни тысяч раненых. З. В. Ермольева выехала вместе с бригадой ученых-медиков на фронт и там в боевой обстановке проверяла действенность советского пенициллина...

Андре Моруа – опытный и известный писатель, создавший немало блестящих биографий поэтов, писателей, крупных политических деятелей, – ныне всю силу своего таланта вложил в образ одного из выдающихся ученых и гуманистов нашего времени, и в этом, бесспорно, его огромная заслуга.

«В наш век, когда наука столь глубоко изменяет человеческое существование – как в лучшую, так и в худшую сторону, – вполне естествен тот интерес, который возбуждает жизнь ученого», – пишет А. Моруа.

Моруа не только внимательно изучил документы о жизни и деятельности Флеминга, в процессе работы над образом своего героя он успел горячо полюбить его. Труд автора поэтому приобретает особую эмоциональную окраску, и невольно личные симпатии писателя передаются читателю.

Книга в этом плане вполне удалась Моруа. Он умеет создать реальный образ ученого, сделать его жизненным, ощутимым. Писатель, очевидно, долго «вживался» в образ Флеминга и, лишь когда он глубоко укоренился в его художественном сознании, начал его высекать.

Перед писателем стояла очень трудная задача – отобразить все скрытые механизмы, все пружины, ведущие к великому открытию, дать творческую биографию Флеминга.

Не все удалось автору в одинаковой мере. А. Моруа, не будучи специалистом, не смог показать до конца, раскрыть всю серьезность и последовательность глубоких исследований Флеминга.

Но одно отлично сделал автор. Он показал, что путь великих достижений в науке тернист и драматичен.