Текст книги "История Соединенных Штатов Америки"

IV. Декларация независимости

1. Колонии находились теперь в состоянии открытой войны с метрополией, однако легальных связей с ней не прерывали и о своей независимости не объявляли. Хотя это дало бы им явные преимущества. Только провозгласив независимость, американцы могли рассчитывать на признание их воюющей страной со стороны нейтральных государств, требовать, чтобы к их пленным относились как к солдатам регулярной армии, а также преследовать, если не по справедливости, то по закону, лоялистов и накладывать арест на их имущество. Но многие колонисты колебались: одни – как сын самого Франклина, губернатор Уильям Франклин, – еще хранили верность короне, у других от британского гражданства зависел их бизнес, третьи же все еще надеялись, что их английские друзья – Бёрк, Чатем, Фокс – найдут какой-то компромисс. Ибо, несмотря на военные действия, много еще было англичан, благорасположенных к Америке. Герцог Ричмонд, выступая в палате лордов, говорил, что действия американцев «вполне могут быть оправданны, как с нравственной, так и с политической точки зрения». Благородная английская толерантность позволяла свободно высказывать подобные мнения.

2. Подтолкнул колонии на переход Рубикона сам король Георг III. Он не был ни зол, ни глуп и имел довольно высокое представление о своем долге. Великий труженик, он мечтал быть добрым деспотом. Но добрых деспотов не бывает. Чтобы подчинить себе парламент и прессу, он подкупал их. Коррупция, как гангрена, разъедала министерства, армию, военно-морской флот. Так для усиления личной власти король ослабил королевство.

Американское дело было для него вопросом чести. Кроме того, он разыгрывал в Америке партию, ставка в которой была больше, чем сама Америка. Он попытался установить у себя в королевстве абсолютную монархию; если он потерпит поражение в колониях – в Англии восторжествуют виги и конституционная монархия. В своей тронной речи в октябре 1775 года он сказал, что Англия никогда не откажется от колоний, что она заставит уважать себя при помощи оружия, но проявит снисхождение к своим заблудшим детям, если те сами попросят короля о прощении. Несчастный монарх не мог понять, до какой степени Джордж Вашингтон, равно как и тысячи других американцев, был не расположен просить прощения, словно провинившийся ребенок. Первая оплошность.

3. Вторая заключалась в объявлении «политики силы» в то время, когда у британского парламента этой силы не было. В 1775 году английская армия насчитывала самое большее пятьдесят тысяч человек, из которых двенадцать тысяч находились в Ирландии и должны были там оставаться, другие – в Индии, на Антильских островах, в Канаде. Англия выступала против обязательной военной службы. Чтобы послать солдат в Америку, Георгу III пришлось купить их в Германии. Герцог Брауншвейгский и принц Гессен-Кассельский продали ему услуги тридцати тысяч солдат, по семь фунтов за каждого. Сами принц и герцог тоже должны были получить по семь тысяч фунтов в год каждый. Наемники не могли сражаться в полную силу; многие из них дезертировали, став родоначальниками династий американских фермеров. Можно представить себе ярость американцев, когда их государь бросил против них иностранных наемников. В самой Англии даже наиболее преданные подданные короля усматривали в этом покушении на американские свободы опасность для свобод британских. «Чтобы был свободным парламент, свободными должны быть и колонии», – говорил Бёрк, добавляя, что установление в Америке военного правления повлечет те же последствия и для Англии. «Военные, которые научатся презирать парламентские ассамблеи, которые будут требовать уплаты налогов, не согласуя их с налогоплательщиками, которые не будут подлежать обычным судам страны, где они служат, – вряд ли такие люди переменятся за время простого морского путешествия настолько, что станут уважать в Великобритании то, чем в Америке их научили пренебрегать». Бёрк был прав: свобода не делится на части.

4. Тронную речь короля американцы сочли оскорблением, отправку наемников – провокацией; взятие Бостона воодушевило их. После этого общественное мнение, до сих пор колебавшееся, склонилось в сторону разрыва. Сопротивление конкретизировалось после публикации одного памфлета. Этот памфлет – «Здравый смысл» («Common Sense») – принадлежал перу никому не известного англичанина Томаса Пейна. До тех пор жизнь этого чужестранца, которому было суждено всколыхнуть Америку, представляла собой череду сплошных неудач. Он занимал небольшую управленческую должность, и дважды его увольняли. Жена бросила его. В минуту полного отчаяния он познакомился с Франклином, который, пораженный «потрясающими глазами этого молодого человека», дал ему рекомендательное письмо. Пейн прибыл в Филадельфию в 1774 году с багажом старых обид и неплохим литературным стилем. Пока работал конгресс, он бродил по улицам города, собирал новости, изучал общественное мнение, которое счел слишком вялым и попытался оживить своим памфлетом. Прямота и простота памфлета обеспечили ему успех. Текст получился прямой и простой. Публике наскучили бесконечные обсуждения в рамках законности. Автора «Здравого смысла» законность не заботила вовсе. Нужно ли Америке – стране маленьких людей, трудившихся в своих лавках или на фермах, – сохранять эту связь с Англией? Это – вопрос здравого смысла, и здравый смысл, говорит Пейн, отвечает: «Нет».

Натаниэль Дэнс-Холланд. Портрет короля Георга III. 1773

5. «Правительство завидует нашему благополучию, – писал он, – разве такое правительство должно управлять нами? Тот, кто ответит на этот вопрос „Нет“, – сторонник независимости, ибо независимость означает просто-напросто: „Создадим ли мы себе законы сами или оставим это на попечение короля, главного врага этого континента?“» А если ему возражали, что колонии и до сих пор процветали при этом режиме, он отвечал: «Вы можете с таким же успехом сказать, что если ребенок прекрасно себя чувствует, питаясь одним молоком, то мяса ему можно вообще никогда не давать… Это очевидно, что решительно уйти наконец от европейских споров – в интересах Америки… Трудно представить себе нечто более нелепое, чем три миллиона человек, бегущих в порт всякий раз, когда туда прибывает корабль, чтобы узнать, какие свободы им оставлены… Свобода преследуется повсюду на земном шаре. О американцы! Примите у себя беглянку и готовьтесь дать приют всему человечеству!» Пейн пошел дальше самого Сэмюэла Адамса. Он осуждал любую форму правления: «Общество в любой его форме – благо, но правительство, даже в лучшем его виде, – зло… Один-единственный честный человек ценнее для общества, чем все коронованные негодяи мира… Расстояние, которым Всевышний отделил Англию от Америки, естественным образом доказывает, что в намерения Провидения не входило, чтобы одна подчинялась другой… Абсурдно предполагать, что континент будет вечно управляться островом… Пришло время сева: континентальный союз, вера, честь дали ростки… О вы, те, кто любит человечество! Вы, кто осмеливается противостоять не только тирании, но и самому тирану! Вперед!..» Книга произвела потрясающий эффект. В Лондоне Томаса Пейна возненавидели настолько, что среди английских джентльменов появилась мода подбивать подошвы гвоздями таким образом, чтобы их шляпки образовывали инициалы «ТР», – дабы попирать ногами ненавистное имя. В Америке «Здравый смысл» стал библией патриотов. Было продано сто тысяч экземпляров. Радикалы ликовали, закоренелые тори меняли свои убеждения, и сам Вашингтон сказал: «Прекрасная доктрина, неопровержимые доводы». Мнение Вашингтона о Томасе Пейне и Томаса Пейна о Вашингтоне не всегда будет столь же благоприятным.

6. Что должно лечь в основу Декларации независимости? Долгое время колонисты в своей пропаганде использовали легальные аргументы, заимствованные у английской традиции. «Никакого обложения налогами без представительства в парламенте… Никакого виртуального представительства… В соответствии с хартиями, мы зависим от короля и парламента». Эти средневековые тезисы выглядели не слишком основательно. Времена изменились, и интеллектуальная мода требовала более прочных основ, которые могли дать естественные законы. Когда в 1688 году английские виги пожелали заменить законного короля Якова II на Вильгельма III, им понадобилось разрушить доктрину божественного права королей. Этим занялся Локк. В своем «Трактате о правлении», отвечая на «Патриарха» сэра Роберта Филмера, он доказал, что любой субъект обладает некими естественными правами и что, если эти права нарушаются, общественный договор – «ковенант» между государем и его народом – разрывается. Эта идея должна была прийтись по душе американцам… Она имела отношение к их происхождению, к «ковенанту» первых переселенцев. Она позволяла им с честью разорвать договор, составить новый и доказать, что они не зависят от Георга III «в соответствии с законами природы и по воле Господа».

7. Вашингтон вполне определенно высказался в поддержку независимости, а своим входом в Бостон заслужил большой авторитет. Виргиния пошла за ним отчасти по политическим причинам, отчасти по экономическим. Новая Англия целиком была за него. «Разве Америка уже не независима? – спрашивал Сэмюэл Адамс. – Почему не сказать об этом?» Нью-Йорк, Пенсильвания, Мэриленд и Северная Каролина колебались. В конце концов 7 июня 1776 года Ричард Генри Ли из Виргинии предложил конгрессу следующую формулировку: «Эти соединенные колонии являются и по праву должны быть свободными и независимыми государствами». Было решено поручить подготовку Декларации независимости комитету, членами которого стали Джон Адамс, Томас Джефферсон и Бенджамин Франклин. Джефферсон, делегат от Виргинии, добился на конгрессе большого успеха. Успев в свои тридцать два года прославиться у себя в провинции, он опасался «нездоровой резкости дискуссий» и на заседаниях хранил молчание, однако в комитетах и в частных разговорах был «скор, откровенен, точен в суждениях и решителен». Кроме того, он ясно излагал свои мысли письменно и уже опубликовал небольшой трактат о правах в Америке, наделавший много шума. «Бог, подаривший нам жизнь, – говорил Джефферсон, – подарил нам вместе с ней и свободу». Страстно защищая свои принципы, он умел совладать со своей внутренней резкостью и вел дискуссии с самой утонченной учтивостью. Человек убежденный, но не фанатик, он обладал достаточной скромностью, чтобы пойти на компромисс. В разговорах ему случалось высказывать парадоксальные мысли, но в действиях своих он руководствовался здравым смыслом. Благодаря этим качествам он и был избран членом комитета, где ему поручили написать текст декларации. Адамс, который и сам мог бы выполнить эту работу, первым сказал: «Это сделаете вы. Во-первых, потому, что вы виргинец, во главе этого предприятия должен стоять именно виргинец. Во-вторых, я внушаю людям антипатию, подозрения и потому непопулярен, а у вас все наоборот. В-третьих, вы пишете в десять раз лучше меня». Что в устах Джона Адамса было величайшим признанием «мастерского пера» Джефферсона. Тот принялся за работу. Джон Адамс и Франклин внесли в его текст несколько исправлений. Второго июля все штаты, кроме Нью-Йорка, приняли решение порвать с Великобританией, а 4 июля Декларация была принята. Курьеры тотчас разнесли ее во все концы нового государства.

Чарльз Уилсон Пил. Портрет Томаса Пейна в молодые годы. 1783

8. Декларация независимости обращалась ко всему миру: «Когда ход событий приводит к тому, что один из народов вынужден расторгнуть политические узы, связывающие его с другим народом, и занять самостоятельное и равное место среди держав мира, на которое он имеет право по законам природы и ее Творца, уважительное отношение к мнению человечества требует от него разъяснения причин, побудивших его к такому отделению». Дальше следовало изложение принципов, на которых строилась Декларация: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Эта часть Декларации, вдохновленная трудами Локка, а также Руссо, стала основанием всех демократических движений мира, начиная с Французской революции. В ней утверждается, что целью любого правления является обеспечение прав человека; что всякое правительство получает власть с согласия управляемых им людей; что, если какое-то правительство перестает гарантировать эти права, долг народа состоит в том, чтобы изменить его или упразднить. Остальная часть документа, менее важная по значению, представляет собой длинный список злоупотреблений со стороны королевской власти: отказ в праве представительства, деспотические законы, военные действия. Король Георг III подвергался ярым нападкам, даже излишним, по мнению Джона Адамса. «Я никогда не считал Георга тираном», – говорил он. Но Джефферсон любил длинные тирады и пламенные речи. В заключение в документе говорилось: «Мы воззвали к английскому правосудию, но не были услышаны. Поэтому нам остается заявить, что эти соединенные колонии являются и по праву должны быть свободными и независимыми государствами».

Жан Леон Жером Феррис. Джефферсон (справа), Франклин (слева) и Адамс (в центре) за созданием Декларации независимости. 1900

9. Английские историки считают, что Декларацию независимости нельзя считать оригинальным документом, что бо́льшая часть изложенных в ней мыслей взята у Локка и что Америка позаимствовала у Англии доктрину, освободившую ее от Англии. Это верно только отчасти. Джефферсон и сам всегда говорил: «Я ни в коей мере не считал своей миссией изобретение абсолютно новых идей или выражение не существовавших ранее чувств». Наоборот, от него требовалось изложить в простой и ясной форме мысли, присущие многим американцам. Ему это удалось. Оригинальность документа заключалась не в самих идеях, а в том, что идеи эти впервые стали государственным законом, перейдя из области теории в область практики. Кроме того, Декларация не просто перефразировала трактаты Локка, было в ней и нечто иное. Как и многие англичане, Джефферсон увлекался чтением французских авторов XVIII века и находился под влиянием их оптимистичной философии. Реалисты – участники конгресса удовольствовались классическим перечислением прав человека: право на жизнь, на свободу, на собственность. Джефферсон заменил собственность на стремление к счастью, и именно эта замена придает документу идеалистическую нотку, которая делает воззвание таким человечным. Эти слова внушили широким массам, еще лишенным политических прав, надежду на то, что революция свершилась не только ради среднего класса, но и ради них.

Второй Континентальный конгресс в Филадельфии. Комитет пяти подписывает Декларацию независимости в 1776 году. Гравюра XIX века по картине Джона Трамбулла (1819)

Рукописная копия финальной версии Декларации независимости 1776 года. 1823

V. Военные операции

1. Настало время говорить пушкам. На случай этой войны с Америкой у английского правительства имелся план, который нельзя было назвать неразумным. Англия, как владычица морей, должна была обеспечить себе доступ к портам и водным путям, одним из важнейших среди которых являлась долина реки Гудзон. Если бы англичанам удалось завладеть ею, они разрезали бы территорию колоний надвое, что затруднило бы управление новым государством и сделало бы сопротивление невозможным. Отсюда такой план: генерал Хау должен морем прибыть из Галифакса в Нью-Йорк, захватить порт и подняться вверх по Гудзону. Тем временем из Канады через озеро Шамплейн прибудет армия, которая выйдет к реке в Олбани. После соединения этих армий колонии окажутся разделены. В это же самое время третья армия под командованием лорда Корнуоллиса должна высадиться в Чарлстоне, воссоединиться с лоялистами Юга и занять Виргинию. Судьба армии Корнуоллиса решилась быстро: она даже не смогла высадиться в Чарлстоне, где была встречена пушечной пальбой. «Такой взбучки мы в жизни не получали», – рассказывали английские моряки. Получив серьезные повреждения, флот отступил и в Нью-Йорке соединился с вернувшимися из Галифакса частями Хау.

2. Вашингтон, не хуже англичан понимавший всю важность долины Гудзона, сухопутным путем привел свою армию из Бостона в Нью-Йорк и в апреле 1776 года разместил там свой главный штаб. Для защиты входа в долину были построены два форта – Вашингтон и Ли, расположенные на уровне современного моста Джорджа Вашингтона. Армия Вашингтона не насчитывала и двадцати тысяч человек, в то время как у сэра Уильяма Хау было тридцать тысяч, а флот давал ему преимущество в мобильности. Командовал этим флотом лорд Хау, суровый, неразговорчивый, стеснительный, но добрый человек, которого подчиненные прозвали Черным Диком. Оба брата Хау были вигами, они никогда не одобряли колониальную политику Георга III и надеялись, без всякого на то основания, что дело уладится малой кровью. Эти умонастроения с самого начала оказали влияние на их действия. По прибытии в Нью-Йорк они высадили свои войска на Статен-Айленде, большом острове, закрывавшем вход в Гудзон. Армия Вашингтона занимала южную оконечность Манхэттена. Лорд Хау привез с собой послание от Георга III, казавшееся самому королю примирительным, хотя американцы сочли его оскорбительным, поскольку оно предлагало Вашингтону и его друзьям амнистию, которая не коснулась Джона Адамса. Письмо было адресовано «Джорджу Вашингтону, эсквайру», так как его генеральского звания и должности главнокомандующего американскими войсками король не признавал. Лорд Хау, желавший мира, приписал: «Джорджу Вашингтону, эсквайру и проч.» – и велел офицеру, который должен был доставить письмо, сказать, что «и проч.» на самом деле может означать все что угодно, в том числе и «главнокомандующий». Вашингтон улыбнулся и ответил, что «и проч.» и в самом деле может означать все что угодно, в том числе и оскорбление. Он передал послание в конгресс, тот счел его неприемлемым, на этом примирение и закончилось.

3. Хау находился в выгодном положении, поскольку имел средства высадить свою армию у Вашингтона в тылах, там, где пожелает. А что мог сделать Вашингтон? Ничего. У него не было достаточно войск, чтобы удерживать побережье, да и войска эти не были достаточно мобильными, чтобы быстро перебрасывать их в опасные места. Намерение держать оборону Нью-Йорка выглядело чистым безумием, но таков был приказ конгресса. Потому что Бруклинские высоты возвышались над всем городом. Вашингтон отправил часть своих людей на Лонг-Айленд, что было опасно, поскольку связь у американцев зависела от водного транспорта, в то время как море было в распоряжении врага. Двадцать второго августа ночью Хау послал на Лонг-Айленд половину своей армии, чтобы взять Бруклин с тыла. Атака началась на рассвете, успех был полный, американцы потеряли две тысячи человек. Им удалось отступить, но положение Вашингтона на Манхэттене было немногим лучше. Как ему было помешать высадке англичан на севере острова? Тем временем жители Нью-Йорка умоляли его не бросать их. К счастью, братья Хау, все больше тяготевшие к миру, отправили в Филадельфию одного из пленных, генерала Салливана, чтобы тот прозондировал настроения в конгрессе, что дало нью-йоркской армии какое-то время на передышку.

4. Конгресс и сам желал мира, но не доверял англичанам и требовал, чтобы те сначала признали независимость Соединенных Штатов. Хау не был уполномочен решать этот вопрос, и переговоры на том и закончились. Ничего не оставалось, как воевать дальше. Английский флот высадил войска на восточном берегу Манхэттена, примерно там, где сейчас находится Тридцать четвертая улица. Хау мог бы в тот же день отрезать части американской армии путь к отступлению, но он остановился, чтобы отобедать у миссис Мюррей в Мюррей-Хилле. Тем временем четырем тысячам американцев под командованием Израэля Патнэма удалось ускользнуть. Тогда Вашингтон разместил бóльшую часть своей армии на правом берегу реки Гудзон и благодаря серии удачных маневров уклонился от атак Хау, который, пытаясь изменить положение американцев при помощи десанта, каждый раз обнаруживал, что те продвинулись еще севернее. В конце концов Хау отказался от своих намерений, вернулся на Манхэттен и пошел штурмом на форт Вашингтон, где захватил три тысячи человек пленными, пушки и боеприпасы. Форт Ли был эвакуирован вовремя, и остатки американской армии отступили через Нью-Джерси.

Адмирал Ричард Хау, командующий флотом его величества в Северной Америке. Гравюра. 1780

Томас Дэвис (участник событий). Нападение британских и гессенских частей на форт Вашингтон в ноябре 1776 года

5. Остатки американской армии… Они были невелики. Многие из тех, кто дошел до конца, поддались на пропаганду лоялистов из Нью-Джерси, уверявших, что война проиграна, и решили вернуться домой. Тогда-то Томас Пейн и написал прекрасные пылкие фразы, которым суждено было стать знаменитыми: «Настали времена испытаний для человеческой души. Солдаты летней поры и патриоты солнечных дней дезертируют в этот переломный момент, отказавшись от служения отчизне. Но тот, кто выстоит сегодня, заслужит всеобщую любовь». Ли, оставленный Вашингтоном с семью тысячами человек севернее, на Гудзоне, и теперь получивший приказ соединиться с главными частями, не спешил выступать и не без удовольствия смотрел, как Вашингтон, которого он считал слабым и неумелым военачальником, борется с трудностями. А у Вашингтона вскоре осталось каких-то четыре тысячи человек. Переправившись через реку Делавэр, он укрылся в Пенсильвании, преследуемый по пятам армией Хау. Если бы Вашингтон не отвел все корабли на западное побережье, Хау смог бы в несколько дней захватить Филадельфию. Конгресс уже покидал город, направляясь в Балтимор. Но то была лишь отложенная партия. Хау полагал, что завладеет столицей, когда захочет, после чего война сразу закончится. Торопиться было некуда, и, поскольку приближалось Рождество, он отправился в Нью-Йорк, где собирался провести праздники, оставив свой главный штаб в Трентоне под охраной немецких наемников. Вашингтон, получив от своих шпионов сведения о действиях Хау, задумал дерзкий план. Он знал, что Рождество для немцев – большой праздник и что в этот день и река, и город будут плохо охраняться. Кроме того, накануне выпал снег, по Делавэру шел лед. Никто ничего не заподозрил бы. В день Рождества Вашингтон переправился через Делавэр и захватил Трентон. Затем, когда лорда Корнуоллиса послали выгнать его оттуда, Вашингтон, вместо того чтобы бежать обратно за Делавэр, дал врагу подойти ближе и дерзко встал поперек подъездных путей англичан в Принстоне. Обескураженный Корнуоллис, опасаясь быть отрезанным от своих, поспешил отступить. Благодаря тактической ловкости Вашингтон одержал свою первую победу. Этот ополченский полковник оказался все же неплохим командующим.

Сентябрь 1776 года: британо-гессенские войска под командованием генерала Хау маршируют через Нью-Йорк. Гравюра Франца Ксавье Хабермана. 1776

Томас Гейнсборо. Портрет генерала Чарльза Корнуоллиса. 1783

6. Но все эти военные действия не были еще настоящей войной. Планы Лондона оставались неизменными. Сэр Джон Бергойн прибудет с армией из Канады; сэр Уильям Хау с другой армией поднимется вверх по Гудзону; они встретятся в Олбани, и война будет выиграна. Военный министр лорд Джордж Джермен в своем лондонском кабинете в Уайтхолле утвердил инструкции для канадской армии, а копию послал Хау. Он забыл только о двух вещах: во-первых, приказать Хау выступить навстречу Бергойну; во-вторых, что невозможно с расстояния в пять тысяч миль предусмотреть все трудности операции, связанной с тяжелым переходом по девственным лесам и непроходимой местности. Правда, о первой он с опозданием, но все же вспомнил и продиктовал письмо Хау. Но это было перед отъездом на уик-энд. Лорд Джордж Джермен отбыл на отдых, не подписав инструкций; его секретарь, человек крайне аккуратный, убрал их в ящик, где они и были найдены двадцать лет спустя. Таким образом, армия Бергойна вышла из Канады в Олбани навстречу другой армии, которая в Олбани и не собиралась.

7. Ибо Хау, так и не получивший указаний лорда Джорджа, решил брать Филадельфию. Что было стратегической ошибкой, естественной для европейца, для которого столица – это сердце государства. Но у Америки было тринадцать сердец. Всю весну 1777 года Хау колебался. Он плохо знал состояние сил Вашингтона. Отваживаясь на поход в Нью-Джерси, он рисковал оказаться в ситуации Корнуоллиса в Принстоне. Он тщетно пытался выманить Вашингтона на открытую местность, но только напрасно потерял бо́льшую часть 1777 года. Наконец в июле он тайно отплыл вместе со своей армией, оставив в Нью-Йорке Клинтона. Куда же он направлялся? Вашингтон опасался, как бы он не поплыл отвоевывать обратно Бостон, который был в ту пору очень плохо защищен. В конце концов, после пятинедельного ожидания, он узнал, что Хау высадился в Чесапикском заливе. Таким образом, английский генерал снова угрожал Филадельфии, только на этот раз он отправился туда морем. Вашингтона эти новости очень обрадовали. Он как раз послал против Бергойна генерала Гейтса с небольшой армией. Теперь, когда Хау был далеко, этот маневр не представлял сложности. «Пусть вся Новая Англия поднимется и раздавит Бергойна!» – писал Вашингтон. Пока идет эта операция, Хау возьмет Филадельфию, но войну проиграет.

8. Немного военный, немного политик, немного драматург, немного придворный, сэр Джон Бергойн был безукоризненным светским человеком. Ему пришлось немало поинтриговать, чтобы получить пост командующего вместо генерала Карлтона, но, поскольку он был зятем лорда Дерби и благосклонно принят при дворе, он его получил. В успехе своего похода он не сомневался. Разве могут гражданские победить кадрового военного? В сущности, маршрут был неопасен, а лесной переход – недолог. И людей вполне достаточно, семь тысяч плюс шесть-семь сотен индейцев. Как джентльмен, Бергойн не доверял этим союзникам-дикарям. Перед отправлением в поход он собрал их и три часа делал им внушение. Он сказал, что рассчитывает на их хорошее поведение. Никаких убийств, никаких скальпов, никаких грабежей. Позже Бёрк в палате общин вдоволь поиздевался над этой речью: «Вперед, славные мои львы, ласковые медведи, милые гиены! Но поскольку вы теперь христиане и цивилизованные люди, умоляю: будьте осторожны и не причините никому зла, ни мужчине, ни женщине, ни ребенку…» Индейцев все это удивило, раздосадовало, оскорбило, и, как только дела пошли плохо, они исчезли вместе с выданными им оружием, одеялами и съестными припасами. Англичане были настолько уверены, что их ждет обыкновенная прогулка, что некоторые офицеры взяли с собой жен, а Бергойн – любовницу, бывшую женой одного из офицеров.

Карикатура на адмирала Хау. «Как один великий адмирал с великим флотом проделал долгий путь, долго пропадал, много повидал, а потом вернулся домой…» Гравюра Исаака Крукшенка. 1793

9. Вначале все шло хорошо. Бергойн захватил форт Тикондерога, который контролировал дорогу к озеру Шамплейн. Там он взял пленных и сто восемьдесят пушек. Эта новость воодушевила короля. «Я разбил их! – воскликнул он. – Я разбил американцев!» Но английский генерал Сен-Леже, который должен был присоединиться к Бергойну, двигаясь также из Канады, был остановлен американцами, и ему пришлось повернуть назад. Как только англичане вошли в лес, им стало трудно защищать от грабителей-индейцев (союзников или врагов – не важно) огромные обозы, которые они везли с собой. В этом диком краю, где не было ни человеческого жилья, ни культурных посадок, невозможно было найти пропитание. Доставка продуктов занимала так много времени и была сопряжена с такими трудностями, что фунт солонины, доставленный в эти леса, обходился британскому правительству в тридцать фунтов стерлингов. Местное население, очень немногочисленное, было настроено враждебно. Через месяц войска Бергойна изголодались и отчаялись. Ему бы свернуть в сторону Новой Англии, где он нашел бы по крайней мере более обжитую местность, но приказ военного министерства был категоричен. Он должен идти в Олбани и встретиться там с Хау. В то время как несчастный дисциплинированный Бергойн неуклонно двигался навстречу погибели, Хау со своей армией морем направлялся к Чесапикскому заливу.

Джон Трамбулл. Капитуляция генерала Бергойна в Саратоге 17 октября 1777 года. 1821

10. Вскоре положение Бергойна стало безнадежным. Одна американская армия под командованием генерала Линкольна отрезала ему путь к отступлению в Канаду; другая американская армия во главе с генералом Гейтсом преградила дорогу на Нью-Йорк. Он попытался перейти в наступление, но Гейтс и, главным образом, Бенедикт Арнольд остановили его. Тогда он засел в Саратоге и положился на судьбу. А что еще он мог сделать? Провизии у него не было – ему ее больше не присылали. Союзники-индейцы давно его бросили; немецкие наемники без сожалений принимали поражение. Семнадцатого октября Бергойн капитулировал. Пятитысячная армия сложила оружие. Гейтс пообещал людям Бергойна капитуляцию на почетных условиях и позволил отплыть из Бостона в Англию. Но конгресс не признал этого решения. Еще долго армия Бергойна бродила по дорогам и деревням Массачусетса. Когда, много позже, был подписан мир и принято решение отправить ее на родину, оказалось, что армии больше не существует. Солдаты стали колонистами. Такова была сила ассимиляции этого девственного континента, что он даже врагов превращал в своих граждан.

Джошуа Рейнолдс. Генерал Джон Бергойн. 1766