Текст книги "Леди Триллиума"

– Увы, – произнесла Харамис, – вот до чего дожила! У меня уже нет силы ни вылечить свою страну, ни защитить ее.

– В таком случае вам придется позволить, чтобы это сделали они, – твердым голосом произнес оддлинг.

Харамис ответила таким взглядом, будто ее старый друг выжил из ума:

– Узун, да это же дети!

– Они всего на год с небольшим младше, чем были вы, когда сделались Великой Волшебницей. К тому же мы оба – вы и я – все это время обучали их. Пожалуй, ни один из них не справился бы с таким делом в одиночку, но вдвоем они смогут устранить по крайней мере самые опасные перемены – в этом я не сомневаюсь. А я буду помогать советом – с вашего разрешения, госпожа.

Последнюю фразу Узун произнес не так, как если бы действительно просил разрешения у Харамис, а та явно устала и сделалась слишком слаба от болезни, чтобы спорить.

– Ну что ж, поступай как знаешь. Так или иначе, ты все равно делал всегда по-своему, – добавила она ворчливо.

– Благодарю вас, госпожа. – Узун нагнулся, поцеловал ей руку, а затем потащил Майкайлу с Файолоном прочь из комнаты. Войдя в кабинет, он дернул за шнурок звонка и приказал Энье принести обед.

Та разглядывала его с недоумением, а затем обернулась к Майкайле:

– Кто это, принцесса? Еще один из ваших старых друзей?

«Ну да, конечно, – поняла Майкайла, – она его не узнает. Никто из слуг никогда не видел его иначе как в образе арфы!»

– Это господин Узун, – уверенным голосом произнесла она. – И госпожа желает, чтобы ты по-прежнему продолжала его слушаться.

– Господин Узун… – Энья продолжала смотреть с подозрением, но все-таки, видимо, решила принять на веру подобный поворот событий. – А вам, господин Узун, теперь тоже потребуется пища?

Оддлинг посмотрел на Майкайлу. и та едва заметно покачала головой.

– Нет, – ответил он, – этому телу пища не нужна.

Обескураженная Энья вышла из комнаты.

– С каждым днем в этом доме дела идут все более и более странно, – бормотала она, шагая по лестнице.

– А теперь, – быстро проговорил Узун, – обсудим, что делать со страной.

– В Золотой Топи произошли серьезные изменения, – заговорила Майкайла, – но там мало кто живет, а весь вред и все опасности, которым могли подвергнуться тамошние обитатели, уже давно стали реальностью. Умерших не воротишь, а оставшиеся в живых, пожалуй, уже почти приспособились к тем формам, что Топь приняла в настоящее время.

– Согласен, – сказал Файолон, – я проехал ее всю, пока добирался сюда, и мне не кажется, что там надо что-то исправлять. А вот озеро Вум – действительно серьезная проблема.

– Зеркало утверждает, что если там умерла уже вся рыба, то и рыбья смерть очень скоро тоже умрет, – сказала Майкайла.

– Рыбья смерть? – переспросил Узун.

– Это что-то вроде микроскопического растения, вырабатывающего очень сильный яд, – объяснил Файолон.

– Значит, нам остается только вновь развести в озере Вум рыбу, – подытожила Майкайла – Узун, есть ли у тебя какие-нибудь предложения по поводу того, где эту рыбу раздобыть?

– А много ли бедствий произошло в районе реки Бонорар? – спросил оддлинг.

– Нет. – Майкайла покачала головой. – Дайлекская область от нас слишком далеко к востоку, поэтому ее почти не коснулись свалившиеся на страну бедствия.

– А Бонорар все равно впадает в озеро Вум, – сказал Файолон, – так что, если мы возьмем рыбу, живущую в нижнем течении реки, и переправим ее в озеро, то внесем в природу очень немного изменений, а Вум благодаря этому снова оживет.

Тут вошла Энья и подала обед. Разговор прекратился, и Майкайла с Файолоном принялись за еду.

– Можно будет полететь туда по воздуху, – продолжил Файолон, отправляя грязную посулу на кухню. – Проверим, убедимся, что вода в озере вновь чиста и безвредна, а потом возьмем несколько рыболовных сетей и перетащим рыбу из низовья реки в озеро.

– Да, это, пожалуй, будет лучше, чем попытаться подвергнуть живые существа телепортации, – согласилась Майкайла.

– Но тут есть еще одно затруднение, которого вы оба не заметили, – грустно произнес Узун. – Что подумают местные жители – в особенности скритеки и глисмаки, – видя вас летающими туда-сюда на ламмергейерах и исполняющих обязанности госпожи Харамис? Что они станут думать о госпоже?

– Пожалуй, они подумают именно о том, что и произошло на самом деле, – сказала Майкайла.

– С глисмаками я смогу управиться, – заявил Файолон.

– Разве нам стоит допускать, чтобы население страны узнало, насколько тяжело больна Белая Дама? – спокойно спросил Узун.

– Пожалуй, было бы лучше, если бы они об этом не догадывались, – согласилась Майкайла, немного подумав.

– Вера всегда может служить значительной силой, невзирая на то, основана она на истине или нет… В особенности если это означает, что нам не придется иметь дело со взбунтовавшимися скритеками, – криво улыбнувшись, добавил Файолон.

Майкайла невольно вздрогнула:

– Тут ты абсолютно прав. Так что лучше уж проделаем все это ночью и позаботимся о том, чтобы нас не заметили.

– Но ламмергейеры ночью не летают, – возразил Файолон, – а чтобы добраться туда на фрониале, уйдут месяцы – тем более что мы желаем остаться незамеченными и. следовательно, будем избегать людных мест.

– Красный Глаз по ночам летает просто великолепно, – напомнила девушка.

– Точно! И к тому же он такой большой, что запросто перевезет нас обоих. Вот только согласится ли он?

– Что ж, надо просто спросить его об этом, – сказала Майкайла. – В любом случае я не вижу другого выхода. Мы не можем тянуть с этим делом целый год. Меньше чем через два месяца мне надо уже снова быть в храме Мерет.

Красный Глаз охотно согласился помочь своей подруге Майкайле – не без гордости, что способен сделать кое-что недоступное простому ламмергейеру. Следующей ночью, едва только стемнело, он уже появился у башни и перенес их с Файолоном на южный берег озера Вум. Когда они приземлились там, возле города Тасс, только-только начинало светать.

Следующий день ламмергейер провел, забравшись в чашу деревьев в самом темном углу Зеленой Топи. Пока он спал, Майкайла с Файолоном, натянув водонепроницаемые сапоги, свободные брюки, смазанные маслом, дабы не промокали, и кожаные куртки с капюшонами – самую подходящую для странствований по болотам одежду, бродили по берегам озера, проверяя состояние воды и прибрежной растительности. Как выяснилось, зеркало было право: озеро уже очистилось от рыбьей смерти, и в нем успело вырасти немало вполне съедобных для рыбы маленьких растений. А потому вечером на пристани в городе Тасс они одолжили несколько рыболовных сетей и отправились вверх по течению реки Бонорар до самого Дайлекса и, двигаясь обратно, до отказа набили сети рыбой самых разных размеров и видов, которую и доставили в конце концов в озеро.

Майкайла не могла не заметить, насколько виртуозно способен летать Красный Глаз. Он умудрился протащить полные рыбы сети вдоль всей реки, ни разу не приподняв ни одну сеть над поверхностью воды, не зацепив за береговые скалы, подводные камни или растопыренные под водою корни деревьев. Примерно за час до утренней зари они добрались до озера Вум, и в самом центре водоема раскрыли сети и вытряхнули рыбу – в надежде, что та успеет акклиматизироваться и размножиться, прежде чем ее обнаружат и выловят местные рыбаки. По окончании процедуры Красный Глаз подбросил Майкайлу с Файолоном в город Тасс, чтобы они смогли вернуть сети хозяевам, а сам полетел в свое временное гнездо в Зеленой Топи.

Следующие несколько недель они провели в полетах над страной, проверяя, где и что не в порядке, и по возможности исправляя последствия болезни Великой Волшебницы. Однако скоро стало ясно, что земля и сама постепенно исцеляется.

– Интересно все-таки, насколько здоровье страны связано со здоровьем Харамис? – однажды сказала Майкайла. Они как раз ожидали, когда Красный Глаз проснется и прилетит за ними.

Файолон, каждое утро с помощью шарика разговаривавший с Узуном, задумался.

– Думаю, что связь может быть довольно сильной, – сказал он. – Господин Узун говорит, что Харамис довольно быстро поправляется.

– Что ж, я очень рада. К тому времени, когда я вернусь из храма Мерет, она, может быть, будет относиться ко мне несколько более сердечно.

– А что, тебе так уж необходимо туда отправляться? – Майкайла повернула голову и увидела бесшумно приземлившегося у них за спиной Красного Глаза.

– Ты же знаешь, что это необходимо, Красный Глаз, – ответила она. – Я дала обещание. И к тому же в этом году мне предстоит изображать саму Богиню на празднике Весны.

Ламмергейер вздохнул.

– Что ж, в такой случае не забывай и то обещание которое давала мне: связывайся со мной каждый вечер, – проговорил он. – Когда тебе надо отправляться туда?

– Сегодня, – сказала Майкайла. – Мне надлежит быть там еще до зари.

– А я полечу в башню и сообщу обо всем господину Узуну, если, конечно, Красный Глаз не откажется меня туда подбросить, – проговорил Файолон. – А Узун сам уж там решит, что именно рассказать госпоже Харамис. Потом мне надо будет отправляться в Мутавар и сделать доклад королю. А когда я все эти дела закончу, то, скорее всего, поеду в Лет и останусь там до конца августа, да и. пожалуй, на всю осень.

– В таком случае нам пора отправляться, – произнес Красный Глаз, протягивая крыло.

Глава 26

После всех треволнений последних месяцев Майкайле было очень приятно вновь окунуться в спокойную и умиротворяющую обстановку храма Мерет. Она, как и обещала, каждый вечер связывалась с Красным Глазом, хотя ей и нечего было сообщить ему. Ровным счетом ничего нового по сравнению с прошлым годом здесь не происходило.

Во время праздника Весны Майкайла исполняла обязанности Младшей Дочери, то есть представляла саму Богиню во время процессии и почти весь день провела на носилках, которые таскали служащие при храме юноши. Она восседала на богато изукрашенном резьбой деревянном троне с высокой спинкой, а остальные Дочери Богини, облаченные в зеленые одеяния, маршировали по обе стороны трона с опахалами в руках. Из-за этих опахал большая часть собравшихся на праздник вообще не могла бы разглядеть, есть ли кто-нибудь на троне или он абсолютно пуст. Майкайле не пришлось даже распевать посвященные этому празднику песнопения, которые она разучила год назад.

Все это она, в соответствии с данным обещанием, подробно пересказала Красному Глазу, добавив, что, на ее взгляд, для Младшей Дочери Богини этот ритуал куда более скучен, чем для всех остальных.

– Вместо меня на этот трон можно было уложить еще одно опахало, и никто не заметил бы разницы.

– Что ж, я очень рад это слышать, – произнес Красный Глаз, – может быть, в следующий раз ты не станешь вызываться на подобную роль.

– Никто из нас вовсе не вызывается исполнять эту роль, – напомнила Майкайла. – Богиня сама избирает ту, кого пожелает. А вообще-то я рада, что все уже кончилось.

Когда Супруг Богини Мерет вошел в покои дочерей для исполнения очередного ритуала избрания и жребий пал не на нее, Майкайла с радостью освободила свое место возле Старшей Дочери для очередной избранницы.

Остаток месяца она наслаждалась спокойствием, тишиной и размеренностью жизни, подчиненной исполнению традиционных ритуалов. Когда месяц подошел к концу, Красный Глаз снова встретил Майкайлу и перенес обратно в башню.

В компании Узуна настроение Харамис заметно улучшилось. Арфа, столь долго служившая ему телом, теперь функционировала в качестве обычного инструмента. Харамис уже достаточно поправилась, чтобы каждое утро спускаться в кабинет, и целые дни проводила там, лежа на диване и слушая, как Узун играет и поет для нее старинные баллады, а по вечерам вновь взбиралась по лестнице и укладывалась спать. Казалось, она вполне счастлива от подобной жизни и ничего больше ее не волнует.

Она тепло приветствована вернувшуюся Майкайлу, воздержавшись от расспросов по поводу того, где та так долго пропадала, и не сказав ни слова о дальнейшем обучении своей преемницы. Вновь обретя старинного друга, Харамис, кажется, сделалась абсолютно безразличной тому, чем Майкайла занята.

Воспользовавшись этим равнодушием леди Покровительницы, девушка проводила все время после обеда и до самого вечера в ледяных пещерах, изучая зеркало и некоторые другие устройства, оставшиеся там после Орогастуса. Теперь, когда они с зеркалом вполне понимали друг друга, да к тому же Майкайла научилась читать предупреждающие надписи на этикетках, наклеенных на старинные ящики, появилась возможность спокойно рыться в кладовой, не опасаясь, что один из них вдруг ни с того ни с сего загорится или взорвется, разнеся всю башню на куски. По вечерам она разговаривала с Файолоном с помощью своего шарика, который Красный Глаз тут же вернул хозяйке, когда перевез ее из храма обратно. Теперь Майкайла, обнаружив что-нибудь интересное, незамедлительно рассказывала об этом Файолону. Тот, в свою очередь, описывал придворную жизнь Вара, а заодно и тонкости заготовки леса, которой по-прежнему занимался в то время, когда не требовалось его присутствие в столице. Придворную жизнь Мутавари он находил довольно-таки скучной и утомительной и большую часть времени проводил в Лете, в собственном герцогстве.

– Все-таки очень странно, – сказал он как-то, смеясь, – когда тебе поручают одну небольшую область страны и говорят, что теперь ты несешь за нее ответственность. Король и не подозревает, что на мне лежит почти полная ответственность за все его королевство.

– Это даже хорошо, – заметила Майкайла. – В государстве, никогда не обладавшем покровителем и совершенно лишенном на этот счет каких-либо традиций, монарх, пожалуй, стал бы к тебе относиться как к угрозе для собственного трона.

– Да ладно тебе, Майка, – рассмеялся Файолон. – Мне всего-то семнадцать лет. Какой из меня соперник?

– Я вполне серьезно говорю, – сказала Майкайла, – мне довелось прочитать историю Лаборнока: ради интересов большой политики они там предавали смертной казни детей, а мы с тобой давно уже не дети, пусть даже и развиваемся медленнее, чем полагается нормальному человеку.

– Ну, по крайней мере, мы все-таки растем, – возразил Файолон. – Кстати, я уже выяснил, почему волшебники растут и развиваются так медленно. Все оттого, что мы живем значительно дольше, чем обычные люди. В этом и состоит единственная причина, то есть эта задержка не означает, что мы навеки останемся детьми. Даже начав практиковаться в магии в таком юном возрасте, мы достигнем физической зрелости никак не позже, чем годам к тридцати, – это самый поздний срок.

– Что ж, такая перспектива весьма радует. Просто камень с души свалился, – призналась Майкайла. – Мысль о том, чтобы оставаться на протяжении ближайших двух столетий с внешностью двенадцатилетней девочки, не очень-то меня вдохновляла.

По ночам Майкайла частенько незаметно ускользала из башни и отправлялась в длительные полеты с Красным Глазом – до тех пор, пока ей не начало казаться, что днем она, пожалуй, скоро перестанет узнавать страну и будет вынуждена дожидаться ночи, чтобы понять, в каком месте находится или какой район рассматривает. Однако, что ни говори, уже сама компания Красного Глаза была Майкайле в высшей степени приятна, да и ему, по всей видимости, отнюдь не приходилось с нею скучать.

Жизнь в тот год проходила тихо, спокойно и радостно – до той поры, пока однажды весенним утром Майкайла, неожиданно проснувшись еще до зари, почувствовала, что вот-вот снова начнется землетрясение.

– Нет, только не это! – воскликнула девушка и понеслась в комнату Харамис.

Она едва успела войти в спальню волшебницы, как тут же показался Узун, а еще через пару минут вбежала Энья. Майкайла оставила их укладывать Харамис в постель и связываться с Кимбри – впрочем, она не думала, что знахарка сможет чем-нибудь серьезно помочь, – а сама отправилась в ледяные пещеры и, усевшись напротив зеркала, принялась рассматривать Рувенду, выясняя, какие же беды случились на этот раз.

Харамис в таких случаях воспользовалась бы песочным столом, но Майкайла не разделяла пристрастия волшебницы к подобным магическим приспособлениям и ущерб технике, которую Харамис явно недолюбливала. Зеркало отлично покажет все происходящие со страной перемены и при этом не потребует тратить собственную энергию, что совершенно неизбежно, если пытаешься почувствовать землю с помощью ящика с песком. Для того чтобы уладить все возникшие проблемы, Майкайле и так потребуется огромное количество собственной энергии, а вот тратить ее на то, чтобы поддержать полный зрительный контакт с теми участками местности, над которыми работаешь, совершенно ни к чему: с этой задачей куда проще и эффективнее можно управиться с помощью зеркала. Таким образом, она направит все свои силы без остатка на лечение болезней земли.

В тот день до самого вечера Майкайле пришлось заниматься исключительно экстренной помощью: подавлять и смягчать подземные толчки, сглаживать появившиеся разломы и смещения земной поверхности, отводить начинающие широко разливаться реки в сторону от густонаселенных районов. Что касается рыбьей смерти, то оставалось лишь надеяться, что на этот раз природные условия не сделаются для нее благоприятными.

Уже через несколько часов после наступления сумерек, чувствуя себя вконец уставшей и продрогшей – оттого, что не было уже сил даже поддерживать собственное тело и противостоять окружающему холоду, – Майкайла увидела вдруг входящего в комнату Файолона. Тот был закутан в теплую одежду, а в руках держал кувшин горячею сока ладу.

– Меня перевез Красный Глаз, – объяснил он. – Выпей-ка вот это и отправляйся что-нибудь поесть, а питом ложись спать. Я пока тебя сменю.

– Спасибо, – проговорила Майкайла и принялась потирать друг о друга застывшие ладони – до тех пор, пока пальцы вновь не обрели чувствительность и она смогла удерживать в руках кувшин. – Присматривай хорошенько за тем местом, где река Нотар впадает в Верхний Мутар. Там такой сильный паводок, что существует угроза затопления обширной территории возле устья, и к тому же последствия землетрясений и отголоски подземных толчков повсюду еще дают себя знать.

– Я обо всем позабочусь, – сказал Файолон, – а ты поешь и хорошенько выспись.

Майкайла лишь слабо кивнула в ответ.

Вскоре после восхода солнца она снова сменила Файолона. На протяжении нескольких последующих дней они продолжали по очереди дежурить у зеркала, готовые предотвратить беды или устранить их последствия. Когда самое худшее оказалось уже позади, а повторные толчки, отголоском основного землетрясения, если еще где-то и происходили, то сделались совсем слабыми, так что их никто не смог бы и заметить, если только не обладал чувством земли, – подежурить у зеркала вызвался Узун. Молодые люди, почти лишенные все это время возможности как следует выспаться, обрели наконец долгожданный отдых.

– Я так рада, что они сделали для него тело достаточно выносливое, чтобы справиться с этими холодами, – заметила Майкайла Файолону. Они возвращались по туннелю в основное здание башни. – То тело, которым он обладал когда-то от природы, в таких условиях его бы не спасло.

– Да, эта его способность нам здорово помогает, – согласился юноша. – Кстати, сколько еще лет тебе придется наведываться в этот храм, пока ты окончательно не рассчитаешься за их услугу?

– Я летала к ним уже два года. – Майкайла начала загибать пальцы. – Значит, остается еще пять. Когда я проведу там последнюю весну, мне будет уже двадцать один.

– А в этом году? – спросил Файолон. – Когда настанет срок отправляться?

– Через две недели. – Она тяжело вздохнула. – Пожалуй, мне действительно надо как следует отдохнуть до тех пор.

– В твое отсутствие я побуду здесь, – вызвался Файолон. – Узуну может понадобится поддержка. Он, конечно, весьма искусный волшебник, но магия, связанная с землей, – дело особое и довольно сильно отличается от всего остального.

И вот Майкайла уже в третий раз отправилась в храм Мерет. Тамошняя жизнь по-прежнему текла мирно и спокойно, так что девушка ощутила благодатную перемену после того, как надрывалась изо всех сил, чтобы спасти Рувенду от бедствий и разрушений, а в перерывах наблюдала, как медленно выздоравливает Харамис – гораздо медленнее, чем прежде. Однако, когда пришло время обряда избрания Младшей Дочери Богини и выбор вновь пал на Майкайлу, та пришла в уныние.

– Уже второй раз за три года, – принялась она жаловаться Красному Глазу. – Непонятно, почему это Богине не нравится разнообразие. В конце концов, нас ведь здесь пятеро.

– Не говорили ли они чего-нибудь о Юбилее? – взволнованно спросила птица.

– Да, – призналась Майкайла, – о нем что-то упоминалось кратко в тот момент, когда Младшую Дочь Богини представляли общему собранию. Ты даже не поверишь, Красный Глаз, как тяжела эта проклятая золотая шапка! У меня просто голова от нее раскалывается. Так что означает этот самый Юбилей?

– Я все подробно расскажу, когда прилечу забрать тебя отсюда через месяц, – ответил Красный Глаз.

– Вот и славно, – сказала Майкайла. – Завтра, после обряда представления Младшей Дочери самой Богине, мне уже не придется таскать на голове эту золотую штуковину, а сам обряд весеннего праздника, когда мне снова предстоит тосковать на этом троне, ожидается только через год.

Очередной месяц службы в храме закончился, и Красный Глаз снова встретил Майкайлу. Однако, вместо того чтобы отнести ее прямо в башню, он направился собственной пещере на горе Ротоло. Там он попытался объяснить заключенный в ритуале Юбилея Богини смысл, но девушка отказалась верить.

– Ты с ума сошел, Красный Глаз! – воскликнула она. – Пойми же, они вовсе не собираются меня убивать. Ну какой в этом был бы смысл теперь, когда мне предстоит еще целых три года служить у них в храме после этого самого Юбилея?

– Но в том-то и состоит Юбилей, – настаивал Красный Глаз. – Один раз в каждые два столетия Богине требуется новое сердце, чтобы вдохнуть в нее новую жизнь и еще на два века обеспечить властвование Мерет над Лаборноком. А в жертву они приносят именно Младшую Дочь Богини.

– Если они целых два столетия не делали ничего подобного, – заметила Майкайла, – значит, ты не можешь об этом знать.

– Однако я знаю, – настаивала птица. – Жрецы Времени Мерет – те самые, что меня создали, – как раз и совершают это жертвоприношение. Эти люди – неотъемлемая часть жречества Богини Мерет.

– Как же в таком случае я могла провести в ее храме три года и ни разу не встретить никого из них? – скептически спросила Майкайла.

– Ты провела там всего лишь три месяца, – уточнил ламмергейер, – а не три года, и все это время ты оставалась взаперти вместе с храмовыми девственницами, а в такой ситуации не очень-то легко что-нибудь увидеть из событий, происходящих в самом храме, за пределами этих нескольких маленьких комнаток. Жрецы Времени Тьмы ведут ночной образ жизни. Те обряды, что исполняете вы, длятся от утренней зари и вплоть до Второго часа тьмы, а весь остаток ночи принадлежит им. В дневное время они появляются перед другими обитателями храма лишь с одной целью – чтобы принести жертву.

– Ну, раз уж ты так считаешь, – вежливо проговорила Майкайла, про себя решив, что птица одержима чем-то вроде навязчивой идеи по отношению к собственным создателям, кем бы они ни были, – мне кажется, лучше бы тебе отнести меня в башню, Красный Глаз. По моим последним сведениям, Харамис не очень-то бодро себя чувствует, так что я там наверняка пригожусь.

Харамис действительно была очень слаба и не могла даже подняться с постели. Узун все время проводил возле нее, а Файолон после возвращения Майкайлы вернулся в Вар, сказав, что ему надо присмотреть за тем, как идут дела в Лете.

Майкайла почти весь остаток года провела в тоске и не могла избавиться от чувства собственной никчемности. Поэтому когда вновь настало время возвращаться и храм, она этому даже обрадовалась. Однако, к немалому удивлению девушки, Красный Глаз наотрез отказался на этот раз доставить ее.

– Я же объяснял, что они тебя там убьют! – закричал он. – Ты просто не можешь туда отправляться!

– Я пообещала, что сделаю это, – сказала Майкайла. – Если ты меня не повезешь, мне придется просто-напросто дождаться утра и попросить какого-нибудь другого ламмергейера.

– Я сообщу твоему кузену, – проговорил Красным Глаз. – Он сумеет тебя остановить.

– Он в Варе, – заметила Майкайла. – И к тому же отлично знает, как важно для меня держать слово. Нет, Файолон не станет меня останавливать.