Текст книги "Охота за сокровищем"

9

На колу мочало – начинай сначала. Монтальбано проехал круговой поворот, свернул на Виа дей Милле, миновал кладбище, бараки, домики и оказался на вершине холма. Конец дороги. Остановился. Слева виднелся дощатый сарай с фотографиями. Галлотта – впереди, километрах в шести, за седловиной, на вершине другого холма. Ни клочка асфальта, сельская грунтовая дорога, но на машине проехать можно. Он отлично помнил, как довелось побывать там по случаю одного расследования.

Завел мотор и начал медленный спуск. Три километра спустя дорога вновь пошла в гору. По пути ему встретилась одна машина и трое мужчин верхом на лошадях.

Комиссар озирался по сторонам в поисках подсказок, но ничего не мог углядеть.

Наконец, когда он уже почти потерял надежду, в полукилометре от Галлотты он приметил слева съезд, в начале которого на прибитой к дереву доске виднелась надпись:

ВИНО

паесть тожы гатовим

Съезд был узковат, но протиснуться можно. Дорожку обрамляли высокие, густо посаженные деревья. Метров через тридцать была площадка с одноэтажной хибарой.

На двери – такая же вывеска, как на дереве, с теми же ошибками, только буквы покрупнее. У порога на стуле с плетеным сиденьем сидела нечесаная старуха в тапочках и фартуке.

Увидев подъезжающую машину, она встала и зашла в хибару. Комиссар остановился, вылез из машины и двинулся следом. Внутри был зал с десятком столиков, застеленных клеенкой; старуха примостилась за прилавком. За ее спиной – две винные бочки и большой холодильник, вдоль стен – полки с бутылками и стаканами.

– Чего желаете?

– Стаканчик вина.

Старуха нацедила ему прямо из бочки. Вино оказалось превосходное.

– А что вы готовите?

– Готовим только вечером, мясо и другое, к вину.

Значит, кухня у них работает только по вечерам, когда собирается народ – перекинуться в картишки да винца попить.

– А правда, что вы готовите голову барашка?

– Готовим, но только по субботам. Когда народу побольше.

– А как вы ее готовите?

– Когда тушим, а когда жарим… бывает, запекаем…

Все совпадает.

– А в остальные дни?

– Жареная колбаска, свиные ребрышки, запеченный сыр, всякое такое.

– Можно еще стаканчик?

Старуха подала вина. Он заплатил, попрощался, вышел. Теперь что?

Достал из кармана листок.

 
И прогуляйся
До одного местечка:
Там кусочек неба.
 

Здесь начинались сложности. Указание было слишком расплывчатым. Прогуляйся. Ладно, но в каком направлении? Сесть в машину и… Нет, минутку. Он инстинктивно почувствовал, что машина сейчас ни к чему. Это ему словно подсказывали прочитанные строчки. Съешь голову барашка, выпей стакан вина, а потом прогуляйся пешком, для лучшего усвоения пищи: как обычно после обеда. Так что местечко, похожее на кусочек неба, должно быть неподалеку. Он огляделся. И заметил, что дорожка, по которой он проехал до площадки у дома, там не заканчивалась. Дальше она вилась между густо растущих деревьев, вся в буграх и ямах. На ней, правда, виднелись следы автомобильных покрышек, от внедорожников. Но его машине там не проехать. Да ни одно городское авто не одолеет такую трассу.

Старуха уже восседала на своем стуле.

Можно было спросить у нее, куда ведет тропа, но комиссару не хотелось привлекать к себе внимание, вызывать ненужные расспросы и любопытство. Так что придется самому отправиться на разведку.

Едва он ступил на тропу, стало понятно, что даже пешком идти по ней будет непросто.

По сторонам росли огромные старые рожковые деревья, дававшие густую тень; их корни взрывали тропу, подобно песчаным змеям. Постоянное чередование впадин и бугров заставляло тело напрягаться в поисках равновесия. Стоит оступиться – и тебе конец. Пока отыщут в этой глухомани, пройдет не один день.

Ему наперерез молнией пронесся заяц. А спустя некоторое время проползла двухметровая змея, не удостоившая комиссара даже взглядом. Когда он в последний раз видел диких животных на воле? А когда слышал многоголосый птичий хор?

Минут через десять он подустал. Было непривычно шагать одной ногой на полметра ниже, а второй – на полметра выше, наклонившись сильнее, чем Пизанская башня. Комиссар присел на корягу рожкового дерева и закурил.

Когда он был ребенком, плоды рожкового дерева, про которые говорили, что их пускают на корм четвероногой скотине, очень ему нравились, хоть он и не был четвероногим. Он лопал их в сыром виде – на вкус они сладкие-пресладкие, или запеченными – тогда они становились слегка горьковатыми. Однажды он так ими объелся, что дня два маялся потом животом.

Передохнув, Монтальбано вновь зашагал по тропинке. Минут через десять он понял, что добрался до места. Тропа вывела его на просторную поляну, посреди которой было крошечное озерцо. Было непонятно ни как оно образовалось, ни почему находилось именно там. Размером озерцо было с четверть футбольного поля и имело идеально круглую форму, настолько ровную, что выглядело искусственным. Письмо верно говорило: кусочек неба. Зеркальная гладь отражала небо. Стайка птиц пила воду, некоторые плескались. Чуть поодаль, на берегу, спала, свернувшись клубком, собака.

Монтальбано присел на землю.

Тропка огибала озерцо, потом шла в гору, к двухэтажному домику. За домиком начинался лесок. Комиссар решил: раз уж забрался так далеко, стоит продолжить.

Слегка передохнув, он встал и направился к домику.

Подойдя ближе, он разглядел, что строение полуразрушено. Двери не было, как и ставен на соседнем с дверью окне. А на месте окна верхнего этажа зиял пустой прямоугольный проем.

Монтальбано зашел в дом.

Первый этаж не был разделен на комнаты. Справа – остатки кухни: выложенная из камней дровяная печь с двумя конфорками, рядом – каменный рукомойник, вмурованный в стену, около него – черепки от большого кувшина для воды. На полу валялись презервативы, шприцы и драный спальник. Мебели не было.

Слева шла на второй этаж деревянная лестница. Прежде чем ступить, Монтальбано проверил ее на прочность, ухватившись обеими руками и подергав. Дерево не выглядело ни трухлявым, ни изъеденным жуками. Комиссар полез наверх.

Комната наверху тоже оказалась совершенно пустой. И тут повсюду валялись презервативы и шприцы.

Он выскочил из лачуги, испугавшись, что, если еще немного задержится, по нему запрыгают блохи.

Постоял, любуясь озером. Вид, несомненно, прелестный, но никаких разгадок он здесь не нашел. Впрочем, его об этом предупредили.

 
Ни одна завеса не упадет,
И ответа ты не получишь.
 

И все же это не была пустая трата времени – он прогулялся по красивой местности, с пользой для здоровья. Ну, может быть, с относительной пользой: его все-таки укусила в руку блоха.

Обратный путь по склону в положении Пизанской башни изрядно его утомил, а шея, вспотевшая под тесным воротником, зудела.

Добравшись до площадки, где стояла машина, он сел в нее и решил сперва передохнуть, выкурить сигаретку. Стул у порога был пуст – наверно, старуха уже принялась стряпать вечернее угощение.

Наконец он завел мотор и двинулся в обратный путь.

По дороге в контору комиссар размышлял: результат, которого удалось добиться, не бог весть какой – однако в кромешной тьме, где он блуждал, это крошечное отверстие, размером не больше булавочной головки, пропускало слабый лучик света.

Он понял, что Виа дей Милле, дорога на Галлотту и окрестности самой Галлотты знакомы его сопернику и исхожены им. Комиссар был более чем уверен, что даже всеведущий Фацио не подозревал о существовании этого озерца цвета неба.

– Катарелла, звонки мне были?

– Никак нет, синьор комиссар, ни вам, ни кому еще.

Великий штиль продолжался. Он направился было в свой кабинет, но Катарелла его остановил:

– Синьор комиссар, вы мне не поможете?

– В чем?

– Кроссворд решаю.

– Что ты хотел узнать?

– Тут написано, они сражались с мышами. Слово из четырех буков. А у меня вышло «халы». Но я ни разу не видел, чтобы халы сражались, мыши ведь их мигом сгрызут.

– Это «Батрахомиомахия», – сказал комиссар.

Катарелла обомлел.

– Пресвятая Богородица, что за странные слова вы произносите, синьор комиссар!

– Да ты не пугайся. Слово, что ты ищешь, – жабы.

– Извиняйте, синьор комиссар, выходит, предсказатель погоды – это не ласточка?

– Нет, Катарелла, это барометр.

– Божечки, так и есть! Вот спасибо, синьор комиссар!

– Катарелла, ты случаем не знаешь про озерцо близ Галлотты?

– Никак нет, синьор комиссар, я-то на пихник все больше к морю люблю ездить.

– Пришли ко мне Фацио.

И опять стол завален бумагами на подпись! Должно быть, даже если все люди разом сгинут, еще много дней после этого бумаги будут загадочным образом скапливаться на рабочих столах по всему свету.

– Слушаю, комиссар.

– Фацио, ты знаешь одно крохотное озерцо в окрестностях Галлотты?

– Знаю, да.

Ответ застал комиссара врасплох. Он был более чем уверен, что Фацио ответит отрицательно.

– Ты что, ездишь туда на «пихник», как сказал бы Катарелла?

– Нет, комиссар, пикники я не люблю, но за пару лет до вашего приезда там было одно дело.

– Какое?

– У озера стоял домик, там жил крестьянин, вдовец, по имени, кажется, Паризи… Точно, Тано Паризи, и с ним жила дочь лет шестнадцати, красавица. И вдруг Тано пришел и заявил об исчезновении дочери – не припомню, как ее имя. Вот с тех самых пор про нее ни слуху ни духу.

– А расследование было?

– Еще бы! Я и сам участвовал. Тогдашний комиссар, Бонвичино, велел арестовать отца.

– За что?

– Ходили слухи, будто Тано, отец девушки, спал с ней. Сельский доктор не то чтобы ясно выразился, но дал понять комиссару Бонвичино, что та была беременна.

– А что, у нее не могло быть связи с другим мужчиной?

– Вот именно! Полгорода считали, что хоть отец с ней и спал, она сама встречалась с одним типом из Галлотты, и как раз он-то ее и обрюхатил, а девушка испугалась отцовского гнева и сиганула в озеро.

– А оно и правда глубокое?

– Очень глубокое, комиссар. Иногда приезжают геологи его изучать. Не могут объяснить.

– А название есть?

– У чего?

– У озера.

– Да, его называют озером Господа. Говорят, когда Бог натянул небесную ткань над сотворенным миром, у него остался лишний лоскут. Он оторвал его, скомкал, проделал пальцем дыру в земле, как раз в том месте, близ Галлотты, сунул туда лоскут небесной ткани, затолкал глубоко-глубоко и превратил в воду. Поэтому озеро такое глубокое и имеет такой цвет.

Значит, его соперник и легенду знает.

– А куда делся отец девушки?

– Оправдали за недостаточностью улик. Но те, кто считал его убийцей дочери, никак не могли угомониться и по ночам стреляли по его дому. Тогда Тано, испугавшись, что рано или поздно убьют и его, сменил место жительства. А почему вас заинтересовало озеро? Что-то случилось в лагере?

– В каком лагере?

– С некоторых пор в лесочке за домом разбили палаточный лагерь. Молодые иностранцы, натуристы – те, что разгуливают в чем мать родила. Иногда у них случаются разборки, могут в пылу и ножом пырнуть.

– Синьор комиссар, вас тут к телефону горничная ваша. Переключить?

– Аделина, как ты?

– Хорошо, синьор комиссар. Я хотела сказать, что завтра с утра к вам приду.

– Уверена?

– Да-да. Но вы уж, пожалуйста, окажите мне любезность. Вы только не подумайте, что я сую нос в ваши дела, но…

– Говори, не стесняйся.

– Прошу, уберите от греха этих кукол. Уж так меня с них пробирает. Пресвятая Богородица, как же я перепугалась-то!

– Уже убрал, не переживай.

Съел он мало – не любил ужинать в одиночку. К тому же привык есть дома, в Маринелле. Слава богу, это последний раз, а назавтра, открыв холодильник или духовку, он снова найдет там волшебные сюрпризы от Аделины.

Просмотрел все выпуски вечерних новостей, общенациональные и местные. В Салеми убили человека, возвращавшегося из-за города, и, само собой, никто ничего не видел и не слышал. Вроде мотивом могла служить затянувшаяся тяжба о наследстве, но все же дело выглядело весьма непростым. Он внезапно ощутил приступ зависти к коллеге, занятому расследованием.

Неужто его накрыла ломка из-за отсутствия убийств? Перед сном он решил совершить попытку примирения с Ливией и набрал ее номер.

– Послушай, несмотря на то, что ты утром оборвала разговор…

– Ничего я не обрывала.

– Нет?

– Нет. Нас разъединили. Я немного подождала, говорила «алло-алло», а потом повесила трубку.

– А что ж ты тогда не перезвонила?

– Я ведь услышала основное – что ты не приедешь, а перезванивать с работы мне не хотелось. И кстати, если хочешь знать, я и так была уверена, что ты не приедешь.

– Клянусь тебе, Ливия, я…

– Ладно, оставь уже.

Наступила леденящая пауза, градусов сорок ниже нуля. Потом Ливия снова заговорила, но лучше бы она этого не делала.

– Какой предлог на этот раз?

– В каком смысле предлог?

– В смысле, что ты на этот раз выдумал, чтобы не ехать.

– Какой предлог! Зачем я буду выдумывать предлоги! Меня тут против воли втянули в охоту за сокровищем, приходится участвовать…

– Что-о-о?!..

Господи, он завел разговор не с того места! Как он ей все объяснит? Теперь ему не выкрутиться!

Но попытка не пытка.

– Прошу, выслушай меня, я все тебе объясню.

– Да что ты собираешься объяснять? Я отлично знаю, о чем речь, я и сама пару раз играла.

– Видишь ли, тут речь идет о необычной охоте, которая…

– Кто твоя партнерша? Ингрид или еще кто-то, с кем я еще не имела чести познакомиться?

– Да при чем тут Ин…

– Да ладно! Хватит уже! Синьорино слишком занят, ему не до меня, он участвует в охоте за сокровищем со своими подружками! Мне это надоело! Всё!

– А мне – нет?

Ливия бросила трубку. И вовремя, потому что Монтальбано, которого назвали «синьорино», то есть ветреным изнеженным барчуком, чуть с ума не сошел от ярости.

В итоге, вместо того чтобы помириться, он наломал еще больше дров. Но, если поразмыслить, вина лежит не на нем одном. Ливия никогда не дает ему договорить, вечно перебивает, а он от этого нервничает.

В общем, этим вечером он решил ей не перезванивать.

На следующее утро двинул прямиком в больницу Монтелузы.

Осмотрев шею, врачи разрешили снять воротник.

Комиссар почувствовал облегчение – словно раб, освобожденный от оков.

– Звонки, новости?

– Ничегошеньки, синьор комиссар. А можете мне маленечко помочь?

– И чем ты занят?

– Ребусом.

– Нет, ребусы я решать не умею.

Это было неправдой, но мог ли комиссар со славным прошлым, хоть и погрязший в сереньких буднях, опуститься до решения задачек на пару с дежурным на телефоне, тем более с таким, как Катарелла?

После одиннадцати – он уже два часа как подписывал бумаги – ему позвонил Артуро.

– Есть новости, комиссар Монтальбано?

– В общем, да.

– Расскажете?

– По телефону слишком долго.

– Так, может, мне зайти?

Тем утром ему не хотелось думать. Проставление бесполезных подписей в еще более бесполезных бумагах парализовало его мозг.

– Можете зайти в контору часам к пяти?

– Конечно! Ровно в пять, явлюсь вовремя.

По тону голоса юноши было понятно, насколько ему не терпится узнать новости.

Наевшись до отвала спагетти с соусом из чернил каракатицы и прикончив полкило королевских креветок, он совершил привычную прогулку до маяка, присел на плоский камень и чуть ли не полчаса дразнил краба.

Потом вернулся в контору, а ровно в пять явился Артуро.

Комиссар говорил по телефону с главой канцелярии начальника полиции, синьором Латтесом, который требовал объяснений, почему комиссариат до сих пор не ответил на опросник номер 3289/ПА/045 – Монтальбано понятия не имел, где его искать.

– Немедленно распоряжусь.

Положил трубку, позвал Фацио.

– Можешь зайти на минутку?

Пока ждал, записал номер опросника на листке. Фацио вошел в кабинет.

– Слушай, требуют срочно ответить на опросник, вот исходящий номер. Забирай все стопки с моего стола, неси к себе и найди нужную бумагу, – распорядился комиссар, протягивая Фацио листок.

Чтобы разгрузить стол комиссара, Фацио пришлось совершить две ходки.

10

Артуро все это время нетерпеливо ерзал на стуле. Когда Фацио наконец вышел, он выпалил:

– Итак?

Монтальбано молча достал письмо со стихами и протянул ему. Тот чуть ли не вырвал листок у него из рук.

– Ясно, что речь о еще одном задании, – сказал он, перечитав текст дважды.

Монтальбано вдруг пришло в голову испытать юношу. Проверить, насколько тот умен.

– Хорошо, но вы поняли, в чем суть? Я вот, честно говоря, на этот раз ничего не понял. Собственно, даже и не пытался пуститься на поиски, как в прошлый раз. К примеру, что это за история с головой барашка?

– Ну, на мой взгляд – хотя я могу ошибаться, – прежде всего надо найти место, где обычно готовят голову барашка.

– Вы полагаете? Какой-то ресторан в Вигате?

– Навряд ли в ресторанах подают такое блюдо. Скорее в какой-нибудь остерии.

– А что потом? В каком направлении идти на прогулку? В стихах не указано.

– Вероятно, когда будет найдено место, станет ясно, куда идти.

– Может, вы и правы, но по мне, это все пустая трата времени и сил.

– Почему?

– А вы читали последние строчки? Там сказано, что я не найду ответа на свои вопросы. Так зачем время терять?

– Не думаю, что дела обстоят именно так.

– А как они обстоят, по-вашему?

– Думаю, ваш противник имеет в виду, что вы не найдете новых инструкций от него, но должны будете сами, используя свое чутье, обнаружить нечто, что впоследствии вам пригодится.

– Пусть так, но я больше разъезжать не намерен. Отказываюсь продолжать эту дурацкую игру.

Юноша заметно расстроился. Надулся, словно обиженный ребенок.

– Отказываетесь?

Сейчас еще расплачется, чего доброго.

– Думаю, да.

– Вы не можете выйти из игры!

– Это еще почему?! Не я предлагал игру, меня даже не спросили, хочу ли я играть, а значит, я могу выйти из нее в любой момент!

– Можно сделать вам одно предложение? – спросил Артуро.

Он сложил ладони в умоляющем жесте. Намерение комиссара бросить игру вывело его из равновесия.

– Слушаю вас.

– Можно мне поехать вместо вас?

– Не думаю, что это целесообразно.

– Почему?

– Если соперник обнаружит, что я прибегаю к вашей помощи…

– Я не дам себя обнаружить! Буду крайне осторожен!

– А вы сумеете?

– Испытайте меня.

На это Монтальбано и рассчитывал. Он еще немного помедлил с ответом, словно прикидывая плюсы и минусы, потом сказал:

– Согласен.

Артуро вскочил с места, глаза его сияли от радости.

– Спасибо за доверие! Я вам позвоню.

Они пожали друг другу руки, и юноша выбежал из кабинета. Чисто собака, учуявшая зайца.

Спустя пять минут заглянул Фацио.

– Нашел!

На заполнение опросника 3289/ПА/045, «касательно предложений и замечаний по вопросу должностных обязанностей сотрудника архива», комиссар убил больше часа, матерясь, чертыхаясь и временами окончательно теряя самообладание.

Перед выходом из конторы решил позвонить Ингрид. Хотел расспросить об Артуро: юноша его заинтриговал.

Хоть он и знал, что крайне мало шансов застать ее дома в этот час – наверняка она тусуется где-то с приятелем или подружкой, – решил все же попытать удачи.

– Алло, кто говолить? – глубоким басом отозвалась трубка, словно на проводе был певец блюза или оперная звезда Большого театра; голос, однако, принадлежал особе женского пола.

У Ингрид была привычка раз в две недели обновлять состав домашней прислуги – чисто из любви к разнообразию, но выбирала она персонал из таких медвежьих уголков планеты, которые без огромной лупы на карте и не сыскать.

– Это Монтальбано.

– Как твой имя? Монтаббано или Этта?

Этта, ну и имечко! А что, звучит неплохо. Комиссар решил перейти на ее язык.

– Монтаббано. Моя говолить с синьоля Ингрид.

– Жидайти.

Конечно же, это означало «ждать». Ему пришлось ждать минут пять, то и дело алёкая в трубку из опасения, что его разъединили и придется снова объясняться с прислугой из горного Туркестана.

– Привет, Сальво. Вот так сюрприз!

– Откуда приехала твоя горничная?

– Не знаю, завтра пришлют новую.

Черт, она ведь только-только выучила язык!

– Какие планы на вечер?

– Вижу, ты времени зря не теряешь. Но я занята. Договорилась с одним другом – его, кстати, зовут почти как тебя, Монтаббано. Но смогу добраться к нему самое раннее через часок.

– Я и не надеялся.

Она хохотнула.

– Худые времена, Сальво.

– Не то слово! Значит, договорились. Жду тебя в Маринелле, и вместе решим, куда поедем.

На выходе его остановил Катарелла.

– Синьор комиссар, вы уже уходите? Не поможете мне маленечко?

– Ладно, давай.

– Спасибо, синьор комиссар.

– Ребус или кроссворд?

– Кроссворд.

– Валяй.

На этот раз его усилий почти не потребовалось, к вящему восторгу Катареллы.

– Пресвятая Дева, вы просто гений, синьор комиссар! Гений! Вылитый Леонардо!

Комиссар не решился уточнить у Катареллы, кого тот имел в виду, неужели Леонардо да Винчи?

Аделине, видимо, пришла блестящая идея торжественно отметить свое возвращение.

Открыв холодильник, Монтальбано обнаружил с десяток рулетиков из меч-рыбы, как раз в его вкусе, и две разрезанные и очищенные головки фенхеля – то, что нужно, чтобы освежить рот. Тут же была бутылка охлажденного вина. А в дверце торчал листок с надписью «еще заглянуть в духовку». Он тут же заглянул.

Там томился целый противень макаронной запеканки!

Да, теперь Ингрид никакими средствами обольщения, никакой силой не выманит его из дому, чтобы тащиться ужинать в ресторан. На всякий случай комиссар достал еще одну бутылку белого вина и поставил в холодильник. И тут же вспомнил, что в доме нет ни капли виски!

Снова вышел из дому, оставив дверь незапертой и не выключая свет в прихожей, сел в авто и двинул в бар «Маринелла», где с него за виски драли вдвое.

Купить одну бутылку или две? Лучше одну – не ради экономии, а потому что вдруг они выпьют обе, и Ингрид не сможет сесть за руль и уехать к себе в Монтелузу. Тогда ему придется снова терпеть все неудобства бессонной ночи.

А Ингрид-то уже прибыла, судя по стоящей у двери торпеде.

Он вошел. Ингрид открыла дверь на веранду и накрывала там на стол. На столике в гостиной стояла привезенная ею бутылка виски.

– Раз уж мы в тот раз все прикончили…

Комиссар понял, что на этот раз попойка неотвратима.

– Ты вроде хотела в ресторан?

– Даже думать теперь об этом не хочу, как увидела, сколько всего наготовила Аделина!

Умнейшая женщина и настоящий друг. Никаких сомнений.

– Заглянула под кровать – кукол там нет, – продолжила Ингрид с улыбочкой. – Откуда они выпадут сегодня вечером?

– Ниоткуда. Я отвез их в комиссариат.

– Выдал на потеху своим людям в качестве военной добычи?

– Будто им нужны заменители!

– Ты выяснил, откуда взялся, как это говорится, дубль?

– Нет. Но у меня предчувствие, что этим дело не закончится. Пойду на кухню, включу духовку.

Она пошла следом.

– Слушай, – произнесла она, помолчав. – Даже не знаю…

– Что такое?

– Кажется, я сделала одну глупость.

– Расскажи.

– Когда я вошла в дом, звонил телефон, я сняла трубку. Машинально, прости.

– Ерунда! И кто это был?

– Ливия.

Вот черт!

Увидев лицо Монтальбано, она попыталась смягчить удар.

– В смысле мне показалось, что она.

Зачем Ливия звонила в неурочное время? А вдруг хотела сказать что-то важное?

– И что она сказала?

– Когда я сказала «алло», она спросила что-то вроде «как идет охота за сокровищем?». И сразу положила трубку. Но я не уверена, что хорошо расслышала.

– Ты все отлично расслышала.

К сожалению. И что теперь делать? Перезвонить? Но, зная, что он с Ингрид, Ливия либо не ответит, либо затеет такой скандал, что у него кишки узлом завяжутся.

Лучше ничего не предпринимать, а то после разговора с Ливией в ее теперешнем состоянии и запеканка, и рулетики колом у него в желудке встанут.

Поев, они убрали со стола и снова уселись на веранде с бутылкой и парой стаканов.

Вечер словно любовался сам собой: ветер совершенно стих, и море было неподвижно, а в небе сияли ясные звезды.

– Мы, женщины, любопытны, – начала Ингрид. – Я весь ужин только и думала, что о словах Ливии.

– Лучше не…

Но она проявила настойчивость.

– Может, объяснишь, что она имела в виду под охотой за сокровищем? Не думаю, что ты любитель таких игр. И потом, когда я передала ее слова, у тебя было такое лицо…

– Видишь ли, это не совсем охота за сокровищем. На самом деле меня втянули в некое состязание, затеянное незнакомцем…

– Почему ты говоришь, что это состязание?

– Потому что он организует игру, а я – единственный игрок. Даже точнее было бы назвать это дуэлью. До вчерашнего дня.

– А что случилось вчера?

– Я познакомился с твоим приятелем Артуро.

– Ах да, я и забыла! И как он тебе?

– Очень умный парень. И, думаю, немного себе на уме. Хочет узнать, как работает мой мозг во время расследования, представляешь? Мне сразу показалось, что это нелепая мысль.

– Ты ему отказал?

– Собирался, но он покорил меня своим энтузиазмом. Тогда я решил ввести его в курс дела и рассказал про состязание. Он тут же загорелся. Представь, сегодня я послал его вместо себя на поиски сокровища.

– Ничего себе! Представляю, как он счастлив! Он бесконечно восхищается тобой!

– Как ты с ним познакомилась?

– Через Карло, его отца – они с моим мужем вместе учились в университете и занимались политикой.

– Ты с ним…

– Прежде чем ты договоришь, скажу, что между нами никогда ничего не было. Однажды, когда я только что приехала из Монтелузы, мой муж пригласил его на обед. Тогда я и познакомилась с Артуро – тот был еще ребенком. Вылитый Гарри Поттер. Он и до сих пор на него похож.

– А его мать?

– Умерла родами. Его вырастили дед с бабкой.

– Влюблен в тебя?

– Был период детской влюбленности, вроде одержимости, потом он вырос, и это переросло в нечто среднее между романтической влюбленностью и физическим желанием мной обладать. Между прочим, он очень опасен.

– Да ладно! Гарри Поттер?

– Ты только послушай. Около месяца назад я оказалась с ним наедине. Приехала в гости к Карло – тот пригласил меня на ужин, – но пришла раньше и села ждать в гостиной. Вскоре явился Артуро – он не живет с отцом. Сел на диван рядом со мной и начал говорить, иногда поглаживая меня по плечу дрожащей рукой. Словно гипнотизируя. Через пять минут…

– Он начал тебя лапать.

– А вот тут ты ошибаешься. Если хочешь знать, это я чуть не начала его лапать.

– Серьезно?

– Да. Ты не представляешь силу и энергию желания, исходящую от его тела. Непреодолимый призыв. Каждый раз, когда он прикасался к моему плечу, я цепенела. Сдерживала себя, придумав нелепую отговорку, мол, мне вдвое больше лет, чем ему. К тому же мне было страшно. Слава богу, пришел Карло.

– У него есть девушка?

– Насколько я знаю, нет. И не думаю, что… Мне кажется, он стесняется общаться с девушками. И думаю, у него нет друзей. Но вижу, что он и тебе показался интересным.

– Да, очень. Он сказал, что у него есть квартира в Вигате.

– Да.

– Ты там бывала?

Смешок.

– Никогда. Если б я туда пришла, наверняка дала бы слабину.

– Хотя бы представляешь, в какой части Вигаты он живет?

– Ни малейшего понятия.

– А чем он еще занимается, помимо изучения философии?

– Не представляю. Если хочешь, могу узнать.

– Ну нет! Он вызвал любопытство, но не настолько, чтобы копаться в его частной жизни.

– Закроем тему?

– Да.

– Я могу идти?

– Почему? – опешил Монтальбано.

Она не ответила. Положила руку ему на плечо, притянула к себе и поцеловала в губы.

– Когда ты позвонил и предложил поужинать вместе – поскольку быть не может, чтобы этим приглашением я была обязана своим женским чарам, – я задала себе вопрос: что тебе нужно. И теперь поняла: тебе нужны были сведения об Артуро.

– Но ведь это ты навела меня на разговор о нем.

– Ага. Да вы ловкач, комиссар Монтальбано.

– А ты – хитрая лиса.

– Ладно, ты получил ответы, я тебе больше не нужна и могу уходить. Разве не так?

– Частично да, а частично – нет.

– Объяснись.

– Мне и правда нужны были сведения об Артуро, но это все не только ради них. Понимаешь, когда я хочу узнать что-то от кого-то, я вызываю его в комиссариат, а не приглашаю на ужин.

– С другой стороны, приглашая меня на ужин, ты объединяешь пользу с развлечением. Я – это развлечение.

– Зачем ты выражаешься штампами? Они приводят к неправильным выводам. Ты – не развлечение.

– Ах вот как?

– Дай договорить. Ты красивая женщина, и ты моя подруга, которой я доверяю и с которой мне приятно иногда побыть вместе, поболтать, посмеяться… Наши отношения – не развлечение, говорить о них так означало бы принижать их значимость.

– Единственная закавыка в твоей безупречной речи – вот это «иногда».

– Прошу, Ингрид, только не говори, что хотела бы видеть меня каждый день!

– Если бы мы стали любовниками и были вместе круглосуточно, думаю, в конце концов один из нас убил бы другого.

– Видишь, ты и сама это понимаешь! Правда в том, что, встречаясь время от времени, мы друг друга утешаем.

Ингрид поморщилась:

– Как-то слабо представляю себя в обличье сестры-утешительницы.

– А меня?

– Да боже упаси!

– И тем не менее это так. Мы находим утешение друг в друге.

– От чего?

– От одиночества, Ингрид.

И Ингрид вдруг разрыдалась. Тут уже настала очередь Монтальбано крепко ее обнять.

Но не прошло и пяти минут, как грусть отступила. Словно птаха после дождя: встряхнулась и сразу обсохла.

– Я тебе не рассказывала историю про одного депутата, который предложил с ним переспать?

– Его предложение не выглядит странным.

– Да, но он хотел, чтобы мы сперва оделись как священник и монашка.

Вторую бутылку они опустошили на три четверти, но когда попытались встать – а был уже третий час ночи, – Ингрид едва могла держаться на ногах. Монтальбано и сам не был готов везти ее в Монтелузу: наверняка врезался бы в дерево или другую машину. В итоге Ингрид легла в его постель и моментально отрубилась. Комиссар провел адский час рядом с женщиной, от которой все сильнее пахло абрикосом. Заснуть ему удалось, лишь отодвинувшись насколько было возможно и даже свесившись с кровати, с риском свалиться. Каждые пятнадцать минут он просыпался. В конце концов Монтальбано вскочил и перелег на диван в гостиной. Но там было неудобно, и он вернулся на свою пыточную решетку. Святой мученик Сальво, заживо сжигаемый пламенем соблазна.