Текст книги "Дом у горизонта"

Входная дверь опять заметно покачивалась. Эмиль показал ей язык и шагнул в темноту.

На этот раз он решил пройти весь дом сверху донизу, отмечая и фотографируя каждую вещь, которая хоть как-то будет настораживать.

В доме вроде бы ничего не изменилось. Эмиль внимательно осмотрел холл и направился к лестнице. Деревянные ступеньки слегка пружинили и едва слышно скрипели, совсем как в фильмах-триллерах.

Второй этаж скрывался во тьме за открытой дверью. Луч фонарика скользнул по стенам и потолку, по покрытому чем-то ворсистым полу, по запертым дверям. Здесь запустение казалось сильнее, чем внизу. Обои в некоторых местах отошли от стен и свисали неопрятными клочками. С потолка кое-где облетела штукатурка, обнажив деревянные полоски обшивки.

На полу валялись клочки старых газет. Сделав пару снимков, Эмиль подумал, что неплохо было бы рассмотреть обрывки получше. Мало ли, вдруг именно здесь найдётся что-то важное. Собранные кусочки поместились во внутреннем кармане, и даже почти не помялись.

Этаж представлял собой коридор с дверями по обеим сторонам, заканчивавшийся большим залом. Эмиль прошел до конца и внимательно осмотрелся.

Окна скрывались за кусками фанеры, неровно и наспех приколоченными к стенам, и только узкие полоски яркого света кое-где прорезали эти черные прямоугольники. Эмиль поёжился и посмотрел вверх.

С потолка спускалась люстра, собранная из кусочков хрусталя, судя по виду, баснословно дорогая. Пауки, живущие в этой роскоши, оплели её полотнами тенет, а кристаллы, когда-то прозрачные, покрылись плотной серой пылью.

Пятно света от фонарика спрыгнуло с люстры и перебежало на стену. На обоях чернели непонятные потеки, кое-где виднелись белесые пятна. Эмиль поднял фонарик выше, и мурашки волной прокатились по спине и рукам. На стене висела картина – портрет то ли девушки, то ли женщины. Безукоризненно выписанные локоны светлых волос, ниспадающие на плечи, роскошное платье светлого тона и уютный теплый фон могли бы сделать эту картину прекрасной, если бы не лицо. Его не было. Эмиль смотрел на ужасную мешанину из черных и розовых мазков, безуспешно пытаясь отвести взгляд. Рука сама собой включила камеру. Только после третьего снимка Эмиль смог отвернуться от картины и пройти дальше, хотя что-то внутри все равно заставляло оборачиваться к полотну.

Больше ничего в зале не нашлось. Эмиль постоял несколько секунд в гулкой темной пустоте и медленно направился обратно в коридор. Теперь в дело пошли двери.

Первая комната, в которую удалось проникнуть, оказалась заваленной почти доверху кучами хлама. Здесь воняло старьем и гнилью. Эмиль поморщился и поспешил захлопнуть дверь. Нет уж, копаться в помойке – извините!

Соседняя комната, напротив, поражала пустотой и чистотой. Даже обои выглядели так, словно их только вчера наклеили. Окно, правда, потеряло прозрачность из-за пыли и грязи, и от этого впечатление несколько портилось. Как ни старался Эмиль, сколько ни всматривался, но пустые стены, ровный потолок и чистый пол ничего ему так и не показали. Тихо щелкнул замок, и вздох эхом пронесся по коридору.

Третья комната утопала во мраке. Окно, наглухо задрапированное чем-то вроде ковра, совсем не пропускало света. Возле дальней стены стояла неубранная кровать с рваной подушкой. Рядом на тумбочке валялись изогнутые осколки стекла. Возможно, когда-то это был абажур от настольной лампы. На ближней стене висел ковер с вышитой картиной. На ней двое бородатых мужиков в тулупах гнались за волками по заснеженному лесу на санях, запряжённых в тройку лошадей. Едва ли такой сюжет мог служить хорошей колыбельной, да и вообще казалось странным, что кому-то пришло в голову украшать жилую комнату подобным образом. Эмиль почесал затылок и попробовал найти что-нибудь ещё, способное привлечь внимание. Безуспешно.

Дверь четвертой, последней на этом этаже комнаты, не желала открываться совсем. Ручка вроде бы поворачивалась, и в замке даже что-то как будто бы двигалось, но комната оставалась неприступной. Вдруг почти у самого края зрения что-то странно блеснуло. Эмиль глянул вниз. Из-под двери медленно вытекала тёмная жидкость, на вид густая и маслянистая.

Грохот шагов по деревянной лестнице сотряс весь дом. Стук сердца был слышен, наверное, даже на улице. Эмиль остановился посреди холла, вытер со лба холодные капли и постарался успокоить дыхание.

Нет, это уже слишком. Это не дом, а какой-то набор декораций для кино. Не очень хорошего кино. Фу, вообще.

Нет уж, только идиот останется там, где постоянно происходит какая-то непонятная ерунда. К чёрту все эти исследования. Единственное, что заставило Эмиля задержаться чуть дольше – комната с персиковыми обоями. Нужно было проверить всего один факт. И да, флакона духов на столике уже не было. А на полу коридора чернели посреди пушистой пыли только следы самого Эмиля.

Он не заметил, как оказался в прихожей. Там, поскользнувшись около обувной полки, он едва не упал и только тогда смог немного прийти в себя. Чёртов дом. Эмиль посмотрел на пол, чтобы понять, что же именно попало под ноги, и увидел небольшой белый в крапинку листочек. Он ускользал из пальцев и никак не хотел подниматься с пола. Пришлось включить фонарик. Он нарисовал на полу круглое пятно света, в центре которого лежала пластиковая игральная карта – туз пик.

Эмиль слегка подогнул краешек, и спустя несколько секунд карта уже лежала во внутреннем кармане вместе с обрывками газет.

Свет желтеющего солнца ударил в глаза, но тратить время на то, чтобы привыкнуть, не хотелось. Эмиль ужом выскользнул из ворот и, стараясь не срываться на бег, направился в сторону города.

Там ходили обычные люди, сновали шумные машины, пели бестолковые птички и лаяли собаки. И впервые в жизни Эмилю захотелось выпить чего-нибудь покрепче, чем кофе.

Глава 15.

Высокие волны с шумом бились о скалы. Далеко, почти у самого заката, по оранжевой воде полз черный силуэт большого корабля, и только он один выглядел спокойным и невозмутимым. Ветер пригоршнями швырял взлетавшие вверх солёные брызги, холодные и колючие. «Море волнуется раз, – мелькнуло в голове Эмиля. – И два, и три. Вот как это, оказывается, выглядит».

На Ветряном берегу он чувствовал себя своим. Здесь не преграждали свободу волнорезы, не давили на уши надоедливые эстрадные песни, не воняло прогорклым маслом и корейской морковью. Здесь море было настоящим. Сегодня оно беспокоилось, ворчало и сердилось, но Эмилю не хотелось уходить со скал. Он спустился по узкой расщелине, присел к волнам и протянул им ладонь.

Мир замер в нерешительности на мгновение, а потом вдруг ударил по коже прохладными каплями. Эмиль прикрыл глаза. Так бывает, когда рассказываешь о своих неприятностях старому другу, и он, не зная, что сказать, помолчит с минутку, а потом тихонько буркнет: «да ладно, забей, все они придурки». И, может, оно и не так совсем, но сразу же становится легче.

Кто знает, что там на самом деле творится, в этом доме? Игра воображения, мистификация или просто набор совпадений? Надо бы рассмотреть фотографии, попробовать сложить газетные клочки, подумать. Но только не сейчас. Утро вечера мудренее.

Эмиль поднялся на высокий каменный склон, пробежал по скале, спрыгнул на мягкую траву и медленно побрел в сторону города.

Дома смотрели на пустые улицы чёрными квадратами окон. Жёлтый свет фонарей едва заметно разбавлял мрачную синеву прохладных сумерек. Угольные силуэты деревьев ложились на дороги полотнами теней, сегодня казавшихся плотнее и гуще, чем обычно. Где-то заорал кот, и словно в ответ ему завыла собака. Стараясь не смотреть по сторонам, Эмиль прибавил шагу.

Улицы становились темнее, небо почернело и спустилось, накрыв город непроглядным куполом. Редкие звуки прокатывались вдоль заборов и домов дрожащим долгим эхом.

Последние шаги до спасительной калитки Эмиль пробежал со всех ног. Щелкнула задвижка, загорелся мягкий оранжевый свет, и город исчез за блеском оконных стекол.

Утро наступило быстро. Не успел свариться кофе, как небо посветлело и засверкало тонкими облаками. Улочки, всё ещё укрытые прохладной тенью, нехотя просыпались. За высокими заборами орали петухи. Быстро пролетела мимо базарная площадь, исчезла позади и кипарисовая аллея, и снова Эмиль стоял на Ветряном берегу. Волн не было слышно, да и прохладный воздух почти не двигался.

Тихо плюхнулись в воду снасти, и Эмиль замер над кромкой скалы. Зачем? Его никто не просил, да и он сам не мог бы сказать, для чего он снова и снова бросает в море удочки. Но когда солнце выбралось-таки из-за вершин, в садке уже не осталось места для следующего улова. Эмиль подмигнул морю, собрался и тихонько побрёл вдоль берега.

Ну и пусть! В конце концов, рыбу можно и заморозить. Или попробовать засолить самому. Да что угодно, хоть раздать беднякам. По-другому не получится. Сюда зовёт сердце.

Рынок уже шумел сотней голосов. Эмиль сам не понял, почему он не пошел в обход, а заставил себя протискиваться сквозь суетящуюся толпу. Кое-как выбравшись на более-менее спокойное место, он глубоко вздохнул и остановился. От ароматов специй и фруктов захотелось чихнуть.

– Будь здаров, дарагой! – послышался рядом голос с сильнейшим кавказским акцентом.

– Спасибо, – кивнул Эмиль, оборачиваясь.

– Эта у тибе риба? – спросил, указывая пальцем на садок, смуглый молодой мужчина с иссиня-черными волосами, огромным крючковатым носом и пышными усами.

– Да, кажется, точно не картошка, – пробормотал Эмиль.

– Ай-ай-ай, прадай, а? Я тибе как брата прашу, прадай риба! Вах, какой свежий риба, где взял?

– Поймал на Ветряном берегу.

Кавказец замолчал. Недоверчиво глядя на Эмиля, он прикусил ус и подошёл к садку. Рыба забилась сильнее, полетели в стороны крупные капли.

– Ай, паходу, правда. Савсэм живой. Прадай, будь челавек!

– Есть, куда выложить?

– Давай на эта бочка! Ах, какой риба! Русалка, не риба! Маленький карас харош, вай, харош! В пять минут уйдет! Что просишь?

Эмиль назвал цены чуть ниже, чем в кафе Соломона. Лицо кавказца озарилось, словно небо после грозы. Он ловко пошвырял улов на весы, почеркал что-то на маленьком листке и стремительными движениями отсчитал купюры.

Эмиль сложил деньги в кошелёк и пожал торговцу руку. Уже уходя, он увидел, как усатый кавказец рисует на листке картона цифру с ценой в два раза больше той, что отдал при покупке. Эмиль усмехнулся и махнул рукой. Пусть будет так. Зато к бочке уже подскочили две дородные дамы с явным намерением поживиться свежей селедкой.

Улочки пахли акацией и лавандой. Лёгкий ветерок гнал по чистому небу прозрачные облачка. Эмиль закинул снасти в комнату и отправился завтракать.

– Вах, кацо, я тебя не узнаю сегодня! – воскликнул Тариэл. – Ты выглядишь больным, но счастливым.

– Да, такой и есть. Очень мало спал этой ночью, – тихо сказал Эмиль, опускаясь на стул. – Сегодня только хачапури, пожалуйста. С аджикой, наверное.

– Хороший выбор, – кивнул повар. – Но всё равно в глазах огонь, а?

– Улов порадовал, – улыбнулся Эмиль. – Больше, чем вчера.

– Ты так все море выловишь! – расхохотался Тариэл. – Вах, это счастье, когда хорошее дело столько радости приносит. Ты только скажи, почему тебе в нашем благословенном краю не спится?

– Тариэл Ги… простите. Вы верите в привидения?

– Вай, подожди. Сейчас я принесу хачапури, вот тогда поговорим. Давай я тебе ещё чаю заварю, с мёдом и душицей, а? Вот, это дело. Давай, пять секунд.

Из кухни запахло горячим хлебом и сыром. Эмиль прикрыл глаза и через пару минут едва не свалился со стула. Нет, сегодня никаких приключений, а то так и в ящик можно сыграть.

Ароматный пар от румяных лепешек медленно растворялся в воздухе. Эмиль отщипывал небольшие кусочки, обмакивал их в аджику и долго смаковал. Тариэл не торопился с расспросами, хотя во взгляде сквозил жгучий интерес. Наконец, когда напряжение достигло предела, Эмиль отставил блюдо, вздохнул и спросил:

– Вам никогда не казалось, что вы или сошли с ума или попали в нелепую сказку?

– Как тебе сказать… Знаешь, был у меня друг по институту, звали его Женькой. Фамилию вот только подзабыл, не то Вологдин, не то Волгин, в общем, география какая-то. И вот раз, где-то году в семьдесят пятом, кажется, мы с ним отправились в большой турпоход. Между городами ехали на «Козлике»… Э, не, это так машину прозвали, «Газик» военный. Нос у него такой, знаешь, остренький, как у овчарки. А по окрестностям уже пешком, горы там, реки, пещеры-мещеры. И вот. Иду я раз по сосновому бору. Красота такая, птички поют, солнышко греет. Благодать! И вдруг я выхожу на полянку, метров тридцать на тридцать, а на ней могил несколько штук. Серьёзно. Одна такая большая, изгородка синяя, высокая. И две могилы внутри. Дед да бабка какие-то. И знаешь, так странно, у них даты смерти где-то на год отличались. Шестьдесят первый и шестьдесят второй. Но это ладно. Рядом другая могилка, без оградки. Мальчишка какой-то, мелкий совсем. Просто холмик насыпан и камни вокруг. У этого год смерти пятьдесят четвертый. Чуть дальше – просто ржавая ограда с крестом без таблички. И еще чуть поодаль – памятник с надписью «Здесь погибла…» Эх, забыл фамилию. И дата – шестьдесят первый год. Вот тут-то меня, как у вас говорят, кондрат-то и обнял. Что это? Где я? Кладбище? Или как? Кто погиб, кого принесли, почему годы вразброс? А, вот страху-то было! Я оттуда знаешь, как бежал? Я так в армии не бегал, как тогда. Потом полдня ходил сам не свой, как если бы по голове стукнули. Вот тогда, наверное, мне и показалось, что с ума сошел.

– Ого, – Эмиль отпил большой глоток чая и нахмурился. – В этих краях дело было?

– Нет, что ты! Где-то неподалеку от Тольятти.

– Понятно. А вот у меня сейчас так. Вроде как нашёл дом с привидениями.

– Вах, кацо, да этого добра в нашем городишке пальцев не хватит пересчитать! Тут столько всего происходит, уже никто и не удивляется. Самый известный, конечно, это где комната дочери бизнесмена сгорела. Но и другие тоже есть. Ты в каком был?

– Тот, который у кино «Горизонт».

– Э… Это какой? Там и домов-то нет. Озеро, пустырь да гостиница для звёзд.

Эмиль поставил на стол чашку с недопитым чаем и прокашлялся. Слава Богу, фото из телефона никуда не делись. Тариэл прищурил глаз, медленно полистал экран и вздохнул.

– Знаешь, кацо, когда я был молод, то ни во что такое не верил. Ни в Бога, ни в чёрта, ни в духов там всяких. Но прошло время, я прожил жизнь, многое повидал, и вот что скажу. Я теперь во всё это не верю. Ай, нет, кацо, нет, не так. Теперь я это всё точно знаю! Вот ты мне показываешь дом. Я никогда его не видел, и даже не знал, что в нашем городке такой есть. Но я не удивлен. Почему? Потому, что так, значит, Бог решил, чтобы ты его увидел. Только ты, и никто другой. А поживешь в нашем городке лет семь-восемь, и ты удивляться перестанешь. И не волнуйся, загадок на твой век здесь хватит! А теперь ступай домой и уложи себя спать.

Этому совету, пожалуй, стоило последовать. Эмиль кое-как добрел до дома и рухнул на кровать.

Аромат свежезаваренного чая с мятой оказался неплохим будильником. Эмиль наскоро привел себя в порядок, вышел на террасу и отсалютовал Нонне Михайловне.

– Попробуй свою селёдку-то, – сказала та, поднимая миску, накрывавшую овальное блюдо.

Рыба, разделанная на аккуратные кусочки, сияла радужными переливами на золотистых срезах. Аромат лука и перца напомнил о семейных праздниках из далекого детства. Эмиль аккуратно подцепил на вилку ломтик и недоверчиво осмотрел его.

– А она точно просолилась?

– Ещё вчера, – слегка надулась Нонна Михайловна. – Уж чего-чего, а готовить-то я умею.

Что же, это оказалось правдой. Эмиль с трудом удержался от того, чтобы не слопать за раз всю тарелку. Конечно, чай после этого пить не особо хотелось, но других напитков без алкоголя хозяйка не держала.

Вернувшись в комнату, Эмиль встряхнул скатерть и разложил на ней газетные клочки. «Неплохой пазл, – усмехнулся он. – Отлично подошел бы для тихого зимнего вечера».

Взгляд пробежал по буквам на желтоватых пятнах. Сразу стало ясно, что ничего оптимистичного сложить из них не получится. Это были обрывки разных газет. Возможно, даже разных годов.

Глава 16.

Древнеегипетские иероглифы на стенах пирамид, наверное, охотнее раскрывали свои тайны, чем эти беспорядочно разбросанные клочки с обрывками фраз. В кусочках фотографий и заголовков, может, и был какой-то смысл, но найти его не удалось. Да, впрочем, вряд ли загадка могла бы лежать так близко к поверхности. Значит, тайна крылась все-таки в тексте.

«…Парковая улица, делая полукруг… ржавые коммуникации и обрывки… это бесхозяйственное отношение… реакции городских властей… соответствующие выводы».

«… Прошел школьный карнавал. Десятки молодых… праздничном шествии, посвящённом годовщине… музыкальных коллективов города – талантливых… зажигательное танцевальное шоу. Прекрасно… в разноцветных платьях… спонсора мероприятия».

«… Но наибольше нарекания вызывает работа ведомства… обеспечения безопасности дорожного движения… регулировка просто отсутствует. Если… сходится с Приморской площадью… без светофора жертв не избежать… рекомендации остаются без внимания».

«… И сегодня мы хотим рассказать о замечательном человеке… решены многие задачи и сделано радикальное… застать на рабочем месте оказалось совсем… в этом здании она чуть ли не живёт… в высшей степени ответственное отношение к работе… и попросили ответить на несколько вопросов».

«Большую опасность представляют… меры отлова принимается нерегулярно… друг человека и охранник… преданный сторож и хороший… всегда стоит на страже… но дома-то у неё и нет… несчастных животных… бездушные и безответственные хозяева… административную, но и уголовную».

«… Редкая модель. Выпущенная… воплощает в себе все достижения… изящные обводы кузова и… потрясающие динамические качества… в меру практичный салон. Багажник… остается лакомым кусочком для коллекционеров… ее можно найти… но аукционы для российского… практически недоступной… через Японию… определенные проблемы с властями».

«…Дождливым холодным вечером… спеша домой… около залитых фонарным… и аллей. Убегая от ветра… зайти в кофейню… теплая атмосфера… запах. Бариста улыбнулся… так они и познакомились… книга доступна для заказа… рублей».

«… наш маленький городок… тем не менее, шаговая доступность… особенно пенсионерам… Ежедневно выходя на улицы… и дождаться автобуса… Но в автотранспортном… три, да и те в ужасном… особой потребности нет… Пассажиропоток снизился… Но это не так. И об этом же говорит… водители».

«…Незаменимой для развития автоспорта… Но дрэг для наших улиц – не совсем… спортивный дрифт. Это уже другое… непрофессионализм, граничащий с… на разбитых «Блюбёрдах»… вызывают негодование… в корне изменить ситуацию… силами спортсменов-энтузиастов… чтобы избежать опасных… построена новая трасса… ровно в том месте, где… удобно собираться и смотреть… начались первые тренировки… показательные выступления… уже в эту субботу».

«… работников службы ЗАГС… эти радостные события… южными свадебными традициями… всем знакомое здание… омрачено неприятностью… требуется срочный ремонт… денег в муниципальном… подрядчики не согласны… перекладка асфальта… вопрос остаётся открытым… упавшая в яму невеста обратилась в суд… общественность на стороне потерпевшей… грядёт очередной скандал».

Эмиль укусил кончик карандаша и прочитал все заново. Чёрт побери! Как найти логику и связь в бессмысленном калейдоскопе тем? Это обычные проблемы и простые радости маленького провинциального города, и ни о каких призраках и прочей потусторонней нечисти здесь не сказано ни слова! Впрочем, на простое решение рассчитывать было бы по-детски наивно.

Но всё-таки в этих обрывках строк чувствовалось что-то, объединяющее их, невидимое с первого взгляда, но определённо существующее. Эмиль прищурил глаз и откинулся на спинку стула.

Стоп! Как там про платья? Ага! «В разноцветных платьях!» Да-да-да, то она в красном, то она в персиковом! Есть. Значит, в этих клочках есть фразы, напрямую относящиеся к загадочной девушке. Надо полагать, в каждом по одной.

Эмиль придвинул обрывки ближе. Так. Два из них указывали на вполне определенные улицы. На экране телефона побежали серо-зеленые квадраты карты города. Ага, вот оно. Удивительно, но линии, изображавшие Парковую улицу, действительно делали полукруг и сразу же после этого примыкали к Приморской площади, образуя широкий перекресток. На этом месте схема показывала два здания – одно было обозначено как «административное», второе – как «школа» и «памятник архитектуры регионального значения» одновременно. Ну, конечно! Где тут было про это сказано? Ага, да. «Всем знакомое здание!» Разумеется, ещё с детства. Отлично. Место следующего поиска можно было считать найденным.

Мысли побежали, заискрились, и скоро от загадки не осталось ни слова. Эмиль радостно потёр руки и подмигнул своему отражению в трельяже.

Нонна Михайловна пила чай. Восседая над круглым столом, словно кустодиевская купчиха, она смотрела на мир с неодобрением и укоризной. Эмиль наскоро заварил себе какую-то бурду, отдалённо напоминавшую отвар дубовой коры, утащил с тарелки две сушки и попытался сделать вид, что никуда не торопится.

Впрочем, хозяйка на беседу и не настраивалась. Грустно вздохнув, она посмотрела на Эмиля и махнула рукой.

– Сколько у меня было постояльцев, но такого ни разу. Ты хоть на море-то бываешь?

– Ага, – кивнул Эмиль, отхлёбывая чай. – По утрам на Ветряном берегу.

– Жить тебе здесь надо. Понятно? Ты стал как мы. Есть море, и слава Богу. А больше от него и не надо ничего.

– Да, наверное.

– Я твоей рыбой соседку угощала, Веру Ивановну. А еще подружку, Люську. У неё, кстати, внучка завтра приезжает. Хорошая такая девчонка, умная, в институт поступила.

– Так что про селёдку?

– А? Да что про селёдку-то… Хорошая селёдка. Завтра вечером гостей собираю. Так что ты давай, не убегай там.

– О! Спасибо за приглашение. Пойду, пожалуй, прогуляюсь.

– Далеко собрался?

– До Приморской дойду, памятники архитектуры посмотрю.

– Всё бы тебе памятники, – вздохнула Нонна Михайловна. – Ладно, иди, что с тобой поделать.

Движение на перекрестке около площади можно было назвать убийственным. Пешеходы с решимостью каскадеров проскакивали между сигналящими машинами, водители орали на них из открытых окон, и нигде не было даже намека на полицию.

Эмиль чудом избежал удара от юркой черной иномарки, вылетел на тротуар и едва сдержался, чтобы не перекреститься. Обратный путь решено было прокладывать в обход.

Посреди площади шумел фонтан. Прохладные брызги разлетались во все стороны, пахло мокрым асфальтом и тиной. Вокруг толпилась молодёжь, кружились голуби и носились дети.

Дом, на карте отмеченный как «административное здание» оказался серой унылой коробкой с маленькими окошками. Парадный подъезд пестрел вывесками, напоминая альбом с наклеенными фантиками от конфет. Судя по всему, здесь собрались все чиновничьи службы города. Эмиль поморщился. Где-где, а уж в этом-то казенном доме искать что-нибудь потустороннее было совершенно бессмысленно.

Школа – старинное здание с ужасающе толстыми стенами, сложенными из темно-красного кирпича – пряталась за высокой кованой изгородью и березами. И что-то с ней было не так.

Темные окна, похожие на церковные башенки, покрывала пыль. Вообще, казалось, что в этот двор никто не заходил уже очень много лет. Дорожки заросли травой и мелкими кустиками, на спортивной площадке всё основательно заржавело и даже попадало.

«Вот как выглядят вечные каникулы, – подумал Эмиль. – Чёрт, но я опять ничего не понимаю!»

Просочиться сквозь прутья изгороди не составило бы никакой сложности, но делать это на глазах толпы не хотелось. Эмиль медленно прошел до ворот. От черного с рыжими пятнами амбарного замка до нижнего края одной из створок тянулись серебристые нити паутины. Вывеска, потерявшая часть букв, сообщала, что данную школу охраняет государство, поскольку она есть памятник архитектуры, а вдобавок некогда здесь учился видный российский драматург Василий Федулов-Жадный. Будучи человеком, далеким от театра, Эмиль не нашёл в этом факте для себя важности, но зато в голове блеснула прекрасная идея.

– Алло, Эмиль? – послышалось в телефоне.

– Да, это я, Феликс, добрый день! Могу вас попросить кое-о-чем? Я видел у вас в библиотеке мольберт. Можно ли его взять напрокат на пару дней? Да, холст, конечно, мой! Архитектурная живопись, я думаю. Хочу себя попробовать. Сегодня? Отлично! Спасибо огромное-преогромное!

Библиотека оказалась совсем рядом. Феликс в тонких полупрозрачных перчатках и марлевой маске сидел прямо на столе, залитом ярким светом двух ламп, и аккуратно раскладывал в стопки пожелтевшие листы бумаги. Пахло кожей и клеем.

– Привет, – не отрываясь от дела, сказал Феликс. – Решил изменить рыбалке с кистью?

– Скорее, устроить l’amour de trois1¹, – ответил Эмиль. – Нашел тут дом у вас интересный, но на фотках он как-то очень скучно выглядит. Думаю, картина лучше отразит атмосферу.

– Это какой? – продолжая копаться в бумагах, спросил Феликс.

– Старую школу.

– А! Хороший дом, да. Он, правда, пустует уже много лет, а определить ему новую жизнь не получается, ибо памятник.

– Охраняется, наверное?

– Ну, прям! Даже сторожа нет. Делать там нечего особо, брать тоже. Да и вроде как слава у этого места не очень хорошая.

– И там призраки? – усмехнулся Эмиль.

– Нет, вроде никого неупокоенного не было. Просто пару раз там с крыши народ прыгал, хотя непонятно, зачем. Убиться нет никакой гарантии, а вот инвалидную люльку себе на всю жизнь такими кульбитами зарабатывали. Ну, и как-то туда теперь никто особо не рвется. Ладно, рассказывай, что у тебя с рыбалкой?

– Да все супер, – радостно улыбнулся Эмиль. – Одну партию загнал в кантину, вторую прямо на рынке перехватили. Финансово тоже радостно.

– Это восхитительно, – нараспев сказал Феликс. – А твои исследования, они как, продвигаются?

– А, да! – Эмиль быстрым движением вытащил телефон и включил фотогалерею.

Феликс, наконец, оторвался от манускрипта и глянул на экран.

– Вот это да, – присвистнул он, немного погодя. – Где это ты нашел?

– Э… В общем, смотрите. Если пойти от главных ворот бывшего кино «Горизонт», и пересечь что-то вроде скверика, попадаешь на полянку. Со всех сторон там деревья, а посередине стоит вот эта усадьба.

– Так, – посерьёзнев, сказал Феликс, снял перчатки и спрыгнул со стола. – Значит, от перекрёстка Верхней и Бакинских комиссаров вверх и налево?

– Наверное, – пожал плечами Эмиль. – Сейчас, минутку.

На онлайн карте, правда, этот дом не значился. Феликс посмотрел на Эмиля, потом ещё раз на телефон, задумчиво почесал затылок и тихо сказал:

– В этом месте нет и никогда не было никаких построек. Всё, что там есть – это заросший бурьяном пустырь. Он, действительно, со всех сторон окружен деревьями, как ты описываешь. Я был там много раз, и могу сказать точно: рядом с «Горизонтом» вообще нет ни одного коттеджа таких размеров.

В наступившей тишине стало слышно, как по металлической крыше скачут птички.

Глава 17.

Феликс листал фотографии. Эмиль смотрел на меняющиеся отблески света в полумраке и слушал, как стучит в висках пульс. Как же так? Улица Верхняя, пустырь среди зарослей, ведь это всё уже было! Сумасшествие. Просто сумасшествие. Можно представить себе дом, в котором обитают призраки. Но дом, который сам стал призраком – это уже чересчур.

– Комиссии всё ясно, – негромко сказал Феликс, откладывая телефон. – Снимки подлинные, дом – нет. Про машину в гараже вообще отдельная история. Это «Бьюик Инклэйв», и я могу поклясться своей треуголкой, что ни разу не видел такую в нашем городе. Да и вообще в этих краях. А теперь, уважаемые знатоки, внимание: вопрос! Где стоит этот чудный коттедж, когда он не у нас?

– Э… – только и смог ответить Эмиль.

– Вот именно, дорогой друг! Совершенно правильный ответ! Эх, вот бы самому на него глянуть. Но только не сегодня, наверное. Мне бы до ночи вот с этой крюкописью закончить разбираться, а вообще надо запланировать вылазку, а?

– Да я был бы только рад, – кивнул Эмиль. – У меня опыта в таких делах нет, что, собственно, и показала практика.

– Фигня, – махнул рукой Феликс. – Находчивость и храбрость, отвага и удача, знаешь? Вот и отлично. А теперь бери мольберт и иди творить. Это прекрасное занятие! Я же остаюсь в интимной обстановке с оригиналом работы Питирима Сорокина. Эх, красота!

За оградой было намного тише, чем на улице, да и вообще создавалось впечатление другой реальности. Даже небо казалось не голубым, а серым.

На молодого художника никто не обращал внимания. Эмиль постоял с карандашом в руке для видимости минут десять, потом деловито прошелся вдоль стены, убедился, что никому из людей снаружи точно не интересен, и прошмыгнул за угол, во двор.

Конечно, не стоило даже пытаться проникнуть в школу через главный вход, если уж даже ворота не только заперли на висячий замок, но ещё и перекрыли ломом. Но по опыту школьной жизни Эмиль знал, что к запасным и черным выходам не всегда относятся так же щепетильно. Правда, их обычное состояние – закрыто, но все же.

И верно, одна из аварийных дверей держалась, что называется, «на соплях». Легкого удара хватило, чтобы проржавевший шпингалет оторвался и упал, открыв тем самым вход в памятник архитектуры и драматургии.

Когда-то здесь носились с воплями первоклашки, ржали сами над собой неуклюжие подростки, нервничали перед экзаменами выпускники. Теперь прохладные мрачные коридоры хранили молчание. Стараясь не шуметь, Эмиль скользил между классами. Казалось, школу закрыли только вчера. На стенах висели плакаты, на некоторых досках белели номера домашних заданий.

Взлетевшие пылинки медленно кружились в солнечных лучах. Почему-то их всегда видно только в классах. Эмиль отодвинул стул от парты в первом ряду и сел, сложив руки перед собой. Совсем недавно, какой-то год назад, отчаянно хотелось навсегда забыть осточертевшие за одиннадцать лет кабинеты. А теперь… так быстро улетело детство, осталось где-то там, среди таких же исписанных столов и книжных шкафов. Взять бы сейчас любимую ручку с погрызанным колпачком, открыть толстую тетрадь и привычно начеркать «Классная работа»! Вот только жаль, что никому это уже не нужно.

Эмиль вытер уголок глаза, встал из-за стола и подошел к окну. Во дворе покачивались березки и прыгали по кустам птички.

И вдруг… Сердце Эмиля словно подпрыгнуло. У самой изгороди, за углом мелькнула ярко-зеленая волна ткани, и солнце сверкнуло на длинных белых локонах. Ушла! Эх, школьной лестнице не привыкать, когда по ней скачут через пять ступенек!