Текст книги "БутАстика (том II)"

Придя в себя, я с ужасом заметил, что точно так же были «прикованы» к противоположной стене и Маша с Анной.

– Не дергайтесь! – крикнул я им. Но девчонки и не собирались дергаться. Похоже, они оцепенели от страха.

Я перевел взгляд на клейста. Его кожа опять была гладко-бугристой, без наростов и щупальцев. И она выглядела точно такой же по цвету, как и у других слизней.

– Анна! – позвал я. – Ты можешь говорить?

– Да, – едва слышно сказала моя любимая.

– Маша, ты в порядке? – обратился я к жене.

Моя любимая кивнула.

– Помните, о чем я просил? Пожалуйста, сделайте это!

Потом я вновь посмотрела на клейста и, стараясь, чтобы голос звучал твердо, сказал:

– Это я убил вашу жену. Я не хотел, я был вынужден это сделать. Но я не оправдываюсь. Я предлагаю сделку: жизнь за жизнь. Умоляю вас пойти на это и выполнить ваше обещание. Ведь я все-таки привез вам жену, не так ли?

Анна побелела. Но она исполнила мою просьбу, не стала ничего говорить мне. Она лишь передала мои слова клейсту.

Тот едва заметно вздрогнул и зашуршал. Теперь побледнела Маша. Она дернулась, и щупальца на мгновение вжали ее в стену. Маша вскрикнула, тряхнула черной гривой, судорожно вздохнула и наконец перевела:

– Мы всегда выполняем свои обещания, ты напрасно меня умолял. Но твоя мольба услышана. Выбирай, чью жизнь ты отдашь мне?

– Как это чью? Мою, конечно!

Девчонки разом охнули.

– Переводите! Без эмоций! Просто работайте, мать вашу!.. – заорал я на них. Это было первым случаем в жизни, когда я ругался матом на моих любимых. И последним.

Анна коротко булькнула. Клейст замурлыкал в ответ. Маша перевела. Без эмоций, как я просил:

– Не годится. Ты нужен для выполнения моего обещания. Оплодотворив земную женщину, ты снова запустишь механизм зачатий. К тому же, ты убил мою любимую. Предлагай в обмен жизнь своей. Так будет правильно.

– Что?!.. – В моих глазах поплыли круги, уши наполнились гудящей ватой. Я затряс головой. Я рванулся и, не обращая внимания на режущую боль от впившихся в тело щупальцев, закричал на Машу: – Ты хорошо его поняла?! Ты точно переводишь?! Ты не придумала это сама?!

Маша была похожа на перевязанный розовой ленточкой манекен, неестественно белый, с изумрудинами глаз и угольно-черными волосами. Она не ответила мне. Она вообще не шевелилась.

Вместо нее заговорила Анна. Очень-очень тихо. Но я услышал.

– Она перевела правильно.

Анна тоже выглядела белым манекеном. Даже белее Маши. Кожа у рыжеволосых вообще очень светлая.

– Не-е-ет!!! – Я рванулся так, что одно из щупальцев соскользнуло с плеча. Я вытянул к клейсту правую руку: – Нет! Это не честно! Они ни при чем! Это я убил твою жену, вонючий мешок, я, я! Вот этой самой рукой!

– Да, – монотонно перевела Анна ответ слизня, – твоя рука повинна в ее смерти.

Тонкое щупальце так молниеносно выстрелило из тела слизня, что я лишь услышал его свист и почувствовал острую боль в плече. На мои голые ступни упало что-то тяжелое и теплое. Я посмотрел вниз. Там лежала моя рука. Меня это тронуло не больше, как если бы это была палка. Тупо задергало в правом плече. Боку стало горячо и мокро. Я скосил глаза вправо. Возле обрубка плеча извивались короткие щупальца. Наверное, они обрабатывали рану. Боли, во всяком случае, я больше не чувствовал. Да мне было и не до этого.

Тем более Анна, расширившиеся глаза которой не отрывались от моей отрезанной руки, продолжала переводить:

– Выбирай. Я жду. Я знаю, ты любишь обеих. Я иду тебе навстречу, предлагаю выбрать самому.

Я чуть не выкрикнул: «Выбери ты!», но вовремя остановился. Это было бы предательством: гнусным, неискупимым. Но и сам – как я мог выбрать, кому из них придется умереть? Как бы я смог потом жить с этим? И как бы я смог потом жить с одной из них, зная, что ради нее погибла другая? Ведь я бы возненавидел ее! Так же, как я уже ненавидел себя. За свой длинный язык, за тупость, за трусость, за подлость, за все-все-все-все!..

– Убей меня, – попросил я. – Пожалуйста, убей меня! Не трогай их. Пусть они запустят механизм зачатия. Какая тебе разница, кто именно это сделает? Умоляю тебя. Умоляю! Хочешь – убивай меня медленно, отрезай каждый день по кусочку… – Я заплакал. Я больше не стыдился слез. Мне было стыдно, что я вообще существую.

– Ты хочешь заплатить слишком дешевую цену. Не годится. Выбирай скорей. Мне больше некогда ждать.

Сквозь туман слез я посмотрел на своих любимых. Я боялся, что они станут просить меня, умолять… О чем? О жизни? О смерти? Я боялся и того, и другого. Оказывается, я и впрямь был трусом. Но Маша и Анна молчали. Наверное, они раньше меня поняли, какой я сделаю выбор. Они очень хорошо меня знали. Гораздо лучше, чем я сам.

Клейст зачавкал. Анна перевела:

– У меня больше нет времени ждать. Если ты сейчас не скажешь, чью жизнь отдаешь, я убью их обеих.

Я кивнул.

Клейст понял меня без перевода. Розовые стены за спинами моих любимых прогнулись, щупальца втянули в образовавшиеся ниши Машу и Анну, а через мгновение стена снова выровнялась, испуская обычный бледно-розовый свет.

Оказывается, за тридцать два прожитых года я еще не испытывал боли. Потому что лишь в те застывшие для меня жуткой коростой мгновения я понял, что это такое. Наверное, я завыл, потому что заложило вдруг уши. Меня скрутило так, что на ногах я держался только из-за сжимавших меня щупальцев. Видимо, я все-таки терял сознание, потому что увидел вдруг, что стою в луже блевотины, хотя и не помнил, когда меня вырвало.

Тела клейстихи в «зале» не было. Сам клейст медленно удалялся к отверстию одной из «кишок».

Внезапно мне пришла в голову мысль, как можно было спасти Землю. Слизни не знают слова «обман». Они не умеют врать. А ведь это значит, что и правду от лжи они отличить не сумеют!

Но я уже говорил, что я дурак. Стожды дурак. Эта мысль посетила меня слишком поздно. То, что я придумал сейчас, уже некому было перевести. И все-таки я заорал ему вслед:

– Стой! Подожди! Я забыл рассказать, что просила передать тебе перед смертью жена! – Мне показалось, или клейст действительно вздрогнул? Может, они все-таки понимают русский язык?.. Но слизень продолжал ползти к выходу. А я продолжал кричать: – Она хотела, чтобы ты оставил Землю в покое! Ты слышишь? Оставь ее в покое! Я тоже тебя об этом прошу! Я заплатил тебе двойную цену! Ты слышишь меня, бурдюк с плесенью?!..

На космодроме меня встречал Крутько. Как он узнал? Парламентер?.. Вероятно. Слишком противно было думать, что шеф имел возможность подсматривать за нами даже там.

Он бросился жать мою руку. Левую. На отсутствие правой, по-моему, он даже не обратил внимания. Неужели все-таки подсматривал?..

Ладонь Крутько как всегда была потной. Я выдернул из нее руку и обтер о куртку.

– Поздравляю, Жижин, – лепетал шеф, – поздравляю! Они улетели! Каракатица со слизнями улетела! Вы настоящий герой! И… я сочувствую вам…

Наконец-то мне удалось послать его по-настоящему. С точным заданием курса. Для этого мне хватило и одной руки.

Позже я узнал, что о событиях на каракатице его все-таки информировал парламентер. У того с предводителем была постоянная связь. Возможно, ментальная. Но Крутько я от этого не стал любить больше.

И я не верил, что слизни улетели благодаря моей лжи. Вряд ли меня понял их предводитель. Скорее всего, он вернулся домой на время. Чтобы похоронить жену, посовещаться с руководством, собрать армию для покорения землян… Мало ли зачем он мог улететь? И все-таки искра надежды во мне тлела. Ведь если клейсты и впрямь оставили Землю в покое, значит, Анна и Маша не напрасно погибли. Только это было сейчас для меня важным. Только это.

Вернувшись домой, я сразу пошел в ЗАГС. Ну, да, теперь он называется «Разделом гражданских свойств» в глобальной инфобазе, но старое название было для меня привычней; я еще застал время, когда в ЗАГС ходили не виртуально, а буквально, ногами. Или ездили на украшенных шарами и куклами карах. Конечно, сейчас все было гораздо быстрей и удобней. Настолько быстрей, что меня, оказывается, уже успели развести с Машей. «По причине смерти одного из супругов». Что ж, формулировка была верной. С поправкой: не одного, а обоих. А еще – Анны…

Я больше не был дважды живым. Я вообще больше не был живым. Я тоже умер. Дважды. И даже не умер – подох. Умирают люди. А разве мог я считать себя человеком после того, что сделал? «Ты дохлый, – сказал я себе. – Дважды дохлый. Додон».

Я открыл подраздел «Изменение личных данных» и оставил заявку.

В тот же день за мной пришли. «Вы должны исполнить свой долг», – сказали мне. Плохо сказали, как стилистически, так и по сути. Я не хотел ничего исполнять. И я никому ничего не был должен. Кроме тех, кого уже нет. Собственно, ради них я и подчинился. Иначе получилось бы, что они и впрямь умерли зря, что я предал их снова.

Я думал, у меня просто возьмут сперму. Но ученые решили не рисковать. Они сказали, что «пусковым механизмом» может быть сам процесс. Меня затошнило, но я опять подчинился. Я даже не помню лица той, кого ко мне привели.

Клейсты не знали слова «обман». Люди вновь могли размножаться. Земля ликовала. Может быть, рано.

Назавтра меня вызвали в Кремль. Я не собирался идти, но в последний момент передумал. Я больше не мог оставаться в пустом доме. Он стал мне чужим. В нем было место живым, а не дохлым. Тем более, дважды.

У кремлевских ворот меня встретили трое в серых костюмах. Долго вели длинными коридорами. Я вспомнил «кишки» каракатицы. Я вновь ощутил себя голым. Меня завели в большой зал. Там было много народу и света. Грянули аплодисменты. Заиграл торжественный марш. Я увидел Президента. Он смотрел на меня с доброй улыбкой, но в глазах его билась тревога. «Наверное, он очень устал, – подумал я. – Или просто боится покойников».

Кто-то взял меня под локоть и подвел к нему ближе. В зал обрушилась тишина.

– За спасение человечества, – провозгласил Президент, – Звездой Героя награждается Всеволод Константинович Жижин!

– Моя фамилия Додон, господин президент, – поправил я.

Тот жестом подозвал помощника, они зашушукались. Помощник часто-часто кивал надо лбом Президента. «Ему бы клюв, – подумал я, – сходили бы на выборы».

Наконец Президент откашлялся и вновь стал вещать.

– Звездой Героя, – сказал он, – награждается Всеволод Константинович Додон!

Он прицепил мне на грудь позолоченную железяку. Пожал мою руку. Его ладонь была потной. «Как у Крутько, – подумал я. – А не послать ли его тоже?..» Разумеется, я не стал этого делать.

Меня снова вели длинными «кишками» Кремля. Те же самые, в сером. А может другие. Я вышел на улицу. Сорвал с груди мертвую железку и швырнул ее в урну. Поднял мертвые глаза к небу. Там горели звезды. Настоящие, живые. Я не знал, которая из них звезда слизней, и сказал просто в небо:

– Об одном прошу: оставь ее в покое.

Может быть

Вообще-то Семен любил одиночество. Даже в шуме городской суеты он умел абстрагироваться от толпы и оставаться одиноким. Сейчас, выжимая «до полика» педаль акселератора старенькой «девятки», он был тем более один, хотя и гнал жалобно подвывающий от непривычного обращения автомобиль именно к городу.

Одиночество разорвалось трелью мобильника. Истеричные вопли Ларисы заставили поморщиться и отодвинуть трубку от уха:

– Ты где?! У тебя есть совесть?!..

– Я еду, – сухо бросил Семен, едва разжав губы.

– Ты не можешь ехать быстрей?! Я тут…

– Я еду, – повторил он и отключился.

А уже в следующее мгновение он сделал то, о чем секунду назад не мог и помыслить. Впрочем, и сейчас, быстро перебросив ногу с педали «газа» на тормоз и вдавив его так же – в пол до упора, – он не понимал, почему и зачем это делает. Напротив, он знал, что делать это ни в коем случае нельзя как минимум по двум причинам: во-первых, как можно скорей ему нужно быть в городе, а во-вторых, тормозить на такой скорости столь резко чревато последствиями. Которые не заставили себя ждать…

«Девятка» испуганно завизжала покрышками, колеса пошли юзом, оставляя на сером асфальте жирный антрацитовый след. Машину повело на встречную полосу, разворачивая вперед левым боком; правые колеса медленно, словно нехотя, стали подниматься, но скорость была уже слишком маленькой, и они глухо бухнули по шоссе, раздосадованно скрипнув подвеской.

В тот самый момент, когда «девятка» окончательно замерла поперек встречной полосы пустой, на счастье, дороги, телефон затрезвонил снова.

* * * * *

Подрумянивая в который раз пухленькие щечки и поправляя прическу, Лариса явно нервничала, понимая, что они опаздывают. Новые туфли на высоченном каблуке уже стали немного жать, и Лариса подумывала о том, чтобы их снять. Туфли, впрочем как и платье, были куплены специально на торжество, и девушка в них выглядела сногсшибательно.

– Все, хватит лопать печенюшки, – сказала она, осматривая себя в зеркало. – Ну, где же он? Мы ведь точно опоздаем.

Лариса еще раз коснулась волос наманикюренными пальчиками и нервно процокала каблуками к окну.

– Это свинство! – прошипела она, обведя взглядом двор и не увидев «девятки». – Родной теще – полтинник, а он… В кои веки выпал повод в ресторан сходить!.. Все, не будет через пять минут – пойду одна. Мне мама дороже этого… этого…

Лариса фыркнула, метнулась от окна и чуть не упала, подвернув длиннющий каблук. Со злостью она дернула ногой, и туфля гулко бухнула о стену. Через пару мгновений звук повторился – вторая нога тоже освободилась из тесного плена.

Лариса зашлепала босиком из угла в угол комнаты. Она сложила на груди руки, сдвинула брови, а глаза ее едва не метали молнии.

– Все, все, все!.. – продолжала шипеть она под нос. – Развод, нахрен! Надоело… Друг ему – дороже тещи! «Надо проводить… Я обещал!..» – Голос Ларисы при этих словах стал нарочито противным. – На автобусе твой Сашка не мог поехать? А вообще, может и Сашенька-то вовсе не «твой», а «твоя»? И на какую ты с ней станцию ездил – еще неизвестно! И ездил ли вообще куда-то?..

Лариса «накрутила» себя по полной программе. Теперь она была почти уверена в правоте своих подозрений. В очередной раз схватила мобильник. Раздраженно, едва не ломая ногти, потыкала клавиши, поднесла трубку к уху. И услышала: «Телефон вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Ну!.. – задохнулась Лариса. – Ну, знаешь ли, милый… – Она швырнула мобильник в сумочку и с мазохистским злорадством сунула ноги в тесные туфли.

Через минуту входная дверь хлопнула так, что зазвенела посуда на кухне, и по лестничной клетке зацокали, затихая, одиннадцатисантиметровые каблуки.

* * * * *

Он не любил отвечать на звонки с заблокированных номеров. А этот был как раз таким. Но пережитый испуг от неожиданного торможения, едва не закончившегося аварией, вымел из головы посторонние мысли.

– Алло, – сказал Семен и не узнал собственного голоса.

– Прибыл? – Голос звонившего тоже был незнакомым, а интонация – равнодушной и будто даже усталой.

– Куда?..

– Туда. – В трубке послышался вздох, словно разговор этот был собеседнику до чертиков скучен. – Съезжай с дороги и топай. По тропке. Видишь ее?

Нос «девятки» был как раз повернут сейчас в сторону леса. Подняв глаза, он сразу увидел ведущую к ближайшим деревьям тропинку. Кивнул, будто незнакомец мог его видеть:

– Да…

Телефон запищал гудками отбоя.

…На мгновенье ему показалось, что тропинка эта очень знакома и как будто бы его ноги уже ступали по ней. Знакома, и в то же время нет. Сейчас Семен ничего не понимал.

– Дурацкий звонок! Что за шутник это был?.. – пробурчал он, выруливая на свою полосу. Повернул голову вправо, чтобы запомнить место с тропинкой, но той уже не было видно.

* * * * *

Ларисины пальчики непрерывно стучали по кнопочкам мобильного телефона – девушка в очередной раз набивала сообщение мужу о том, что она о нем думает. Поймав такси, она продолжала писать.

– Куда едем, леди? – не дождавшись указаний, спросил водитель.

– Ресторан «Маски» на набережной!

– Слушаюсь.

Старенький серый «Опель» старательно рыкнул и вклинился в поток машин, который даже для небольшого города в вечерний час-пик был довольно плотным.

– Быстрей, – сухо скомандовала Лариса, не выпуская из рук телефона.

– Слушаюсь, – вновь кивнул седоватым ежиком водитель.

«Солдафон! – мысленно фыркнула Лариса. – Других слов не знает… Видать и впрямь из отставных военных». Впрочем, ей было сейчас не до таксиста. Телефон Семена по-прежнему не отвечал, и это выводило ее из себя.

– Побыстрее не можете ехать?! – зло бросила она водителю.

– Я уже и так нарушаю… – виновато покосился на девушку таксист.

– А меня не волнует! Я вам деньги плачу и за скорость тоже!.. Я бы на автобусе быстрее доехала.

– Почему же не поехали?.. – буркнул водитель. Впрочем, тут же прикусил язык и немного прибавил скорость.

– Пререкаться дома с женой будете! – вскипела Лариса, оставив наконец-то мобильник в покое. – А сейчас вы либо прибавите скорость и через пять минут доставите меня к ресторану, либо высаживайте здесь и езжайте обслуживать похороны! Там как раз такие скорости требуются.

Водитель только скрипнул зубами и вдавил педаль «газа» до упора. Зеленый глаз светофора впереди сменился желтым. Лариса увидела это и сверкнула глазами на таксиста, который уже собирался тормозить:

– Не вздумай!.. Гони давай! Успеем!..

От наглости вздорной соседки тот даже растерялся. Мало того что командует, словно салаге-первогодку, так еще и «тыкает»! Ему, боевому офицеру! Мальчика нашла, соплюха!.. И так это разозлило отставного капитана, прошедшего и Афган, и первую чеченскую, что он затормозил вдруг прямо на перекрестке.

– Выходи!.. – сказал он, поворачиваясь к Ларисе.

Лицо таксиста при этом стало серым, губы побелели, а глаза налились такой ненавистью, что, казалось, темный лед, из которого они были сейчас выплавлены, разорвется в следующее мгновение острыми холодными осколками, и те вопьются в Ларисино лицо, обезобразят его оспинами множества ранок…

В следующее мгновение Ларисино лицо и впрямь обезобразили осколки. Но не льда, а лобового и боковых стекол, которые разлетелось от мощнейшего удара в пассажирскую дверь «Опеля» белой «девятки». Лариса успела увидеть ослепительное пространство белого света, а еще через мгновение ее уже не волновало ничего…

* * * * *

Семен вскинул руки, защищая лицо, глаза. Сжался в ожидании удара…

А через множество длинных и вязких, наполненных ужасом секунд, зловещую тишину разорвала трель телефона.

Семен разлепил веки, ожидая увидеть перед собой окровавленный труп Ларисы, вдавленный смятым в гармошку капотом его «девятки» в покореженные останки серого «Опеля». Но перед ним по-прежнему был лишь лес, в который вела от шоссе узенькая тропинка. Автомобиль Семена все так же стоял поперек встречной полосы. Мобильник же продолжал разрываться трелью. Семен взял его и чуть не выронил – так тряслись руки. Губы его тоже дрожали.

– Д-да?..

– Понравилось? – Голос был все тот же: равнодушный, усталый.

– Что вы хотите?.. – всхлипнул Семен. Потом все же собрался, постарался взять себя в руки. Получилось неважно, но голос, по крайней мере, перестал предательски дрожать. – Кто вы такой?

– Убери машину с дороги, – не меняя интонации, словно не слыша Семена, сказал незнакомец, – и отправляйся по тропинке. Никуда не сворачивай.

– А зачем… – начал было Семен, но трубка уже пищала гудками отбоя.

Отбросив телефон, он грязно выругался и, даванув на «газ», скатился на обочину. Вышел из машины, покрутил головой. Свежий вечерний воздух немного привел его в чувство, хотя он по-прежнему ощущал себя полным идиотом.

– Твою же мать!.. – проворчал Семен, нагнулся, достал из машины телефон и, даже не закрыв «девятку», решительно потопал по тропинке.

* * * * *

Зал ресторана освещали несколько вычурных люстр, заливая его приглушенно-мягкими, будто ласкающими кожу лучами. Но Ларисе на мгновение-другое показалось, что пространство вокруг нее буквально пропитано осязаемо плотным белым светом. Она невольно задержала дыхание, словно опасаясь вдохнуть в себя этот мертвенный свет. И ей стало страшно. Неосознанно, непонятно отчего, и поэтому страх стремительно вырос в полноценный ужас, едва не выплеснувшись в панику. Но так же быстро, как возник, он тут же улетучился. Вместе с ужасом исчез и густой белый свет, и Лариса снова смогла вздохнуть, не боясь захлебнуться белой призрачной массой.

– Блин, уже глюки!.. – шепнула Лариса и продолжила уже мысленно: «Все из-за этой скотины! Истрепал мне все нервы…» Рука ее потянулась было к сумочке с мобильником, но навстречу дочери уже бросилась разодетая в желтый бархат именинница:

– Лариса, доченька! А где…

– Мама, это что, намек на осенний возраст? – оборвала ее Лариса, указав прищуренным взглядом на платье. Именинница ничуть не обиделась на иронию дочери. Напротив, залилась неестественно громким смехом:

– Это намек на то, что золото не только снаружи, но и внутри, дорогуша! А золото, моя милая, ценится в любое время года и в любую пору зрелости.

– Ну-ну, – скривила Лариса губы в подобии улыбки.

– А где же твой самородок? – все же задала вопрос мать.

– Придет… – неопределенно ответила Лариса и решительно направилась к столам.

* * * * *

Тропинка виляла меж березок и елей, словно ей самой неведома была конечная цель, привести путника к которой и было ее предназначением. Семен этой цели тем более не знал. После получаса ходьбы он разозлился окончательно и всерьез подумывал уже о том, чтобы повернуть назад. Но тут густой ельник перед ним расступился, и тропинка вынырнула на большую круглую поляну, сплошь заросшую земляникой. Семен наклонился, чтобы сорвать алую каплю ягоды, но у него неожиданно закружилась голова. Перед глазами поплыло, стремительно заслоняя деревья и небо, ярко-белое пятно. Через пару мгновений Семена окружало всеобъемлющее белое пространство, в котором, кроме света, не было ничего, и он почувствовал, что и сам словно растворяется в этой белизне…

А потом обычный цветной мир обрушился на Семена разом. И он все-таки упал, в последний момент успев вытянуть руки. Рядом послышался звонкий смех:

– Какой ты неуклюжка у меня! На ровном месте растянулся!..

Все еще хихикая, Катя шлепнулась рядом с Семеном прямо в земляничные кустики.

– Ягоды же подавишь!.. – улыбнулся он и не удержался, обнял жену, притянул к себе. Широко распахнутые Катины глаза отражали небо. И столько в них было синего безоблачного счастья, что у Семена перехватило дыхание.

– Их вон сколько много, – прошептала Катя, перестав смеяться. – А ты у меня один…

В этот миг для Семена перестало существовать все, кроме ощущения того же бесконечного небесного счастья, что сияло в Катиных глазах. И был еще запах земляники. И мягкие губы жены, все с тем же земляничным запахом и вкусом.

* * * * *

– Вон, идет твой «самородок», – скривила капризные губы Лариса. – Явился!..

– Не мой, а твой, – усмехнулась именинница, но тут же сменила ехидную улыбку на приторно-сладкую, адресованную подошедшему к столику зятю: – Здравствуй, Игорек! Спасибо, что не забыл.

– Вы уж простите, Ольга Михайловна, дела!.. – прижал к груди левую руку Игорь, а правой протянул теще шикарный букет роз. – С днем рождения вас! Здоровья вам, счастья и любви, конечно же. Любви, как говорится, все возрасты покорны.

– Особенно твой! – фыркнула Лариса, презрительно сощурив глаза на мужа. – Кого на сей раз покорил?..

– Ларусик, – опустился на стул Игорь и обнял за талию супругу. – Ты ведь прекрасно знаешь, что я был на совещании…

Лариса не успела ни дослушать очередную «версию» мужа, ни придумать в ответ колкость пообиднее, как пол под ногами качнулся, глаза резануло ослепительным светом, но уже в следующее мгновение на женщину рухнула тьма…

* * * * *

Семен снова был в пространстве мертвенного белого света. Кроме этой плотной, почти осязаемой белизны, вокруг ничего не было. И никого. Ни Ларисы, ни Кати. Семен, ужаснувшись, понял вдруг, что помнит сейчас обеих!.. В нем словно жили сейчас два Семена – тот, который пошел три года назад на свидание к жеманной прелестнице Ларочке, и тот, кто послал тогда далеко-далеко эту капризную яркую пустышку, а через полгода встретил Катю… Ту, которая…

Додумать Семен не успел. Заверещал телефон. Именно заверещал – требовательно и будто бы даже злорадно.

– Понял? – прозвучал в трубке все тот же равнодушно-усталый голос.

– Что с ней? – не отвечая на вопрос, спросил Семен. – Что там случилось?

– Ерунда, разборки местной шпаны. Одни гуляли в ресторане, конкуренты подбросили взрывчатку. Перестарались, правда, – кроме бандитов погибли и шестеро посторонних.

– В том числе и она?..

– Ты ведь сразу это понял. К чему вопросы?

– Я не понял другого. Зачем вы мне это показали?

– Именно это, или вообще все?

– Про все я уже понял… Именно это зачем? Хотите сказать, что она и так, и так погибнет?

– Интересно, а что ты понял «про все»? – В голосе незнакомца впервые послышалось что-то живое.

– У меня было два пути. Я мог выбрать один из двух… Но какой же я выбрал на самом деле?

– Молодец. Почти верно. Только немного не так. У тебя есть два пути. Выбор за тобой.

– Но вы не ответили: Лариса погибнет в любом случае?

– В одном случае от тебя ничего не зависит. В другом – ты сам видел.

– Но я ведь не буду помнить про… вот это… Ну, когда выберу один из вариантов?

– Конечно, нет.

– Значит, аварии я избежать все равно не смогу?

– Не знаю. Ее ведь еще не было. Она только может быть. Все зависит от тебя. В этом случае, – подчеркнул последнюю фразу голос в трубке.

– Я могу подумать?..

– Думай. А потом нажми кнопку отбоя.

* * * * *

Он едва успел нажать кнопку, как телефон залился трелью. Семен поднес трубку к уху.

– Ты где?! У тебя есть совесть?!..