Текст книги "Возвращение в Атлантиду"

Отступление девятое – 350 лет до рождества Христова

Платон снова тяжело дышал во сне, размахивал корявыми старческими руками, сбивая в тёмной спальной зале статуэтки на прикроватном столике. Кошмар накатывал каждую ночь, высасывал из тела энергию и пропитывал едким ядовитым потом. Учитель… Сколь долго ты был мне отрадой, сколь жизни я придал тебе в Диалогах, сколь твои мысли – мои мысли… Но почему в последний год ты настолько поменял своё отношение ко мне?..

Платон, великий и непревзойдённый оратор и учитель, основатель Академии, славившейся на все эллинские полисы и весь Восток, сейчас был лишь жалким стариканом в ночной тоге с обвисшей кожей, жёлтыми глазами, жёлтыми корявыми пальцами на руках и ногах, пытающимся отбиться от призрачного воина, сочащегося из враждебного сумрака. Жалкое зрелище.

Платон наконец проснулся и перестал завывать. Долго пытался понять, где он и кто он, и когда знание реальности пришло к нему, струна в позвоночнике наконец ослабла. Старец повалился на мокрую кровать и некоторое время лежал, уставившись во тьму, которая днём была белым сводом спальни с фреской Архатида об основании Афин.

Сократ снова пришёл к нему. Для Платона эти появления никогда не были куском мистического культа, которому так любят поклоняться рабы. Платон прекрасно знал, что учитель не мёртв. Его бессмертная душа, как и душа любого человека от раба до стратега, не подверглась тлетворному влиянию цикуты, не разложилась подобно тканям тела и не была изъедена червями. Он настолько часто объяснял и проводил с учениками диспуты, используя четыре аргумента бессмертия души, что собственные знания впитались в его разум, словно смола в древесину старого корабля.

Нет, Сократ был здесь, будил разум Платона, он был кошмаром, и Платон знал почему. Сократ не вошёл снова в бренную оболочку, так же как и этот восточный учитель, Будда, о котором рассказывал ему один ученик из страны Великих Моголов. Дух учителя не осквернил себя грязью, в которой рождаются поколения рабов.

Платон не успевал. Молодые годы, когда ноги носили со скоростью ветра, а мысль была подобна удару молнии… В те годы было накоплено столько мыслей, столько материала для изложения в пользу будущего поколения, столько наработок и заделов на будущее, что вся последующая жизнь Платона строилась только из упорядочивания и постепенного изложения по чётко размеренному плану того наследия, что должно было быть услышано потомками.

Все его диалоги по кусочку, по маленькой ступеньке выстраивали философскую систему, которая завершалась триумфом мироздания – знанием о том, что память, уносимая душой из тела, где измученное сердце перестало качать кровь, не угасает подобно лампаде под дуновением зефира, а бережно и трепетно хранится душой даже после перевоплощения. После многих, многих перевоплощений.

Случись что – мимолётная потеря, брошенный искоса взгляд, луч Солнца над головой, и, словно высеченные из огнива искры, вылетают из памяти картины прошлых лет… Для невежд и бездумных служителей алтаря – знамения богов или, того лучше, больное воображение. Для мудрых разумом и укрощающих плоть – неистребимое знание о себе, вольном призраке, заходящем на огонёк и скромно вкушающих свой стол в гостеприимных домах-обиталищах.

Изложи он это сейчас в Диалоге – благодарные потомки решат, что спятил старик. Он только что выпустил в свет «Законы», и логики, развития мысли не будет никакой. Этому бы сморщенному куску тухлого мяса ещё с десяток лет… Но нет. Такого времени нет. Потому и приходит учитель, и торопит, и мучает Платона.

Вот уже полгода как Платон пытается излагать, не записывая на глине и бумаге, новое учение. В диалогах появляется Сократ, Писистрат с сыновьями, старый Зевс с непричёсанной бородой – но никакие диалоги не могут дать разуму понимания. Что могут лишь буквы и звуки старческого голоса, когда нет основы, плодородной земли, на которую они могут осесть и родить богатые всходы? Не написаны многие диалоги, которые находятся «между» тем плато, на котором находятся благословенные сады Академа сейчас, и тем горным пиком, где находится знание о том, что ничто никогда не проходит даром.

Получилось, что есть официальное учение, и с половины известной земли приезжают слушать о душе преклоняющие колени ученики. То, что услышано, будет записано тысячью рук и передано тысячам ушей. А есть то, что Платон говорит по старческому скудоумию – о какой-то памяти поколений, и это будут слушать из уважения к великому афинскому мужу, но никогда не отразят, дабы не дискредитировать себя и учителя.

Ещё бы десять лет… И тогда об этом, как о неотъемлемом и само собой разумеющемся явлении, говорили бы уличные торговки на Агоре.

Мысли Платона перенеслись к учителям. Теперь не к Сократу, нет. Вспомнил Платон, как его приютили пифагорейцы, вспомнил своего любимца Диона в Сиракузах, в память о котором на глазах Платона выступали слёзы, а перед всем этим – Египет.

Жрец Кмари раскрыл ему глаза. Там, в старом дворце Пиопи, началась его настоящая жизнь. Кмари, один из трёх жрецов, что знали тайну происхождения народов. Платону выпала редкая возможность – Кмари оценил пылкоречивого афинянина с честным и острым умом и первый раз решил выпустить золотую птицу тайны из темницы тысячелетий. Когда-то верховные жрецы так же оказали доверие страннику Кмари, пятнадцатилетнему математику из Гуарди, и приняли его в святой круг древнего Ордена Таблиц. (Об Ордене Таблиц Платон, впрочем, так и не узнал.) Кмари стал первым неегиптянином-жрецом Таблиц за всю историю Ордена. Египет тогда нищал, нищал… Нищал землями, могуществом и умами.

Платон, в свою очередь, стал первым и последним человеком, который не являлся членом Ордена и которому была раскрыта тайна. Преклонив колени перед тайной комнатой, он мозолил глаза, читая с помощью Кмари таблицы, написанные на чуждых ему языках. Не так уж и нова была информация о переселении душ: сказания стариков о внезапных воскрешениях только что раненых солдат и о виденном ими просачивались сквозняками сквозь все щели их деревянных, грубо построенных хижин. Но то, что род людской пошёл с Острова на краю земли, называемого Атлантидой, и что край Земли вовсе и не край, повергло Платона в шок.

Как же все божественные создания, о которых говорил ему первый учитель, Кратил? Как же олимпийские лавры и полубоги, сошедшие на землю? Как же Алтарь двенадцати богов и статуи Аполлона, созданные Каламидом и Леохаром?

Тяжёлое знание для одного человека – знать, что Атлантида и все до единого атланты, люди трёхметрового роста и с зелёной кожей, погибли в одно мгновение. Так написано древними в таблицах, значит, это правда.

Аргументы о душе, вдолблённые годами и принявшие привычную для философии форму, стали восприниматься в Афинах как нечто само собой разумеющееся. Но подай Платон напрямую вытекающую оттуда идею о том, что бессмертная душа была бессмертной даже тогда, когда на Землю явилась процессия богов во главе с Громовержцем – его закидают камнями, а с еретическими мыслями отождествят всё учение. И незачем рассчитывать на понятливость учеников. Многие из них просто сидят и отбывают наказание за право называться «личным учеником афинянина Платона». Аристотель, его любимец, – исключение.

Да, он предпринял вне последовательности попытку написать о потерянной родине в «Критии». «Критий» с сильно изменённой в угоду афинским патриархальным устоям историей прошёл на ура, но превратился в милую сказку про минойцев по той же самой причине. Легенды о землетрясении на Крите крепко бытовали среди жителей полисов по всей Греции, и перебить их диалогом Платона было, что перерубить соломинкой бронзовый меч спартанца.

«Критий» превратился в орудие воспитания патриотизма и был потерян для Платона.

Платон лежал в постели, в занавешенные окна начинал мутными струйками просачиваться рассвет, но он был лишь закатом мечты.

Смерть, вечная спутница нереализованных надежд и порушенных мечтаний, медленно и неумолимо надвигалась. Платон не препятствовал. Он знал, что через несколько дней сможет оставить тело. Аристотель продолжит дело. Аристотель знает, он единственный знает это «неписанное учение», столь осторожно и безрезультатно излагавшееся Платоном в Академии.

На Аристотеля нельзя перекладывать всю ответственность. Платона давно мучил один неразрешённый вопрос, оставлявший надежде на сохранение знания крошечную лазейку: если душа накапливает весь предыдущий опыт и забывает его, инкарнировавшись в новый сосуд, то как сделать так, чтобы не забыть? Как помнить? Как пронести в будущую жизнь это знание, чтобы оно не просочилось сквозь пальцы, как пыль пустынь или речная вода?

Платон вздохнул и, напрягши вялые мускулы, приподнялся на кровати. Голова была деревянной, подташнивало, но спать уже не хотелось. Учитель мой Сократ, друг мой верный Дион, я уже иду, подождите, дайте запрячь моих лошадей и положить в суму монету для Харона…

Ученики Академии ждали учителя. Прощание будет недолгим, ибо Платона манила ухабами уже не земная дорога страстей, перед ним расстилалась леденящая вечность. И скоро наступит тот чудесный волнующий момент, когда не умозрительные рассуждения, а полный сюрпризов опыт покажет Платону, теперь не мудрому старцу, а робкому мальчику перед бесстрастными вратами Истины, не зря ли он прожил свою земную жизнь.

Глава десятая

Лицо Эллы мгновенно изменилось в глазах Колоска. Он знал за собою особенность, которой не было у других молодых людей – уважение и любовь к человеку определяли его красоту. Мудрецы и добрые матери, весёлые дети, играющие в куличики, защитники родины – они были красивы, их красота лучилась из глаз и звала заключить в объятия. Колосок не смог бы выделить из этих многочисленных достойных людей более красивого – с каждым таким мужчиной он пошёл бы в любое рискованное предприятие, любую такую женщину он защищал бы до смерти, и женился, и жил бы счастливо с любой такой девушкой до конца своих дней. Были и те, кто не заслужили его симпатий, – и среди них не было ни единого красивого человека. Ни единого.

Внезапно он увидел на лице Эллы морщины, тонкие чёрные волоски над губой, жёлтый ведьмовской налёт на зубах и грязь под длинными, слегка даже загибающимися ногтями. Он отодвинулся. Она была чужая. Она обманывала его.

– Элла, что ты говоришь?

– Принц, послушай, – Элла Кансаси опёрлась на резную балюстраду мостика и постаралась говорить спокойно, – Когда ты и твои товарищи подобрали меня на берегу в разорванной одежде, я попала в другую страну. Что ждало меня дальше, я не знала. Разорвут меня на куски дикими ксиланами или же дадут хлеб и кров? Ты был добр ко мне с первых минут встречи, но ты – ещё не вся страна.

– Моя страна – отражение меня самого, это страна, где мудрость взяла верх над низменными чувствами! Не смей её оскорблять! – перебил Эллу Колосок, чувствуя, как внутри закипает гнев.

– Принц, может быть, ты дослушаешь, что говорит тебе женщина?! – вспыхнула Элла, её пальцы напряглись, но снова расслабились.

– Когда чужеземец попадает в чужую страну, ей нет доверия. Людей слишком часто обманывали и предлагали фальшивую помощь, которая приводила к закабалению и утрате свободы. В моём случае, принц, мои знания могли привести не только к утрате моей личной свободы, а и к утрате свободы моей страны – Страны Снов, как вы её называете. На этой земле кто угодно хотел бы завоевать Страну Снов, и он с лёгкостью бы сделал это. Единственное оружие Страны Снов – это её секретность!

Поэтому я говорила с тобой, узнавала тебя, прикинувшись утерявшей память, и я увидела непорочность и веру в жизнь в твоих глазах. Но я смотрела и на других! На отца, на брата твоего Тора, на Стерона и его сторонников, на простых крестьян в моей деревне и на знать, приближённую ко двору. Там были разные люди, в некоторых жила жажда наживы или завоеваний, но во всех них жила любовь к родному Острову.

Передо мной – а когда я спала, и надо мной, – стопудовым камнем висели незримые весы. На одной их чаше была независимость и процветание родной страны, на другой – мои спасители и выживание приютившей меня страны. Нелёгкая дилемма!

Но я увидела свет твоих стремлений – и решила помочь. Я не посвящала тебя в свои мысли, не будучи уверенной в том, что другие причастные к делу люди не свернут тебя с дороги и не используют Страну Снов в целях иных, нежели спасение двухсоттысячного народа от смерти. Поэтому ты понимаешь, что раскрыть тебе местонахождение Страны Снов было бы недалёкой мыслью и поставило бы под удар и саму её, и, в конечном итоге, Атлантиду.

Я говорю тебе об этом сейчас, потому что мы порвали с островом связь, теперь ты предоставлен самому себе, и никто не повлияет на твой разум льстивыми или злонамеренными советами. Права ли я, принц?

Колосок, хмурый, устало облокотившийся на балюстраду, не ответил. Он повернулся, не глядя на Эллу прошёл к медному колокольчику и звякнул в него. Появился стюард в белой тоге, подпоясанной красным кушаком – здоровый молодец, широкий и в семь локтей ростом.

– Стюард, помести эту женщину в закрытую каюту. Она под арестом и не должна иметь возможности выходить. Обеспечьте всем необходимым для жизни.

Элла Кансаси также не ответила ничего, лишь сжала губы и превратила глаза в маленькие колючие иголки. Стряхнув нервным движением руку стюарда со своего локтя, она буркнула «Веди, веди, пойду» и проследовала с мостика в тёмную дыру лестничного перехода.

Колосок тяжело прошёл до покоев, приказал личному стюарду выйти и упал лицом вниз на малиновое шёлковое покрывало ложа. Оно немного остудило пылающий лоб Колоска.

Он полежал десяток минут ничего не думая, лишь пытаясь унять стук сердца, отдававшийся эхом в ушах, но не смог. Он тяжело привстал, вызвал стюарда, подёргав за шитый золотыми нитями шнур, и приказал:

– Послание капитану корабля.

Подошёл к столу, где стояли укреплённые на нём синяя чернильница со стилусом, и написал несколько слов. Сложил записку.

– Парафин.

Пока стюард согревал парафин, Колосок залез в ящик стола, вытащил печать посейдонова дома, дюймового диаметра знак Оз, и пришлёпнул на слегка скорчившуюся от тепла бумагу.

– Срочно к исполнению. Неси.

Стюард унёс приказ, а Колосок снова опустился на ложе. О, теперь он знает, как чувствует себя отец… Теперь он знает, чего стоит принятие решений. Приказ о смене курса нелегко ему дался. Страх, поднимающийся из мутной глубины сознания, захлёстывал разум.

Еще несколько минут – и Ставр повернёт на Восточную землю, обойдя Остров на расстоянии в сотню лиг. И все опять из-за неё – той, что заключена под стражу.

Чувство неприязни к старой женщине понемногу уходило, вытягивалось из головы её последними словами.

«Что я сам стал бы делать, если бы был выброшен на чужой берег, а неизвестные толпы людей просили бы меня провести их за стену Оз? Что?» – всплыл немой вопрос ни к кому, и ответ вырисовывался, проступал в сознании, словно звёзды на темнеющем небосклоне, – «Менее, чем она». Да, это была правда. Элла была более добра к Атлантиде, чем Колосок был бы добр к Стране Снов. Да, это правда. Колосок и не собирался щадить Страну Снов. Он хотел лишь спасти Атлантиду.

Завтра утром он выпустит Эллу. Но завтра. Сегодня ночью «Пасифик» пройдёт несколько сотен лиг, незначительное расстояние для океанских просторов. Колоску хотелось поспать одну ночь без треволнений и головной боли. Он идёт к цели. «Я добился своего и иду к цели», – думал он про себя, успокаивая разум для сна. Так и заснул, проспал двенадцать часов, и разбудить его никто не посмел.

А когда вышел на мостик, овеваемый крепким морским ветром, почувствовал, что земные проблемы и страхи ушли. Теперь впереди другие сложности, и старые тени в голове будут помехой.

Личный стюард был рядом, словно и не спал, и Колосок приказал отвести себя к комнате Эллы. Стюард провёл его на две палубы ниже, туда, где вдоль длинных коридоров уходили за поворот небольшие двери кают. Стюард обратился к дневальному, и тот провёл принца к одной из дверей. Дверь была не закрыта на замок. Колосок постучался, выждал несколько секунд и приоткрыл её, увидев хмурую Эллу, сидящую на топчане. Колосок порадовался, что топчан был покрыт хорошим матрацем, а на грубом столике у кровати стояли фрукты в чаше. Чаша, впрочем, была нетронута.

– Элла, – Колосок вошёл в каюту и присел на край топчана, – я хотел бы попросить прощения за то, что поместил тебя сюда и предал отчуждению. Я пересмотрел свои взгляды и увидел, что ты была права. Ты свободна. Сильно ли я пострадал в твоих глазах?

– Если хочешь, чтобы я тебя простила, принц, – ответила Элла так же хмуро, – подумай лучше о своём народе. Было потрясающей глупостью лишаться моего благоволения, когда я одна знаю, где находится Страна Снов.

– Ты права, Элла Кансаси. Ты встанешь снова со мной?

– С тобой? Только если… залезешь под топчан и закукарекаешь там петухом!

Колосок серьёзно кивнул, нагнулся, встал на колени и стал залезать под низкий топчан головой вперед.

– Да стой уж, болезный! – Элла уже смеялась. Она соскочила с топчана, схватила Колоска за тогу на спине и буквально вытащила наружу.

– Какой же ты принц, если перед чужестранкой в пыли ползаешь?

– Принц Атлантиды, – сказал просто Колосок, отряхиваясь от опилок, – к тому же я никогда не считал тебя чужестранкой. Ты делила наши радости и беды.

– Такое только принц Атлантиды и мог сказать! – похвалила Элла и вышла с невозмутимым Колоском из каюты, – Куда путь держим?

– Вечером повернули обратно, обошли Остров по дуге и сейчас на пути куда-то к Восточной Земле.

– Да, пожалуй так лучше. Теперь слушай, – к этому времени они проходили мимо украшенного витыми чёрными балясинами трапа на открытую верхнюю палубу, и только Элла захотела взобраться по ступенькам, Колосок её придержал.

– Пошли лучше в штурманскую. Там твою информацию оценят по достоинству.

Колосок повел её вдоль по длинному, медленно закругляющемуся коридору, и Элла тихо чертыхалась, перешагивая через высокие – почти в локоть – пороги между переборками. Там, ближе к корме судна, был выход в штурманскую надстройку.

В штурманской царило безделье – штурмана скучающе смотрели в иллюминаторы на ничем не омрачаемую гладь океана. Приказа на расчёт курса не было никакого. Увидев принца и Эллу, они коршунами почуяли запах работы и окружили начавшую объяснения Эллу.

Объяснения были просты.

– Секрет вот в чём, – говорила она, – Страна Снов распространяет легенду, что она под землёй, которая одновременно и правдива, и лжива. Она действительно под землёй, но земля эта вздымается над уровнем моря, боюсь, на пятнадцать-двадцать тысяч локтей. Горы выше Нанпу – вот местоположение Страны Снов. Мне известно несколько входов в Страну – и все на высоте, что указана мной.

Ввиду труднодоступности местности для наблюдения и легенде, а также очень жёстких правилах входа и выхода, страна до сих пор остаётся в секрете. Сама Страна Снов находится гораздо ниже уровня входов.

Трудность будет в том, что массивы Нанпу, Лигурии, Керкеза невероятно обширны, и искать входы придётся уже самим, я не смогу помочь, если не увижу знакомых вершин. Судя по всему, причалить кораблю лучше всего со стороны Южного моря, там ближе всего. Придётся идти вдоль Крайних гор, там есть речушка, рождающаяся прямо у отрогов подошвы гор Нанпу. Пожалуй, это вся информация, которая вам нужна.

Излагая это, Элла Кансаси тыкала тупым концом стилуса в контурные карты на широком штурманском столе.

Штурман и главный лоцман корабля начали работу по вычерчиванию кривой курса, что пролегала через южный мыс Юго-Восточного материка, материка пермадотов, а Элла с Колоском тем временем всё же вышла на верхнюю палубу вдохнуть свежего ветра. Если бы «Пасифик» был парусником, его паруса были бы полны.

– Есть ещё кое-что важное, пока ты не прибыл в Страну Снов. Страна Снов – не совсем точное название. Секреты, окутываясь в умах людей мира мистическим налётом сказочности, склонны превращаться в сказки, а сказки предполагают откровенно добрых и злых героев. Неудивительно, что из Страны Снов сделали оплот чистоты помыслов её граждан, обожествили мифических правителей, произвели на свет невиданные происходящие там чудеса, перевесить которые могут только, наверное, байки об их собственных предках.

Странно также то, что многое из этого действительно является правдой. В Стране Снов очень благоприятный климат. Нет ураганов и землетрясений, временами проходят тёплые небольшие дожди. С помощью системы зеркал, закупленных, как я помню, у вас же, на Атлантиде, солнечные лучи мягко и обильно покрывают всю территорию, благо входы в страну, откуда бьют лучи, располагаются гораздо выше уровня туч.

В Стране Снов нет рабства, процветает множество ремёсел. Но нынешний правитель, Ассатан, уже не из той династии благочестивых царей, что правили Страной Снов половину известного тысячелетия. Сохраняя старые порядки и поддерживая уровень товарообмена с внешними народами через Нанпу, он не одобряет обычая радушного приёма заплутавших странников.

Ассатан из новых. Он сам прибыл в Страну Снов около… теперь уже тридцати лет назад, и забыл о том, как Команда Спасения выловила его, обмороженного двадцатипятилетнего парня, из груды обломков ледника, и дала пищу, кров и работу в подземной стране.

Он не любит новых людей. За последнее десятилетие в Стране не появилось и десятка. С помощью армии он пресекает любые попытки покидания страны. Даже торговые караваны в Нанпу, так строго придерживающиеся тайны, что за несколько сотен лет никто так и не узнал, где же Страна Снов, и то теперь находятся под неусыпным наблюдением военных отрядов, вооружённых до зубов.

Такая вот противоречивая картина, принц, – закончила свою мысль Элла, стоя с развевающимися волосами рядом с Колоском, – не всё так сладко.

– Но и не всё ведь горько, правда? – полуулыбнулся Колосок, – Страна Снов существует, мы примерно знаем, где она, у нас будет корабль…

– И, надеюсь, – добавила Элла горько, – что на этом корабле будет больше миротворческих сил Оз, чем когда бы то ни было.

– Элла, – вдруг поймал себя на новой мысли Колосок, – зачем же нам тогда сейчас плыть туда? Ты просто укажешь нам дорогу в случае беды!

Элла Кансаси поворочала эту мысль в голове, но со вздохом покачала головой.

– Я сама первая не поплыла бы, принц – ты знаешь, где у меня сидят все эти моря. Но, во-первых, я могу не дожить до этого момента… – Элла заткнула рукой рот принца, пытающегося возражать, – И ты, как государственный деятель, не имеешь права оставлять координаты Страны Снов лишь в моей голове. Их должен тщательно нанести на карты и оставить во всех архивах твой штурман.

Она отпустила руку от гневно покрасневшего Колоска.

– Ладно, насчёт смерти я погорячилась. Но есть ещё и вторая причина, принц. Ты должен, твои легионеры должны подготовить почву и разведать обстановку на месте, чтобы корабль не пришёл к голому горному пику с заваленными миллионом тонн породы входами. Что там произошло за эти годы – кто знает? А твои дипломаты должны подготовить почву для заселения, чтобы при этом походе не погибло больше людей, чем спаслось. Какая причина тебе нравится больше?

Колосок услышал истину в словах Эллы и не стал более спорить.

Вдруг около шлюпки класса один, покачиваюшейся на стапелях возле левого борта, мелькнула тёмная тень, и Колосок, краем глаза уловив это движение в десяти локтях от него, молниеносным неосознанным движением закрыл Эллу рукой. Тень метнулась к стоящим, и вдруг, раскрывшись, превратилась в… Тора, стоящего в чёрном облегающем костюме с торжествующей улыбкой на лице. За его спиной торчала рукоятка длинного меча.

– Братец, – опомнился вдруг Колосок, – ты что здесь делаешь? Ты же должен был оставаться на Острове, помогать отцу в восстановлении разрушений!

– Ну, – расслабился Тор и снял с головы чёрного шелка маску, – не мог же я пропустить такое развлечение, Колосок! Быстро запрыгнул, залёг в класс первый – и всё. Отцу оставил сообщение через его повара. Куда ж я тебя одного отпущу?

– Что-то я сомневаюсь в столь великой братской солидарности с твоей стороны, – поиронизировал Колосок, лёгким кивком головы попросив Эллу удалиться.

– Ну, – нимало не смутившись, продолжил Тор, – к тому же отец сказал, что не сделает меня наследником, пока ты не вернешься, поэтому, брат… – он легко запрыгнул на балюстраду, чуть не свалился за борт и усмехнулся Колоску, – в моих планах сделать так, чтобы ты поскорее вернулся живым и невредимым. А Стерон и компания и без меня обычно справляются неплохо, так что…

Тор немного посерьёзнел и замолчал, но Колосок чувствовал, что брат чего-то не договорил.

– И к тому же, я думаю, что Атлантиду и правда пора спасать, – наконец сказал Тор и легко спрыгнул с балюстрады борта, – и здесь я справлюсь лучше, чем на Острове. Политика – не мой конёк, Колосок, тут отец прав. Поэтому правь тут своими, – он вытянул вперед руки и забавно пошевелил пальцами, – растительными отростками, а за твоей спиной будет стоять мой меч. Авось, пригожусь, Колосок!

– Меня зовут Прометий, – насупившись, буркнул себе под нос Колосок, но Тор его уже не услышал, проехав по перилам трапа искать царские каюты.

Элла вышла из-за небольшой боцманской надстройки на палубе и подошла к задумавшемуся Колоску.

– Я всё слышала.

– Ну и ладно, тоже мне секреты.

– Тор будет хорошим помощником на нашем пути. К сожалению, мы идём не с официальным визитом, а это значит – меч должен быть остр.

Колосок кивнул.

– Слушай, Элла Кансаси. Я могу понять, почему народы диких континентов зовут твою страну Страной Снов. Но почему вы, аборигены, сами зовете её так?

– А мы и не зовем её так, – Элла удивленно подняла на него глаза, – ты просто никогда не спрашивал, принц. Наша страна имеет свое историческое название. Истинное имя её – Шамбла.