Текст книги "Город каменных демонов"

– Вы меня успокоили… – перевел дух Бернике.

Мужчина не из трусливых, не раз доказавший свое мужество и на поле боя, и в неустанной борьбе с врагами Рейха, он не хотел закончить свои дни в клешнях каменного урода. К тому же, по иронии судьбы, практически им и созданного. Лавры Франкенштейна его никогда не прельщали.

– Итак, я хотел бы посмотреть хотя бы парочку каменных солдат в действии. У вас все готово?

– Да, три каменных солдата уже на арене. Прошу вас проследовать за мной…

И в этот момент матовые плафоны под потолком мигнули и потускнели.

У всех присутствующих екнуло сердце, но сбой напряжения уже миновал, и лампы снова как ни в чем не бывало сияли, озаряя все под собой неживым ртутным светом.

– Видите, – пробормотал профессор, в одно мгновение утративший весь свой апломб, нервно вытирая скомканным платочком пот, струящийся по лбу. – Все в полном порядке…

Где-то над Восточной Балтикой, бомбардировщик Авро 683 «Ланкастер»,1945 год.

– Мистер Дженкинс!..

Майор королевских ВВС Уильям Дженкинс поднял налитые свинцом веки и уставился на плавающую в дымке тусклую лампу, забранную проволочной сеткой. Постепенно оживали другие чувства.

Уши ощутили низкий гул четырех мощных «мерлинов»,[45]45
  Авиационный двигатель «Мерлин» 85 мощностью 1635 лошадиных сил, выпускаемый фирмой «Ролс-Ройс».


[Закрыть] работающих в унисон и со временем становящихся еще менее заметными для привычного уха, чем тиканье часов в ночной тишине. Тело почувствовало медленную, выматывающую вибрацию, которой была пропитана вся махина, несущаяся со скоростью триста узлов на высоте четырех с лишним миль над взбаламученной штормом поверхностью моря. Обоняние иного непривычного человека было бы травмировано совокупным ароматом семи здоровых мужчин, облаченных в не самую легкую на свете одежду, которая давала возможность переносить арктический холод заоблачной высоты, да еще «обогащенным» запахами авиационного бензина, несвежего бекона и, наоборот, свежего перегара и… сигарного табака.

– О'Брайен, – разлепил командир пересохшие губы. – Если второй пилот не затушит сию же минуту свою проклятую сигару и не спрячет ее так, чтобы и грана этой проклятой никотиновой вони не висело в воздухе…

– Куда, мастер? – послышался из кабины, отделенной от клетушки, где отдыхал майор, лишь тонкой алюминиевой стенкой, сплошь оклеенной полураздетыми блондиночками, веселый голос лейтенанта Фаррэла.

– В… – ни на секунду не затруднился майор с точным адресом, тут же встреченным радостным гоготом полудюжины молодых здоровых глоток. – Не то я отправлю его вниз вместе с нашим «таллбоем»,[46]46
  Сверхтяжелая бомба «таллбой» («Tallboy») весом 5448 кг, изобретенная Барнесом Уоллесом, применялась с лета 1944 г. для уничтожения бункеров, туннелей и подземных сооружений.


[Закрыть] – закончил он, снова смеживая веки.

Как всегда, последним пробудился вкус. Дженкинс ощутил во рту некое подобие королевских конюшен после традиционного весеннего дерби. Пренеприятнейшее, нужно сказать, ощущение. «Чтобы я еще раз набрался перед боевым вылетом… Да еще в компании с этими проклятыми янки… Что за мерзость они пьют вместо виски?»

– Что тебе, О'Брайен?

– Если вы забыли, господин майор, – скривил тонкие аристократические губы в язвительной улыбке штурман-бомбардир, – то эскадрилья ложится на боевой курс. Через двадцать пять минут под нами будут наци.

– Спасибо, что напомнили, капитан, – сухо ответил Дженкинс, принимая вертикальное положение и пытаясь вытерпеть присутствие в мозгу доброй сотни веселых ирландцев, отплясывающих яростную джигу. – Сержант Аткинс, обеспечьте связь с командиром основной группы.

Он снова был обычным майором Уильямом Дженкинсом, гордостью королевских ВВС, кавалером Креста Виктории[47]47
  Крест Виктории – одна из наиболее почетных военных наград Великобритании, учреждена в 1856 г.


[Закрыть] и многих других наград…

А еще через десять минут три самолета знаменитой 617-й эскадрильи отделились от основной группы и, синхронно накренившись, легли на иной курс, несколько в сторону от ощетинившегося сотнями зенитных орудий и прикрытого десятками истребителей города-крепости Кенигсберга. Сегодня им предстояло появиться там, где их совсем не ждали, и накрыть имеющуюся лишь на планшете Дженкинса цель всего тремя бомбами.

Тремя пятитонными «таллбоями»…

14

Краснобалтск, Калининградская область, 200… год.

– Уф-ф, страсть какая… – Девушка никак не могла успокоиться и всю обратную дорогу висела на Жене, вцепившись в его рукав, словно клещ. – Да я теперь полгода уснуть не смогу…

Евгений бодрился, как мог, но и он чувствовал себя словно шестилетний малыш, в постель к которому заполз страшный паук… Нет, не паук, а огромная сороконожка! Скользкий бородавчатый слизень!.. Гремучая смесь омерзения и какого-то инфернального ужаса переполняла его и против воли заставляла возвращаться и возвращаться мыслями к увиденному…

Существует притча или даже, может быть, быль о том, что когда-то один богатей-сумасброд заказал Леонардо да Винчи, тогда уже признанному мастеру, изображение самого ужасного страшилища, на которое только способна человеческая фантазия. Может быть, он просто хотел посмеяться над гением, подарившим миру великолепные по красоте полотна. Может быть, просто был извращенцем. Но художник не отказался, взял аванс и целый год изучал самых омерзительных тварей, которых только могла предоставить ему щедрая итальянская природа: жаб, червей, пауков, ящериц на суше, а также осьминогов, крабов и прочую морскую живность, как известно, либо восхитительно красивую, либо… И по прошествии срока представил заказчику свой шедевр. И молва утверждает, что, когда маэстро сдернул с готовой картины покрывало, нувориш вмиг поседел…

Выдумка это или нет, но Евгений чувствовал, что в его шевелюре тоже появилось несколько седых волосков в тот момент, когда милиционер с видом живописца, демонстрирующего знатокам свое выдающееся произведение, осветил лучом фонарика бесформенное нагромождение каких-то маслянисто поблескивающих, антрацитово-черных деталей. Только на первый взгляд бесформенное.

А уже на второй, третий и все последующие – из мешанины явно технологических стержней, цилиндров, изломанных плоскостей, разительно контрастирующих с телесно-округлыми, напоминающими скорее органы какого-то живого существа деталями, выступили очертания чего-то предельно хищного, нацеленного на убийство. Чего стоили одни могучие клешни, способные разорвать быка, но, благодаря множеству хитрых сочленений, вероятно, чрезвычайно подвижные. Или острые зазубренные шипы, покрывающие ту часть тела неведомого страшилища, которая, скорее всего, была передней. Либо казалась передней… Наверное, таким образом выглядел бы танк, если бы его создатели ничего не знали об огнестрельном оружии. Да и о колесах и гусеницах заодно… Этакая боевая машина цивилизации разумных членистоногих. Князев вспомнил «Звездный десант» так любимого им Хайнлайна и сглотнул: нелегко, должно быть, пришлось космическим рейнджерам, если таинственные «багсы» хотя бы частично напоминали эту мертвую машину…

– А все… машины… походили на… это?.. – задыхаясь от быстрой ходьбы, спросила Вера.

– Да вы что? – Лица Романа в темноте не было видно, но Женя подумал, что тот непременно, по своему обыкновению, скалит зубы. – Это так – неудачный вариант! Отчим мне фотки показывал – закачаешься… Понимаете: фрицы все никак не могли себе представить, что статуи именно ОЖИВАЮТ. Не укладывалось это в их рациональном мозжечке. Поэтому поначалу и пытались сделать именно машину. Ну, с шестеренками там всякими, подшипниками. Из камня только. Понятное дело – ничего не вытанцовывалось…

Группа в этот момент перебиралась через залитый ледяной стоячей водой участок туннеля, прыгая по заботливо притопленным обломкам бетона: не хотелось даже думать, ЧТО это за вода и откуда поступает.

– И только после того, как доперли, что нужно не строить, а ваять, – продолжал старший лейтенант, подсвечивая дорогу спутникам, – кое-что стало получаться… Чего-чего, а трудолюбия им не занимать. Жаль только, что уцелевшие материалы оказались такими отрывочными… Но отец… Сергей Алексеевич то есть, кое-что восстановил…

«Сырая» часть маршрута закончилась, и каблуки снова застучали по твердому сухому полу.

– Ну вот, – обернулся милиционер. – Еще чуть-чуть, и выберемся. Не замерзли?..

И тут ледяным холодом обдало всех троих: пути дальше не было…

* * *

– Что это?! – Вера, словно в зимнюю стужу, обнимала себя за плечи, стоя перед высокой грудой бетонных обломков, ощетинившейся во все стороны арматурой, напрочь перегородившей ход. – Обвал?.. А почему мы тогда ничего не слышали?

– Действительно, – подержал ее Евгений, до которого запоздалой волной дошел страх: а что, если бы эта масса обрушилась всего лишь на двадцать минут раньше, прямо на их головы? – Каким образом такое случилось? Тут же тонн сто…

– Да, пожалуй, больше… – Старлей поставил ногу в ботинке на рогатую глыбу, тяжело качнувшуюся под ним. – Похоже, все перекрытие осело… Бывает… Арматура прогнила, вода просочилась, немцы тоже люди – могли конструктивную ошибку допустить… Или те же заключенные схалтурили. А почему тихо… Акустика тут такая: чих за версту слыхать, а выстрела в упор – ни фига… В рубашке мы с вами родились, одним словом, товарищи дорогие!

– И что теперь? – Девушку колотила крупная нервная дрожь. – Дальше не пройти. Мы отрезаны?

– Еще чего! – хохотнул Роман и посветил фонариком вверх. – Придумаете тоже…

Луч терялся в почти круглом широком провале, из ломаных краев которого неряшливо торчали ржавые железные прутья и волокна: не то проволока, не то провода.

– Делов-то! Заберемся по этому завалу наверх и пройдем по другой галерее! – бодро сообщил Роман молодым людям. – Тут как в Италии, все дороги ведут в Рим! К выходу то есть… Даже лучше – меньше по лестнице топать… А дверь как-нибудь откроем. Ладно. Давайте поторопимся, не ночевать же тут… – Он ящерицей скользнул наверх, словно всю жизнь только этим и занимался. – Лезьте по моим следам…

Искусствовед готов был с ним поспорить – на часах уже был пятый час утра, и ночи оставалось всего ничего, – но лишь пожал плечами и принялся карабкаться по шаткому склону, помогая следующей за ним Вере.

И в самом деле, сложным показалось лишь начало подъема: скользили, качались и осыпались под ногами еще не успевшие слежаться в монолитную массу куски бетона и щебень, норовила проткнуть ступню колючая арматура, забивалась в обувь мелкая каменная крошка… Но когда руки уперлись в полутораметровую выщербленную грань провала, стало легче: примерно как перебраться через забор.

– Вот и все, а вы боялись! – приветствовал перемазанных цементной пылью товарищей Роман, протягивая им руки и поочередно втаскивая наверх. – Даже платье не помялось…

И тут же осекся, потому что где-то неподалеку отчетливо клацнули по бетону чьи-то подкованные каблуки…

* * *

Непонятно каким образом в руке милиционера, только что пустой, появился пистолет.

– Стоять!..

Но властный окрик ничуть не возымел своего обычного действия, и неведомо кто, скрывающийся в темноте, продолжал постукивать, словно мастер чечетки, страдающий полным отсутствием музыкального слуха. По крайней мере, никакого ритма в его переборах не прослеживалось ни на взгляд Веры, когда-то в детстве отдавшей дань фоно,[48]48
  На музыкальном жаргоне – фортепиано.


[Закрыть] ни такого неискушенного слушателя, как Евгений, которому, как говорится, «медведь на ухо наступил». Или в «их», так как звук, если только это не было проказами прихотливого эха, будто бы раздавался сразу с нескольких сторон.

Что-то зловещее слышалось в немелодичном перестуке, поэтому все трое сбились в кучку и, не сговариваясь, повернулись каждый лицом в свою сторону.

Клацанье становилось громче и вроде бы приближалось.

– Что это?..

Не переставая целиться в темноту, Роман широко повел зажатым в руке фонариком, выхватывая из мрака причудливые бетонные глыбы, покосившиеся деревянные стойки и прочий мусор. И там, куда попадал свет, звук ненадолго стихал…

– Смотрите! – Дрожащий палец девушки указывал в темноту, туда, где только что прошелся почти осязаемый луч. – Там что-то движется!

– Где?

В дрожащем свете по-прежнему виднелись лишь камни.

– Там, среди обломков!.. Вы фонарем повели, а оно шевельнулось!..

– Игра света! – нетерпеливо оборвал журналистку Прохоров, переводя свет в противоположную строну, где только что прострекотала новая «синкопа». – Еще и не такие тени бывают…

– Да вот же!

На этот раз крадущаяся из темноты небольшая тварь хотя и замерла, пытаясь слиться с бетонным окружением, но безуспешно: ее выдал блеск покатого панциря.

– Бли-и-ин!! – взвыл старлей, не глядя засовывая куда-то за опояску брюк «ствол» (именно таким образом в итальянских комедиях растяпы отстреливают себе некоторые жизненно важные органы) и самурайским жестом выхватывая из-за спины свой деревянный меч. – Ноги берегите!!!

Вовремя! Женя зайцем подскочил на месте, почувствовав сквозь промокшую снизу брючину, как что-то ледяное ткнулось в щиколотку и тут же нетерпеливо дернуло ткань.

– Ай! – отчаянно взвизгнула Вера. – Оно меня оцарапало!..

– Не стойте на месте! – Роман размашистыми движениями напоминал косаря, только «коса» его стремилась описать вокруг прижавшихся друг к другу спинами людей полный круг. – Евгений – держи фонарь!.. Вера – не стоять, не стоять!.. Продвигаемся вперед!..

Каменные твари оказались не такими уж и проворными, как ожидалось. Что-то вроде крупных крабов, в тропиках выползающих ночью на берег, чтобы подобрать то, что плохо лежит, и, в отличие от своих мелких и стремительных дневных собратьев, степенных и вальяжных. По крайней мере, увернуться от деревянного «клинка» они даже не пытались, послушно теряя конечности и распадаясь на безобидные осколки под его взмахами. Разве что низ брюк у Жени постепенно превращался в лохмотья, заставляя вспомнить о блаженной памяти хиппи, из-за того, что он все время стремился оградить световой оградой беззащитные Верины лодыжки, забывая о себе. Но и прекращать свои атаки безмозглые гранитные стервятники не собирались.

Лишь некоторое время спустя молодые люди поняли, что, пытаясь прижаться к спине милиционера и безостановочно отплясывая некое подобие ирландских народных танцев, они постепенно смещаются вслед за ним куда-то в сторону от провала, из которого тоже слышался угрожающий каменный перестук.

– Я тут ворота приоткрытые видел! – словно услышал Роман их мысли. – Как проскочим – сразу налегайте на створки! Хоть на пару минут их задержим!

– Почему на пару минут? – удивился искусствовед, остервенело лягая крупного «краба», намертво впившегося в лоскут брюк и, видимо, решившего во что бы то ни стало добраться до живой плоти: свет фонаря лишал его подвижности, но отнюдь не цепкости.

– Увидишь… – милиционер ловко наколол на палку подкравшуюся тварь, не замеченную Верой, и с силой метнул ее куда-то в темноту.

Ворота, на удачу, оказались совсем не приржавевшими к петлям и даже снабженными засовом.

– Навались!..

Грохот, дикий скрежет металла о металл и дробный перестук с обратной стороны возвестили, что беглецы оторвались.

– Что это было? – Князев подсветил фонарем последних «крабов», тут же «пошинкованных» старшим лейтенантом в щебенку, тогда как Вера, прислонившись к холодной бетонной стене, пыталась отдышаться, всхлипывая и утирая грязными ладонями лицо.

– Да все то же…

– Кусаки?.. Но ведь они же…

– Ничего страшного они бы не сделали. Только лежали бы вы сейчас тут, как поленья…

Женя вспомнил кое-что и инстинктивно глянул на ладонь со шрамом, все еще не до конца зажившим.

– Они же вампиры, – продолжал Роман, критически оглядывая измочаленное «оружие», – ему приходилось не только рассекать «живой» камень, но и соприкасаться с обычным. – А вампиру, когда жертва тихо да мирно лежит себе полеживает, самое то… Только хватит отдыхать: бежим, пока не началось…

– Что не началось? – не понял Евгений, но тут же прикусил язык…

Металл понизу ворот вспучивался пузырями, как если бы был жевательной резинкой, выдуваемой мальчишкой-сорванцом. Вот один из «нарывов» беззвучно лопнул, и под свет фонаря вывалилось антрацитово поблескивающее тельце, тут же поджавшее лапки, будто таракан, ошпаренный кипятком… А за ним еще, еще, еще… Металл, без каких-либо следов разрыва вернувшийся в первоначальное состояние и даже не потерявший слоя ржавчины, снова пластично вспухал под напором следующего «краба»…

Теперь Женя понял все, подхватил безвольную Веру на руки и, оставив Романа прикрывать тылы, бросился в темноту…

* * *

Деревянный меч милиционера укоротился почти вдвое и теперь напоминал обычный колышек для палатки, но от «крабов» удалось оторваться. Теперь вся троица, задыхаясь, карабкалась по крутой винтовой лестнице с решетчатыми ступенями к тускло светящемуся в высоте спасительному выходу.

– Ты чего, не знал про этих тварей? – пыхтел Князев, в котором, по мере того как приближалась «воля», поднималось глухое раздражение на «экскурсовода». И то, чуть было насовсем внизу не остались…

– Знал, конечно… – покаянно вздыхал внизу Роман. – Только я ведь днем туда лазил, а сейчас не подумал. Вы уж простите меня…

– Да чего тут, – отрезала Вера, ползшая посередине. – Живы остались, и ладно. Прекрати, Женя. Роман себя настоящим героем показал.

Вот и выход.

Выбравшись на площадку, молодой ученый по очереди втащил наверх друзей и остановился, чтобы утереть пот со лба. Старлей рядом пытался прикурить чудом уцелевшую, сломанную пополам и державшуюся на одной порванной бумаге сигарету, вяло чиркая спичкой по коробку. Женя, глядя на него, остро завидовал, сожалея, что так и не пристрастился к курению: говорят, добрая затяжка никотиновой отравы способна успокоить расшалившиеся нервы не хуже патентованного лекарства…

– Смотрите! – Журналистка указала на непонятное сооружение, громоздящееся у противоположной стены. – А мне казалось, что тут ничего не было… Как это мы проглядели?

– Что там? – поднял голову милиционер и прищурился, плохо видя сквозь дым еле-еле разгоравшегося отсырелого табака, расплывающегося волокнистым маревом в неподвижном воздухе. – Тут и нет ничего…

Тлеющая сигарета повисла на нижней губе его медленно приоткрывшегося рта и нехотя плюхнулась на пол, разбрызгивая искры.

– Прочь отсюда! – отчаянно крикнул Роман, пятясь к двери, сквозь щели которой пробивался мутный предутренний свет. – Скорее!!!

Нечто, принятое поначалу за груду мусора, шевельнулось, приподнялось на толстых паучьих ногах и медленно двинулось на беглецов со знакомым уже каменным стуком. Только намного более громким…

Высотой почти по грудь взрослому человеку, странное существо, если можно так выразиться о каменном монстре, было прикрыто сверху ржавым металлом, из-за чего и выглядело кучей металлолома. Но, судя по всему, железная «одежка» существовала вовсе не для смеха. Романова палка отскакивала от брони, не причиняя скрытому под ней телу монстра ровно никакого вреда.

– Живей! – взвыл милиционер, пытаясь отвлечь урода на себя от борющихся с воротами молодых людей. – Чего вы там копошитесь!..

– Да не открывается! – проорал Евгений, налегая на пружинящие под плечом створки, никак не желающие распахиваться. – Мешает что-то!..

– Может, ящики по ту сторону обвалились? – Старшему лейтенанту удалось подрубить своим «клинком» одну из незащищенных ног твари, и теперь та, охромев, теснила обидчика в противоположную от трясущих неподатливое железо Жени и Веры. – Найди какую-нибудь железяку да пошуруди в щели!.. Шевелись!

Князев заметался по гулкому помещению, пытаясь найти что-нибудь похожее на лом, но под руку, как назло, попадались то трухлявые обломки досок, то кирпичи, то полусгнившие веревки.

Зверюга почти зажала милиционера в угол, но тот каким-то цирковым кульбитом сумел перекатиться через ее спину и оказаться на свободе…

– А-а-а!! – дико выкрикнул он и разразился потоком яростной матерщины, прижимая свободную ладонь к боку. – Двигайтесь, мать вашу за ногу!.. Зацепил он меня…

– Роман!.. – Вера было кинулась к нему, но тот только зашелся злобной руганью. – …стой где стоишь! Лучше Женьке вон помоги!..

То ли рана придала ему сил, то ли монстр неосмотрительно повернулся не тем боком, но Роман вдруг оборвал мат и с победным воплем вскочил ему на спину, вонзая свое оружие куда-то между пластинами «доспехов».

– Врешь, гнида!.. – рычал он, каким-то чудом удерживаясь на гарцующем под ним чудовище и успевая при этом раскачивать кол, загоняя его все глубже и глубже в каменное тело. – Я таких, как ты…

Евгению наконец удалось выколупнуть из слежавшегося на полу мусора метровый обрезок полуторадюймовой водопроводной трубы, и, всунув этот импровизированный лом в щель между створками, он принялся орудовать им, как рычагом, чувствуя, как трещат от напряжения мышцы на спине и плечах. Труба пружинила, шершавая короста ржавчины при каждом толчке рвала кожу на ладонях, брызгала острыми чешуйками в лицо…

– Женя-а-а-а!.. – взвизгнула Вера, и, бросив взгляд через плечо, мужчина разглядел в полумраке ужасную картину: монстру удалось скинуть со спины милиционера, захватить внезапно высунувшейся из-под брони клешней одну из его рук чуть выше локтя…

– О-о-о-а-а-а-а-а-а!!.

Дикий вопль разрываемого заживо человека, сопровождающийся мясным хрустом и утробным бульканьем, ввинтился в уши. Чтобы не слышать всего этого, Евгений до боли в позвонках втянул голову в плечи и налег на трубу изо всех оставшихся сил…

Крак!..

Что-то звонко лопнуло, и сразу обе створки двери распахнулись, впустив в помещение мутный свет и холодный утренний воздух. Но то, что казалось человеческому глазу полусветом, наверное, резануло ночную тварь, будто ножом.

Выпустив искалеченного человека из окровавленных клешней, она отшатнулась назад, сорвалась в проем и загрохотала вниз, ударяясь о ступеньки лестницы и дребезжа плохо закрепленными доспехами, пока со звоном и каким-то фарфоровым треском не врезалась в пол где-то далеко внизу…

– Роман!.. Рома!..

– Стой! – Князев силой удержал Веру, рвущуюся к неподвижно лежащему старлею, прижал к себе, преодолевая сопротивление, и увлек наружу. Того, что он успел разглядеть краем глаза, было достаточно, чтобы понять: храброму милиционеру уже ничем не помочь… Нет, он вернется, но только сперва уведет от страшного зрелища девушку…

– А-а… Это вы… – раздался чей-то голос.

Восточная Пруссия, бомбардировщик Авро 683 «Ланкастер», 1945 год.

Прошло всего несколько минут, а никаких следов недавнего веселья на борту бомбардировщика как будто и не бывало. Майор Дженкинс, собранный, как и всегда, занял свое место за штурвалом, стрелки – у турелей пулеметов, а ироничный «аристократ» О'Брайен приник к визиру своего бомбового прицела.

– Сто девяносто восемь… Сто девяносто семь… – мерно звучал в наушниках майора его голос. – Сто девяносто шесть…

Вглядываться в ночную мглу с редкими огоньками, попадающими в разрывы облаков, было бесполезно, все равно ориентированию это не помогло бы. Вряд ли помог бы и взятый еще над Балтикой пеленг на передатчик кого-то из безымянных героев, скрывающегося сейчас в снегах Восточной Пруссии.

Все очень хорошо получается на бумаге, когда умные головы в тепле, тишине и уюте штабов составляют планы, вычерчивают по подробнейшим картам безупречные линии векторов… Жаль только, что на деле в их стройные выкладки вмешивается множество факторов, начиная от слабенького, но чувствительного встречного ветра, никак не запланированного Королевской метеорологической службой, до того, правильно ли навернул какую-нибудь гаечку на эдинбургском заводе какой-нибудь работяга Томми, клюющий носом в ночную смену. Не говоря уж о том, что тот самый передатчик сейчас может находиться не в руках самоотверженного парня, а у таких же, как и он, не менее самоотверженных парней в черной униформе с серебряными молниями в петлицах. Но родом не из Девоншира или Уэльса, а откуда-нибудь из Померании или Вюртемберга…

Разница, согласитесь, невелика, но только в последнем случае «таллбои», обошедшиеся подданным короны в десятки тысяч полновесных фунтов, лягут вместо подземного бункера или завода «Фау-2» (Дженкинсу хотелось бы, чтобы это был именно завод, поскольку под одним из таких «поющих клопов»[49]49
  Жаргонное название в Англии ракет «Фау-1» и «Фау-2», которыми немцы обстреливали Лондон.


[Закрыть] совсем недавно погибла его родная сестра вместе со всей семьей) на какое-нибудь болото. Если вообще пеленг не выведет «летающие крепости» под зенитки и… Хотелось надеяться на лучшее.

Впрочем, майор был уверен, что и на этот раз вся операция пройдет как обычно – без сучка без задоринки. Недаром в эскадрильи Дженкинс носил заслуженное прозвище Ювелир. Да и сам полушутя-полусерьезно он утверждал, что обладает неким «шестым чувством», позволяющим выходить на цель вне зависимости от того, днем это происходит или ночью, громоздятся внизу плотные облака или небо прозрачно, как джинн в бутылке.

Вот и сейчас пресловутый «внутренний компас» благодушно молчал, доверяя, видимо, своему механическому собрату. А значит, и пилоту не стоило паниковать.

– Девяносто четыре… Девяносто три…

Полторы минуты – уйма времени. Можно немного расслабиться и вспомнить что-нибудь приятное. Например, как они с Элли в последнее предвоенное лето отдыхали в Гвенте. Чудесное, милое время… Хохочущая Элли по колено в волне, плещет на него, безуспешно пытающегося спрятать фотоаппарат от брызг, соленой морской водой…

– Командир, готовность.

Волнуется Фаррэлл. Зелен еще паренек, хотя и может со временем из него выйти толк.

– Слышу, лейтенант.

– Восемнадцать… Семнадцать…

Ладонь в щегольской перчатке, одной из пары, выигранной в карты у американского полковника, командира звена истребителей, легла на рычаг бомбосбрасывателя. Стоит нажать, и по сложной системе тяг, проводов и прочего технического барахла это движение передастся на могучие лапы, держащие над бездной железяку, весящую без малого полторы тысячи фунтов. Те разожмутся и… А главное, сигнал раздастся в наушниках двух других «майоров Дженкинсов», которые тут же повторят движение старшего группы без всяких раздумий. И значит, ошибиться нельзя.

А хорошие все-таки перчатки достались ему от того янки, фамилии которого сейчас уже не припомнить. Только имя. Кристофер, кажется… Хороший был парень, Крис. Жаль только, что вот уже год спит вместе со своей «Аэрокоброй» на дне Северного моря… А перчатки отличные. Теплые, а каждая риска рифления на рукоятке ощущается.

– Три… Два… Один… ЗЕРО!

«Зеро» – значит, перекрестье в визире О'Брайена слилось с целью. Значит, сброс. Но рука в заморской перчатке даже не дрогнула. Визир он и есть визир, а в дело теперь вступил личный компас Ювелира.

– Зеро, майор! Сброс! – Фаррэлл сделал движение к бомбосбрасывателю, но Дженкинс лишь процедил сквозь зубы:

– Спокойно, лейтенант.

– Минус два… минус три…

«Отличный парень, этот О'Брайен, – хладнокровия ему не занимать… Даром что из „яйцеголовых“…»

Вот теперь действительно «зеро»!

Рука заученным движением перекинула рукоять, все многотонное тело бомбардировщика ощутимо вздрогнуло и подскочило на добрый десяток метров, освободившись от своей ноши.

– Есть сброс, – сообщил штурман-бомбардир, хотя в этом уже не было никакой необходимости.

Три самолета синхронно изменили курс, чтобы еще через пару часов, если повезет, коснуться колесами взлетной полосы по другую сторону линии фронта. В Советской России…

А три могучих стальных дьявола, раскрученные стабилизаторами, набрали сумасшедшую скорость, еще и не снившуюся самолетам, и с диким воем устремились к темной земле, где только-только, пробуждаясь от сна, тявкнули сирены воздушной тревоги.

Расчеты зенитных орудий еще вскакивали с коек и, судорожно застегивая на бегу ремешки касок, спешили на свои позиции, когда первый «таллбой», оторвавшись от своего звука,[50]50
  Бомбы этой модификации на конечном отрезке траектории развивали сверхзвуковую скорость.


[Закрыть] почти под прямым углом вошел в центр залитого асфальтом двора, словно масло прошил одно за другим несколько бетонных перекрытий и…

Тейфелькирхен, второй уровень объекта «А», 1945 год.

– Видите, – пробормотал профессор, в одно мгновение утративший весь свой апломб, нервно вытирая скомканным платочком пот, струящийся по лбу. – Все в полном порядке…

И в этот момент как будто сказочный великан вырвал столь надежный еще мгновение назад бетонный пол из-под ног всех, собравшихся в бункере…

А еще через мгновение разом, даже не помигав предварительно, погасли все лампы.

На бункер обрушилась непроницаемая тьма.

– Зажгите кто-нибудь свет… Что случилось?.. В чем дело?.. – Испуганные восклицания и недоуменные вопросы невидимых во мраке людей еще сыпались со всех сторон, но Бернике уже сориентировался.

Не обладай он такой реакцией, вряд ли удалось бы ему подняться почти на самый верх шаткой пирамиды, именуемой иерархией Ваффен-СС. И уж полученной каким-либо путем информацией он пользоваться умел. Вернее, умел пользоваться его мозг, похожий на вычислительную машину, практически лишенную условностей и сантиментов.

Бригаденфюрер еще не успел до конца осмыслить происшедшее, как руки его уже шарили по шершавой бетонной стене в поисках металлической двери. И внутренний штурман лишь чуть-чуть ошибся, поскольку ладони ощутили холодный металл почти сразу. А еще – чье-то плечо…

Не тратя времени даром, эсэсовец протолкнул невидимого соседа в дверь и заскочил в нее сам.

И вовремя – уже навалившись всем телом на тяжеленную стальную плиту, оба услышали, как в темноте сначала неуверенно, но потом все чаще и чаще защелкало по бетонному полу что-то твердое, словно целый взвод солдат из дивизии «Эдельвейс» в горных шипастых ботинках принялся лихо отплясывать чечетку.

Первый сдавленный крик ударил по ушам, когда дверь почти уперлась в косяк, а когда четыре руки повернули штурвал, запирающий ее сразу на двенадцать мощных засовов, изнутри несильно ударили лишь несколько раз…

– Все кончено… – послышался из темноты голос профессора Штайнера, и вместо раздражения бригаденфюрер ощутил даже какую-то симпатию к «книжному червю», соображающему так же быстро, как и он. Чуть ли не быстрее.

– Уже? – Бернике никак не мог унять нервную дрожь, сотрясающую тело, – такого с ним не было с самого сорок первого, когда всего лишь с десятком солдат из целого батальона ему удалось остаться в живых под огнем этих проклятых русских «катюш». – Вы думаете, там не уцелел никто?

– Думаю? Вы неправильно выражаетесь, господин офицер. Там просто НЕ МОГ кто-нибудь уцелеть.

– Значит, нам тут уже нечего делать. Куда идти?

– Сейчас… Я только достану из ниши фонарик…

Бригаденфюрер еще раз подивился гражданскому: убеждать, что свет не погаснет никогда, но запастись на всякий случай фонариком! Далеко пойдет этот хлыщ, если ему удастся хоть как-нибудь оправдаться перед скорым на расправу военно-полевым судом. Гибель стольких чинов и уникальных специалистов разом ему вряд ли простят…

Вспыхнула тусклая звездочка, и темноту прорезал почти осязаемый луч света, пронизанный хороводом кружащихся пылинок. Теперь только эсэсовец ощутил, как трудно дышать, а в горле свербит, будто у некурящего, посетившего офицерское казино в день выплаты жалованья, когда все пьяны, а в воздухе топор можно вешать из-за сигаретного дыма. Похоже, что профессору удастся и тут выйти сухим из воды – что-то непохоже все это на банальное короткое замыкание…