Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

Несмотря на положения УПК о немедленном направлении прокурору копии постановления о начале производства следствия, органам ГПУ позволялось сообщить прокурору о возбужденном ими деле в течение двух недель. Вопреки требованиям уголовно-процессуального законодательства органы ГПУ освобождались от обязанности представлять подлежавшие прекращению дела по недостаточности улик или отсутствию состава преступления в суд и к прокурорскому надзору для утверждения.

Дела же о должностных преступлениях, совершенных сотрудниками ГПУ, сосредотачивались исключительно в этих органах. Коллегии ГПУ предоставлялось исключительное право вынесения внесудебных приговоров по делам о таких преступлениях с ведома народного комиссара юстиции. По этим делам, в том числе при разрешении вопросов о мере наказания, обязательно участвовал прокурор республики или его помощник, имевший «в случае несогласия право передачи всего вопроса на разрешение Президиума ВЦИК».

Для наблюдения за деятельностью ГПУ прокурор республики назначал своего специального помощника, а на местах – специальных помощников губернских прокуроров со стажем не менее трех лет политической работы. Сношения органов прокуратуры с ГПУ имели место исключительно через начальников органов ГПУ.

В развитие вышеуказанного Декрета ВЦИК от 16 октября 1922 г. принята секретная Инструкция губернским, военным и военно-транспортным прокурорам по наблюдению за органами ГПУ, подписанная Наркомом юстиции РСФСР и заместителем Председателя ГПУ 1 ноября 1922 г.[18]18
  ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 140. Д. 185. Л. 8–9.


[Закрыть], а также издан секретный приказ ГПУ от 31 августа 1923 г. № 363/С «О прокурорском надзоре и его взаимоотношениях с органами ГПУ»[19]19
  ГА РФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 522. Л. 135–137.


[Закрыть] за подписями заместителя Председателя ГПУ и помощника прокурора республики. Вмешательство прокуратуры в розыскную и оперативную работу ГПУ являлось недопустимым, однако в случае обнаружения наличия в действиях сотрудников ГПУ состава уголовно-наказуемого деяния прокуратуре следовало возбуждать уголовное преследование.

Приведенными документами путем подмены норм уголовно-процессуального законодательства регламентировались вопросы «осуществления прокурорским надзором наблюдения за деятельностью» органов ГПУ, а также особенности производства данными органами расследования дел о контрреволюционных и некоторых других преступлениях.

По делам ГПУ в прокуратуре заводились наблюдательные производства. Прокурорские работники следили как за своевременным, без малейшего запоздания, поступлением материала для наблюдательного производства, так и за их соответствием требованиям УПК. Прокурор или его помощник, ведущий надзором за органами ГПУ, имели право ознакомления со всеми находившимися в производстве данных органов уголовных дел. Однако «в особо важных случаях» начальник органа ГПУ мог требовать, чтобы ознакомление с делом производилось не помощником прокурора, а непосредственно самим прокурором. При неподчинении органа ГПУ законному постановлению прокурора или при недостижении между ними соглашения предусматривалось, что последний должен был составить протокол и с мотивированным постановлением представить прокурору республики «на распоряжение».

Тем не менее прямо закреплялось, что по делам о контрреволюционных преступлениях и военном шпионаже «прокурор ограничивается исключительно формальным наблюдением за правильностью ведения следствия». Он лишь был обязан «проверить и устранить неправильности» при поступлении к нему жалоб, однако последние мог разрешать только совместно с начальником соответствующего отдела ГПУ.

В изъятие из положений УПК, в соответствии с которыми органы ГПУ относились к органам дознания, по делам о контрреволюционных преступлениях и военном шпионаже они признавались органами следствия. По этим категориям дел «по соображениям розыскного характера» в постановлении о предъявлении обвинения достаточно было указать лишь вмененную статью Уголовного кодекса. Тем самым допускалось отступление от требований Уголовно-процессуального кодекса, регламентировавшего порядок составления постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого, в том числе обязательного указания известных следователю времени, места и других обстоятельств совершения преступления, а также оснований привлечения.

О всяком произведенном органами ГПУ аресте уведомление прокурору подлежало направлению в четырнадцати суточный срок. Прокурор или его помощник, ведавший надзором за органами ГПУ, обязывался не реже одного раза в месяц проверять правильность содержания лиц во всех без исключения местах предварительного заключения, находившихся при органах ГПУ. При обнаружении арестованного, содержавшегося более 14 дней без предъявления обвинения, прокурорам предписывалось предложить органам ГПУ немедленно предъявить таковое, а в случае неисполнения в течение суток – освободить лицо. Обязанность по освобождению возлагалась на прокурора и в случае истечения двухмесячного срока со дня ареста, если органами ГПУ не было испрошено разрешение ВЦИК на дальнейшее содержание под стражей. Предполагалось, что такое разрешение должно было быть получено к моменту истечения трехмесячного срока.

Органам ГПУ также указывалось возбуждать через ГПУ перед президиумом ВЦИК ходатайства о продлении срока следствия, как и содержания под стражей, по делам о контрреволюционных преступлениях и военном шпионаже.

Согласно же действовавшим в то время положениям УПК предварительное следствие должно было быть закончено в течение двух месяцев со дня объявления подозреваемому лицу постановления о привлечении его в качестве обвиняемого. При невозможности закончить следствие в двухмесячный срок предусматривалось только сообщение прокурору о причинах, задерживавших окончание следствия.

В соответствии с внесенными в 1929 г. в УПК изменениями предварительное расследование по делам о контрреволюционных преступлениях должно было оканчиваться в двухмесячный срок с начала расследования. Продление допускалось лишь на срок не свыше одного месяца с разрешения краевого (областного) прокурора по его мотивированному постановлению. Право дальнейшего продления срока принадлежало прокурору республики.

Исключительным случаем была введенная в 1934 г. в УПК норма о необходимости завершения следствия по делам о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти в срок не более десяти дней.

Сроки содержания под стражей по делам о контрреволюционных преступлениях Уголовно-процессуальным кодексом не оговаривались, поскольку заключение под стражу в качестве меры пресечения могло быть применено по мотивам одной лишь социальной опасности данных преступлений. С 1923 г. только в тех случаях, когда заключение под стражу избиралось исключительно в виду опасения, что обвиняемый, находясь на свободе, будет препятствовать раскрытию истины, содержание обвиняемого под стражей не могло продолжаться более двух месяцев. В особо сложных делах этот срок с разрешения прокурора, наблюдавшего за следствием, разрешалось продлевать на один месяц.

В отношении прокуроров, а также ряда других категорий лиц предусматривался особый порядок арестов. В соответствии со специальным Декретом ВЦИК, СНК РСФСР от 16 ноября 1922 г.[20]20
  Декрет ВЦИК, СНК РСФСР от 16 ноября 1922 г. «О порядке ареста прокуроров, их помощников, председателей и членов революционных трибуналов и советов народных судей, народных судей и следователей» // СУ РСФСР. 1922. № 77. Ст. 960.


[Закрыть] никакие органы власти не могли производить аресты прокуроров и их помощников, председателей и членов революционных трибуналов, председателей и членов президиума совета народных судей, а также народных судей и следователей без предварительного разрешения (в особо исключительных случаях – при условии одновременного извещения):

– прокурора республики – при аресте прокуроров, председателей трибуналов и советов народных судей;

– губернского прокурора – при аресте помощников прокурора, членов революционных трибуналов и президиума совета народных судей, а также народных судей и следователей.

Виновные в неисполнении этого Декрета подлежали привлечению к уголовной ответственности вплоть до применения высшей меры наказания.

Сотрудникам ГПУ (а позже ОГПУ) не нравилось внимание прокурорских работников к их деятельности, и они всячески добивались отстранения прокуратуры, действовавшей все более активно, от надзора за следствием в ОГПУ. В то же время прокуроры видели необходимость усиления прокурорского надзора за действиями органов госбезопасности.

В отчете о работе Прокуратуры по надзору за органами ОГПУ за 1931 г. отмечалось, что методы надзора прокуратуры за делами ОГПУ в течение последнего года были значительно изменены. Если раньше, следуя утвержденной 1 ноября 1922 г. НКЮ и ГПУ инструкции прокурорскому надзору по наблюдению за органами ОГПУ, прокуратура ограничивалась исключительно формальным наблюдением за производством следствия, то в течение последних лет надзор этот осуществлялся главным образом по существу. К тому же в силу массовости операций, произведенных органами ОГПУ в 1931 г., проверка прокуратурой дел по существу приобретала особо актуальное значение, так как массовость этих операций вела к недостаточно полному расследованию и упущениям по делам[21]21
  История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов: В 7 т. Т. 1: Массовые репрессии в СССР. М., 2004. С. 117–123.


[Закрыть].

В своей работе и в работе периферийных прокуроров Прокуратура при ОГПУ требовала:

а) проверки материалов в процессе предварительного следствия с тем, чтобы до окончания дела дать необходимые указания по отдельным делам;

б) недопущения случаев неосновательного привлечения к уголовной ответственности;

в) особо осторожного подхода к привлечению за контрреволюционные преступления середняков, бедняков и других социально-близких слоев с тем, чтобы исключить случаи неосновательного возбуждения преследований в отношении этих категорий и тем более осуждения их по недостаточно проверенным материалам;

г) осуществления особо тщательного контроля по делам, возбуждаемым в отношении членов ВКП(б) и инженерно-технического персонала;

д) надзора за соблюдением установленных законом сроков расследования и содержания подследственных под стражей, а также соблюдения порядка продления сроков;

е) особо тщательной проверки обвинительных заключений в смысле соответствия их следственным материалам перед постановкой законченных дел на внесудебное рассмотрение.

Благодаря секретной Инструкции ЦК ВКП(б), СНК СССР от 8 мая 1933 г. о прекращении применения массовых выселений и острых форм репрессий в деревне[22]22
  Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–
  1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 3: Конец 1930–1933 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2001. С. 746–750.


[Закрыть] приняты меры к упорядочению арестов, которые могли быть производимы только органами прокуратуры, ОГПУ или начальником милиции. Воспрещалось производство арестов лицами, на то не уполномоченными по закону.

Дело в том, что сложилась ситуация, когда в отношении лиц, не имевших особого статуса, полномочия арестовывать на деле брали на себя все, кому так самим казалось целесообразным: председатели райисполкомов, районные и краевые уполномоченные, председатели сельсоветов, колхозов и колхозных объединений, секретари партийных ячеек и прочие.

Для производства ареста следователям требовалась предварительная санкция прокурора. Аресты, производимые начальниками милиции, должны были быть подтверждены или отменены районными уполномоченными ОГПУ или прокуратурой по принадлежности не позднее 48 часов после ареста.

Органам прокуратуры, ОГПУ и милиции запрещалось применять меры пресечения в виде заключения под стражу до суда за маловажные преступления. Таковая могла применяться только в отношении обвиняемого по делам о контрреволюции, терактах, вредительстве, бандитизме и грабеже, шпионаже, переходе границы и контрабанде, убийстве и тяжелых ранениях, крупных хищениях и растратах, профессиональной спекуляции, валютчиках, фальшивомонетчиках, злостном хулиганстве и профессиональных рецидивистах.

Установлено предварительное согласие прокурорского надзора по всем делам при производстве арестов органами ОГПУ, кроме дел о террористических актах, взрывах, поджогах, шпионаже и перебежчиках, политическом бандитизме и контрреволюционных антипартийных группировках.

Прокуратура СССР и ОГПУ обязывались обеспечить неуклонное исполнение Инструкции 1922 г. о порядке прокурорского контроля за производством арестов и содержанием под стражей лиц, арестованных ОГПУ.

В специальной директиве Прокуратуры СССР от 22 сентября 1933 г. указывалось, что критерием, по которому должна оцениваться работа прокуроров по надзору за Полномочными представителями (ПП) ОГПУ и ГПУ республик, являлось требование: «Ни одного случая политически неосновательного ареста и неосновательного привлечения»[23]23
  ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 28. Л. 9.


[Закрыть].

Однако уже 19 ноября 1933 г. в секретной докладной записке Прокуратуры СССР в ЦК ВКП(б)[24]24
  Там же. Л. 1–17.


[Закрыть] отмечалось, что почти во всех краях, областях и республиках имели место неосновательные аресты, носившие далеко не единичный характер, и директива ЦК ВКП(б) о применении арестов лишь к активным врагам советской власти в полной мере в жизнь не проводилась как со стороны органов ОГПУ, так и прокуроров. В отдельных звеньях органов ОГПУ продолжалась практика работы по правилу «Сначала арестовать, а потом разобраться», а прокурорский аппарат на местах не всегда достаточно серьезно подходил к санкционированию арестов. Кроме того, были нередки производства арестов без санкции прокурорского надзора по тем категориям дел, по которым такая санкция обязательна, причем начальники некоторых подразделений ОГПУ скрывали от прокуратуры арестованных, заключая их не в арестные помещения, а в другие места. Аресты же применялись к лицам не только в связи с обвинением их в совершении преступлений, но и с целью добиться от них дачи компрометировавших иных лиц показаний.

Прокуроры по мере выявления освобождали незаконно содержавшихся под стражей лиц. Такие случаи исчислялись сотнями, однако принципиальность в этом вопросе прокурорские работники в силу различных причин проявляли не всегда.

В указанной докладной записке Прокуратуры СССР также говорилось о допускаемой органами ОГПУ волоките и что «при таких условиях сила удара и эффект его теряет то значение, которое он имел в момент возбуждения». Более половины следственных дел расследовалось в сроки свыше двух месяцев, и значительная часть дел тянулась с момента возбуждения до момента разрешения до пяти – шести месяцев. Удлинению расследования способствовал установленный еще Инструкцией от 1 ноября 1922 г. порядок, при котором возбуждение ходатайств перед Президиумом ЦИК СССР о продлении сроков следствия предоставлял такое право до получения ответа на эти ходатайства.

С учетом анализа ситуации Прокуратура СССР считала целесообразным изменение порядка продления сроков следствия и содержания под стражей арестованных по делам органов ОГПУ и предоставление права разрешать эти вопросы прокуратуре. Началось усиление работы прокуроров по надзору за органами ОГПУ и установление должностей специального прокурора по надзору за оперсекторами ОГПУ в каждом таком секторе.

В директивном письме заместителя Прокурора СССР от 21 июня 1934 г. № 11.57.80, направленном прокурорам союзных республик по результатам состоявшегося двумя месяцами ранее Всесоюзного совещания судебно-прокурорских работников[25]25
  ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 11. Д. 17. Л. 9–10.


[Закрыть], отмечался целый ряд «дефектов предварительного производства по уголовным делам». Бороться требовалось со следующим: чрезмерной длительностью расследования и содержания обвиняемых под стражей; игнорированием требований УПК о необходимости предъявления обвиняемым законченных следствием дел; составлением обвинительных заключений без изложения установленных обстоятельств преступлений и анализа собранных материалов, уличающих и оправдывающих обвиняемых, но с приведением общих рассуждений о политике советской власти, хозяйственных достижениях, борьбе классов и т. п.

Обращалось внимание и на нередкое привлечение граждан к уголовной ответственности «по весьма шатким основаниям», что «вызывает бесполезную трату времени и государственных средств, отрывает от работы граждан и создает для них ненужные стеснения, часто загромождает суд делами, не имеющими никакого значения, что в конечном итоге дискредитирует работу суда». В целях устранения подобных явлений предлагалось установить правило, что возбуждение уголовного дела и начало расследования могли бы иметь место лишь по мотивированному постановлению следственного органа, утвержденному прокурором.

Многие же органы НКВД (пришедшие на смену ОГПУ) не проявили желания руководствоваться данным правилом, ссылаясь на отсутствие подобных указаний по линии их ведомства. В связи с этим прокурор Средне-Волжского края в письме от 4 сентября 1934 г.[26]26
  Там же. Л. 8.


[Закрыть] предложил Прокурору СССР поставить вопрос перед НКВД СССР об издании соответствующей директивы о порядке возбуждения уголовного преследования, а в дальнейшем такого рода директивы рассылать за подписями руководителей обоих ведомств.

Проблемы, возникавшие при расследовании дел, применении арестов и содержании лиц под стражей, постоянно находились в поле зрения органов прокуратуры.

Распоряжением по Прокуратуре СССР от 5 января 1935 г. № 10/36/0139, носившей секретный характер[27]27
  ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 38. Д. 6. Л. 2–3.


[Закрыть], все прокуроры были предупреждены, что за малейшие нарушения Инструкции ЦК ВКП(б), СНК СССР 1933 г. по упорядочению арестов «будут безоговорочно привлечены к судебной ответственности как лица, непосредственно допустившие нарушения, так и наблюдающие прокуроры».

Секретным Постановлением СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 г. № 213 «О порядке производства арестов»[28]28
  Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–
  1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 4: 1934–1936 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2002. С. 537–538.


[Закрыть] устанавливалось, что впредь аресты по всем без исключения делам органы НКВД могли производить лишь с согласия соответствующего прокурора.

Разрешения на аресты в районе давались районным прокурором; в автономных республиках – прокурорами этих республик; в краях (областях) – краевыми (областными) прокурорами; по делам о преступлениях на железнодорожном и водном транспорте – участковыми прокурорами, дорожными прокурорами бассейнов по принадлежности; по делам, подсудным военным трибуналам, – прокурорами военных округов; на аресты, производимые НКВД союзных республик, – прокурорами этих республик, а непосредственно НКВД СССР – Прокурором Союза.

В случае необходимости произвести арест на месте преступления уполномоченные на это по закону должностные лица из НКВД обязывались о произведенном аресте немедленно сообщить соответствующему прокурору для получения подтверждения.

Дополнительные требования предъявлялись к арестам отдельных категорий лиц. Разрешения на аресты давались лишь по получении органами прокуратуры и НКВД согласия:

– председателя ЦИК СССР или председателей ЦИКов союзных республик по принадлежности в отношении членов ЦИК СССР и ЦИКов союзных республик;

– соответствующих народных комиссаров в отношении руководящих работников наркоматов Союза и союзных республик и приравненных к ним центральных учреждений (начальников управлений и заведующих отделами, управляющих трестами и их заместителей, директоров и заместителей директоров промышленных предприятий, совхозов и т. п.), а также состоявших на службе в различных учреждениях инженеров, агрономов, профессоров, врачей, руководителей учебных и научно-исследовательских учреждений;

– секретарей районных, краевых, областных комитетов ВКП(б), ЦК нацкомпартий по принадлежности в отношении членов и кандидатов ВКП(б);

– председателя Комиссии партийного контроля в отношении коммунистов, занимавших руководящие должности в наркоматах Союза и приравненных к ним центральных учреждениях.

– Наркома обороны в отношении военнослужащих высшего и среднего комсостава РККА.

Конституция СССР 1936 г.[29]29
  Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1936. № 283. 6 дек.


[Закрыть] и Конституция РСФСР 1937 г.[30]30
  СУ РСФСР. 1937. № 2. Ст. 11.


[Закрыть] придали конституционный статус прокуратуре и закрепили за ней высший надзор за точным исполнением законов всеми народными комиссариатами и подведомственными им учреждениями, отдельными должностными лицами и гражданами. Таким образом, высший надзор за точным исполнением законов на территории РСФСР осуществлялся как Прокурором СССР непосредственно, так и через Прокурора РСФСР. Устанавливалось, что органы прокуратуры осуществляли свои функции, независимо от каких бы то ни было местных органов, подчиняясь только Прокурору СССР.

Конституционными нормами закреплялась неприкосновенность личности гражданам страны, а также закреплялось, что никто не может быть подвергнут аресту иначе, как по постановлению суда или с санкции прокурора.

Однако именно после принятия Конституций массовые политические репрессии набрали доселе невиданные масштабы.

В секретной шифрограмме Прокурора СССР от 7 августа 1937 г. № 973/ш/19723, адресованной прокурорам республик, краев, областей, военных и железных дорог, по поводу начатой органами НКВД (по приказу от 30 июля 1937 г. № 00447) операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов[31]31
  «Через трупы врага на благо народа». «Кулацкая операция» в Украинской ССР 1937–1941 гг.: В 2 т. Т. 1: 1937 г. Подготовка приказа № 00447, первый этап «кулацкой операции / Под общ. ред. О. А. Довбни, Л. С. Макаровой. М., 2010. С. 160–161.


[Закрыть], указывалось: «обязываю прокуроров присутствовать на заседаниях Троек, где прокуроров [в] составе Троек нет. Соблюдение процессуальных норм и предварительные санкции на арест не требуются. Решения троек окончательны, об исключительных обстоятельствах, связанных [с] рассмотрением дел, меня информируйте… Требую активного содействия успешному проведению операции… Возлагаю лично на Вас сохранение секретности в аппарате прокуратуры о проводимой операции. [О] ходе операции сообщайте лично мне шифром каждую пятидневку».

При этом не соблюдались требования не только уголовно-процессуального законодательства, но и ведомственных актов.

Даже во внутренних приказах НКВД самокритично указывалось о допускаемых нарушениях, за что некоторые (но, конечно, далеко не все виновные) оперативные сотрудники и их руководители были сняты с работы, арестованы и осуждены.

Так, совершенно секретным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 «О следственном производстве»[32]32
  Эхо Большого террора: Сборник документов: В 3 т. Т. 3: Чекисты Сталина в тисках «социалистической законности». Эго-документы 1938–1941 гг. / Сост. А. Савин, А. Тепляков, М. Юнге. М., 2018. С. 543–546.


[Закрыть] перечислены характерные при расследовании дел нарушения, которые предлагалось в кратчайший срок изжить.

При производстве обыска не составлялись описи отобранных документов, которые к тому же передавались в оперативные отделы, где велось следствие, с большим опозданием, иногда даже после его окончания, причем в неопечатанном виде. Постановление о приобщении к делу необходимых следствию документов не составлялось.

Зачастую лица после ареста не допрашивались в течение месяца и более. Сплошь и рядом арестованного допрашивали, помимо ведущего дело следователя, много других работников, в том числе, без ведома этого следователя. При допросах протокол велся не всегда. Нередки были случаи, когда показания арестованного фиксировались в виде заметок, а затем, спустя продолжительное время (декада, месяц и более) составлялся общий протокол без выполнения требований Уголовно-процессуального кодекса о дословной, по возможности, фиксации показаний. Протокол допроса мог вовсе не составляться до тех пор, пока арестованный не признавался в совершенных преступлениях.

После указания в протоколе допроса фамилий лиц, названных арестованным, не предпринимались меры к установлению о них более подробных данных. В результате, как указывалось в приведенном приказе НКВД, лица, прямо изобличенные в контрреволюционных преступлениях, оставались на свободе.

Следственные дела оформлялись неряшливо, в них помещались черновые, неизвестно кем исправленные и перечеркнутые карандашные записи показаний, а также неподписанные допрошенным и следователем протоколы, неподписанные и неутвержденные обвинительные заключения. Иногда протоколы с ценными показаниями, неизвестно по каким соображениям, в дело не вкладывались и находились на руках у отдельных работников.

Установленные сроки ведения следствия не соблюдались, ходатайства о продлении данных сроков возбуждались с большим опозданием.

Указанным приказом НКВД СССР от 23 октября 1938 г. № 00701 устанавливался новый порядок продления сроков следствия. Теперь ходатайства о продлении срока следствия на один месяц разрешались на местах под ответственность наркома внутренних дел республики (начальника УНКВД края, области). Вторичное ходатайство возбуждалось мотивированным постановлением перед НКВД СССР.

В секретном Постановлении СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. № 81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»[33]33
  История сталинского Гулага. Конец 1920-х – первая половина 1950-х годов: Собрание документов: В 7 т. Т. 1: Массовые репрессии в СССР / Отв. ред. Н. Верт, С. В. Мироненко; отв. сост. И. А. Зюзина. М., 2004. С. 305–308.


[Закрыть] отмечалось, что массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 1937–1938 гг., при упрощенном ведении следствия и суда не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры. При этом обращалось внимание на те же нарушения, что и в упомянутом нами приказе НКВД СССР № 00701.

Кроме того, как говорилось в данном Постановлении, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь о полноте и высоком качестве расследования. Укоренился упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивался получением от обвиняемого признания своей вины, не подкрепляя это признание необходимыми документальными данными (показаниями свидетелей, актами экспертиз, вещественными доказательствами и прочим). Показания обвиняемого, опровергавшие данные обвинения, не записывались.

Органы прокуратуры, со своей стороны, не только не принимали мер к устранению нарушений революционной законности, но фактически узаконивали эти нарушения, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов.

В связи с этим органам НКВД предписывалось при истребовании от прокурора санкций на арест представлять мотивированное постановление и все обосновывавшие необходимость ареста материалы. Органы же прокуратуры были обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований, тщательно и по существу проверять обоснованность постановлений органов НКВД об арестах, требуя в случае необходимости производства дополнительных следственных действий или представления дополнительных следственных материалов. Устанавливалось, что за каждый неправильный арест, наряду с работниками НКВД, несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор.

На прокуратуру возлагалось осуществление надзора за следствием, производимым органами НКВД, в точном соответствии с требованиями УПК РСФСР. В соответствии с этим прокуроры должны были систематически проверять выполнение следственными органами всех установленных законом правил ведения следствия и немедленно устранять нарушения этих правил: принимать меры к обеспечению за обвиняемым предоставленных ему по закону процессуальных прав и т. п.

Все прокуроры, осуществлявшие надзор за следствием, производимым органами НКВД, стали утверждаться ЦК ВКП(б) по представлению соответствующих обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий и Прокурора СССР.

Приказом Прокурора СССР от 27 ноября 1938 г. № 1/001562[34]34
  Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. 1937–1938 / Под ред. А. Н. Яковлева; сост. В. Н. Хаустов, В. П. Наумов, Н. С. Плотникова. М., 2004. С. 619–622.


[Закрыть] предусматривалось возложение на прокуроров обязанности производить проверку выполнения следственными органами всех установленных правил ведения следствия «путем допросов и передопросов обвиняемых, участия в производстве очных ставок, проведения экспертиз и т. п.» В приказе также давались прямые указания о том, что «в случае установления прокурором во время следствия или по окончании следствия недостаточности оснований для предания подследственного суду, составлять мотивированное постановление о прекращении дела и направлять его в соответствующие органы НКВД для исполнения».

Уточненный порядок дачи санкций и согласий на аресты предусматривался совершенно секретным Постановлением СНК СССР, ЦК ВКП(б) от 1 декабря 1938 г. «О порядке согласования арестов»[35]35
  Там же. С. 624–625.


[Закрыть], которым отменялось предыдущее постановление 1935 г. с одноименным названием.

По новому постановлению санкции на аресты давались прокурорами соответствующего уровня: в районе – районным прокурором; в городе – городским прокурором; в округе – прокурором округа; в автономных республиках – прокурорами этих республик; в краях (областях) – краевыми (областными) прокурорами; по делам о преступлениях на железнодорожном и водном транспорте – участковыми прокурорами, дорожными прокурорами, прокурорами бассейнов по принадлежности; по делам, подсудным военным трибуналам, – прокурорами военных округов; на аресты, производимые НКВД союзных республик, – прокурорами этих республик, а непосредственно НКВД СССР – Прокурором Союза.

По отдельным категориям разрешения на аресты давались лишь по получении органами прокуратуры и НКВД согласия определенных лиц. По-прежнему требовалось согласование соответствующих народных комиссаров в отношении руководящих работников наркоматов Союза и союзных республик и приравненных к ним центральных учреждений (начальников управлений и заведующих отделами, управляющих трестами и их заместителей, директоров и заместителей директоров промышленных предприятий, совхозов и т. п.), а также состоящих на службе в различных учреждениях инженеров, агрономов, профессоров, врачей, руководителей учебных и научно-исследовательских учреждений.

Кроме того, требовалось согласование арестов в отношении:

– депутатов Верховного совета СССР, Верховных советов союзных и автономных республик – с председателем Президиума Верховного совета СССР или председателями Президиумов Верховных советов союзных и автономных республик по принадлежности;

– коммунистов, занимавших руководящие должности в наркоматах СССР и приравненных к ним центральных учреждениях или в отношении ответственных работников-коммунистов партийных, советских и хозяйственных учреждений – с Секретариатом ЦК ВКП(б);

– членов и кандидатов в члены ВКП(б) – с первыми секретарями, а в случае их отсутствия – со вторыми секретарями районных, городских, окружных, краевых, областных комитетов ВКП(б) или ЦК нацкомпартий по принадлежности;

– военнослужащих высшего, старшего и среднего начальствующего состава РККА и военно-морского флота – с Наркомом обороны или Наркомом военно-морского флота по принадлежности.

Совершенно секретным приказом НКВД СССР и Прокурора СССР от 20 февраля 1939 г. № 00156 «О мероприятиях по обеспечению выполнения Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. № 81 «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»»[36]36
  Политбюро и органы государственной безопасности / Сост. О. Б. Мозохин. М., 2017. С. 532–534.


[Закрыть] наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам краевых и областных управлений, особых и транспортных органов НКВД предписывалось принять меры к устранению недостатков в следственной работе. Ранее установленный приказом НКВД СССР № 00701 порядок продления сроков ведения следствия отменен, впредь потребовано руководствоваться нормами Уголовно-процессуального кодекса.

В то же время прокурорам союзных и автономных республик, краев и областей, военным прокурорам, прокурорам железнодорожного и водного транспорта, районным прокурорам приказано: