Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

2. Любовный треугольник

Событие, произошедшее первым декабрьским днем 1934 г. в Ленинграде, потрясло всю страну. В 16 часов 30 минут на третьем этаже Смольного выстрелом в затылок убит член Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ЦИК СССР, секретарь Ленинградского обкома и горкома партии С. М. Киров, являвшийся соратником И. В. Сталина и одним из известнейших государственных деятелей.

Убийцей оказался безработный член партии Л. В. Николаев, которого задержали непосредственно на месте преступления.

Это послужило поводом к принятию в тот же день Президиумом ЦИК СССР постановления «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов»[73]73
  Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 33.


[Закрыть], которым предписывалось:

– следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком;

– судебным органам не задерживать исполнение приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению;

– органам НКВД СССР приводить в исполнение приговоры о высшей мере наказания в отношении преступников названных категорий немедленно по вынесению судебных приговоров.

Кроме того, ЦИК СССР принято постановление «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик»[74]74
  СЗ СССР. 1934. № 64. Ст. 459.


[Закрыть] со следующими требованиями: следствие по делам о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти заканчивать в срок не более десяти дней; обвинительное заключение вручать обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде; дела слушать без участия сторон; кассационного обжалования приговоров, как и подачи ходатайств о помиловании, не допускать, а приговоры к высшей мере наказания приводить в исполнение немедленно по вынесению приговора.

В связи с этим Постановлением ВЦИК, СНК РСФСР от 10 декабря 1934 г.[75]75
  СУ РСФСР. 1935. № 2. Ст. 8.


[Закрыть] УПК РСФСР дополнен новой главой «О расследовании и рассмотрении дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти», состоявшей из статей с вышеуказанными положениями.

На следующее утро после убийства Сталин прибыл в Ленинград, где ознакомился с материалами следствия и оперативными данными, не содержавшими никакой связи Николаева с оппозиционными группировками. Тем не менее по указанию Сталина сотрудники НКВД стали «искать следы» организации убийства Кирова среди зиновьевцев, т. е. лиц, разделявших взгляды его бывших политических оппонентов по партии Г. Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева.

Под оказанным воздействием Николаев подписал показания, что убийство совершено им по заданию террористической организации, состоявшей из оппозиционеров-зиновьевцев. Началась фальсификация доказательств существования в г. Ленинграде и г. Москве таких организаций.

Расследование, в котором Сталин принимал непосредственное участие, длилось недолго. По делу так называемого «Ленинградского центра» помимо Николаева арестовали еще тринадцать человек, а уже 29 декабря 1934 г. Военной коллегией Верховного суда СССР постановлено, что убийство совершено именно подпольной террористической зиновьевской организацией. Все подсудимые приговорены к расстрелу, приговор приведен в исполнение.

По другому делу самих Зиновьева, Каменева и еще семнадцать лиц обвинили в проведении подпольной антисоветской деятельности и вхождении в контрреволюционный «Московский центр», связанный с «Ленинградским центром», якобы организовавшим убийство Кирова. Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 января 1935 г. все они приговорены к лишению свободы на срок от пяти до десяти лет.

Кроме того, бюро Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) 7 января 1935 г. приняло постановление «Об аппарате ОК и ГК», санкционировавшее увольнение и перевод на другую работу 79 сотрудников, в том числе всех свидетелей (очевидцев) трагических событий. Некоторые вскоре были арестованы или сосланы[76]76
  Гибель Кирова. Факты и версии // Родина: Российский исторический иллюстрированный журнал. М., 2005. № 3. С. 65.


[Закрыть].

Таким образом, предпринимались меры к недопущению распространения касавшейся убийства информации, которая могла противоречить официальной версии. Однако сдержать разговоры с предположениями о реальных мотивах содеянного было невозможно.

А. Н. Самохвалов «С. М. Киров принимает парад физкультурников». 1935

Преступление вызвало широкий общественный резонанс, и не все поверили властям. Активно распространялась версия, что истинной причиной послужила не политическая составляющая, а интимная связь Кирова с женой Николаева – М. П. Драуле.

Закрутившийся государственный маховик репрессий выдавал подобные суждения как одобрение террористического акта, поэтому органы НКВД стали массово возбуждать уголовные дела по статье 58.10 УК РСФСР (контрреволюционная пропаганда или агитация).

Далеко не все прокуроры на местах видели основания к аресту и привлечению к уголовной ответственности людей, рассуждавших между собой о случившемся.

Однако таких смелых прокуроров вышестоящие руководители тут же ставили на место вплоть до немедленного отстранения от должности и постановки вопроса о возможности дальнейшего пребывания в партийных рядах, поскольку они «не понимали контрреволюционного характера убийства Кирова и опасности подобного метода контрреволюционной агитации». Такой подход назывался «политической близорукостью и притуплением классовой бдительности».

Циркулярным письмом Прокурора СССР от 23 января 1935 г. № 13/36/00728[77]77
  ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 38. Д. 6. Л. 4–5.


[Закрыть] разъяснялось, что контрреволюционные выступления, одобрявшие террористические акты в отношении вождей партии и советского правительства, следовало квалифицировать по статье 58.10 УК РСФСР. В тех случаях, когда выступления носили организованный характер (наличие группы, обсуждение необходимости совершения терактов над вождями партии и правительства, обработка людей или участников группы в направлении террора) даже при отсутствии элементов прямой подготовки теракта (подыскание средств, способов, выяснение возможностей и т. п.), их надлежало квалифицировать по статье 58.11 (контрреволюционная организация) и статье 58.8 (террористический акт) с учетом статьи 16 УК РСФСР.

Приведенная статья 16 гласила, что если то или иное общественно опасное действие прямо не было предусмотрено Уголовным кодексом, то основание и пределы ответственности за него определялись по статьям кодекса о наиболее сходном преступлении.

Групповые дела по статье 58.10 УК РСФСР при наличии достаточных доказательств для рассмотрения в суде требовалось направлять в спецколлегии по подсудности. При этом Прокурор РСФСР обязывал подчиненных усиливать внимание надзору за расследованием и дальнейшем движении дел контрреволюционного характера, обеспечив, в частности, обязательное участие прокуратуры в подготовительных и судебных заседаниях специальной коллегии судов.

Дела в отношении одиночек, обвиненных в террористической пропаганде и террористических высказываниях, а также дела групповые, по которым не было достаточных документальных данных для рассмотрения в судах, рекомендовалось рассматривать на Особом совещании при НКВД СССР.

Однако указанное циркулярное письмо 1935 г. повлекло массовое снятие уголовных дел с рассмотрения суда, куда они были переданы прокуратурой, и направление их в Особое совещание.

В связи с этим в письме Прокурора СССР от 20 мая 1935 г. № 13/001547[78]78
  ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 38. Д. 6. Л. 57–58.


[Закрыть] уточнялось, что направлению на рассмотрение Особого совещания подлежат дела лишь в том случае, когда характер имеющихся против обвиняемых улик и иные обстоятельства (оперативные соображения, местные условия и прочее) затрудняют рассмотрение данных дел в судебном порядке. Совершенно недопустимым признавалось отказываться от направления дел в суды (независимо от числа привлеченных по ним лиц) в отсутствие серьезных оперативно-следственных соображений. Обращалось внимание, что по делам, подлежавшим направлению в Особое совещание, необходимо отказаться от упрощенческого оформления и серьезно обосновать предъявленное обвинение. Вместе с тем подчеркивалось, что при направлении дел в Особое совещание необязательно выполнять требования статьи 206 УПК РСФСР об объявлении обвиняемому об окончании следствия, предоставлении ему возможности ознакомления со всеми материалами и заявления ходатайств об их дополнении.

Не избежали разговоров на тему мотивов убийства Кирова работники машинописного бюро Горьковской краевой прокуратуры.

Через месяц у них появилась новая тема – 25 января 1935 г. в своем рабочем кабинете скоропостижно скончался другой известный государственный деятель, член Политбюро ЦК ВКП(б), председатель Комиссии советского контроля при СНК СССР В. В. Куйбышев.

Машинистки прокуратуры Горьковской области за своей рутинной работой обсуждали, порой в шутливой форме, все значимые политические новости и происходившие в стране события, а также вели житейские разговоры по многим бытовым вопросам.

Однако большинство работавших в машинописном бюро представителей прекрасного пола все же опасалось открыто выражать мысли. Неудачно высказанные фразы могли привести не только к увольнению из прокуратуры, но и аресту.

К сожалению, так и произошло с 29-летней голубоглазой брюнеткой, машинисткой краевой прокуратуры Ниной Ивановной Карнаковой.

Родилась 27 июля 1905 г. в Ярославле в рабочей семье. Окончила восемь классов школы, однако уже после семи лет обучения одновременно трудилась делопроизводителем и машинисткой в губернских организациях.

Затем последовали замужество, рождение дочери и переезд в г. Горький, где она работала в организациях на должностях счетовода и машинистки. С мужем, состоявшим начальником участка взрывпрома в Горьком, жила обычной жизнью и не стремилась достигать карьерных высот, потому и в партию вступать не собиралась.

После проверки, в том числе в политическом отношении, по предыдущим местам работы 2 ноября 1934 г. ее приняли машинисткой прокуратуры Горьковского края, где она показала свои высокие профессиональные навыки. Работала, несмотря на постоянную боль в глазах из-за недомогания.

Являясь свободномыслящей, не считала зазорным принимать участие в обсуждениях различных вопросов и не стеснялась в выражениях. Как следствие, вступила в конфликт с сослуживицей, назвав ее ханжой.

Вероятно, это и стало причиной донесения в управление государственной безопасности (УГБ) Управления НКВД по Горьковскому краю о враждебности Карнаковой к советской власти. После небольшого разбирательства она была уволена.

Согласно показаниям двух из допрошенных машинисток, Нина Ивановна высказывала мнение о возможности убийства Кирова на личной, а не политической почве. Ссылаясь на слова знакомого, освободившегося из мест лишения свободы, о примененных к нему пытках, говорила, что обвиненного в убийстве Николаева, возможно, также пытали для получения признательных показаний.

Те же свидетельницы припомнили все колкие слова, оброненные ей за короткий период работы: для народа смерть Куйбышева являлась небольшой потерей; невелика честь быть избранным в члены райсовета; введение карточной системы приведет к подорожанию хлеба; при царизме жилось лучше и интереснее; раньше приятно было смотреть на выправку и форму офицеров.

Обе также заявили, что в настроениях Карнаковой было что-то несоветское, чувствовалось ее формальное, бюрократическое отношение, поскольку она выполняла лишь свою работу и не интересовалась общими результатами машинописного бюро, отказываясь заниматься по окончании рабочего времени.

В ходе первоначального допроса 3 марта Нина Ивановна отрицала, что высказывала мысль о личном мотиве убийства Кирова, хотя, как и другие машинистки, предполагала, что к Николаеву могли применяться пытки. Показания бывших коллег по машинописному бюро по другим вопросам категорически опровергала, заявляя об искажении ее выражений.

Тогда с 14 по 17 марта ее продержали в застенках краевого управления НКВД, но иных показаний от нее добиться не удалось. О факте задержания свидетельствует лишь сохранившаяся в уголовном деле справка, других документов нет.

Позднее, 9 мая, помощником уполномоченного третьего отделения секретно-политического отдела (СПО) УГБ с согласия и утверждения руководства краевого управления НКВД вынесено постановление о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения. В постановлении указывалось, что Карнакова достаточно изобличалась в том, что, будучи враждебно настроенной к советской власти, систематически занималась антисоветской агитацией, в частности, по вопросам убийства Кирова и смерти Куйбышева. Деяния квалифицированы по статье 58.10 УК РСФСР, а мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрано содержание под стражей. Арест санкционировал заместитель прокурора края.

На следующий день на основании ордера начальника УНКВД по месту ее жительства проведен обыск, в ходе которого изъят личный паспорт, и Нину Ивановну арестовали. Еще через сутки была составлена анкета арестованного, и Карнаковой дали возможность ознакомиться с постановлением о предъявлении обвинения и избрании меры пресечения.

На новом допросе она признала себя виновной лишь в том, что в машинописном бюро говорила о применении органами НКВД пыток к таким злостным преступникам, как Николаев, о чем ранее ей рассказывал недавно умерший знакомый.

Об окончании следствия объявлено 5 июня. Тогда же она ознакомилась с материалами дела и вновь заявила о ложности показаний свидетелей.

Через два дня временно исполнявшим обязанности оперативного уполномоченного первого отделения СПО составлено обвинительное заключение, согласованное с заместителем начальника отдела и утвержденное заместителем начальника краевого УНКВД, а 15 июня оно утверждено заместителем прокурора Горьковского края.

В соответствии с данным документом Нина Ивановна обвинялась в том, что, работая в крайпрокуратуре, среди сотрудников вела антисоветскую агитацию, клеветала на органы НКВД и высказывала контрреволюционные настроения.

На подготовительном заседании Спецколлегии Горьковского краевого суда 26 июня с участием заместителя прокурора края постановлено принять дело к производству, а также утвердить обвинительное заключение, квалификацию и список свидетелей. Мера пресечения оставлена без изменения.

В ходе закрытого судебного заседания с участием защитника 2 июля подсудимая и свидетели остались на своих прежних показаниях. В тот же день Карнакова осуждена к одному году шести месяцам лишения свободы. Обжаловать приговор не стала.

В 1992 г. по заключению прокуратуры Нижегородской области Нина Ивановна Карнакова полностью реабилитирована.

3. Нездоровые разговоры

После убийства С. М. Кирова наряду с судебными процессами по делам «Ленинградского» и «Московского» центров в стране развернулись репрессии против бывших зиновьевцев. Последние по обвинению в принадлежности к данным центрам приговаривались к разным срокам лишения свободы или направлялись в ссылку. Арестам подвергались не только оппозиционно настроенные граждане, их родственники и знакомые, но и лица, не имевшие с ними никакой связи.

Более того, в 1936 г. отбывавших лишения свободы Г. Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева вернули из лагерей и устроили показательный суд, получивший название процесса «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Их вместе с еще девятью лицами (всего по делу было 16 подсудимых) обвинили в том, что они в соответствии с директивой Л. Д. Троцкого (проживавшего в то время за границей) организовали объединенный троцкистско-зиновьевский террористический центр для совершения убийства руководителей ВКП(б) и советского правительства, а также подготовили и осуществили через ленинградскую подпольную террористическую группу убийство Кирова.

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 24 августа 1936 г. все подсудимые признаны виновными и приговорены к высшей мере наказания – расстрелу. На следующий день приговор приведен в исполнение.

На дальнейших политических процессах «выяснилось», что в убийстве Кирова также участвовали многие другие лица, занимавшие высокие государственные должности.

Образ павшего в борьбе за большевистские идеалы Кирова еще долго использовался в пропагандистских целях.

Государственная машина яростно защищала придуманную официальную версию его политического убийства, поэтому карала всех, кто осмеливался даже предположить, что преступление могло быть совершено по иным мотивам.

Под такие жернова попала секретарь транспортной прокуратуры по Уральскому участку Мария Яковлевна Никитина, родившаяся 8 августа 1904 г. в с. Большие Озерки Вольского уезда Саратовской губернии в крестьянской семье.

М. А. Гордон «Киров с нами!» 1944

У нее было двое братьев и две сестры. Она закончила двухклассное министерское училище, в 20 лет вступила в комсомол, а в 1931 г. стала кандидатом в члены ВКП(б). Вплоть до середины 1930-х годов проживала в г. Энгельсе вместе с матерью и малолетним братом.

В ходе обсуждения в домашней обстановке убийства Кирова остановившийся у нее в квартире проездом знакомый Э. В. Берлис поведал слухи, что преступление совершено Николаевым из-за ревности к своей жене, с которой Киров сожительствовал.

Услышав такую новость от своего старшего товарища, также являвшегося кандидатом в члены ВКП(б) и работавшего машинистом астраханского депо, Мария Яковлевна через пару дней поделилась ей при случайном разговоре с зав. делопроизводством в помещении секретно-шифровального отдела. Тот многозначительно ответил: «Мало ли что теперь не наговорят». Кроме того, она не постеснялась сообщить о ревности Николаева и члену местного парткома ВКП(б).

За контрреволюционные разговоры о Кирове в 1935 г. Никитину и ее знакомого исключили из кандидатов в партию. Конечно, она пожалела о сказанном, но ее размеренная жизнь и работа в прокуратуре пока продолжились.

Уголовное преследование настигло ее спустя длительное время.

Оперуполномоченным второго отделения транспортного отдела управления госбезопасности (УГБ) Управления НКВД по Саратовскому краю с согласия непосредственных руководителей и утверждения заместителя начальника краевого УНКВД 1 сентября 1936 г. в отношении нее вынесено постановление об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей и предъявлении обвинения. Марии Яковлевне, которой было 34 года, инкриминировано совершение преступления, предусмотренного статьей 58.10 УК РСФСР (контрреволюционная пропаганда или агитация), а именно распространение среди беспартийных служащих провокационных слухов в целях дискредитирования светлой памяти товарища Кирова. Арест санкционировал прокурор Рязанско-Уральской железной дороги. На следующий день составлена анкета арестованного, и Никитина помещена в Саратовскую следственную тюрьму, хотя указанное постановление ей объявлено только 8 сентября.

В качестве обвиняемой допрашивалась уже в первый осенний день, т. е. без ознакомления с указанным постановлением. В ходе допроса она была вынуждена признать свои слова о любовной версии убийства Кирова и то, что не сообщила в партийные и советские органы о распространении таких контрреволюционных провокационных слухов со стороны Берлиса. Кроме того, призналась, что в 1933 г., испытывая временные материальные трудности, пропагандировала среди окружающих антипартийные настроения.

Изобилие в протоколе допроса высокопарных выражений с признаниями в совершении контрреволюционных деяний и двурушничестве[79]79
  Двурушничество – поведение человека, принадлежащего к одной группе, но действующего в пользу другой, враждебной стороны; стремление одновременно действовать в интересах двух противоположных сторон путем обмана каждой из них с выгодой для себя.


[Закрыть] свидетельствовало об оказанном воздействии на нее со стороны оперативных сотрудников НКВД.

Ее знакомый Берлис также был арестован и привлечен по делу в качестве обвиняемого.

Обвинительное заключение составлено 15 сентября 1936 г. начальником второго отделения транспортного отдела УГБ краевого УНКВД и согласовано с непосредственными руководителями транспортного отдела. В тот же день изучено прокурором Рязанско-Уральской железной дороги, который с данным заключением согласился и дело возвратил в УНКВД для направления в Особое совещание при НКВД СССР. Интересно, что обвинительное заключение заместителем начальника УНКВД утверждено после прокурора 16 сентября.

Мария Яковлевна обвинялась в том, что, будучи организованно связанной с троцкистски мыслящим, по установке последнего распространяла среди окружающих контрреволюционные клеветнические измышления по поводу злодейского убийства товарища Кирова, пытаясь дискредитировать последнего и одновременно доказать непричастность к совершенному террористическому акту участников троцкистско-зиновьевской банды. На этот раз деяния квалифицированы не только по статье 58.10, но и 58.11 (участие в контрреволюционной организации) УК РСФСР.

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 13 октября 1936 г. Никитина и Берлис осуждены к заключению в исправительно-трудовом лагере сроком на три года каждый.

На основании протеста прокурора Саратовской области постановлением Саратовского областного суда от 8 апреля 1957 г. постановление Особого совещания отменено, а дело производством прекращено за отсутствием в их действиях состава преступления.

Согласно протесту прокурора и постановлению суда «со стороны Берлис и Никитиной имели место нездоровые разговоры», но они были неправильно расценены как контрреволюционная агитация.