Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

14. Земская управа

Гражданская война в России тесно переплетена с событиями, получившими название восстания, или мятежа, Чехословацкого корпуса.

К сентябрю 1914 г. в Российской империи из чешских эмигрантов, выступавших за независимость входивших в состав Австро-Венгрии славянских территорий, создана Чешская дружина, которая в октябре того же года приняла участие в своих первых боевых действиях на фронте Первой мировой войны. Впоследствии ее ряды пополнялись чехами и словаками из числа пленных и перебежчиков – бывших военнослужащих австро-венгерской армии. В результате дружина была развернута в Чехословацкий стрелковый полк, а затем в бригаду и дивизию.

Созданный в 1916 г. в Париже Чехословацкий национальный совет (ЧНС), продвигавший идею создания самостоятельного чехословацкого государства, объявил о подчинении себе всех воюющих против Центральных держав чехословацких формирований. Чехи и словаки служили в американской, британской, итальянской, французской армиях в качестве обычных военнослужащих. Только в России имелось отдельное национальное воинское подразделение, которое виделось руководству ЧНС основой будущей армии Чехословацкой Республики.

Февральская революция 1917 г. была позитивно воспринята ЧНС, который даже открыл свое российское отделение, признанное Временным правительством единственным в России представительством чехов и словаков.

В сентябре–октябре 1917 г. в России уже сформирован отдельный Чехословацкий стрелковый корпус общей численностью до 40 тыс. человек – чехов, словаков и югославов. Бойцы чехословацких воинских формирований, как и прежде, действовали под командованием русских офицеров и демонстрировали прекрасные военные способности. После Октябрьской революции 1917 г., единожды приняв участие вместе с юнкерами военных училищ в уличных боях против большевиков в Киеве, Чехословацкий корпус, дислоцировавшийся в Украине, в дальнейшем занял позицию нейтралитета и не выступал на стороне какой-либо политической силы.

Тем временем кризис в России продолжался, а русская армия становилась менее дееспособной, что двигало ЧНС больше полагаться на поддержку стран Антанты. В связи с этим ЧНС обратился к руководству Франции признать чехословацкие воинские формирования частью французской армии. В соответствии с декретом французского правительства Чехословацкий корпус, находившийся в России, переименован в легион, подчинен французскому командованию и получил указание об отправке во Францию. Фактическое командование продолжало осуществлять отделение ЧНС в России, а русские офицеры постепенно покинули командные должности в легионе.

Заключенный в марте 1918 г. большевистским правительством с Центральными державами сепаратный мирный договор стал для чехословаков неприятным сюрпризом, укрепив стремление скорейшего прибытия во Францию для продолжения борьбы с Австро-Венгрией и Германией.

Советское правительство дало согласие на вывод Чехословацкого легиона из России. Наилучшим путем определена переправка по Транссибирской железной дороге до Владивостока и далее через Тихий океан в Европу.

Нарком по делам национальностей И. В. Сталин от лица Совнаркома принял предложение представителей Чехословацкого легиона о беспрепятственном продвижении эшелонов с легионерами до Владивостока: «Чехословаки передвигаются не как боевая единица, а как группа свободных граждан, везущих с собой известное количество оружия для защиты от покушений со стороны контрреволюционеров, на 1 000 чел. по 100 винтовок и 1 пулемету… Совет народных комиссаров готов оказать им всяческое содействие на территории России при условии честной и искренней лояльности»[126]126
  Чешско-Словацкий (Чехословацкий) корпус. 1914–1920: Документы и материалы. Т. 2: Чехословацкие легионы и Гражданская война в России. 1918–1920 гг. М., 2018. С. 83–84.


[Закрыть].

Остальное вооружение подлежало сдаче представителям советской власти.

Спустя всего полмесяца, в начале апреля, Сталин, ссылаясь на изменившиеся условия, связанные с высадкой японского десанта, распорядился полностью разоружить чехословацкие эшелоны и отпустить их на восток маленькими частями с перерывами[127]127
  Там же. С. 109.


[Закрыть].

Затем Нарком иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин по требованию Германии в связи с опасением японского наступления поручил организовать перевозку по железной дороге во встречном направлении из Восточной Сибири в Европейскую Россию германских пленных, одновременно приостановив продвижение чехословацких отрядов на восток[128]128
  Там же. С. 119–120.


[Закрыть].

Соединения легиона оказались разделенными и растянутыми по железной дороге от Пензы до Владивостока. Настроение легионеров было подавленное. Среди них велись разговоры о предательстве России и попытке советского правительства выдачи их Австро-Венгрии и Германии в порядке обмена военнопленными.

В мае 1918 г. в Челябинске произошел конфликт между легионерами, с одной стороны, а также пленными немцами и венграми – с другой. За этим последовало столкновение чехословаков с местным Советом, который они разогнали. Там же состоялся Съезд чехословацких военных делегатов, который принял решение прекратить сдачу оружия, разорвать отношения с большевиками и продолжить движение во Владивосток.

В свою очередь, Нарком по военным делам Л. Д. Троцкий подписал приказ, что ни один вагон с чехословаками не должен продвинуться на восток, их следует разоружить, а в случае обнаружения на железнодорожной линии – расстрелять на месте[129]129
  Там же. С. 153.


[Закрыть].

Попытки местных Советов, красноармейцев и красногвардейцев исполнить приказ привели к боестолкновениям и не увенчались успехом. Более того, легионеры перешли в наступление и за короткий промежуток времени овладели значительными территориями Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, где сместили советскую власть. Это было на руку странам Антанты, желавшим установить новый фронт против Германии, Австро-Венгрии и союзных им большевиков, но не являлось прямым следствием решений Антанты.

Осенью 1918 г. победой стран Антанты закончилась Первая мировая война и провозглашена независимость Чехословацкого государства от австро-венгерской монархии.

А. П. Апсит «Граждане! Сдавайте оружие». 1919

Однако возвращение чехословаков из России на родину не входило в планы Антанты, которая после поражения Германии с конца 1918 до весны 1920 г. использовала их для обеспечения усилий Белого движения в деле свержения советской власти в России[130]130
  См.: Вторушин М.И. Чехословацкий корпус в гражданской войне на востоке России // Вестник КГУ. 2017. № 1. С. 24–25.


[Закрыть].

Чехословацким политикам также было необходимо оставление на антибольшевистском фронте легиона, преобразованного в Чехословацкую армию в России. Лавры участников борьбы с большевизмом использовались ими в политическом торге со странами Антанты для максимально благоприятного решения вопроса о границах Чехословакии. На алтарь этой борьбы принесли свои жизни и здоровье десятки тысяч легионеров[131]131
  См.: Копылов Н.А. Выступление Чехословацкого корпуса в 1918 г.: современный взгляд на проблему // Россия и современный мир. 2019. № 3 (104). С. 19–20.


[Закрыть].

Лишь в феврале 1920 г. между командованиями советских войск и легиона подписано перемирие, а еще через семь месяцев последние части корпуса покинули Владивосток.

Несмотря на всю неоднозначность произошедшего, выступление Чехословацкого корпуса (легиона) в Советской России получило трактовку мятежа, подготовленного и осуществленного для свержения советской власти по указанию и при непосредственном участии стран Антанты. Такая оценка событий настолько укоренилась в сознании советских граждан и научных деятелей, что превалировала до конца XX в. При этом легионеры зачастую ассоциировались с белогвардейцами и именовались «белочехами» или «белыми чехословаками».

По этой причине вплоть до середины прошлого столетия работа на административных должностях на территориях, контролируемых Чехословацким легионом, могла быть причислена к активным действиям или активной борьбе против рабочего класса и революционного движения, проявленным на ответственной должности у контрреволюционных правительств в период гражданской войны. Подобные деяния рассматривались как контрреволюционное преступление, предусмотренное статьей 58.13 УК РСФСР.

С этим столкнулся Иван Григорьевич Христиньин.

Родился 2 августа 1892 г. в с. Рождествено Ставропольского уезда Самарской губернии, у него было двое братьев. Родители занимались сельским хозяйством, имели скот (корову с теленком, двух лошадей с жеребенком и десять – пятнадцать овец), домашнюю птицу (кур и гусей), четырнадцать десятин земли и арендовали у соседей еще до шести десятин. Для обработки земли использовали собственный плуг и на летний сезон нанимали работников.

И. Г. Христиньин

По окончании церковно-приходской школы Иван Григорьевич не пошел по пути родителей и стал конторским учеником в волостном правлении. С 16 лет работал писарем в соседних селах, получая первые годы 10, а затем 20 рублей в месяц. В 1912 г. принят на должность помощника волостного писаря в с. Тиинск Ставропольского уезда с окладом 22 рубля.

Через два года призван на военную службу рядовым в ополченческую дружину, где трудился ротным писарем, старшим писарем штаба дружины и, наконец, старшим писарем этапного батальона на Кавказском фронте. Его часть выполняла дорожно-строительные работы и конвоирование военнопленных.

Он очень надеялся на скорейшее окончание войны и возвращение домой. Политикой особо не интересовался, но, как и многие в то время, сочувствовал партии социалистов-революционеров. В мае и декабре 1917 г. направлялся делегатом на фронтовые съезды в Тифлис (Грузия), где по наказу своей части голосовал за программу эсеров и меньшевиков.

Демобилизовавшись, в мае 1918 г. возвратился в родное с. Рождествено, которое в июле оказалось занятым частями Чехословацкого легиона, установившими власть Комитета членов учредительного собрания (Комуча). Христиньин был приглашен на работу секретарем восстановленной в селе волостной земской управы.

Члены управы никаких действий против бывших советских работников не предпринимали, однако крестьяне, у которых при советской власти изымали хлеб, начали приносить жалобы вновь назначенному милиционеру. Последовали аресты ряда советских работников и направление их в г. Мелекесс Ставропольского уезда, где большинство было расстреляно. Избежавшие задержания другие советские работники стали скрываться и противостоять новой власти. В один из сентябрьских дней они начали стрелять по зданию управу. На выстрелы прибежал милиционер, который в перестрелке был убит. Дома жена Ивана Григорьевича сказала, что и за ним могут прийти.

Испугавшись, Христиньин ушел в знакомое ему с. Тиинск, где когда-то трудился помощником волостного писаря. Через несколько дней устроился там секретарем волостной земской управы, но никакой работы не выполнял. В октябре чехословаки покинули Ставропольский уезд, и Иван Григорьевич, ожидая возможной над ним расправы, решил спрятаться. Побыв день у знакомого, отправился в Рождествено. На следующий день, поняв, что его никто не собирается преследовать за работу в земских управах, вернулся в Тиинск и стал секретарем Тиинского волостного исполкома.

В 1919 г. вступил в ряды большевистской партии, а в 1920 г. переведен в Мелекесс, где работал секретарем местного органа Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) – политического бюро, затем секретарем отдела управления уездного исполкома. Одновременно избирался членом горсовета, членом ревизионной комиссии горпотребсоюза, членом правления уездного отделения профессионального союза советских и торговых служащих (совторгслужащих).

В 1922 г. сменил направление профессиональной деятельности, заняв должность народного судьи первого и второго участков Мелекесского уезда, образованного тремя годами ранее при разукрупнении Ставропольского уезда. В 1924 г. перебрался в Самару и назначен членом губернского суда, в 1926 – исполняющим делами заместителя председателя губернского суда (губсуда), а в 1928 г. утвержден в данной должности. Однако в том же году с упразднением Самарской губернии, вошедшей в состав вновь образованной Средне-Волжской области (в 1929 г. преобразованной в край), покинул судейское сообщество и поступил на работу юрисконсультом Средне-Волжского областного профсоюза совторгслужащих.

Вероятной причиной, по которой ему не нашлось места в судебной системе после административной реформы, было проводимое в отношении него разбирательство. Так, во время пребывания в командировке в Мелекессе помощников губернского прокурора к ним на улице подошел пьяный гражданин, заявивший, что член губсуда Христиньин в 1918 г. в Рождествено помогал чехам расстреливать красных партизан, его соучастники были осуждены, а сам он объявлен неразысканным.

Проведенными органами ОГПУ и партийным следователем областной контрольной комиссией ВКП(б) расследованиями установлено, что указанный гражданин спутал Ивана Григорьевича с однофамильцем из того же села.

В 1927 г. Выездной сессией Самарского губернского суда рассматривалось уголовное дело по обвинению пяти человек в избиении и выдачи чехам советских работников и других местных жителей, выступавших за советскую власть. Четверо было оправдано, поскольку «все обвинения, возведенные против них, построены на слухах, никто из свидетелей очевидцем совершаемых ими преступлений не был». Пятый подсудимый, назначенный милиционером при чехословаках в 1918 г. после убийства предшественника, отделался условной мерой наказания. Он признан виновным, что указывал чехословакам на лиц, ранее работавших в советских учреждениях и принимавших участие в восстановлении советской власти, вследствие чего они подвергались избиению, аресту и расстрелу. При этом в ходе предварительного и судебного следствия упоминалось, что его соучастниками являлись кулаки из Рождествено Христиньины Иван и Степан (отец и сын), которые при отступлении чехословаков ушли вместе с ними и более не возвращались.

Член губернского суда, под председательством которого проходило судебное заседание, разумеется, знал своего коллегу Ивана Григорьевича и выяснял у подсудимых и свидетелей, не этот ли Христиньин являлся тем самым преступником. Никто из допрошенных никаких претензий в адрес односельчанина, работавшего в суде, не высказал. Более того, крестьянин из Рождествено, подвергшийся насилию и аресту со стороны кулаков при чехословаках, охарактеризовал его как хорошего товарища, не имевшего никакого отношения к тем событиям.

В октябре 1928 г. на заседании партийной коллегии контрольной комиссии ВКП(б) Средне-Волжской области постановлено «за неподтверждением обвинения в выдаче в 1918 г. совработников чехам, дело о т. Христиньине Ив. Гр. прекратить».

В 1930 г. краевым комитетом ВКП(б) Иван Григорьевич направлен в отдаленный от Самары Павловский район в качестве инструктора, затем секретаря райисполкома. После этого в том же районе работал секретарем партийной ячейки промыслового колхоза и народным судьей.

В марте 1932 г. в возрасте 39 лет назначен прокурором Новодевиченского района, а в ноябре 1933 г. переведен на должность старшего помощника прокурора Средне-Волжского края (с 1935 – Куйбышевского края, с 1936 – Куйбышевской области). Избирался заместителем секретаря парткома прокуратуры, руководил работой среди молодежи.

В сентябре 1937 г. неожиданно вспомнилась история с обвинением Христиньина в пособничестве чехам. Он был исключен из партии и отстранен от должности. Прокурором Куйбышевской области дано письменное поручение практиканту-следователю областной прокуратуры выехать в командировку для проверки информации о деятельности Ивана Григорьевича в 1918 г.

В ходе допросов в Рождествено (в начале 1930-х годов переименованное в Старое Рождествено), Тиинске, Мелекессе (ныне – г. Димитровград) и иных близлежащих населенных пунктах[132]132
  В настоящее время все указанные населенные пункты входят в состав Ульяновской области.


[Закрыть] некоторые жители заявили о зажиточном хозяйстве семьи Христиньиных до революции и причастности Ивана Григорьевича к доносам на красных партизан, которых в 1918 г. чехословаки арестовывали и расстреливали. В связи с этим 10 октября 1937 г. прокурор области поручил старшему следователю областной прокуратуры немедленно приступить к расследованию с учетом собранных материалов.

Были передопрошены отдельные свидетели и допрошены новые (всего 45 человек), однако в основном их показания строились на предположениях.

Четверо заявили, что Христиньин, работая секретарем в земской управе в Рождествено, помогал чехословакам выявлять красных партизан. Данные свидетели полагали, что, исходя из занимавшей им должности секретаря управы, аресты и расстрелы не происходили без его ведома. Поэтому ничего конкретного по данному поводу допрошенные лица не пояснили. Двое показали, что слышали от других о помощи Ивана Григорьевича чехословакам, а также о его членстве в партии эсеров. Еще один сослался на слова руководителя карательного отряда чехословаков о представлении ему донесения о красных партизанах от Христиньина. Далее этот свидетель сделал вывод, что, несмотря на проживание в Рождествено большого количества людей с такой фамилией, он знал только одного грамотного, который мог написать донесение, – Ивана Григорьевича.

Большинство же свидетелей на вопрос о выдаче чехословакам красных партизан показало, что подобным он не занимался или, по крайней мере, об этом ничего не известно.

Тем не менее 7 ноября старшим следователь областной прокуратуры вынесено постановление о заключении Христиньина под стражу в Кряжскую следственную тюрьму «по первой категории». Данное решение мотивировано тем, что в 1918 г. Иван Григорьевич состоял членом эсеровской партии и, будучи секретарем земской управы, «занимался предательством чехословакам и другим контрреволюционным элементам красных партизан, которые в последующем были расстреляны».

Арест санкционировал временно исполнявший обязанности по должности заместителя прокурора Куйбышевской области.

На следующий день, 7 ноября 1937 г., 45-летний Христиньин оказался за решеткой, а спустя еще сутки допрошен, но почему-то в качестве свидетеля. Он подтвердил, что его родители имели крепкое крестьянское хозяйство и нанимали сезонных работников, а сам в 1917 г. разделял взгляды партии эсеров, что никогда не скрывал и указывал в автобиографиях. Однако категорически отверг домыслы свидетелей о своем членстве в данной партии и предательстве красных партизан.

Вдобавок к собранным материалам следствие взялось за отработку версии о причастности Ивана Григорьевича к организации Чапанного крестьянского восстания[133]133
  Получило название от слова «чапан», обозначавшее крестьянский кафтан – верхнюю одежду крестьян.


[Закрыть], охватившего в марте 1919 г. несколько уездов Самарской и Симбирской губерний.

Недовольство крестьян было вызвано экономической политикой центра и произволом местных властей при ее осуществлении. Почти повсюду восстание начиналось и развивалось по одному сценарию: церковный набат, сход крестьян (сначала сельский, затем волостной), выступления и призывы приехавших из соседних сел и волостей повстанцев и делегатов с воззваниями, аресты и убийства коммунистов и их сторонников, выборы «военных комитетов», «советов», «штабов», посылка своих делегатов в села, еще не охваченные восстанием. Численность восставших составила от пятнадцати до двадцати тысяч человек, но общего руководства не существовало. Восстание было жестоко подавлено карательными отрядами ВЧК и Красной армии[134]134
  См.: Изотов И.А., Фахрутдинов Р.Р. Чапанная война как социокультурный феномен // Казанский вестник молодых ученых. Казань, 2018. № 3 (6). Т. 2. С. 76–80.


[Закрыть].

Нашлись два свидетеля, указавшие, что в Тиинске на волостном сходе звучали призывы к походу на расположенное в 13 км с. Хмелевка для разгрома находившейся там красной дружины. По прибытии восставшие дружину не застали, зато убили несколько человек, разрушили дома и растащили имущество.

Вместе с тем по показаниям этих свидетелей данные события происходили в 1918 г. При этом один пояснил, что сам Христиньин в Хмелевку не ходил, а к восстанию призывало иное лицо, но позднее на очной ставке назвал Ивана Григорьевича в числе организаторов восстания. Другой допрошенный, опознав Христиньина по фотокарточке как организатора восстания, уверенно заявил, что через непродолжительное время после этого прибыл отряд Красной армии, а Иван Григорьевич покинул Тиинск и более там не появлялся.

Показания последнего свидетеля не только вызывали сомнения в связи с опознанием им Христиньина спустя восемнадцать лет, но и никак не соотносились с реальностью, поскольку в отличие от фактических организаторов восстания Иван Григорьевич в 1918 г. не был убит или арестован большевиками и до 1920 г. продолжал жить и работать в Тиинске.

Второй допрос Христиньина, причем опять в качестве свидетеля, состоялся 19 ноября 1937 г. Он заявил, что никакого отношения к крестьянскому восстанию не имел.

Сразу после допроса ему предъявлено постановление о привлечении в качестве обвиняемого. Иван Григорьевич обвинялся в том, что состоял членом контрреволюционной эсеровской организации и, работая секретарем волостных земских управ, занимался контрреволюционной провокаторской деятельностью в пользу чехословаков и других контрреволюционных банд. В частности, в Рождествено доносил чехословацким и другим бандам о месте нахождения скрывшихся красных партизан, в результате чего последних вылавливали, отвозили в Мелекесс и расстреливали. В Тиинске участвовал в провокации крестьян на кулацкое восстание, в ходе которого было убито несколько человек, в том числе учительница, а также разгромлены жилища крестьян Хмелевки, организовавших красную дружину и скрывшихся от чехословаков и других банд в местных лесах.

Указанные деяния квалифицированы по статье 58.13 УК РСФСР.

Допрошенный в качестве обвиняемого Христиньин виновным себя не признал и подтвердил свои предыдущие показания.

Затем 8 декабря уголовное дело направлено Прокурору РСФСР, который возвратил его в прокуратуру Куйбышевской области с письмом от 26 декабря о санкционировании привлечения Ивана Григорьевича к уголовной ответственности по статье 58.13 УК РСФСР и предании его суду. При этом для более детального уточнения предъявляемых обвинений Прокурор РСФСР потребовал провести ряд очных ставок.

Старшим следователем прокуратуры Куйбышевской области с согласия исполнявшего обязанности областного прокурора 7 января 1938 г. вынесено постановление о возбуждении перед Прокурором РСФСР ходатайства о продлении срока содержания обвиняемого под стражей на один месяц. Отмечена «необходимость дальнейшего его содержания под стражей для выполнения указаний Прокуратуры РСФСР». Помощник Прокурора РСФСР 11 января дал разрешение на продление сроков расследования дела и содержания обвиняемого под стражей.

Проведенные очные ставки между обвиняемым и несколькими свидетелями не изменили позицию Христиньина, и 16 января составлен протокол об окончании следствия и предъявления следственного производства обвиняемому.

Изучив дело за три часа, Иван Григорьевич заявил ходатайство о допросе семи человек. Вынося постановление об отказе в удовлетворении данного ходатайства, старший следователь прокуратуры расценил это как затягивание следствия, поскольку, по его мнению, предъявленное обвинение подтверждено в достаточной степени, а ранее по ходатайствам Христиньина и так было допрошено более двадцати человек.

Обвинительное заключение подготовлено старшим следователем с согласия начальника следственного отдела 19-го и утверждено прокурором области 25 января. Иван Григорьевич представлен как выходец из семьи крупного кулака и противник советской власти с устойчивыми эсеровскими убеждениями, который обманным путем проник в члены ВКП(б) и двурушничал перед партией, занимая ответственные государственные должности.

Уголовное дело 3 февраля направлено на рассмотрение Специальной коллегии Куйбышевского областного суда.

На подготовительном судебном заседании 11 марта представитель прокуратуры выступил за то, что с обвинительным заключением следует согласиться. Однако Спецколлегия, оставив Христиньина под стражей, вынесла определение о возвращении дела прокурору области для выполнения требований директивы Наркомюста РСФСР от 20 января 1936 г. № 7с о получении необходимого в подобных случаях постановления ЦИК РСФСР.

Дело в том, что согласно Постановлению Президиума ЦИК СССР от 2 ноября 1927 г. «Об амнистии»[135]135
  СЗ СССР. 1927. № 61. Ст. 620.


[Закрыть] все трудящиеся, осужденные по приговорам судов и административных органов за контрреволюционную деятельность, имевшую место за время Гражданской войны по первое января 1923 г., подлежали освобождению от дальнейшего содержания под стражей, а все незаконченные производством дела такого рода – прекращению. Изъятия из этого правила допускались только по постановлениям ЦИК СССР или центральных исполнительных комитетов союзных республик.

Прокуратура не стала обращаться в ЦИК РСФСР и направила дело на рассмотрение Особого совещание при НКВД СССР, которое 28 августа 1938 г. постановило за контрреволюционную деятельность заключить Ивана Григорьевича в исправительно-трудовой лагерь на восемь лет.

В 1940 г. Христиньин обжаловал данное решение в прокуратуру, прося допросить ряд знакомых и сослуживцев. Последняя просьба была выполнена, но ничего особенного и нового свидетели не сообщили.

Уголовное дело с протоколами новых допросов передано районному прокурору Куйбышевской области, на поднадзорной территории которого никаких вмененных Ивану Григорьевичу деяний не совершалось. Этот прокурор составил заключение об отказе в удовлетворении жалобы, указав, что предъявленное обвинение материалами дела вполне доказано, а мера наказания соответствует содеянному. Заключение утвердил заместитель областного прокурора по спецделам.

В 1944 г. Христиньин, отбывая наказание, умер.

Лишь в 1956 г. по обращению его жены прокуратура вновь изучила уголовное дело и пришла к выводу о необоснованности осуждения, поскольку обвинение основывалось на свидетельских показаниях, построенных на выводах и предположениях.

По протесту в порядке надзора исполнявшего обязанности прокурора Куйбышевской области Президиум Куйбышевского областного суда 29 сентября 1956 г. вынес определение об отмене постановления Особого совещания при НКВД СССР и прекращении производством дела за недоказанностью преступления.

В 1993 г. в соответствии с заключением прокуратуры Ульяновской области Иван Григорьевич Христиньин полностью реабилитирован в связи с отсутствием объективных доказательств совершения действий, вмененных ему в вину.