Текст книги "От прокурора до «контрреволюционера»"

13. Партизанское задание

В начале XX в. в Российской империи назрели глубокие социальные, экономические, политические, национальные и духовные противоречия, усугубившиеся в ходе Первой мировой войны.

Кризисные явления и раскол общества привели в 1917 г. к революционным событиям и Гражданской войне. Ее эскалация наступила в 1918 г. в связи с действиями большевиков по роспуску Учредительного собрания, заключению Брестского мира со странами Центральных держав, введению продовольственной диктатуры, продвижению классового подхода и усилению репрессий в стране.

Основные боевые действия развернулись между вооруженными силами советской власти (Рабоче-крестьянской Красной армией) и Белого движения (Белыми армиями). На той или иной территории власть могла меняться не раз. В то же время имели место борьба отдельных национальных групп за свою независимость, повстанчество местных жителей против красных и белых, а также иностранная интервенция.

Гражданская война была серьезнейшим испытанием для всей России. Но в условиях полиэтничного государства население каждого региона проявило особенности реакции и поведения, что сформировало свой алгоритм протекания военно-политических процессов. Северный Кавказ являлся, пожалуй, самым полиэтничным и поликонфессиональным регионом, в котором за время его вхождения в состав России выработался особый, сложный тип межэтнических отношений, позволявший сосуществовать и взаимодействовать разным частям северокавказской общности. Это было необходимым условием сохранения относительной стабильности. Под влиянием системного кризиса в России основы этой стабильности стали разрушаться. Регион не только был втянут в войну, но и стал одной из самых горячих ее точек[121]121
  См.: Суханова Н.И. Особенности Гражданской войны на Северном Кавказе // Вестник Дагестанского государственного университета. Серия 2. Гуманитарные науки. 2016. Т. 31. Вып. 1. С. 36–37.


[Закрыть].

Стремившимся к захвату и удержанию власти противоборствующим силам требовались не столько навыки эффективного ведения боевых действий с противником, сколько способности выработки компромиссной политической программы для привлечения большинства населения на свою сторону.

Не сумев консолидировать общество в силу острых разногласий по политическим и социально-экономическим (прежде всего, аграрному) вопросам, северокавказская региональная элита (горская и казачья) была не в состоянии организовать эффективное сопротивление левым радикалам, которым к весне 1918 г. удалось сравнительно легко захватить власть на большей части территории Северного Кавказа. Однако северокавказский социум оказался в массе своей не готов к радикальным социально-экономическим преобразованиям, которые начали проводить большевики. В начале 1919 г. советская государственность в регионе пала. Лидеры Белого движения в ходе реализации своей политики на Северном Кавказе вынуждены были учитывать интересы различных народов и региональных элит, которые зачастую являлись диаметрально противоположными. Однако отказ белых от разрешения аграрного вопроса в интересах крестьянства, стремление ограничить полномочия региональных элит, а также политика насильственной мобилизации населения в ряды Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) привела к быстрому падению популярности белогвардейской администрации и вызвала рост вооруженного сопротивления, что, в конечном счете, предопределило крах белогвардейской государственности в регионе[122]122
  См.: Орешин С.А. Национально-государственное строительство на Северном Кавказе. 1917–1921 гг.: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 2015. С. 20–22.


[Закрыть].

В 1920 г. на Северном Кавказе советская власть восстановлена, активные боевые действия завершились. Между тем гражданская война в России продолжалась вплоть до 1923 г. и привела к миллионам погибших и эмигрировавших, а также огромным материальным потерям.

Несмотря на всю сложность и неоднозначность внутригосударственных вооруженных конфликтов конца 1910-х – начала 1920-х годов, в которые была вовлечена значительная часть населения, большевики, одержавшие победу, еще долгое время проводили мероприятия по выявлению и репрессированию граждан, ранее находившихся в рядах Белых армий.

В. Н. Дени «На могиле контрреволюции». 1920

Такой участи подвергся Доди Тасоевич Ботоев, родившийся в 1894 г. в с. Тамиск Владикавказского округа Терской области в бедной крестьянской семье.

Родители своей земли не имели и на возмездной основе пользовались чужим участком. В 1905 г. семья временно разместилась в селении Карман-Синдзикау того же округа на землях осетинской аристократии, которой платила налог (помимо царского налога).

В подростковом возрасте ввиду тяжелого материального положения мальчик уехал в Баку, где трудился чернорабочим на нефтяных промыслах, получая зарплату по 15, а затем по 25 рублей в месяц. С 1911 по 1914 г. был чернорабочим в США и Канаде. Через месяц после его возвращения на родину Германия объявила войну России. В 20 лет Доди Тасоевич был зачислен всадником Осетинского конного дивизиона (позднее переформированного в полк) и отправлен на фронт.

После Февральской революции 1917 г., продолжая военную службу, примкнул к большевикам. В том же году вернулся во Владикавказский округ и в с. Христиановское (ныне – г. Дигора) вступил во вновь образованную осетинскую революционно-демократическую партию «Кермен», которая в апреле 1918 г. вошла в состав большевистской партии и стала именоваться осетинской окружной организацией РКП (б) «Кермен».

В соответствии с уставом партии «Кермен» каждый ее член должен был вооружиться и по первому требованию с оружием в руках выступить в защиту революции.

Ботоев принимал участие в создании ячеек партийной организации в соседних селах и формировании вооруженных крестьянских отрядов. Летом 1918 г. с однопартийцами получил в г. Владикавказе (с 1931 по 1944 и с 1954 по 1990 г. – г. Орджоникидзе) от прибывшего Чрезвычайного комиссара СНК РСФСР по Югу России Г. К. Орджоникидзе 300 тыс. рублей для организации боевого отряда и отправился в Нальчикский округ для покупки лошадей. Дороги в то время находились под контролем белых, поэтому ему с товарищами пришлось пробираться пешком по кукурузным полям. В итоге для осетинских красногвардейцев было приобретено 200 лошадей.

В сентябре 1918 г. после объединения усилий с кабардинскими единомышленниками вооруженные отряды керменистов для установления советской власти отправились в Пятигорск. На отвоеванных территориях Нальчикского округа и Пятигорского отдела созданы революционные комитеты. Керменисты вернулись с внушительным арсеналом захваченного вооружения. За успехи в походе Доди Тасоевич, командовавший эскадроном, был выдвинут начальником штаба отряда.

Однако последовало масштабное наступление белогвардейцев. В январе 1919 г. в результате ожесточенных боев Ботоев и другие керменисты отступили из Христиановского в Дигорское ущелье, где сформировали партизанский отряд и заняли оборону.

Им пришлось тяжко. С каждым днем все острее ощущалась нехватка продуктов питания, винтовок и патронов. Некоторые бойцы возвращались домой, где тут же вместе с другими местными жителями подвергались мобилизации в вооруженные силы белых.

В середине мая штаб красных партизан отдал приказ об отступлении из Дигорского ущелья в Грузию, но керменисты продолжили вести партизанскую и подпольную борьбу. В частности, подпольщики, мобилизованные в «добровольческую армию» белых, вели агитационную работу среди солдат, в результате чего последние покидали фронт[123]123
  См.: Кулов С.Д. Керменисты в борьбе за Советскую власть. Орджоникидзе, 1973. С. 53–54.


[Закрыть].

Руководящим составом партизанского отряда Доди Тасоевичу, являвшемуся командиром сотни, было дано ответственное задание пробраться в ряды Первого осетинского конного полка Белой армии, где находилось наибольшее количество мобилизованных керменистов.

В конце мая верхом на коне он отправился в путь. Одет был по статусу: черные сапоги, брюки-галифе, гимнастерка, папаха, овчинная шуба, покрытая серым лезгинским сукном, на котором химическим карандашом нарисованы пагоны прапорщика царской армии. Аналогичным образом были изготовлены погоны на желтой черкеске, которую он привязал к седлу, а потом в ней предстал в белогвардейском штабе. На поясе поверх шубы красовался пистолет системы Маузер в сафьяновой кобуре.

При содействии родственника – белогвардейца, которому дал триста советских рублей, поступил на службу корнетом расположенного в с. Эльхотово Владикавказского округа второго эскадрона названного полка, впоследствии передислоцированного в Святокрестовский уезд Ставропольской губернии. Был назначен командиром взвода и пробыл на службе 47 дней.

В боевых операциях не участвовал. Проводил лишь строевые занятия с вверенным взводом. Одновременно в полку агитировал всадников разбегаться по домам в случае попыток отправления на фронт.

Кроме того, отправил в партизанский отряд записку, сообщив дату своего дежурства и предложив к этому времени прислать людей для вывоза из полка двух пулеметов с патронами. Партизаны были немногочисленны и не согласились этого делать.

Во время другого дежурства в ящике стола адъютанта обнаружил штамп и печать полка, с помощью которых изготовил бланки удостоверений о командировании во Владикавказ. Такие поддельные документы раздавались всадникам, которые с оружием в руках постепенно покидали полк.

Комендант одной из станций при проверке документов бойца усомнился в подлинности удостоверения, поэтому его изъял и отправил командиру Первого осетинского конного полка. На закрытом совещании офицеры, проанализировав ситуацию, заподозрили в предательстве интересов Белого движения Ботоева. Он подлежал аресту, но успел сбежать, так как был предупрежден своим родственником, устроившим его в полк.

Некоторое время проживал у знакомого в родном с. Тамиск. Осенью, найдя партизан, скрывался вместе с ними в лесу, изредка выходя в близлежащие селения для приобретения продуктов. В начале зимы, когда положение с пропитанием стало крайне тяжелым, вместе с товарищами приехал к родственникам в Карман-Синдзикау.

Ночью селение окружил белогвардейский отряд. Доди Тасоевича и еще нескольких лиц арестовали, отправили в Христиановское и посадили в подвал. На допросе он подтвердил, что служил в Первом осетинском конном полку и состоял в партизанском отряде. Военно-полевой суд приговорил его к смертной казни через повешение.

Вечером у арестованных отобрали верхнюю одежду. Он попросил у караульного погреться у костра во дворе, где находились казаки. Посидев немного у костра, сделал вид, что пошел справить нужду, и пустился наутек через огороды и заборы. Сутки пришлось провести в лесу. После этого, побыв несколько дней у знакомых и родственников, вновь присоединился к партизанам.

После окончания Гражданской войны как участник боевых действий получил грамоту от реввоенсовета. Был назначен начальником отдела милиции и конной резервной сотни по борьбе с бандитизмом. Учился в советской партийной школе и Ростовском коммунистическом высшем учебном заведении. В 1929 г. назначен заведующим финансовым отделом, а вскоре председателем исполкома Алагиро-Ардонского округа Северо-Осетинской автономной области.

В 1930 г. на фоне насильственной коллективизации, ликвидации кулачества и преследования религии вспыхнули народные восстания. Ботоев возглавил отряд по борьбе с повстанцами. Выступления против власти были подавлены. В следующем году его выдвинули на работу в областную контрольную комиссию рабоче-крестьянской инспекции, а затем народным судьей. В 1934 г. направлен на обучение в Москву в Сельскохозяйственную академию имени К. А. Тимирязева, но по окончании первого курса по семейным обстоятельствам ему пришлось уехать домой, где его ждали жена и трое детей.

По возвращении из Москвы назначен прокурором Орджоникидзевского района, а в октябре 1936 г. – временно исполняющим обязанности прокурора г. Орджоникидзе.

Несмотря на безупречную работу на разных должностях и продолжительный партийный стаж, былое пребывание в рядах Белой армии постоянно напоминало о себе. Каждый раз при партийной чистке с 1921 г. по несколько месяцев проводились проверки этого факта, заканчивавшиеся в пользу Доди Тасоевича.

В 1937 г. все вышло иначе. Из-за службы офицером Белой армии он исключен из ВКП(б). По этому поводу даже напечатал обращение на имя И. В. Сталина, но отправить не успел.

Был уволен из прокуратуры, а 17 июня 1937 г. оперуполномоченным третьего отдела УГБ НКВД по Северо-Осетинской Автономной Советской Социалистической Республике (СОАССР) в отношении него вынесено постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения. Постановление утверждено заместителем наркома внутренних дел автономной республики и согласовано с исполнявшим обязанности республиканского прокурора.

Согласно данному документу Ботоев достаточно изобличался в том, что в 1919 г. добровольно служил в Первом осетинском конном полку Белой армии в чине офицера и, скрыв это обстоятельство, обманным путем проник в ряды ВКП(б).

Как ни странно, эти деяния следствие квалифицировало по части второй статьи 169 УК РСФСР, т. е. мошенничество, имевшее своим последствием причинение убытка государственному или общественному учреждению. Санкция предусматривала лишение свободы на срок до пяти лет с конфискацией всего или части имущества.

Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрано содержание под стражей во внутренней тюрьме (ДПЗ) НКВД по СОАССР.

В тот же день, 17 июня 1937 г., по ордеру начальника республиканского НКВД Доди Тасоевич арестован, о чем составлена анкета арестованного, и у него проведен личный обыск. Отобранные часы, портсигар, кожаный бумажник и деньги в сумме 108 рублей сданы на хранение коменданту НКВД, а паспорт приобщен к материалам уголовного дела.

В ходе допросов виновным себя в предъявленном обвинении не признал и подробно рассказал, как и с какой целью находился в Белой армии.

Один из свидетелей показал, что летом 1919 г. был насильно отправлен служить во второй эскадрон Первого осетинского конного полка. Там встретил Ботоева, который сообщил, что имеет задание помогать мобилизованным керменистам совершить побег, и через некоторое время стал давать ему бланки удостоверений для раздачи всадникам, имевшим намерения покинуть полк. В бланки вносились данные о командировании во Владикавказ, например, за седлами или на лечение. Свидетелю также было известно, что в конце 1919 г. Доди Тасоевич был арестован белыми, но сумел сбежать из-под стражи.

Таким образом, слова обвиняемого в целом подтверждались, однако следствие ухватилось за показания этого свидетеля, что в белогвардейском полку Ботоев служил как минимум до конца сентября 1919 г. Сам Доди Тасоевич категорически отрицал подобное, утверждая, что из полка бежал в середине июля.

Допросы обвиняемого о службе в Белой армии продолжались до сентября 1937 г., но следствие понимало бесперспективность доказывания предъявленного обвинения. Видимо, поэтому никто не собирался устанавливать местонахождение и допрашивать бывших партизан, на которых он ссылался.

Сотрудники госбезопасности занялись выискиванием компрометирующих фактов в период его работы в органах прокуратуры. Установили, что он, будучи прокурором Орджоникидзевского района, в 1935–1936 гг. предлагал Архонскому станичному совету (стансовету) вернуть возвратившимся из поселения и ссылок репрессированным лицам конфискованные дома, одному из единоличников – отобранную лошадь, а также восстановить в правах сына расстрелянного кулака. Это подтверждалось показаниями председателя и секретаря стансовета, а также приобщенной к уголовному делу перепиской прокурора Ботоева со стансоветом.

Масла в огонь подлила прокуратура автономной республики. После ареста Доди Тасоевича двое помощников прокурора СОАССР произвели проверку его работы в прокуратуре г. Орджоникидзе. Назвали его деятельность вражеской, которая «лишала городскую прокуратуру боеспособности в деле борьбы с преступностью, вызывала недовольство масс работой прокуратуры, дискредитировала ее в глазах трудящихся» и «шла на пользу классовому врагу».

В составленном по результатам проверки прокурорском акте отмечалось, что бывший исполнявший обязанности прокурора преступно дезорганизовал работу следственного аппарата путем дачи необоснованных указаний о возбуждении уголовных дел при отсутствии оснований, как например, по фактам незначительных бытовых проступков граждан. В связи с этим следователи тратили энергию и время на расследование дел, которые в итоге прекращались. В то же время настоящие преступники не получали своевременного возмездия, поскольку дела по ним месяцами «мариновались в прокуратуре». В столе Ботоева обнаружились дела, поступившие несколькими месяцами ранее из органов дознания для санкционирования арестов лиц, совершивших присвоения, растраты, кражи, спекуляции и хулиганства.

Наряду с этим сотрудники республиканской прокуратуры признали проявлением бюрократического отношения Доди Тасоевича к посетителям, которые «томились в очередях» на прием в прокуратуру, а их жалобы не рассматривались[124]124
  Упреки в невнимательном и буржуазно-бюрократическом отношении к различным заявлениям и жалобам трудящихся во всех государственных органах резко прозвучали на состоявшемся в мае 1936 г. 3-м Пленуме Комиссии советского контроля при СНК СССР. В связи с этим письмом Прокурора СССР от 3 июля того же года личная ответственность за систематическую проверку постановки работы по жалобам во всех звеньях аппарата возложена на прокуроров союзных республик, краев, областей, военных и транспортных прокуроров (ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 13. Д. 1. Л. 66). После этого претензии к нижестоящим прокурорским работникам по работе с жалобами, коих в органы прокуратуры поступало множество, стали не редкостью.


[Закрыть]. Кроме того, он «протаскивал в своей работе буржуазно-националистическую политику», так как сказал присланному из Москвы молодому работнику, что у того, как не осетина, не получится работать в Северо-Осетинской прокуратуре.

К слову, именно этот работник был одним из проверявших работу Ботоева после его ареста.

В конце сентября 1937 г. допрошенный по вопросам работы в городской прокуратуре Доди Тасоевич не подтвердил изложенные в акте сведения. По вопросам возвращения из колхозов незаконно изъятого у людей имущества в Орджоникидзевском районе пояснил, что данную работу проводил по указанию прокурора СОАССР. Следствием показания обвиняемого не проверялись, как и не выяснялось мнение прокуратуры автономной республики о законности указанных действий бывшего районного прокурора.

Заметим, что в официальных документах ЦК ВКП(б), СНК СССР и Прокуратуры СССР того времени подчеркивалась важность обеспечения революционной законности, прекращения применения массовых выселений и острых форм репрессий в деревне, которые задевали не только кулаков, но и единоличников, и часть колхозников.

В Директиве Прокуратуры СССР от 2 июля 1934 г. «О нарушении советского законодательства в отношении колхозников и единоличников»[125]125
  Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927–1939. Документы и материалы: В 5 т. Т. 4: 1934–1936 / Под ред. В. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. М., 2002. С. 194–195.


[Закрыть] указывалось на значительное количество материалов, свидетельствовавших о грубейших нарушениях советских законов местными органами власти в отдельных районах разных союзных республик, и полное отсутствие в ряде случаев борьбы органов прокуратуры с этими нарушениями. Под флагом раскулачивания допускались массовые репрессии против колхозников и единоличных хозяйств, незаконные выселения и реквизиции имущества. В связи с этим работникам прокуратуры предписывалось добиться такого положения, чтобы нарушения советского закона и массовые репрессии не имели места.

По уголовному делу в отношении Ботоева сроки расследования и содержания под стражей не продлевались, об окончании расследования обвиняемому не сообщалось, возможность ознакомиться с материалами дела ему не предоставлялась.

Оперуполномоченным третьего отдела УГБ НКВД по СОАССР 28 сентября составлено обвинительное заключение, которое согласовано с начальником отдела и на следующий день утверждено заместителем наркома внутренних дел автономной республики.

Данное заключение заняло всего одну неполную страницу. В нем излагалось, что бывший белый офицер Доди Тасоевич, пробравшись обманным путем в ряды ВКП(б), пролез на ответственную работу в прокуратуру. В бытность прокурора Орджоникидзевского района имел тесную связь с контрреволюционным кулацким элементом, вернувшимся из ссылки, и с целью разложения колхозов предлагал Архоновскому стансовету возвращать кулакам конфискованное у них имущество (дома, лошадей и т. п.), переданное колхозам. Будучи врагом советской власти, на посту прокурора г. Орджоникидзе проводил контрреволюционную вредительскую и буржуазно-националистическую работу. Квалификация инкриминированных деяний не приводилась.

Минуя надзирающего прокурора, дело было направлено на рассмотрение тройки при НКВД по СОАССР, на заседании которой 19 октября 1937 г. постановлено Ботоева расстрелять.

Ни в обвинительном заключении, ни в протоколе заседания тройки квалификация вмененных деяний не приводилась.

Через четыре дня постановление тройки исполнено. Родственникам об этом ничего не сообщалось. Несмотря на предпринимаемые усилия что-либо разузнать о судьбе близкого им человека, они длительное время оставались в неведении.

Весной 1954 г. по заявлению его дочери следственный отдел КГБ при Совете министров СОАССР провел проверку. Уже в конце мая вынесено заключение о необходимости посмертной реабилитации со снятием судимости. Такое заключение, утвержденное председателем республиканского КГБ и согласованное с заместителем прокурора Северо-Осетинской АССР, вместе с делом через Следственное управление КГБ при Совете министров СССР направлено в Генеральную прокуратуру СССР.

На основании внесенного Генеральным прокурором СССР протеста Определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 23 марта 1955 г. постановление тройки в отношении Доди Тасоевича отменено, а дело производством прекращено за недостаточностью собранных улик.

В протесте прокурора и определении суда отмечалось, что при расследовании дела не собрано доказательств виновности Ботоева в контрреволюционной деятельности. Показаниями его и свидетеля установлено, что в Белую армию он был направлен по заданию партизанского отряда. Указанные обвиняемым обстоятельства предъявления требований о возврате конфискованного имущества по поручению прокурора СОАССР не опровергнуты. Что касается обвинения в контрреволюционности работы в прокуратуре по другим вопросам, то оно было построено лишь на одном акте, составленном помощником республиканского прокурора, который не допрашивался, а сделанные им выводы не проверялись.

В 1989 г. в соответствии с заключением прокуратуры СОАССР Доди Тасоевич Ботоев полностью реабилитирован.